Фильм (не) о любви

Чонгук так и не смог уснуть. Бродил по квартире, смотрел на Ютубе разную хрень и перечитывал сообщения Чимина. Всего несколько слов: «Я все-таки хочу вернуть тебе долг». Зачем? Ведь у него сейчас сложно с деньгами. Но он упорно настаивает. Хотя для Чонгука сумма вообще не существенная — примерно десятая часть от того, что он в месяц тратит на одни только развлечения. А в этот раз потратил на помощь кому-то. Редкий случай. Вообще-то он не собирался никому помогать — просто (раз в столетие) решил посетить пару по математике. Собственно, туда и шел, когда услышал из парка рядом какие-то крики. Чонгуку интересно не было, и он уже почти прошел мимо, но непонятно откуда взявшийся растрепанный Хосок вдруг схватил его за куртку. Хрипло выдавил только одно слово — «Чимин», и поволок за собой, даже слова сказать не дав. Когда Гук увидел Чимина на земле, которого били три каких-то урода… он даже толком не помнил, что подумал и почувствовал. Потому что с первых же ударов раскидал всех троих и с удовольствием попинал, вымещая на них свои личные досады и огорчения: ссору с хёном, математику и гнев родителей из-за очередного проигрыша в тотализатор. Эта недодрака стала для него чем-то вроде легкой разминки. Гук даже забыл про лежащего на земле Чимина. Даже когда на руках нес его до машины скорой помощи — думал только о том, каким нелепым невезучим созданием надо быть, чтобы напороться на гопников практически возле крыльца универа. И ухитриться еще пострадать от этих убогих, которые и драться-то не умеют: вон, попадали с пары ударов, как кегли. Его очень удивило Чиминово «Пожалуйста, не надо!», которым он остановил избиение своих обидчиков. Ему-то что? Впрочем, тут Гук был ему благодарен: если бы он нечаянно в азарте покалечил кого-нибудь из тех уродов, родители хоть и откупили бы, но вынесли бы весь мозг. А в больнице оказалось, что ни у Чимина, ни у Хосока нет с собой достаточной суммы. И Чонгук достал свою карточку, баланс которой еще не успел уйти в стойкий минус. Счет оказался куда меньше, чем он ожидал. К тому же Чон ощущал все-таки неприятное чувство перед ним за свой поступок. Вину? Жалость? «Ты на самом деле хороший, Чонгукки». Его никто и никогда не называл хорошим. Искреннее хёново «засранец» вполне его устраивало. Он знал расшифровку — «Люблю тебя, даже несмотря на то, что ты не самый лучший брат и человек». А Чимина он принял за обычного лицемера, которых Чону доставляло особенное удовольствие окунать в… то, во что он окунул этого парня с лицом ребенка. Он все раздумывал, что сказать при встрече. Прощения просить за такое как-то глупо, раскаянию все равно никто не поверит, а больше тем для разговоров у них нет. Чонгук, конечно, мог бы посоветоваться с Тэхёном. Мог бы… Но с некоторых пор не собирался обсуждать с ним это. Огрызался, когда тот интересовался, как дела. Чимин с каких-то непонятных пор стал для него слишком личным, чтобы обсуждать его с посторонними. А у единственного человека, с которым он мог бы поговорить о личном — отношения с Чимином, такая вот ирония. Поэтому вместо разговоров он открыл бутылку рома и (уже привычно) то самое видео. Отвлечения требовало и тело, и мозги, в которых весь вечер кипели мысли одна другой напряженнее. … «Ты мне очень-очень нравишься, Чонгукки». Мягкий шепот Чимина, как обычно, пригладил нервы. Дерганность как рукой сняло, когда на экране он начал раздеваться, смущенно и неловко. «Поцелуй меня! Это ведь не какая-то шутка, я тебе нравлюсь хоть немного?» — Нравишься, — уже немного заплетающимся языком вслух ответил Чонгук Чимину на экране. — Да, нравишься! Продолжай! — его ладонь скользнула за резинку домашних брюк, ложась на твердеющий член. «Не так быстро», — прошептал Чимин, останавливая его руку одновременно и в штанах, и на видео — на своем теле. «Нужно подготовиться». Он лег на спину, смущаясь развести ноги, но Чонгук на экране заставил его это сделать. «Мне всегда было любопытно, как это — трахать парня». — «Попробуй все, что хочешь, Чонгукки. Я очень хочу сделать тебе приятно». Звонкие стоны Чимина заполнили комнату, когда Чонгук на экране в него вошел. А живой Чонгук вдруг открыл уже зажмуренные от удовольствия глаза и тупо уставился в изображение. У него за секунду пропало все настроение. Он впервые осознал, что эти стоны и мягкий доверчивый шепот слышал весь универ. Куча народу ощупывала похотливыми взглядами тело Чимина, обнаженное только для него одного! Раньше ему было все равно. Теперь его внезапно затрясло от ревности и злости. Тогда это казалось забавной шуткой, а сейчас… А сейчас готов был выколоть глаза всем, кто это видел. Никто не смеет смотреть на е г о Чимина! Осознание было даже хуже тяжелой пощечины, которую залепил ему хён в тот день. Тогда Чонгук взбесился, а сейчас был близок к тому, чтобы надавать самому себе еще сотню-другую таких пощечин. Если бы не Юнги, на которого он тогда так разозлился — Чимина затравили бы за этот ролик. А мало ли случаев было, когда девчонки в аналогичных ситуациях от позора сводили счеты с жизнью? Он передернулся. («Ты сначала творишь, а потом думаешь», — хён был абсолютно прав). Хён вообще был кругом прав в этой ситуации, а Чонгук — кругом виноват. Сейчас он даже не держал на Юнги зла за ту драку у ворот больницы. Хён впервые бил его всерьёз, вымещая всю злость и боль — и за Чимина, и за то, что младший вырос таким уродом. Собственные поступки неожиданно предстали перед Чонгуком с другой стороны. И чем больше он раздумывал о том дерьме, что творил, тем больше хотелось это… не загладить (такое не загладишь), а показать, что теперь у него совершенно другие интересы и намерения! Но как? Чимин настолько обижен, что даже брезгует что-то от него принять. А в их последний разговор (в больнице) даже сказал, что боится его. Тут Чонгук вспомнил, чего наговорил ему тогда, и подумал, что все слова, которыми обзывали его Тэхён и Хосок — правда. А может, попробовать действовать через Хосока? Но эта ходячая добродетель его не переваривает теперь, несмотря на то, что когда-то сам пускал по нему слюни — Чонгук не слепой. Но должен же быть какой-то выход. Тем более теперь, когда он все обдумал и осознал. Принял тот факт, что Чимин… как минимум нравится ему. И нужен. Он хотел бы с ним спать. Просыпаться. Заботиться о нем — все эти сахарные сопли с парными вещами и прочим говном, которое он ненавидел. Раньше ненавидел. Впервые в жизни поставить статус «в отношениях» и ходить за ручку, наплевав на то, что о них подумают. Он принял факт, что Чимин ему нравится. И Чимину тоже придется принять. И извинения, и самого Чонгука. Чон еще не думал, как это сделать, но раз решил — сделает обязательно.

***

Чимин хоть и был наивным, но не совсем уж глупым, поэтому договорился встретиться с Чонгуком в центре зала на станции метро. Среди толпы людей Чон не посмеет сделать ему ничего плохого. Он просто отдаст конверт, а потом сразу же уедет и везде его заблокирует. Да! Так он и поступит. … — Привет. Чонгук в строгом черном пальто настолько красивый, что глаза слезятся. Чимин поспешно отводит их в сторону, чтобы не разглядывать его. И быстро достает из сумки конвертик — ни к чему разводить здесь светские беседы. — Чимин. Рука Чонгука тянется не к конверту — к его руке. Обхватывает запястье с обычным напором: — Зачем ты возвращаешь, я же сказал тебе, что не нужно. — Потому что я не хочу, чтобы меня что-то связывало с тобой. Отпусти! Все-таки хорошо, что вокруг люди. Полицейский неподалеку награждает их заинтересованным взглядом, и Чимин выразительно слегка тянет руку из его хватки. Чон даже не думает отпускать. Смотрит прямо в лицо, но упорно молчит. Он так много хотел сказать, а увидел глаза маленького хёна — и все забыл. Обида в них, неприязнь и гнев. (А когда-то было совсем другое. И это «другое» так и бередит что-то внутри). — Все-таки жаль, что я пришел один, а не с Хосоком, — сказал Чимин, и Гук очнулся от своих раздумий. — Тогда бы мы не поговорили. — Мы и сейчас не поговорим! Я не хочу! — блондин делает очередную попытку освободить запястье, и полицейский оказывается рядом с ними: — Все в порядке? Чонгук медленно отпустил маленькую руку. — Спасибо вам, — искренне сказал Чимин. Улыбнулся благодарно (Гук почувствовал ненависть к копу), а потом просто повернулся и пошел, с каждым шагом все дальше. Чонгук тупо смотрел на его узкую спину, обтянутую пальто, и склоненную светлую голову. («Ты очень нравишься мне, Чонгукки!» — глаза-полумесяцы совсем близко от его лица. В них ласка, смущение, доверие. «Ты хороший, просто кажешься грубым») — Чимин!! Отчаянный голос Чонгука неожиданно сел и сорвался. Полицейский посмотрел с нескрываемой неприязнью. А спина Чимина еле заметно вздрогнула… и замерла. Он остановился. Неужели услышал? Чонгук догнал в три прыжка, хотел опять взять за руки и честно выложить наконец-то все, что передумал и перечувствовал, чтобы вместе в этом разобраться. Но… — Убери от меня руки. Никогда не слышал он у Чимина такого жесткого, ледяного тона. — Постой! Постой, хён, — беспомощно повторял Чонгук. На них смотрели люди, особенно пристально — тот самый коп, и он понимал, что бессилен сейчас. Не может использовать свои обычные методы — схватить, выкрутить руки, заставить себя выслушать. Сейчас он мог только просить. И он смиренно сделал это, впервые в жизни наступив на свою гордость: — Пожалуйста, хён. — Я опаздываю. Показалось, или голос все-таки слегка смягчился? Все-таки он очень, очень добрый — сам Чонгук ни за что не стал бы слушать того, кто так сильно перед ним провинился. — Хён, прости за все, что я натворил. — Прощаю, — а в глазах все та же обида, холодная и колючая. — Не блокируй меня, хорошо? — Чимин промолчал, но взгляд отвел. — Я только сейчас понял, что ты… Я без конца слушаю твой голос и пересматриваю тот ролик… Хён! Чимин! Чонгук звал его, но Пак мгновенно нырнул в поток людей, который понес его к прибывшему поезду. Его пальто и смешная шапочка некоторое время мелькали в толпе, а потом скрылись в вагоне. Поезд сразу тронулся, как будто ждал только его. Чонгук сгорбился, как будто на плечи ему навалилась огромная тяжесть. Опять он все сделал не так. Шевельнулась вялая идея позвонить Тэхёну, но почему-то затошнило при одной мысли, что придется с ним говорить. Вообще с кем-то говорить. Кроме… кроме… …Недоступен. Настоящий идиот, подумал про себя Чон, поспешно сбрасывая вызов. Если все-таки перезвонит, надо будет соврать, что нечаянно. Потому что «Дорогой брат, посоветуй, как отнять у тебя Чимина» — это вообще не смешно. Но именно этим Чонгук сейчас и занят. Чимин — единственное, что Юнги ему не уступил. Все остальное отдавал не задумываясь, если младшему оно приглянулось. От своих футболок, которые Гук носил со странным удовольствием, до яблока, которое он бесцеремонно надкусывал, смеясь над лицом раздраженного хёна. Может, и Чимин показался ему вдруг таким ценным лишь потому, что в него влюбился Юнги? Чон не знал ответа на этот вопрос. Для него существовал только факт: сейчас Чимин важен для него, очень, и с каждым днем — все важнее. Чонгук не отказался бы сейчас напиться в компании понимающего друга, но у него не было друзей — только люди с таким названием. И даже Тэхён не брал трубку.

***

Чимин не хотел оставаться один. Точнее, наедине с терзающими голову мыслями и чувствами, наплыв которых вызвал у него Чонгук. В основном это была даже не злость на него, а презрение к самому себе. Доверчивому и глупому, готовому поверить в любой бред, в частности в раскаяние Чона. Хорошо, что тот не умеет долго притворяться пушистым — натура подводит! Кто бы сомневался, что он бережно, как трофей, хранит ролик, о котором «сожалеет». Однако сидеть и страдать не было никакого желания, поэтому он позвонил Хосоку, намереваясь пригласить на тренировку. Но хён сбросил и прислал сообщение, что он в гостях. Вздохнув, Пак набрал Юнги. Недоступен. Поколебавшись, он все-таки решил поехать к Мину — может, убраться и приготовить кое-какую еду, пока он на работе. В последнем Чимин уверен не был, но раз мобильный отключен — значит, где ему еще быть? Лишь бы не сидеть дома одному, в тишине, и не думать о Чонгуке. Который смотрел с каким-то отчаянием, что можно было подумать, он и правда… Черт! Вздохнув, Чимин вспомнил детскую игру «не думать о белой обезьяне» и заставил себя сосредоточиться на лицах людей в автобусе: всегда так делал, если надо было отвлечься. Это помогло, и до дома Мина он доехал уже более-менее спокойным. Открыл дверь данным Юнги ключом и зашел, заранее репетируя извинения на тот случай, если встретит Сокджина. Но никого не встретил. Квартира была темной и тихой, словно сонной. На Пака нахлынули странные чувства — как будто он был вором, который потихоньку забрался в чужое жилье и дергается от каждого шороха. Ему стало очень некомфортно, и он уже пожалел, что приехал сюда. Но разворачиваться и уезжать тоже было бы глупо, поэтому он вздохнул, сбросил кеды и прошагал по темному коридору в комнату Мина. …Лучше бы он остался в чертовых кедах. Тогда не надо было бы мучительно долго их надевать, прежде чем наконец выйти на улицу. Не падать же в обморок прямо там, увидев своего парня, лежащего в обнимку с каким-то телом на той самой «узкой» кровати? Чимин слишком взрослый для таких вещей! Был бы он Чонгуком — обязательно заснял бы шикарную картину: смуглую изящную руку с кольцами на белоснежном плече Мин Юнги. Она лежала так претенциозно, будто обладала правом собственности на это самое плечо — Чимина аж зависть взяла от такой уверенности. Голова тела была под одеялом, поэтому оставалась интрига, парень это или девушка. Но Чимину, собственно, уже и не было интересно. Он понял, что все еще стоит и бездумно пялится на спящую парочку. Ждет операторов с криками «Вы стали жертвой розыгрыша»? Идиот. Если он и стал жертвой, то только собственной наивности! В очередной гребанный раз. Пак бесшумно выскользнул из комнаты, а потом и из квартиры. Без сил опустился на лавочку возле подъезда и набрал Хосока. «Хён, пожалуйста, ответь». — Мне казалось, что он не врал, когда говорил, что любит меня. И ты говорил мне, что он искренний — не помнишь? Что там полагается делать, когда тебе изменил парень? Плакать? Чимин сломал систему: он абсолютно неконтролируемо, истерически рассмеялся. Слышал испуганный голос Хоби в трубке, но не мог остановиться! Из глаз уже текли слезы, он икал, но все-таки не мог остановить этот ебаный смех. — Чимин! Чимин ты где? — причитала трубка голосом Хосока. Бедный Хоби, с другом ему явно не повезло. Пак сам себя ненавидел за то, что такой проблемный, за частые фейлы большей или меньшей степени эпичности, но что было делать, если ебаная жизнь подсовывала ему их раз за разом? … — Хён! Ну да, вот только его здесь и не хватало, отстраненно подумал Чимин, повернув голову на звук. Чонгук бежал к нему, бросив машину на обочине, даже не захлопнув дверцу. Лицо у него сейчас было совсем непохоже на то, которое Пак привык видеть в универе — как будто маска свалилась. Но он мог бы так не торопиться — Чимин все равно не собирался с ним разговаривать. Ни с ним, ни с Юнги, никогда в жизни больше! Наспех вытерев слезы, он рванул по улице, будто за ним демоны гнались. Чонгук позади что-то кричал, но Чимин не обернулся.