***
— В общем, я не знаю, как это комментировать. Тодд сидел за рабочим столом и гипнотизировал маленький росток в горшке. За исключением одной, особо глубокой и повредившей дельтовидную мышцу справа, раны оказались не глубокими. Руку он поднимать не мог, поэтому на некоторое время был выведен из строя. Эш чувствовала себя сильно виноватой, поэтому часто посещала его и не удержалась от замечания — ему было запрещено покидать постель, но кто остановит жажду познания? По обе стороны от самого большого располагалось ещё по два горшочка размером с спичечный коробок. — Что это за растение, мне так и не удалось установить. Но вот что представляет интерес… С этими словами парень придвинул к себе объект всеобщего внимания и капнул содержимым возникшей из ниоткуда пробирки на листья. Алая полувязкая жидкость медленно стекла по листьям, оставляя багровый след, и упала в землю. Затем ещё раз в сосуд слева, включил лампу накаливания и наклонил прямо над ёмкостью. Но и спустя четыре минуты ничего не произошло. — Секунду. В организме он выводится за девяносто минут, а вне его… Далее Моррисон скатился в бормотание, несколько озадачивающее присутствующих. К счастью, оно не продлилось долго, и парень решительно вылил всё содержимое в левую ёмкость, а затем ещё одну. Выглядело… странно, с какой стороны ни посмотри. После завершения крипового акта жертвоприношения он подозвал ребят к себе. От пристального ли взгляда трёх пар глаз или ещё от чего, из земли проклюнулся маленький росток. — В общем, я не стану вдаваться в подробности работы эндокринной системы и постараюсь быть предельно краток. Во время стресса человеческий организм вырабатывает два вида гормонов: адреналин, ну, это и так понятно, когда организм испытывает положительные переживания, и кортизол во время сильных негативных. Так вот, семена, скрытые в секретном сегменте найденного нами браслета, под его воздействием начинают сильно расти. Полагаю, они без проблем способны прорасти в среде, изобилующей комфортными для любого растения условиями — светом, углекислым газом и подпиткой, в нашем случае — кровью с кортизолом в ней. То есть, в живом организме. Возможно, проблема Сала связана с этим. Повидавшие на своём веку то ещё дерьмо подростки знатно выпали в осадок. Судя по всему, Тодд понял всё сам, без объяснений со стороны. — Тот, к кому заражённое семя попадёт в кровь, скорее всего станет обрастать растениями. Странно, что кровеносная система от этого не лопается, а спокойно пропускает новые ростки. Вот это, мать его, поворот. Ларри оказался в прострации, теряя связь с миром. Ублюдок Трэвис… связан с недугом Салли. Кулаки непроизвольно затряслись от напряжения: — На изнанку выверну, но заставлю мразь расколоться. Хорошо, что он не сказал это вслух. Стиснув зубы, Джонсон опустил голову вниз. — Какому кровожадному ублюдку могла прийти идея выращивать такие семена? — кажется, Эш не заметила его состояния, всё ещё находясь в ужасе, но как только он попался к ней на глаза, она положила руку на его плечо и тут же одёрнула: — Ай! Чёрт, ты как утюг! — Ларри, прекращай. Природа аномального повышения температуры твоего тела ещё не изучена, поэтому не вреди себе. И обещай держать себя в руках и не делать глупостей. — Пристально глядя на товарища, сказал Тодд. — А ещё, дай свою руку. Как можно «держать себя в руках», когда вскрывается ТАКОЕ? Когда решение твоих проблем находится от тебя на расстоянии каких-то трёхсот метров. Парень молча выполнил просьбу, и в то же мгновение попытался одёрнуть конечность назад — с видом погружённого в работу кровожадного учёного Тодд проколол его палец иглой и теперь держал над горшком. — Прости, — произнёс он, — всё ради Салли и науки. Можешь не переживать, игла стерильна. Никогда бы Ларри не подумал, что Тодд может удержать его. Злость потихоньку растворилась, уступая место шоку. Моррисон надавил на раненную фалангу, и скоро из неё закапала кровь. Эшли без лишних слов смотрела на это действо, кажется, боясь лишний раз пошевелиться. От подпитки стебель укоренился и пополз вверх, раскидывая листья и являя уплотнившуюся почку. — Чем сильнее стресс, тем интенсивнее прорастание, всё понятно. Похоже на чертополох. Как только у меня появится новая информация, я всё сообщу. А сейчас… мне дурно, прошу простить. Да что там… кому угодно дурно станет от такой херни. Больше Ларри ничего не слышал. — Знаешь, выглядишь жутко… и… — Эш не находила слов, — у какого девственника ты кровь в своих пробирках отжал? — Почему девственника? В комнате повисла пауза. — Если ты проводишь аналогию с жертвоприношением, что уместно, то этот фактор не влияет на интенсивность прорастания заражённого семени. Девушка приподняла брови. Поняв, что явно убежал не в ту научную степь и сказанул лишнего, рыжий парень повёл бровями в ответ и, стараясь поддерживать зрительный контакт с чем угодно, но не с Эш, уверенно произнёс: — Я так думаю. Мама была слишком шокирована моим состоянием, и случайно выкинула в горшок мои первые повязки. Он покосился на горшок и сильнее закутался в плед, до этого лежащий на плечах. Перекинувшись парой отстранённых фраз, ребята распрощались. Когда девушка юркнула в двери, его остановил окрик: — Ларри. Парень обернулся. — Ещё раз пообещай не делать глупостей. Даже ради Сала. Во-первых, он явно не одобрит жестоких методов, а во-вторых, если и добудешь какую-нибудь информацию, ты сделаешь только хуже и себе, и ему, если он об этом узнает. Парень хмуро кивнул. Может, Тодд и прав — он мыслит трезво, в отличие от него, разрываемого собственной яростной горячкой. — И ещё… не меняй то состояние Сала, которое мы обсуждали с Эш. Хотя бы до того, пока я не изучил этот феномен. Продолжать дальнейший диалог на эту тему Тодд наотрез отказался. Вот хуйня же в чистом виде, но почему-то это осело в голове Ларри и заставляло задуматься. А ещё он совершенно точно был уверен в том, что его действия отнюдь не будут глупостями. Нет, он тщательно продумает план выбивания признаний из Фелпса и не побрезгует ничем, лишь бы узнать правду.***
После выхода Сала из больницы не изменилось ровным счётом ничего. Просто Лиза всё реже видела сына одного — максимально «не палясь», парни старались чаще находиться рядом друг с другом. Косые взгляды в их сторону стали всё чаще, однако Ларри старался не обращать на это внимание и максимально огородить Сала от этого. Эш также тусила где-то рядом, все дружно ходили к Тодду. Идиллия. Ещё одним большим исключением стало то, что прощания и встречи зачастую сопровождались проявлением чувств, пусть даже самым минимальным — улыбка чуть ласковее, ладонь на плече — увереннее, губы мягче. Цветок оказался чертополохом. Возможно, не громыхни над Нокфеллом гроза и не попади ребята под неё, родители бы тоже ни о чём не догадывались. Однако она громыхнула. Холод пробирал до костей и не собирался исчезать даже на четвёртом этаже апартаментов. Сал бросил ключи на кровать и стянул с себя куртку — хорошо весна идёт. — Иди, мойся первым, — сказал он, распуская волосы, — сейчас покажу, что где находится. — Чувак, по-моему, тебе больше досталось. Вода текла с него будто он только что вылез из бассейна. Впрочем, она так с обоих текла, но судя по нервным движениям, вода попала под протез, и Фишер горел желанием её ликвидировать. Сал и сам был бы не против немедленно залезть в тёплую ванну, но он же, типа, радушный хозяин? — Нам обоим досталось одинаково. — Тогда придётся лезть в ванную вдвоём? Произнося это, Ларри не вложил в свои слова никакого глубинного смысла. Он просто хотел разрядить обстановку и не раздеваться молча, зная, что далее последует фыркающий отказ. Но вместо него в комнате воцарилась тишина. Стянув футболку, парень уставился на объект напротив, где точно было, на что посмотреть — отведённый в сторону взгляд и пальцы, нервно теребящие волосы. Это означало, что… Сал, возможно, согласится? — Справедливо, — вдруг сказал он, тут же направляясь к выходу и потянув за собой опешившего Джонсона. Хорошо, что его никто не видит. После смерти мамы единственным щитом для него оставалась эта маска, скрывая боль и, как сейчас — смущение. Сал заметил, что слишком часто стал идти на компромисс, часто не в свою пользу. Часто необдуманно. Он слишком сильно хотел в ванную и слишком не хотел, как он думал, обламывать Ларри, поэтому тут же дал согласие. То, что обычно в ванную люди идут без одежды, он как-то не подумал. Интересно, если он предпочтёт остаться в трусах, его сильно засмеют? Не хотелось выглядеть строптивой тварью. Никто уже давно не считал его таковой, но уверенность в собственном сволочизме была настолько сильна, что смогла затмить светлый разум. До прихода отца ещё несколько часов, поэтому, если без спецэффектов, то они успеют. А Ларри не смел перечить. Не похоже, что для Сала это что-то, на что он согласился против воли. Щелчок закрывшейся двери заставил обоих вздрогнуть. На пол бесшумно упала синяя футболка хозяина квартиры. — Протез не сниму. — А тебе жарко не будет? — Нет. Джонсон не сдержал усмешку — ничего удивительного. Он рассматривал спину напротив, украшенную мелкими шрамами. Вот бы вся эта канитель с цветами оказалась фантазиями Эш, и его правда покрывали только шрамы. С этим же можно жить. И если бы даже лицо Сала оказалось убитым вусмерть, с перекошенной, например, челюстью, это бы не смутило Ларри — главное, что его жизни ничего не угрожало. Но сейчас, когда по рассказам оно обычное, без весомых изъянов, с украшающими его прекрасными цветами — он был почти готов ненавидеть эту разрушающую красоту. К щекам обоих прилип румянец. Сал сел на бортик ванной и опустил руку в воду. — Надеюсь, увидев на мне шрамы, у него пропадёт интерес к тому, что за маской. Плеск воды вернул Ларри в реальность — Сал сидел в ванной, отвернувшись к стене. За его спиной было место для него. Парень, наверное, впервые в жизни замялся и медленно принялся за брюки. Когда дело дошло до белья, он затормозил и почувствовал, что и правда смутился слишком сильно для себя. Судя по тому, что Сал недавно заставлял его отворачиваться, он тоже решил пуститься во все тяжкие. Когда нога ступила в воду, тело свело судорогой, а когда он соприкоснулся с ним спиной, она ушла. Молчание поглотило комнату на неопределённый срок. Всё же Джонсон отважился слегка повернуться назад. Сал зажимается и смотрит в сторону. Как девчонка, — усмехается Ларри про себя. — Может, мне ботинки надеть, чтоб всё по чесноку было? Вода снова разбилась об керамику. — Не надо. Пусть будет не честно. На свой страх и риск Сал тихонько расстегнул нижний ремешок и быстро окатил лицо тёплой водой, затем возвращая протез на место. По уговору, он должен снять «завесу тайн» как только избавится от растительности. Но почему-то не делал этого. Болезнь сильно изуродовала его, да и… привычка, наверное. Настрой — вот то, что необходимо. Будет настрой, не будет сильных переживаний, не будет цветов. — Знаешь, мне кажется, если бы мы не встречались, а были просто друзьями, мы б так не стеснялись. Это должно было быть смешно, по крайней мере, так ему показалось. Сал даже попытался поддержать его, но смешок вышел чересчур неуверенным. — Такую дружбу загробили. И это тоже должно было быть смешно, но на это Сал никак не отреагировал. Тогда Ларри снова обернулся. Сал не шевелился, чтобы не распереживаться? Когда уже эта струна перестанет быть такой натянутой?.. У него был такой шанс обсыпать Фишера всякими аморальными шутками, полапать его, разглядеть получше, но он добровольно-принудительно отказался от всего этого, оставляя отпечаток своих губ на выступающем шейном позвонке и отворачиваясь. Если так подумать, их дружеские отношения нравились ему гораздо больше — хотя бы без этого тупого напряжения. Но, будучи достаточно тактичной личностью, он правда готов подождать ещё немного. — Давай, не сиди, а то не успеем до твоего отца. Раздался новый всплеск — опустившись протезом в воду, Сал ещё раз подумал о том, что не заслуживает этого сказочного долбоёба. По окончании помывки Сал вроде как оттаял и предпринял первые попытки в шутку. Шрамы зачесались от воды, поэтому ему пришлось выйти первым, шлёпая босыми ногами по плитке. — И что это вы там делали? — вдруг раздалось над его головой, когда он почти дошёл до комнаты. От неожиданности он почти подпрыгнул, резко запрокидывая голову назад, от чего волосы хлестнули спину вместе с упавшим полотенцем. Отец сидел на диване и подозрительно косился на него. Нет, всё-таки честь и хвала этому куску пластика — стоять перед родителем с пунцово-красной физиономией ему хотелось в последнюю очередь. Юноша неловко поднял полотенце и намотал его на руки. Вот же попадалово. Забавное ощущение, когда знаешь, что армагеддон настигнет тебя через каких-то пару минут. — Мы… мылись, — произнёс он, но, поняв, что его ответ получился похожим на заикание, поспешил поправиться: — Мылись. Мы. — Мне внуков ждать? Что ещё за тупой вопрос? Сал замешкался ещё больше. Очень, чертовски, весьма, блять, тупой вопрос. Но по всей видимости, отец думает, что в ванной находился человек противоположного пола. Эш, что ли? Почему? А кто ж его знает. Хотя, окей, это отстрочило конец света — дам, носящих сороковой размер обуви, в его окружении как-то особо не было. Фишер младший жестом указал на дверь и снова на себя. На дверь и прижал к груди. Нет, не выходит. — Думаю, нет. — Сдался он. Звук открывающейся двери. Вена на шее странно вздулась. Если бы Сал жил в аниме, из него точно вырвался бы полупрозрачный бесформенный сгусток с нимбом и крылышками. Судя по лицу Генри Фишера, он ожидал увидеть в одном полотенце кого угодно, но не Ларри. Мужчина молча проследил за подростком, спокойно сушащего волосы и двигающегося в сторону его сына. Хорошо, что оба додумались себя полотенцем обвязать. — Совершенно точно нет… — Чё? Ларри убрал волосы в сторону. Фишер, замерший по стойке смирно вызвал в нём лёгкое недоумение, и он перевёл взгляд назад, по направлению взгляда Салли. И чуть было не заматерился, просто разворачиваясь обратно. Ладони легли на лицо. Как же стыдно…***
Фелпс не появлялся в школе несколько дней и явился одновременно с Салом — «не мог, что ли, раньше прийти?». Ещё две с половиной недели Сал был категорически против оставаться один, ближе к концу которых не произошло ничего, кроме того, что Генри Фишер узнал много нового об исключительно дружеских отношениях современных подростков. Потом Трэвис снова пропал почти на неделю. Вернулся угрюмым и молчаливым, всё больше и больше обрастая лейкопластырями и сменив цвет кожи почти до белого, поэтому Ларри решил действовать. Блондинистая макушка мелькала перед ним весь день и столько же не давала покоя. И вот, конец дня. Джонсон распрощался с ребятами, сжал мешок с несостоявшимся «орудием убийства» и под предлогом дополнительных двинулся на всегда пустующую лестничную площадку, куда забурился этот козёл ещё минут двадцать назад. Там на полу он встретил его, сложившегося вдвое и прижавшегося к стене с натянутым на голову капюшоном. Весь день с ним не расстаётся. Будто этот кусок ткани был сродни протезу, точнее, всё-таки маске Сала — чем-то неотделимым и жизненно важным. Ларри принялся ждать его за стеной, но его жертва даже не думала шевелиться. — Может, сдох всё-таки? Сейчас эта мысль вовсе не показалась ему смешной — откинувшийся Фелпс означал пропущенный пункт в его плане по спасению Сала. Жёлтая чёлка выпала из-под чёрной ткани, а это означало, что парень медленно наклоняется вперёд. И не контролирует это. — Эй, — позвал Джонсон, — ты чё там делаешь? Скорость падения головы увеличилась, а ответа так и не последовало. Тогда Ларри приблизился. От осознания того, что его сейчас придётся лапать, поплохело, но другого не оставалось. Нехотя он остановил его тело и неласково откинул на стенку. Судя по не поднимающейся башке, он без сознания. Чёрный рукав справа будто продолжался и стекал по ладони нитями. Стекал. Парень включил свет и вернулся. Увиденное нихреново ударило по избитой психике — нитки оказались кровью. — Твою, блять, мать! Он трухнул не на шутку, отпрыгнув от одноклассника почти до противоположной стены. Ещё бы — единственный ключ к благополучию их с Салом будущего, суициднувшийся сын пастора, прямо перед ним, истек кровью и скорее всего уже бегает от чертей в аду! У любого мозги набекрень вывернутся! — Фелпс, сука! — заорал он, беспомощно оглядываясь по сторонам. Как назло — ни одного взрослого, а до медпункта как до Китая раком! Оставалось только бежать и звать на помощь. А что если звать на помощь уже бесполезно?! Ларри спустился на колени и схватил раненное запястье, чтобы спустя секунду словить вторую волну охуевания от жизни — алая жидкость уже не сочилась из одного уже запёкшегося крохотного отверстия вне пределов вены и точно не была проделана намерено. К тому же, её вытекло не так много. Пульс слабо подрагивал в ни разу не повреждённых венах и даже присутствовало дыхание, а лоб блестел от пота. В обморок, что ли, грохнулся? — Ах ты просто в обмороке! Конечно, он ещё не верил своим словам. Но злость прибавила сил и утихомирила нервную систему, поэтому Ларри потряс одноклассника за плечи, а потом запрокинул его голову, залепил пощёчину. Не сильную, как он думал. Метод верный, проверенный, сразу же дал плоды — послышались хрипы и какие-то заклинания еле шевелящимся языком — матюки, наверное. Ларри быстро убрал руки. Застланные пеленой бессознанки, как оказалось, тёмно-серые глаза (серьёзно, он считал их чёрно-красными) поднялись до уровня его лица. — О, Господи, — поморщился Трэвис и закрыл глаза обратно, — теперь я точно уверен, что попал в ад… а ты как откинулся, ушлёпок? Пластика с протеза своего любовника пережрал? — Шутник, — брезгливо фыркнул Джонсон, — ты вскрыться решил? — Самоубийство это грех, тупица. Человек, кончающий жизнь самоубийством, отвергает над собою власть Бога и берет на себя роль судьи и господина своей жизни. Я случайно гвоздём кожу пропорол, вот, видишь, торчит? Признаться, Ларри впал в ступор. Поток чего-то светлого из этого поганого рта был слишком внезапным. — Хрена, какие слова знаешь. Это тебе на ночь вместо сказок рассказывают? — Отъебись. Я же не спрашиваю, что тебе там Салли-Кромсали по ночам нашёптывает. — Кстати, о нём. Раз уж ты хорошо себя чувствуешь… — с этими словами Ларри взял парня за воротник и резко поставил на ноги, вжимая в стену, — поговорим серьёзно. «Откинуться бы за ближайшим плинтусом», — так и говорил весь его вид. Он старался наклонять голову вперёд и смотреть на невольного собеседника исподлобья. Но даже так был виден неизменный синяк под правым глазом поверх тёмных кругов. Белки были почти целиком красными, что выглядело несколько жутко. Он спит вообще? — Что за хрень ты собирался мне всучить? — Ничего. Забудь. — Пришить меня хотел, да? — Но не пришил же. — Что помешало? — Отпусти. Даже сильный удар основанием ладони не помог ему ослабить хватку. Тогда он задёргался, напоминая себе карася на удочке, которых они с отцом ловили в его детстве, когда всё было хорошо: Трэвис — милый любознательный мальчик, отец — образцовый семьянин без сектантских замашек. Ещё была мама. И точно никакого культа даже поблизости. Затем мама ушла из дома. Как ему говорили. Культ прямо под их церковью. Первые гомосексуальные наклонности, первая любовь. Мужик, узнавший о его страсти и угрожающий рассказать всё главе семейства, если тот перед ним не разденется. Который тут же был послан на хрен. Собственно, угроза была выполнена, и на этом его жизнь кончилась. — Ещё попытка — откуда у тебя эта херь? И как это связано с Салли? — Отпусти сказал! Отсовокупись! — Говори, пока я тебя не сбросил отсюда! Третий этаж, падать придётся недолго, но если запульнуть аккурат между перил и вниз головой… если бы желание не было таким сильным, он бы, может быть, ужаснулся своим мыслям. — Сбросишь — сядешь за решётку, надолго. И точно с, кхм, носом останешься. Второй тебе ни к чему, одного слишком много. — Блять, найди себе людей, чтобы запас твоих ущербных шуток пополнили. Он не выдержал и встряхнул его так, что чёлка, выбившаяся из дебильной зализанной причёски чуть не хлестанула его по лицу. Капюшон сполз, но был нервно возвращён на место, пальцы вцепились в запястья ещё сильнее, а голова быстро опустилась вниз. — А ты не думаешь, что задаёшь слишком дохрена не связных вопросов? Образы в голове так и заливались алым цветом: — Да что ж с ним сделать, чтоб он раскололся?! Как назло ножа с собой не взял, можно было бы к горлу подставить. Он осмотрелся по сторонам в поисках чего-нибудь острого. Да уж, Сал бы точно этого не одобрил. Хотя, раньше бы он просто наклонил его над лестничным пролётом вместо уговоров. Всё-таки, есть положительное влияние. — А ты не занимайся накопительством и начни говорить, проще ж будет. На первый взгляд всё на это площадке гладкое. Можно было поискать в всюду понатыканных шкафах, из-за которых тут не было свободного места, но для этого надо отпустить выродка, а это делать ни в коем случае нельзя. Ладно, попытаемся по-хорошему. — Слушай, раз ты ничего не сделал, значит, тебе самому идея моей смерти не улыбается. Просто скажи, откуда у тебя эта штука, и я тебя отпущу. Ответом стал новый беспричинный, болезненный вскрик. — Иначе я тебя облапаю. Всё, финиш. Как же хотелось, чтобы ему не пришлось производить свои угрозы в реальность, и мудила сам во всём сознался. Фелпс начал брыкаться, а это было хорошим знаком. Обещание, молчаливо данное Тодду, схлопнулось. — А ну не смей, педрила! Оставь это для своих дружков! — Ага, за живое задел? — Пошёл на хуй! Трэвис дёрнулся настолько сильно, что почти смог вырваться и столкнулся бедром с слишком низкими перилами, и по инерции наклонился назад. Вскрик утонул в хорошо изолированном помещении, и стал бы последним в его жизни, если бы его вовремя не схватили за свитер. Теперь его положение оказалось ещё более не выгодным — висеть вниз головой и держаться поясницей за грубую хреново окрашенную поверхность, а руками за воздух было как-то некомфортно. Зато Ларри почти не ощущал его вес и фактически мог сделать сейчас всё, что угодно. — Довыпендривался! — заорал Джонсон. — И чем ты лучше сделал? — Заткнись и поставь меня! Попытки дёргаться делали только хуже, поэтому очень скоро сошли на нет. — Ага, сейчас. Ты к моим просьбам не прислушиваешься, с чего это должен делать я? — Ты ёбаный псих! — Ты не в том положении, чтобы меня психом называть. — Ларри, на самом деле сильно опасаясь, чтобы ушлёпок действительно не навернулся назад, качнул его и вызвал ещё один крик. — Говори! Что тебе стоит?! — Жизни мне это стоит! О, кажется, прогресс. Джонсон фыркнул: — У тебя сейчас перспектива в случае молчания стать либо изнасилованным и сброшенным с лестницы, либо просто изнасилованным, идиот! Это, что ли, лучше, чем всё сказать, спасти жизнь себе и ещё кому-то?! Можно подумать, от того, что ты мне что-то скажешь, ты тут же сдохнешь! Лицо Фелпса начало меняться — казалось, будто он близок к изменению своего решения. — Поставь меня! — Ты снова выпендриваться начнёшь. — Ну и пошёл ты тогда! — Ты бессмертный?! Оказывается, Фелпс упал ещё более удачно для Ларри — он находился точно у него между ног. Бьющийся в подкорке сознания здравый смысл говорил — поставь человека на ноги, он ведь уже готов расколоться, может, правда не сбежит! Более жестокая же, потусторонняя часть его души всецело топила за более быстрое и гарантированное получение информации. Жаль, что беспокойство за Сала и ненависть к этому обмудку перевешивали, спуская с цепей полчище собак из тьмы. — Ну ладно. — зловеще протянул он. — Сам виноват. Перехватив парня поудобнее, положив спиной на перила и придвинув к себе, он закинул одну его ногу к себе на талию. Потом, окончательно послав к чертям всё доброе и вечное, коснулся свободной рукой бедра Фелпса и сдавил, затем поднимая её вверх, под ткань шорт. Чтобы не соскользнул, ему пришлось навалиться на него. Заставляя жертву биться в волне чудовищной истерики. — Ты чё делаешь?! В глазах искренний страх. Он не думал, что Джонсон действительно опустится до такого. Был уверен, что, если даже он всё-таки гомик, хотя вряд ли, он побрезгует и будет «хранить верность» своей Сейлор Мун. Сейчас он точно попал в самый страшный кошмар. Слишком тусклый, почти отсутствующий свет вместе с потолком превратился в черноту, похожую на крышку надгробья, когда просыпаешься в нём, уже засыпанный землёй. И дьявол над ним, рвущий терновую стену из отрицания и вырывающий наружу самые постыдные желания. Слишком грубо, чтобы ему даже пришло в голову то, что когда-то он всё же хотел ощутить чужие руки у себя на теле. Как Фишер вообще существует рядом с этим бесом? Ощущая касания уже даже под кофтой, он проклинал всё, из-за чего ввязался сюда: будь проклят культ, больной до убийства неугодных детей, которые по какому-то ебалайскому пророчеству должны помешать их деяниям, будь проклят тусящий там отец, будь проклята Диана Фишер, спасшая жизнь одного из «детей мерзости», будь проклят Джонсон, связавшийся с этим самым, блять, детём. И будь ещё раз проклят отец, за то, что слишком рано посвятил его в это всё и поручивший то, что толпа взрослых долбоёбов не могла сделать уже тучу херовых лет. Злоба распирала его. На хуй их. Н а х у й. — Это… это мой… — Ого. Вдруг раздалось за дверью. Ларри медленно обернулся. Через стекло (ёбаное стекло, как он мог забыть о его существовании) на них смотрел парень из класса постарше. Бешеные глаза потухли. Вся злость вмиг сдохла. Его спалили. И кто знает, что этот хер там подумал. Трэвис тоже с трудом поднял голову и посмотрел туда. В отличие от Джонсона, не только злость… он сам сдох полностью. Зрачки уменьшились, а рот непроизвольно приоткрылся. Ну нет… нет… Поняв, что его обнаружили, незнакомец развернулся и зашагал прочь. — Поставь меня. Голос Трэвиса дрогнул. Ларри не понял причины этого, лишь недоуменно переведя на него взгляд. Физиономия парня почему-то стала такой отчаявшейся, что стало не по себе. Джонсон осознал, что только что чуть не сделал и поставил одноклассника на ноги. Тот, почувствовав связь с землёй, снова накинул на голову капюшон и пошёл к двери. Но почему-то не смог её открыть. — Не думай, что я так просто всё оставлю. После того как догоним этого мудака, будет второй дубль. Дверь всё ещё не открывалась, будто Фелпс совсем силу не применяет. — Ты чё там копаешься? — раздражённо выдохнул Ларри, подходя к нему. И замирая. Разрезая светлый неестественный тон и обнажая истинный, смугло-синий от ссадин, по лицу и сжатым губам текли слёзы. Ларри бы никогда не подумал, что на квадратный сантиметр может уместиться столько синяков. Кофта на воротнике оказалась запачкана чем-то светлым. Джонсона во все глаза смотрел перед собой. Больше не испытывая злости. Чересчур шокирующая картина. Слишком в нём всё перевернулось. Дверь заело, и тогда Трэвис, не видя никого вокруг, отошёл от неё на шаг, чтобы резко толкнуть всем весом. С громким грохотом преграда столкнулась со стеной. — Эм… Трэвис? — Ненавижу тебя. Сказал он и вдруг болезненно простонал, зажимая кровоточащую шею, после вынесся из помещения. Он же источал только злобу до того, как увидел этого парня?... — В чём дело? Знакомый его папаши? Нужно было бежать за ним. Но, рассудив, что ушлёпок никуда не денется, Ларри двинулся устранять основную угрозу, успевшую отойти почти до противоположной стены коридора. — Эй, стой! Парень остановился и преспокойно обернулся. Высокий рост, чёрная одежда с капюшоном, светлая кожа, веснушки, каштановая чёлка с одной осветлённой прядью — вот вроде всё знакомо, а имя как назло не вспоминалось. — Всё в норме, — произнёс он беззаботно. — Я могила. У каждого свои предпочтения, я за это не осуждаю. — Вообще-то, я… я его с лестницы скинуть собирался. Парень напротив кивнул. Не поверил?.. — А ты… — Филипп*. Ты Ларри Джонсон. Вообще-то Ларри собирался спросить о его знакомстве с Трэвисом, но ладно, пусть будет. Откуда Филипп знает его имя, он постарался не задумываться. — Я хотел спросить… ты знаешь того дегенерата, который выбежал? — Ну… — он задумался. — Подходил пару раз, что-то мямлил. Можно сказать, знаю. А что? Опозорить, или нет? — Ничего. — Ты бы не трогал его. Его отец местный священник, сагрится ещё на тебя. Кивок. На этом они разошлись. И Ларри молился, чтобы вроде честный Филипп сдержал слово и никто ничего не узнал. А Трэвиса нужно брать чем-то посерьёзнее.***
— Сын, нам нужно серьёзно поговорить.