Маяк

Наташа — вся перебито-поломанная. В шрамах и ссадинах, что даже с ускоренной регенерацией не затянутся никогда. У неё в груди давным-давно сквозная дыра, которую маскировать не приходится — до неё и так никому нет дела. Наташа — убийственно опасна. Смертельно одинока. Губительно равнодушна. Сутками на миссиях, доклад-инструкции-отчёт — всё это по кругу, из которого не особо хочется выбираться. Она привыкла, что никто не пытается даже пробить защиту, снять притворство и фарс слой за слоем, обнажить суть. Потому она наращивает безразличие как панцирь, крепкую броню, принимая тот факт, что не интересна, никому не нужна. Наташа обольстительна и сногсшибательна, если того требует ситуация — эта маска клеится лучше всего, если не пристаёт намертво. Её умения, как и прежде, необходимы. Её саму наверняка выбросят, точно мусор, в сточную канаву, как только потребность в её навыках отпадёт. Её забудут. О ней и не вспомнят. Наташа — ходячая катастрофа, с вероятностью в девяносто девять целых и девять десятых процента разрушающая всё, к чему прикасается. Он появляется в её жизни, когда она больше не видит, куда идёт. Она потерянная и испорченная до основания, прогнившая до нутра. Он мог бы стать тем, кто прекратит всё. — Ты убьёшь меня? Он отчего-то ей улыбается. У него другие планы. Он готов поспорить с судьбой. — Не сегодня, мисс Романофф. Его насмешливо-ироничный тон — такая же фальшивка, как дюжина обличий, которые она сменяет, не придавая этому значения. Он смотрит насквозь. Этим взглядом словно кожу снимает живьём. Дотрагивается до пульсирующего сердца, до сплетений сосудов и нервов, окунает руки в кровь и грязь, не боится того, что может обнаружить. Он смотрит насквозь. Срывает весь лоск и глянец, уверенность и дерзость, браваду и безрассудство. Всё, что налипло иллюзорно-фантомно. Всё, что она долго и упорно в себе воспитывала, тренировала. Он не ведётся. Она в него — кубарем, не тормозя. У неё сердце колотится беспокойно-загнано, стоит ему взглянуть мельком, всего на пару секунд — на неё. Наташа — одна. Никому не нужна. И она совершает огромную ошибку — дышит ожиданием встречи с ним. Знает: он вернётся. Ещё напомнит о себе. Снова её удивит. Она подпускает его к себе. Доверяет. — Ты слишком устала, Нат, пойдём отсюда. Его голос — заботливо-нежный. Его руки касаются так, что она умирает. Он гладит её волосы и целует в макушку. У неё предательские мурашки по коже табуном от его тёплого дыхания. Он посмеивается, но не отстраняется. Он её согревает, оберегает. Словно их история не началась с приказа уничтожить. И это так страшно — пропасть в нём безвозвратно. — Не жалеешь себя совсем, да, милая? Он без лишних слов подставляет плечо, позволяет на него опереться. Позволяет ей побыть слабой и хрупкой, чем привязывает к себе ещё сильнее. Наташа с ним — не бракованная, не разбитая. Наташа — живая и целая. Ему нужная.