Икар

      Прошло два года. Третий курс. Мирон сидит на мягкой траве. В руках книга. Рядом с ним, развалившись поудобнее, сидел Слава.       — Ненавижу зелья.       — Нет, зелья офигенные. Только представь лицо профессора, когда я сварю-таки чертову амортенцию.       Переживания Мирона после распределения были напрасны. Несмотря на то, что они были на разных факультетах, они все так же общались друг с другом, хотя со Славой еще многие хотели дружить. Он был веселым, всегда смешно шутил — хоть и не всегда пристойно — и несомненно был одаренным волшебником. Он показывал отличные результаты по Защите от Темных Искусств и Зельеварению. Мирон же, в свою очередь, был хорош во всем и учился лучше всех на своем курсе. К нему хорошо относились когтевранцы и всегда были не прочь поговорить с ним за завтраком, но пока все гуляли по окрестностям, сидели в гостиных и просто веселились, Мирон проводил время в библиотеке.       — Брось, у зелья сложный состав, ты не сможешь его сварить, — спокойно объяснил Мирон, водя глазами вдоль строк на пергаменте.       — Это вызов, Мирон Янович?       Директором школы недавно стал Альбус Дамблдор, преподававший ранее трансфигурацию. И вот уже два года он объявлял победителем по соревнованию факультетов Слизерин. Кубок школы был во многом заслугой Славы, по крайней мере, когда тот был на втором курсе. Его взяли в команду по квиддичу, где он был прекрасным загонщиком. В матче против Гриффиндора он через все поле метнул бладжер в ловца команды львов так, что тот едва не упал с метлы и упустил снитч, пойманный спустя пару секунд слизеринским ловцом. Это принесло факультету немало баллов.       — Не мели ерунду, — закончил спор Мирон.       — Кстати о ерунде! Ты же тоже ходишь на прорицания?       — Я слышал, как тебя хвалила профессор. Что, заделался ясновидящим?       Слава, глядя в небо, засмеялся и тихо ругнулся.       — Я этой, с позволения сказать, профессорше плету такую х… — начал было Слава, но, заметив презрительный взгляд Мирона, продолжил, но более культурно: — а она с серьезным видом кивает и еще, представь, говорит, что у меня такие задатки! Вчера спрашивала, нет ли у меня в роду экстрасенсов. Так я ей сказал: «Прабабка моя покойная».       Мирон не знал, что на это ответить, посмеяться или упрекнуть друга, но в этот момент прозвенел звонок.       — Ладно, встретимся на зельях, — сказал Слава, поднимаясь с травы. Обтрусив мантию, он закинул за плечо сумку и подался к теплицам, а Мирон пошел в противоположную сторону к замку.       На трансфигурации он с легкостью превратил свою чашку в крысу и профессор Макгонагалл даже поставила его в пример.       — Мирон, как у тебя это вышло? У меня почему-то только ручка превращается в хвост, смотри, — Порчи, друг Мирона из Когтеврана, сидел с ним за партой и показывал на свою получашку-полукрысу.       Часом позже, в прохладном классе подземелья, парень сидел со Славой на уроке.       — Превратил чашку в крысу! Нет, ты гляди, чашечная крыса! Вот это ты показал этим самоварным свиньям! — как всегда подкалывал Мирона Карелин, но друг ткнул его локтем в бок, призывая к молчанию: за учительским столом заговорил профессор, до этого что-то писавший в толстой тетрадке.       — Класс, тишина. Вы неплохо справились с тестом на прошлом уроке, и я считаю, что вы заслуживаете отдых. Приготовьте любое зелье, какое хотите, а я в конце урока посмотрю. Начинайте, молодые люди, — с этими словами профессор Пафф, старичок с пышными усами, снова принялся за свою писанину в тетради, а в классе начались перешептывания и послышался звон котлов.       Мирон повернулся к Славе:       — Ты что варить будешь?       — Суп с курятиной. Мама недавно научила, — отозвался слизеринец, протирая колбу.       — Ясно, — не оценил шутку Мирон.       Прошла четверть часа. Весь класс сгорбился над своими котлами, помешивая булькающие жидкости. Мирон решил приготовить настойку растопырника. Среднее по сложности зелье, зато очень эффективное: оно здорово помогает против ран, нанесенных заклятиями. Он уже процедил щупальца растопырника и принялся их мариновать. Это должно было занять примерно полчаса, и он мог в это время расслабиться и посмотреть, что решили приготовить другие. Конечно, первым делом он бросил взгляд на котел Славы. Там кипела какая-то нежно-розовая жидкость, а в нос ударил слабый, но знакомый запах. Так и не определив, что это за зелье, Мирон посмотрел на других. Чье-то зелье из зеленого стало синим, а затем и вовсе изменило цвет на пурпурный, когда в котле оказалась веточка мяты. Мирон сообразил, что это было Болтливое зелье. Осмотрев еще пару котлов, он глянул на профессора Паффа, который, казалось, дремал за столом. Наверное, виноват пар от Усыпляющего зелья, что размеренно и успокаивающе булькало в котле слизеринца на первой парте.       Урок подходил к концу, и почти у всех зелья были готовы. Мирон, закончив со своей настойкой, снова посмотрел на Славу. Тот вспотел, волосы были мокрыми от пара, который неустанно валил и закручивался спиралями из зелья. В большой шнобель Мирона ударил запах нового пергамента, но одновременно с тем и запах, который часто бывает на улице после дождя. Слава дрожащими от напряжения руками добавил еще что-то, и на поверхности зелья появился перламутровый блеск. Он не смотрел на удивленного и смущенного Мирона, настолько он был сосредоточен.       Когда профессор Пафф начал ходить между партами и смотреть зелья, сдерживая зевки после сладкого сна, Слава еще доделывал и помешивал свое.       — Хорошее зелье от икоты, мисс Бэроу, однако, надо признать, густоватое. В следующий раз тщательнее нарезайте лирный корень. А здесь у нас что? Ага, рябиновый отвар. Хорошо, в этом году вы сделали его гораздо лучше, чем в прошлом.       Слава выдохнул и, наконец, выпрямил спину. Профессор Пафф как раз закончил осматривать слабоватое для третьекурсника зелье чихания и направился к друзьям.       — А это, несомненно, настойка растопырника! Очень естественный цвет, мистер Федоров. Как всегда отлично! Вы, наверное, решили процедить щупальца с помощью… — профессор внезапно замолчал и принюхался. — Что это?       Он перевел взгляд на Славу, а затем на его зелье.       — Невероятно… — тихо и с добродушным восхищением проговорил профессор. — Впервые я встречаю ученика, который на третьем курсе освоил амортенцию… Любовное зелье. Карелин, у вас талант, мой мальчик! Двадцать очков Слизерину!       Поднимаясь по каменным ступеням, ведущим из подземелья в вестибюль, Слава самодовольно ухмылялся. Мирон был удивлен не меньше профессора Паффа. Слизеринца так и подмывало шутить над другом и над утренним спором.       — Что, не верится? Может, тебе надо было продегустировать его? Хотя не надо, еще влюбишься в меня.       — Ненавижу зелья, — только и сказал Мирон.