посмотри на меня

Саша оживает только когда стоящая рядом Лера вытягивает последнюю высокую ноту и зал взрывается восторженными аплодисментами. Некоторые особо впечатлённые дети подпрыгивают на местах, подскакивая на ноги и радостно выкрикивая довольное «молодцы! Молодцы!». Девушка протягивает ладонь гитаристу и получает заслуженную «пять». Она улыбается. Они действительно проделали большую работу. Они действительно молодцы. Беличенко неосознанно находит взглядом стоящего у сцены парня. Тот больше не исследует пальцами непонятный шифр на листке — хлопает, глядя куда-то в сторону выступающих. И улыбается. Саша завис на долгие несколько секунд, словно почему-то почувствовав непонятную связь с этим странным человеком. Что-то в нём казалось отдалённо знакомым. Непонятное чувство дежавю. Паренёк, словно почувствовав прикованный к себе взгляд, остановился, переставая аплодировать. Что происходит? — Эй, давай, двигай своей тощей задницей! — Лера несильно толкнула замешкавшегося Беличенко в спину. — Мы, конечно, звёзды, но там ещё весь концерт впереди. Парень мотнул головой, отгоняя наваждение, и послушно пошёл вперёд, спускаясь с невысокой сцены. Удаляясь обратно на места, он чувствовал на себе чей-то внимательный взгляд. Ч т о п р о и с х о д и т? — Я могу уходить? Тучная преподавательница, приставленная к «творческой делегации», хмурит тёмные неаккуратные брови, отрицательно мотая головой. Саша ловит себя на мысли, что не знает даже имени этой прекрасной женщины — кажется, она ведёт английский? Или географию? Чёрт знает. Вне зависимости от предмета она всё ещё остаётся невероятно отталкивающей. — Никаких «уходить». Мы возвращаемся в школу все вместе, — тихо шипит учительница, пока на сцену взгромождаются какие-то подростки с музыкальными инструментами наперевес, — а оттуда — на все четыре стороны. Без фокусов, Беличенко. Парень выдавливает из себя сухое «конечно», поправляя на плече широкий ремень гитары. Он чувствует себя неуютно здесь. Что-то должно произойти. Но он не понимает, что. Откуда вообще взялось это ненормальное предчувствие? Почему внутренний мир даёт сбой именно в такие моменты? Почему он не может сходить с ума как все нормальные люди — дома, под замком? Почему нужно именно здесь? Саша шумно падает на свободное место возле Леры. Та активно рисует розовым маркером кривые цветы на руке у своей подруги, пока та листает бесконечную ленту инстаграма. У него невероятно скачет вверх-вниз настроение, а энергии хватает лишь на то, чтобы подпереть голову рукой и перевести до чёртиков усталый взгляд на сцену. Тёмноволосый парень, осторожно держа хрупкую, маленькую девочку за руку, помогает подняться той по лестнице. Он проводит её к специально поставленному микрофону, кладёт миниатюрную ручку на стойку, как бы показывая ориентир, которого нужно держаться. Говорит ей что-то одними губами, получая в ответ легкий кивок. Отходит назад. Надевает на плечо ремень от потёртой чёрной гитары, густо обклеенной цветными стикерами. Тремя хлопками задаёт ритм. Пухлая девушка с длинными рыжими волосами, сидящая за фортепиано, даёт вступительную ноту. К ней присоединяется звук гитары. Маленькая солистка начинает петь. Несмотря на то, что голос у девочки по-настоящему волшебный, Саша не может оторвать взгляда от темноволосого парня, ловко перебирающего гитарные струны. Он знает эту песню — детская, простоватая, сейчас она звучит как-то иначе. Совершенно иначе. Он будто бы слышит этот знакомый мотив впервые. Сидит, уставившись, словно зачарованный, и не может и с места сдвинуться. Что происходит у него в голове? Что, чёрт возьми, происходит? — Ты давно ничего не писал, — голос Леры выводит из транса, заставляя повернуть голову, наблюдая за тем, как она пробегается изящными пальчиками по левому предплечью. — Вы с ней поругались? От невинного «поругались» вдруг пробегает дрожь по телу. Лучше бы они «с ней» поругались. Лучше бы он сделал что-то ужасное, заставляя своего соулмейта рвать и метать, заставляя Звёздкина ненавидеть его всей душой, всем своим естеством. Лучше бы он услышал «я тебя больше не хочу видеть». «Ты мне не нужен». «Не пиши мне больше». Всё что угодно было бы лучше разрывающего грудную клетку молчания. Но они не поругались. Просто… просто что-то сломалось. Просто что-то пошло не так. Это же жизнь. Так бывает. Он просто ошибка. Так тоже бывает. Он смирился. Лера тем временем старательно выводит неоново-розовым маркером какую-то надпись на чужой руке. Саша инстинктивно дёргается, почти выдирая запястье из хватки, но, словив на себе театрально-грустный взгляд девичьих глаз, шумно выдыхает. Тихое «твори, что угодно», выдавленное сквозь сжатые зубы, звучит настолько неискренне, что прямо самому стыдно становится. Но Лере подходит. Она благодарно улыбается, продолжая своё творчество. Беличенко вновь возвращается взглядом к сцене. Пусть рисует. Чужие надписи не проектируются на руки соулмейта — это известный факт. Для того, чтобы послание дошло до человека «по-ту-сторону», оно должно быть написано именно Сашиной рукой. А он не сделает этого. Он перестал предпринимать хоть какие-нибудь попытки достучаться до Васи где-то полгода назад. Получать в ответ на свои бесконечные сообщения звенящую тишину было до тошноты больно. Настолько больно, что он перестал пытаться. Попросту потерял надежду. — Смотри, как миленько вышло! Воодушевляюще! Лера отстраняется, вертя между длинных пальчиков уже чёрную ручку — да когда она успевает только? — и Беличенко осторожно переводит взгляд на свою разрисованную руку. И вдруг понимает, что это была отвратительная идея. Самая, чёрт, отвратительная на свете. Блять. Парень осторожно проводит пальцами по написанным словам, едва касаясь кожи. Внутри разрастается ненормальных размеров буря. Руки начинают мелко подрагивать. Дышать становится сложно. Небольшая неоново-розовая надпись с чёрными звёздами по бокам. Чёрт. Нет. «Soulmates never die». Только не опять. Господи, только не опять. Глаза предательски жгут. Лера ошарашенно замирает на месте, едва слышно лепеча какие-то непонятные извинения. Беличенко теряет из внимания тот момент, когда он резко выхватывает из девичьих рук чёрную ручку, принимаясь агрессивно, практически с ненавистью, зачёркивать находящееся посередине слово. Девушка замолкает, наблюдая за происходящим. Носик шариковой ручки больно впивается в кожу с каждой новой линией, пока в конце концов «never» не оказывается полностью покрыто чернилами. «Soulmates die». И он — живое этому доказательство. Отбросив ручку в сторону, он резко оборачивается обратно к сцене, будто бы пытаясь раствориться в происходящем вокруг, слиться со стенами, исчезнуть сейчас же из этого места. Исчезнуть, раствориться, скрыться. Скрыться от тихих извинений Леры, от шумных зрительских аплодисментов, от массивной учительницы, буравящей взглядом слишком уж бледного ученика, от поющей на сцене девочки, от играющей гита… Парень на сцене вдруг замирает. Солистка удивлённо оборачивается назад, пропуская слова песни. Вслед за ней затихает и рыжая пианистка. Зрители молчат некоторое время, а после начинают медленно хлопать, переговариваясь, будто бы не понимая — это уже конец или что? Тёмноволосый сбрасывает гитару прямо на пол, отшатываясь в сторону. Он путается в длинной кулисе, практически падая, на ходу ловит очки, спасая их от падения. Едва ли не сваливается с лестницы. Выбивается из рук преподавательницы, кидаясь к выходу. Саша улавливает тихое «мне просто нехорошо», и видит, как незнакомец, схватившись за левое предплечье, влетает в дверь, спотыкаясь о порог и практически падая. Он перестаёт дышать на долгие несколько секунд. Осознание приходит не сразу — оно накатывает чуть с опозданием, наваливаясь, словно цунами, окатывая ледяной водой, приводя в себя. Заставляя подскочить на месте и, путаясь в собственных ногах, кинуться следом за неизвестным. Позади слышны чьи-то голоса, но ему плевать. Похуй. Просто похуй. Господи, как же ему похуй. Беличенко думает, что ему показалось. Что это просто больная фантазия, ненормальные галлюцинации от собственной беспомощности. Он думает, что медленно сходит с ума. На долю секунды где-то внутри, далеко под рёбрами, вспыхивает маленький, слабый огонёк едва ощутимой надежды. Он греет, словно приятно полыхающий в ночной тьме костёр, заставляя распространяться по телу слабое тепло. Саша чувствует, как всё, что он уже долгое время считал окончательно погибшим, возрождается заново, оборачиваясь новыми, уже забытыми чувствами. Даже если он сумасшедший — это ощущение того стоит. Он просто должен проверить. Просто должен убедиться, что ему показалось. Он увидит, что просто ошибся, вновь разобьётся о жестокую реальность — и всё. Он просто проверит кое-что. Он просто убедится, что ему показалось. Показалось, что на чужом предплечье сияет сгусток чёрных, неаккуратных линий. Будто бы кто-то. Что-то. Зачёркивал.