now you can cry

Пачка мальборо красных мнется в кармане серого пиджака, пока очередной пациент рассказывает про чертовы издевательства в школе и захлебывается в слезах. — Я не хочу жить, не хочу снова чувствовать себя бесполезным и отвратительным, — говорит парень и смотрит, смотрит долго и мучительно, буквально выжигая где-то на лице Минхена дыру. Вероятно, это все было спланировано — сюжет второсортного скучного сериала про обычную жизнь психиатра. Минхен слабо улыбается своему пациенту и предпочитает молчать; ждет, когда это все, наконец, закончится. — Жизнь слишком коротка. Мы родились не для того, чтобы умирать, я знаю, но мне… мне действительно страшно, док. — Джено, — Минхен вдруг понимает, что все это — сплошной цирк и разочарование, а поэтому он достает пачку с кармана пиджака и кидает небрежно на стол, — ты ходишь ко мне уже вторую неделю, но причина твоей боли не в том, что тебя унижают. Ты любишь. Джено вздрагивает и прикрывает глаза — замученные и пустые, — чтобы в следующую секунду сморгнуть слезы. Минхен знает — боль от безответной любви самая отвратительная и практически неизлечимая. У него самого когда-то болело так же — даже сейчас, спустя долгие семь лет, сердце иногда напоминает о том, что Минхен когда-то любил — безответно и искренне. Сигареты в последнее время все чаще и чаще манят его, рука тянется сама, а никотиновая зависимость въедается в мозг, чтобы позже раствориться в легких, утонуть в сизом дыме и захлебнуться в смоле. Серые будни утягивают в омут скуки и самоанализа — психологические уловки разума захватывают в свой плен, и Минхен позволяет играть с собой, потому что знает — ничего не вечно. Будь то стакан воды, бутылка колы или приготовленный наскоро завтрак; все это заканчивается слишком быстро и, даже если ты попытаешься держать себя в руках, все равно сломаешься. Наша воля не может быть бесконечной и всесильной — все имеет свой срок годности, как продукты, как напитки, как косметика и лекарства. Джено улыбается ему — влюбленный уставший солнечный мальчик, сломленный ведром трудностей и графином любви. Он не спит ночами, принимает таблетки от бессонницы и запивает их на завтрак антидепрессантами, чтобы на жалкие мгновения почувствовать себя лучше. Минхен знает. Минхен был таким же.

/ / /

Слабое пламя черной зажигалки вспыхивает прямо над кончиком сигареты, и Ли вдыхает в себя в первый раз за день сигаретный никотиновый дым. В какой-то степени все это приносит удовольствие, а маленькое пространство кухни не душит его. Минхен в какой-то степени одинок — из воспоминаний, как в 18 его оставили родители и уехали жить в Канаду, оставив практически без денег и еды. Он учился жить самостоятельно, делая шаг за шагом, падая и снова поднимаясь. Попытка за попыткой, неудача за неудачей, чтобы в конечном результате достичь того, что есть сейчас: работа в частной клинике, небольшая квартирка, дорогие костюмы и жгучее одиночество в свои 25. Минхен знает, что даже если кто-то захочет быть с ним, то все это — недолговечное и быстрое, — утечет сквозь пальцы, как прозрачная морская вода под темным полотном неба. За окном медленно начинается дождь — холодные капли разбиваются об подоконник, а конец ноября кажется как никогда отвратительным. По неизвестной причине Минхен отчаянно хочет на улицу, стоять и долго, слишком долго пытаться чувствовать себя одним целым с этим миром, раствориться в нем подобно ярким вывескам кофеен, шумных забегаловок, вечно веселых и грустных людей. Почему-то сейчас, когда единственная сигарета валяется в пепельнице, Ли натягивает на себя толстовку цвета берлинской лазури и медленно тянется к закрытой на два замка двери, словно это было каким-то недопустимым. Зона комфорта и привычные серые будни были уже давно нарушены, но его все еще терзают сомнения. Было ли все это правильно, либо вся его жизнь — огромная театральная постановка в жанре сатира? Минхен никогда не узнает ответа на свой вопрос.

/ / /

Крыша многоквартирного дома встречает его проливным холодным дождем и хмурым ночным небом. Ледяной воздух проникает в легкие, а толстовка неприятно липнет к телу спустя пару жалких секунд, когда Минхен протягивает руку к небу и растворяется в отвратительной погоде. Он замечает обнявшего себя мальчишку не сразу — проходит несколько минут, прежде чем взгляд натыкается на сгорбившуюся фигуру в одной, кажется, темно-синей футболке; его плечи содрогаются то ли от холода, то ли от громких рыданий. И Минхен по неизвестной причине слишком уверенно шагает к этому парню. — С вами все в порядке? — парень испуганно вздрагивает и поворачивается. Все это напоминает дурацкую любовную мелодраму, но Ли не чувствует, что поступает неправильно. Его голос все еще хриплый от сигарет и больного горла, дождь стекает крупными каплями по лицу и разбивается вместе с остальными об грязную и мокрую поверхность. — Что-то случилось? Незнакомец слабо улыбается и только сейчас Минхен замечает в его руке лезвие. Все это глупое и безнадежное — подростки сами себе копают яму и зарывают себя в бесконечных безвкусных буднях. Они разговаривают о незначительных вещах: огни ночного города, бесконечные эмоции и чувства людей — открытые всему миру прогнившие души заставляют чувствовать себя лучше. — Вы психолог? — вдруг спрашивает парень, и Минхен вздрагивает — приятный голос и неожиданный вопрос проникают куда-то внутрь, оставляя после себя неприятный осадок. Минхен вдруг понимает, что все это — дождливая погода, крыша, голос и внешность незнакомца — напоминают ему о былых временах: как он влюбился и как долго переживал эти эмоции в одиночку. — Я психиатр, — Ли хочет смеяться и долго рыдать от собственной беспомощности. Пережитое и забытое — оно впивается снова своими шипами в сердце, протыкает легкие и заставляет задыхаться, мучаясь от недостатка кислорода. — Если захотите выговориться, я живу в пятьдесят третьей. На следующий день незнакомец стучит к нему в дверь и протягивает горький американо. Минхен впервые запускает кого-то к себе в квартиру. — Вы курите? — парень садится за кухонный стол и бросает взгляд на грязный подоконник с пепельницей и мальборо красными. Минхен кивает и садится напротив, внимательно разглядывая парня. Ренджун (его имя он узнает несколькими минутами позже) чертовски красив: испорченные краской светлые волосы, бледная кожа и опухшие от слез глаза. Все это выглядит таким жалким и прекрасным, что в какой-то момент хочется перестать себя контролировать. Сейчас, когда парень сидит на кухне, Минхен чувствует себя кому-то нужным и не одиноким, словно все это потерялось где-то среди грязных улиц и неоновых ярких вывесок города, среди пьяной молодежи и громкого смеха детей. И он тянется — касается холодных ренджуновых пальцев прежде чем накрыть ладонь своей. — Почему ты так отчаянно хочешь убить себя? — вдруг спрашивает Ли и смотрит пронзительно прямо в глаза парня. Ему хочется помогать и защищать, потому что Минхен знает — все это он делает не от скучной жизни. — Я устал чувствовать себя никчемным и жалким, — Ренджун отвечает тихим хрипловатым голосом и переводит взгляд за окно. — От меня отвернулись все, даже собственные родители. Так зачем тогда миру такой жалкий и никчемный человек? Серый непримечательный парнишка со своими тараканами в голове. Минхен сжимает чужую ладонь и наклоняется к мальчишке ближе и ближе, практически забираясь на стол, пока их лица не остаются в непозволительной для знакомых близости. — Если я скажу, что ты нужен мне, перестанешь делать все это? — Любовь недолговечна, Минхен. Влюбленность переходит в любовь, любовь в привязанность, но люди устроены так, что они слишком быстро теряют стимул и уходят. Я не хочу… не хочу страдать, когда ты уйдешь из моей жизни. Минхен впервые хочет поцеловать кого-то так сильно. И даже когда Ренджун уходит, оставив после себя приятный аромат кокосового геля для душа и шампуня, его желание не проходит. Минхен влюбляется, и он знает, что все рано или поздно закончится.