Около двенадцати

Кириллу не часто приходилось выбирать подарки к Рождеству. Если честно, он вообще их никогда не выбирал: среди военных не заведено было, а с братом они как будто в этом и не нуждались. Приезжали в родительское поместье, раздавали жалование слугам, заботящимся о доме, помогали украшать ель (прививая среди простого народа эту традицию), пили вино и шли спать, наслаждаясь пожалованными свободными днями. Это Рождество обещало быть для семейства Комбаровых крайне необыкновенным. Дима никак не мог разобраться с начальством, ну, или начальство никак не могло разобраться с ним, Кирилла же это самое начальство в лице графа Самедова уже пару месяцев как официально уволили в запас, на деле же доверили чертовски важное задание. Кирилл этому заданию сперва противился изо всех сил, но Самедов был непреклонен: «Вы, Кирилл Владимирович, единственный, кому я могу доверить нашего, гм, гостя. Персона важная, но, как знаете, неформально плененная, а Вы у нас образованный, начитанный, да еще и с оружием управляетесь наилучшим образом, как раз тот, кто нужен Государю». Будто предвосхищая вопросы, которые Кирилл и не собирался задавать, Самедов добавил: «Я бы мог доверить его Дмитрию, да он больно вспыльчив». Граф, говоря это, нисколько не оправдывался, лишь излагал факты, которые и сам Кирилл понимал прекрасно. Более того, Кирилл не привык обсуждать приказы начальства. А Дмитрий… Дмитрий действительно был слишком вспыльчив. А еще до беспамятства влюблен в Самедова. Именно влюблен, простым восхищением и уважением тут нельзя было объяснить ничего, Кирилл понимал и чувствовал это, как никто другой. Граф, к сожалению (или к счастью?) в Дмитрия влюблен был не меньше. Иногда, оказавшись в их компании, Кирилл чувствовал себя третьим лишним, настолько прожигал взглядом Самедов Диму. А взгляд у графа был тот еще: пряный, медовый, такой кому хочешь голову вскружит, Кирилл и сам порой, расслабляясь, заворожено провожал его спину. А потом на него свалился наследник престола Черногорского королевства, Второй принц — Лука Джорджевич, официально — почетный гость империи, неофициально — гарант того, что между Империей и Черногорским королевством не случится непредвиденного военного конфликта. Кирилл не лез во власть, но изначально не понимал необходимости таких ходов. Да и принца жалко было — у Комбарова хотя бы служба, а принца просто как разменную монету поделили. Да его дело маленькое — поручили — выполняй. Это был приказ, а приказы, как известно, не обсуждаются. Тем более, поступившие из императорского дворца, тем более, когда речь касалась безопасности государства и Государя, и, что не менее важно, когда граф Самедов устало потирал виски, глядя на Кирилла, что там, даже секунды не уделил находившемуся здесь же надувшемуся Дмитрию. Кирилл тогда в очередной раз восхитился недюжинному уму графа: пойди он в обход Димы, который все равно от Кирилла о задании узнал бы, Самедов посеял бы между ними лишь недоверие, а поступив так, убил сразу несколько зайцев — не оставил Кириллу шанса отказаться и показал, что доверяет обоим братьям равно. Возвращаясь к теме подарков, Кирилл и представить себе не мог, что второй наследный принц Черногорского королевства окажется настолько искренне любящим зиму и Рождество. Лука никогда не юлил и честно говорил о том, о чем думал. Когда в конце ноября он впервые заговорил о приближающемся Рождестве, Комбаров не придал этому значения, они много говорили, почти обо всем, и упоминание Рождества и оставленной семьи Кирилла никак не смутило. А потом Лука говорил об этом еще и еще, являя себя для Кирилла будто с другой стороны: задумчивым, мечтающим и немного грустным. Лука никогда не показывал свою тоску перед Кириллом, по крайней мере, Комбаров ее не замечал, и сейчас, впервые таковую обнаружив, испугался собственных эмоций. Кирилл не готов был к такому состраданию со своей стороны, не готов был испытывать такую яркую боль, которая была даже не его, как и не готов был ко всепоглощающему желанию Луке помочь. Нисколько не раздумывая, он решил, что у Луки должен быть праздник, такой праздник, которого он сам пожелает. Тогда же Кирилл впервые понял, что жертва Луки добровольна. Как бы он не старался прикрываться работой, Лука к себе привязывал, привязывал не вязкой и неотрывной нитью, а, скорее легкими, едва заметными объятиями рук, улыбался открыто, как ребенок, радовался каждому дню и утягивал Кирилла за собой в страну необъяснимой радости жизни, вопреки всем обстоятельствам. Скорее по этой причине, чем по какой-либо другой Кирилл лично поехал за подарком, приказал приволочь из лесу самую пушистую ель, которую только смогут найти и самостоятельно достал из подсобки коробки с украшениями, торжественно вручив их Луке. Джоджевич, кажется, обрадовался, только вот что-то в его взгляде Кирилла все равно смутило. Тоска? Скучает по дому? Кирилл искренне верил, что любимое занятие немного скрасит эту тоску в глазах принца. Дима, наблюдавший всю эту картину, наградил Кирилла удивленным взглядом, но тот только пожал плечами, мол, а что такого? Работа. Как же, работа. Кирилл размеренно шел между рядов и никак не могу определить, что вообще ему нужно. Торговцы громко зазывали к себе, нахваливая товар, и Кирилл пребывал в полной растерянности. Первым, что его действительно привлекло, оказались елочные украшения: яркие бусы и большие банты, разноцветные свечи в небольших лампадках, все это настолько пестрело и, кажется, пахло праздником, что Кирилл сам невольно загорелся. Улыбаясь своему приподнятому (и с чего), настроению, Комбаров продолжил гулять между ярмарочными рядами. Брат наверняка бы засмеял: неужто заказать в салоне не мог? А Кирилл, мог, только не хотел, впервые, наверное, за свою жизнь, просто желал насладиться оживленной толпой, медленно падающим снегом и собственными мыслями, далекими, к слову, от устава. Свистом шпаги в голове пронеслась еще одна шальная: хорошо бы и Луке показать прелесть русских ярмарок, он со своим умением восхищаться всем и всему точно оценил бы. Будто в насмешку, стоило Кириллу подумать о своем подопечном, до носа донеслись ароматы теплой только испеченной выпечки. Пряники! Знакомый с детства аромат навевал теплые воспоминания и Кирилл поспешно огляделся, в поисках лавки. Обнаружилась она почти сразу. Украшенная пестрыми лентами и связками печенья, окутанная хлопьями пушистого снега, лавка напоминала какой-то сказочный дом. Людей у нее было немеренно, но то и не удивительно, чем ближе Кирилл подходил, тем сильнее становился запах корицы, кажется, имбиря и шоколада. Имение к приезду Комбарова было не узнать: слуги вместе с Лукой сновали то тут, то там, завершая приготовления, и даже Дима, явно недовольный поначалу, был вовлечен в процесс: он лениво руководил установкой ели. Кирилла, кажется, никто и не заметил, тот тихонько встал у камина, заворожено глядя на безумно уютную картину, беспечно напомнившую о детстве. Первым брата заметил Дима. Он скорчил недовольную мину и тут же отвернулся обратно — Лука увлеченно развешивал на елку деревянных ангелочков, которые как раз держал Дмитрий. Кирилл улыбнулся, погружаясь в какую-то теплую полудрему. Пакет пряников в руках был еще теплым и невероятно пах. — Кир! — Комбаров, отгоняя наваждение, несколько раз моргнул и увидел перед собой Джорджевича. Тот стоял, склонившись над ним, — Вы вернулись! Кирилл привык к такому короткому обращению, наследному принцу Черногории пока давались не все слова. И он предпочитал это «Кир» слишком тяжелому «Киррьил Владьиммьирович». — Вернулся. Комбаров улыбнулся. Лука же все стоял над ним, будто пытаясь что-то для себя понять. Молчание становилось неловким, но и с этим Кирилл не мог ничего поделать — о, да если честно и не хотел. Он вообще ничего не мог противопоставить Луке. — Кирилл, ты бы пакет убрал, а то еще немного, и Лука на него упадет. Дима всегда вмешивался вовремя. Джорджевич отскочил от Кирилла, как ошпаренный, а сам Кир даже не заметил, как прижал пакет с пряниками крепче к себе. Он укоризненно посмотрел на брата, но тот в ответ скорчил недовольное лицо. — Я… я просто, — Лука вдруг засмущался еще больше, заставляя Кирилла удивленно на него посмотреть, — пакет, он просто вкусно пах, я не понял, что это, вот и… Извините. Лука неловко улыбнулся и поспешно покинул комнату. Кирилл недовольно посмотрел на брата: — Ну, вот и зачем ты это сказал? — Еще немного и ты бы его поцеловал. Кирилл едва не выронил пряники из рук. Сочельник прошел спокойно. В гости к Комбаровым пожаловал сам граф Самедов под предлогом дани уважения дорогому гостю, но, если честно, Кирилл был уверен, что дело вовсе не в Джорджевиче. Впрочем, в эти дела Кирилл старался не лезть, тем более, что и чувства графа он понимал, тут уж и придумывать ничего не надо было: и хотелось, и кололось, и обида решимости не прибавляла. А у Димы ее и вовсе никогда не было, по отношению к графу так точно. Кирилл не собирался брать пример с брата. Как только часы пробили полночь, он прокрался к покоям Луки и постучал. Сначала никакой реакции не было, и Кирилл даже подумал, что Лука уснул, но тут за дверью раздались тихие шаги. — Кир? — Ага, — Комбаров вдруг разволновался — никакого плана у него не было, только четкое понимание, что как брат топтаться на месте он не хочет, потому желает увидеть Луку. Ах да, пряники.  — Я тут… — он посмотрел на пакет и сова на Луку, — в общем, с Рождеством, принц. — Это… мне? — Лука больше не выглядел сонным, — это что? Печенье? Джорджевич неверяще прижимал пакет к груди. На лице отражалась такая гамма эмоций, будто он впервые в жизни получал подарки. Кириллу даже стало неловко. — Почти, просто пряники, они…вкусные, я думаю. — Спасибо… Спасибо большое, Кирилл! Лука не стал больше ждать, он достал одно печенье и закинул себе в рот. Кирилл выжидающе замер, пока Лука жевал. Джорджевич же вдруг улыбнулся. — Очень вкусно, Кир. И Вы тоже должны попробовать, — он ухватил Комбарова за руку, потянул на себя и, прежде, чем тот хоть что-нибудь понял, поцеловал.