***
Тэхён дикий и страстный. Совсем не похож на робкого Чимина. Он ставит свое наслаждение превыше всего, потому что без стеснения командует Чонгуку, что с ним делать и как. А Гук ловит себя на том, что даже не против… научиться. На ехидненький вопрос пьяного мозга, зачем ему эта наука — посылает мозг нахуй. Вслух. Тэхён относит это к себе и удивленно вскидывает на него глаза: — Я, вроде, уже на нем! Он жестко насаживается и глубоко дышит, царапает и кусает сильно, больно. Наверняка потом останутся отметины. Да и похуй. Гуку совершенно некстати вспоминается гибкое, послушное тело Чимина и его полные доверия глаза — «не бойся, пробуй все, что хочешь, Чонгукки!» Он, оказывается, абсолютно всё делал не так. Понял это только сейчас, когда Тэхён от души треснул его после попытки вставить, не растянув пальцами. (Вспомнил пальчики Чимина, которым не хватало длины, но он постеснялся просить помочь). Тэхён вскрикнул и заехал ему локтем под ребра, когда Чонгук по привычке сжал его соски. («Дебил, разве так делают?») Расцарапал в отместку всю спину, когда стыковка показалась ему жестковатой. И больно укусил на попытки поставить его в неудобную позу из порно, которую пробовал с гибким Чимином. … — Если ты проделывал с ним то же, что со мной, то я не удивляюсь, что он предпочел твоего брата, — сказал он уже после всего, когда они валялись рядом на кровати, приходя в себя. — Заткнись! — разозлился Чонгук. — Прикрой свой ротик, потому что ты ничего не знаешь! — Так ты же ничего не говорил. Размазывал слюни, что все тебя предали, обозвал уютный бар блевальней, нахамил мне… — Да не собираюсь я ничего тебе говорить. И вообще, очень жалею потраченных на тебя денег! — теперь, когда похоть была удовлетворена, Чонгуку захотелось его унизить. — В сексе ты так себе, сильно проигрываешь ему. — А так всегда, когда влюбляешься, — спокойно парировал Тэхён. — Все остальные убогими кажутся. — Сука, язык-то без костей, — прошипел Гук. — И зубов, смотрю, два комплекта! — Интересно, а он знает, что тебе понравилось? — Тэхён напрочь проигнорировал этот выразительный тон, хлопая невинными накрашенными глазами. Он явно был не из пугливых. — Дай угадаю — утром ты его шлюхой назвал, да? Перед глазами Гука возник Чимин — взлохмаченный и счастливый после ночи, которую они провели вместе. Он жался к его груди и лепетал свое дурацкое «Чонгукки», еще толком не проснувшись. Еще не зная, что его ждет в универе. Его глаза сияли радостью, пока их не погасило Чонгуково «А ты неплох в постели, прошаренней многих шлюх». — Угадал, — вся злость на Тэхёна куда-то испарилась. Осталось тупое удивление на его проницательность и еще что-то похожее на чувство вины. — Да уж, в моей личной коллекции отборных мудаков ты займешь одно из самых почетных мест! — А почему «одно из», а не первое? — только и поинтересовался Чонгук. — Хотя, можешь не отвечать, надоел ты мне! Собирай свои шмотки и вали — спать ужасно хочется. Это было полуправдой: ему просто захотелось остаться одному. Эти пьяные разговоры что-то растревожили в нем, подняли со дна души тину, от которой стало тошно. Чонгук знал, что все пройдет, как только он протрезвеет, но сейчас ему хотелось тишины и покоя. Тэхён уже давно ушел, но его слова, впечатавшись в память, неприятно зудели. «Если ты вел себя с ним так же, то я не удивляюсь, что он предпочел другого». Интересно, Чимин с Юнги уже успели переспать, или еще нет? Старший брат всегда был очень застенчив с девушками. Но, во-первых, Чимин не девушка, а во-вторых, он-то стеснительностью не страдает точно. Вон как легко согласился поехать к Чонгуку на второй день знакомства. Так что, наверное… Гук поморщился, с отвращением рассматривая на своем теле оставленные Тэхёном синяки. Он потянулся к бутылке коньяка и отхлебнул из нее так, как будто это вода. Но проглотить не успел — поперхнулся и закашлялся, вздрогнув от звонка. — От-ва-ли-те все! — пьяно по слогам выговорил он. Айфон, на котором высвечивалось «Юнги-хён», с силой полетел в стену, ударился об неё и умолк.***
— Можно навестить тебя на неделе? Юнги все-таки краснеет, хотя изо всех сил приказывал себе не делать этого. Не показывать, как ему хочется навещать хоть изредка! Приносить конспекты, мандарины, объяснять сложные темы, которые освоил еще в прошлом году — Чимин младше на курс. Видеть, как он улыбается, смеется или задумывается (очень мило, хоть и забавно немного). Пак смотрит на него с каким-то странным выражением, и он до боли прикусывает губу, чтобы не сорваться на кучу тупых оправданий и объяснений, которые никому не нужны, но роняют достоинство. А Чимину непонятно только одно: неужели он и правда такой? Не будет настаивать, давить, а просто отступит, если услышит «нет»? Он не успевает додумать — этот вопрос сам собой слетает у него с языка. — Конечно, — Юнги удивляется. — Зачем навязываться? Если ты переживаешь из-за денег, то просто забудь о них — как сможешь, так и отдашь. Пак в очередной раз подумал, что очень плохо разбирается в людях: он считал Юнги холодным и надменным, а Чонгука — ранимым зайчиком под маской плохиша. И в обоих умудрился ошибиться. — Приходи завтра, хён, — улыбнулся он уже с искренней радостью. — Я буду ждать. — Так скоро? — Я думал, ты и правда хочешь меня навестить, — шутливо упрекнул его Пак и протянул руку. — Так до завтра? — Да. Выйдя на улицу, Юнги еще долго чувствовал пальцы Чимина на своей ладони и улыбался, как дурак. А потом помрачнел, вспомнив о Чонгуке. Мысли были горькие. Младший брат один из считанных людей, к кому Мин на этом свете привязан. А сам он для Чонгука — вообще единственный, кому тот не желает сдохнуть в адских муках. (Хотя, может сейчас уже и желает?) Гук равнодушен к родителям, ему наплевать на своих «друзей», с которыми его связывают пьянки и клубы, и он не был влюблен ни в одну из, наверное, сотни бывших у него девушек. Он испытывает презрение ко всему миру, а развлекается, в основном, мучая кого-нибудь. К Юнги у него отношение теплее всех, но как выражается его привязанность? «Дай, хён!» Одолжи одежду поносить; покорми в кафе, потому что данные родителями на месяц деньги он спустил в онлайн-казино; сделай курсач, хён (ну что тебе стоит!); договорись с преподом, а то он невзлюбил несчастного олененка (спустя целый семестр прогулов и несколько эпизодов хамства); прикрой вранье, хён, и успокой родителей, а то грозятся больше ничего не дать в этом месяце! Юнги не жалко, но до ужаса стыдно перед родителями. Сам он терпит из последних сил. Младший и правда не понимает, что учиться и работать очень тяжело, потому что никогда не пробовал сам. Что отказ хёна зависнуть в клубе на всю ночь — не вредность его характера, а жуткая усталость. Что деньги не самозарождаются в кошельке, а продукты — в холодильнике. А сейчас его еще и обозвали «предателем». Через слово — обвинения (присев на лавочку прямо перед больницей, листал в телефоне сообщения Чонгука). А в чем предательство? Юнги не отнимал у него Чимина, потому что отнять можно только дорогое или нужное. Не случай Гука — он с Чимином поигрался и выкинул, еще и опозорив его перед всеми. «Я так и знал, что ты не оценишь шутку, хён». Шутка. Он так это и назвал, этим самым словом. «А если бы тебя кто-то выложил вот так?» — «Мне нечего стесняться, пусть выкладывают! Я не подставляю парням задницу». Воспитывать надо было лет на пятнадцать раньше, поэтому Мин не стал читать лекций. Был бы Чонгук недалеким, это еще было бы понятно, но он умный. И пакостит просто потому, потому что ему нравится это делать! Перед глазами Юнги все стояло лицо Чимина, который понравился ему в первую же встречу — тогда, на дне рождения. Такой смешливый, теплый солнечный лучик. Конечно, на мрачного Мина он не смотрел. Но парень давно привык — на него никогда и не вешались гроздьями. Тем более в присутствии Чонгука, который красивее, выше и в плечах шире. Чимин глаз не сводил с младшего и улыбался так, словно хотел растопить все льды Антарктиды. И даже они бы растаяли, но только не Чонгуково сердце. (Вспомнил погасшее, серое лицо раздавленного «шуткой» Чимина, его опухшие красные глаза. Насмешливый шепот вслед, который он мужественно пытался игнорировать, но все равно вздрагивал от каждого мерзкого слова). Как у младшего хватило наглости прийти в больницу?! Впервые с подросткового возраста у Юнги зачесались руки от желания вправить ему мозги и выбить иллюзию безнаказанности, как он уже когда-то делал! Чимин схватил за руку, чутко уловив его настроение — не допустил драки. А у Чонгука аж голос дрожал от обиды — как же, забирают игрушку, которая не нужна, но дело принципа. Он ведь ненавидит проигрывать. Но только не игрушка это. Если Чимин снова выберет те же грабли — Юнги отступит, конечно. А если нет… уже Чонгуку придется смириться, хочет он или нет! Но поговорить им нужно. Гудки сначала шли, а потом «аппарат вызываемого абонента» оказался «вне зоны действия сети». Юнги нажал отбой — перезвонит, никуда не денется. Потом взглянул на время и подорвался с лавочки: работа сама себя не сделает.***
Чимин упрашивал Хоби посидеть с ним еще немного, но парню нужно было в универ. Он убежал, поклявшись вернуться к вечеру. А скучающий Пак, выспавшись за утро, не мог себя занять: телефон и планшет отобрала медсестра («сотрясенным мозгам нужен покой»), выдав взамен убогий кнопочник для звонков. Он отвлекся немного, придумывая хореографию и костюм к новому выступлению, но надолго этого не хватило. В голову невольно лезли обрывки последних разговоров с другом. Незаданные вопросы, на которые так хотелось получить ответы. Например, каким образом Чонгук оказался в парке именно в тот момент, когда его там… Чимин невольно поежился, вспомнив эту жуть. Его, наверное, и убить могли. Повезло, что Хоби бросился за ним следом, а не отпустил. Такого друга и правда поискать. Поэтому он легко отделался, «всего лишь» сотрясением. Если бы Чимина покалечили и он больше не смог танцевать — умер бы, наверное. Танцы и есть его жизнь! Да, Хосок очень добрый. Он даже оплатил палату, процедуры и лекарства, когда привез его сюда. Пак подумал, что надо узнать в кассе сумму, чтобы при первой же возможности вернуть — ведь у Хоби самого с деньгами негусто. С этой мыслью он и пошаркал к посту медсестры, у которой уже глаз дергался от этого беспокойного пациента. — Что вам на этот раз нужно, Пак Чимин? Вам покой нужен, а вы разгуливаете. — Скажите мне сумму, которую вам перевели в первый день моего пребывания, — попросил он. — Фамилия оплатившего — Чон Хосок. — Сейчас, — недовольно буркнула медсестричка и принялась листать книгу оплаты. — Но там указан не Чон Хосок, а Чон Чонгук. — Кто-кто? — переспросил Чимин, ушам своим не веря. — Это, наверное, ошибка! — Да нет, — пожала она плечами. — Вот и чек оплаты, видите — с фамилией. Чимин до боли закусил губу. Попросив листочек, он тщательно переписал сумму, перепроверив четыре раза, чтобы нигде не ошибиться. Ему нужно раздобыть где-то эти деньги. И быстро, срочно, потому что он не собирался быть должником Чонгука ни минуты! — Хоби? Прости, что звоню, но тут у меня… Ты ведь знал, что Чонгук заплатил за мою палату и лекарства, когда я только поступил? — голос Чимина дрогнул, и получилось так, будто он обвиняет друга в этом «знал». — Конечно, знал, — Хоби совсем не был смущен. — С паршивой овцы хоть шерсти клок. Он испортил тебе жизнь, и если уж решил помочь хоть чем-то — велкам, пусть платит. Он тогда помог мне довезти тебя до больницы, ну и предложил… помощь. Не знаю, что за приступ доброты на него нашел, но я не стал отказываться — у меня-то денег с собой все равно не было. — Хён, — выдохнул Чимин. — Мне ничего от него не нужно, понимаешь?! Я звоню как раз затем, чтобы одолжить у тебя эту сумму и вернуть ему сегодня же! — Хорошо, Чимин, только давай успокоимся, — попросил Хосок. — Я что-нибудь придумаю. Не делай глупостей, жди меня, ладно? — Я не собираюсь быть его должником! И ничего брать от него, никогда! Чон Чонгук умер для меня, его больше не существует. … — Правда? Не знал, что я умер. Чимин, вздрогнув всем телом, уронил телефон. Потом повернулся медленно, стараясь, чтобы не закружилась голова — в душе он все еще отчаянно надеялся, что это глюк. Но в дверях стоял вполне живой Чонгук и ухмылялся в своей манере. — Чего тебе нужно? — Просто пришел навестить, — пожал он плечами. — Зачем навещать шлюху? — голос все-таки задрожал, и Чимин сжал кулаки, пытаясь овладеть собой. Чонгуку, наверное, будет очень весело, если он расплачется! — Да потому, что мне так захотелось. — А я не хочу тебя видеть, понимаешь? Ты слышал, что сказал Юнги? Чтобы ты не появлялся здесь! — Юнги-то говорил, но от тебя я ничего подобного не слышал, — снова усмехнулся младший. — Поэтому решил, что ничто не мешает зайти узнать, как дела у… моего близкого знакомого. Очень близкого, да. — Ты что, пьян? — вдруг сообразил Чимин. — И в мыслях не было, Чимин-ще! Я трезвее, чем… чем стекло. — Все понятно, — вздохнул Пак. — Уходи. Иди отсюда, или я сейчас охрану позову! — Плевал я на охрану, — четко и ясно выговорил Чонгук, медленно приближаясь и глядя в упор. — Что захочу, то и сделаю, и никто не помешает, ни охрана, ни Юнги, ни сам дьявол! Но ты можешь не бояться. Я пришел поговорить. Чимин зажмурился и вжался лопатками в стену, когда он подошел вплотную и поставил руки по обе стороны его плеч, дыша алкоголем. И никто не защитит, они здесь одни! — Посмотри на меня, — потребовал Чонгук. — Мне страшно, — честно признался Чимин. — Я уже понял, что ты конченный урод, способный на что угодно! — Но поэтому я тебе и нравлюсь, да? Чонгук улыбался, совершенно уверенный в этом, откровенно наслаждаясь его беспомощностью и испугом. И Чимин постарался собрать в кулак все свое небольшое мужество. — Когда-то нравился, а сейчас меня воротит от тебя. Я не хочу ни видеть тебя, ни слышать, понятно? Пока я не закончу универ, меня так и будут травить из-за видео, которое снял и выложил ты! Это годы, понимаешь?! Годы насмешек и унижений. Пошел вон, Чонгук! Дверь там! Чимин был уверен, что его как минимум ударят, а скорей всего побьют как следует за такие слова. Поэтому он сразу закрыл лицо и повернулся боком, чтобы защитить живот (и так болевший после избиения в парке). Но ничего не последовало. Чонгук так и продолжал стоять, удивленный взрывом ярости робкого и скромного Пака, оглушенный резкими словами. У него даже ухмылочка с лица пропала. — Вот как, значит. — А чего ты ждал?! Зачем вообще пришел — смеяться надо мной и оскорблять? — Ты не поверишь, но я… пришел сказать, что мне понравилось. Тогда с тобой. Я хотел бы испытать это еще раз, — Чимин чуть не подавился от возмущения, а Гук снова слегка усмехнулся. — И впервые говорю это кому-то сам. Всегда за мной бегают с продолжением, а не я. — Надо же, какое счастье мне привалило, — не смог удержаться блондин. — Ты спросил — я ответил. — Дверь там, — повторил Чимин так спокойно, как только мог, хотя сердце у него колотилось как ненормальное от пережитого испуга. Он еще не верил, что Чонгук просто так уйдет, не сделав ему ничего плохого. Но он действительно ушел. Голова Чимина кружилась от напряжения, и он присел на кровать, тупо слушая удаляющиеся шаги Чонгука.