***
— Будешь блинчики? Есть апельсиновый сок и джем. Клинт усмехается: тот ещё супергеройский завтрак. — Целую вечность не ел твою стряпню, Нат. — Да всё не до того было, знаешь. Сперва инопланетные вторжения, потом борьба с искусственным интеллектом... — произносит нарочито серьёзно, но в её глазах пляшут черти. — Не Будапешт, конечно, но пойдёт. Наташа смеётся, продолжая перемешивать все необходимые ингредиенты. — Мы помним Будапешт... — По-разному, да. Их кодовая фраза, навевающая определённые воспоминания и даже лёгкую ностальгию. Что-то, что есть у них обоих, что никто не посмеет отнять. Нат не заберут тоже. Никогда. Ни за что. Он не позволит. Клинт сжимает руку в кулаке, когда паника накатывает душной, липкой волной. Никогда, повторяет он про себя. Он не допустит, даже если наступит сотый на их веку апокалипсис, даже если всё вновь полетит под откос со стремительной скоростью. Он выгрызет зубами, он не побоится запачкать руки, но Нат будет жить. Несмотря ни на что. — Ты в порядке? — спрашивает она, не скрывая тревоги, тихо-тихо. Вот что сделали с ними эти пять лет. Они едва не сломали их всех. Заставили бояться. Пустили страх подкожно, так, что он смешался с ДНК, и не вывести, не вытравить его ничем из крови. — Да. Нат нахмурит брови, однако спорить не станет. Лишь вернётся к миске, зачерпнёт немного теста и нальёт на разогретую сковороду. Клинт вздыхает. Она слишком проницательна, чтоб не заметить. Впрочем, пока она не настаивает, не задаёт вопросов, за что он ей благодарен. — Что у нас по плану сегодня? — Это глупо, — пожимает плечами, — но я не вспомню, когда в последний раз смотрела какую-нибудь ерунду по телевизору. — Звучит отлично. Наташа угрожающе машет лопаткой. — Издеваешься? — Ничуть, милая. Ничуть. Она тянет уголки губ в игривой улыбке.***
Клинт просыпается резко, чуть ли не вскакивает с кровати. Сердце колотится загнанно, будто вот-вот иссякнут силы, и вдохнуть он больше просто не сможет. Наташа спит. Она расслаблена, безмятежна — не похоже, чтобы её что-то волновало. Он считает вдохи и выдохи. Не свои — её. Дышит. Жива. Всё в порядке. Это не сон. Встаёт с кровати, бредёт в ванную — ноги не слушаются совершенно. Брызги холодной воды разлетаются в разные стороны, пока он умывается, чтобы привести себя в чувство. Не убирает рук из-под крана — пальцы немеют, но его по-прежнему не отпускает мираж. Такой реальный, до рези в глазах и раскуроченной грудины ужасающий, чудовищный. Страх пеленой застилает сознание. Клинт понятия не имеет, как бороться с ним. Оседает на пол, ожидая приступа. Ему хватает пары десятков секунд, чтобы полностью отключиться. Перестать воспринимать всё, что его окружает. Ему достаточно вспомнить её мёртвые, остекленевшие глаза и бледное лицо, на котором больше никогда не появится улыбка. Отчаяние оглушает, долбит по затылку до потери сознания. Ведь она всё ещё снится ему. В той самой реальности (ему боязно даже представить, что такая вселенная существует), где он не спас, где они не обманули судьбу, не вышли победителями. Там, где он её потерял. Её тёплая ладошка касается его плеча — осторожно и чертовски бережно. — Клинт, эй… Ну что ты, милый… Всё будет в порядке, слышишь? Он моргает часто-часто, не обращая внимания на слёзы. Её голос снова спасает. Как маяк. Как путеводная нить, что не даст заблудиться. Его свет в самые тёмные дни — вытаскивает за шкирку, убеждает, что он ещё не тронулся окончательно, и она реальна. — Я здесь, я с тобой, — шепчет потерянно, присаживаясь рядом. — Мне приснилось, будто ты умерла. Она вздрагивает. Не стоило, чёрт, не стоило её пугать. Нат, точно мысли читая, добавляет: — Хорошо, что ты мне сказал. — Она ведёт рукой по его щеке, стирая влагу. Всегда нежно, всегда ласково до безумия. Его любимая девочка. Никто больше не прикасается так. — Всё закончилось, Клинт. Всё уже позади. Обнимает, не переставая бормотать, что всё хорошо, что она рядом, что никуда не уйдёт. Клинт скользит ладонями по её спине, и кошмар рассеивается. — Мы справимся вместе, веришь? Она прижимается ближе и замирает. Ждёт ответа. Словно не знает: он может засомневаться в чём угодно, только не в ней. — Верю. Я тебе верю.