my blood

      – И тут я понимаю, что забыл, как тормозить, и лечу прямо в дерево! Мне Майк орёт: «Вперёд наклоняйся, идиот!». А у меня ветер в ушах, я не слышу ничего!       В общей гостиной Гриффиндора многолюдно. Стайка первокурсников с благоговейным ужасом в глазах слушает рассказ Элфиаса о первом уроке полетов. Старшекурсники заняты кто чем: кто-то борется с домашним заданием, кто-то играет в плюй-камни, а некоторые, делая вид, что следят за игрой, на самом деле подобрались ближе и тоже слушают теперь Элфиаса.       Альбус сидит в огромном кресле у камина и слушает вполуха. Друг рассказывал ему эту историю уже с полдюжины раз за сегодня. При этом Майк в его рассказе мистическим образом был то Сэмом, то Анджелиной, то Дэвидом, а то и вовсе профессором. Но это не было особо важно, потому что самое главное – вот они, друзья, сидят все вместе в уютном замке и рассказывают истории.       Альбус наслаждается теплом камина, почти неотрывно смотрит на огонь, и мысли вдруг перескакивают на Гриндевальда. Вряд ли он со своими слизеринцами так же сидит у камина. Вряд ли слизеринцы вообще сидят вместе у камина.       Идея приходит сама собой. Альбус под очередной взрыв хохота выскальзывает из кресла, бегом поднимается в свою спальню и пытается отыскать среди учебников, перьев и прочего учебного хлама чистый лист пергамента.       О том, что, возможно, это будет выглядеть странно, Альбус думает, лишь когда пергамент наконец находится.       Но он выкидывает эту мысль из головы.       Слава Мерлину, Коул спит на подоконнике, засунув голову под крыло – не придётся перед самым отбоем бежать в совятню. Альбус легко касается коричневых перьев, и птица тут же просыпается. В умных круглых глазах стоит обида. И чего разбудил?..       – Отнесешь это Гриндевальду, в подземелье, ладно? – спрашивает Альбус и показывает на пергамент. – Я сейчас быстренько напишу.       Коул, конечно, ничего не отвечает и принимается чистить перья.       Через несколько минут оказывается, что идея «написать быстренько» обречена на провал. Дамблдор понятия не имеет, что именно ему следует написать.       «Привет, меня зовут Альбус, давай дружить?».       «Привет, я не знаю, как тебя зовут, и вообще ты с другого факультета, но ты всегда один, и я думаю, тебе одиноко»?       Проходит ещё какое-то время. Листок по-прежнему девственно чист, а Альбус перепробовал уже с десяток вариантов, но всё кажется ему недостаточно… Подходящим?       Коул заканчивает с перьями и шумно перелетает на прикроватную тумбочку Элфиаса, поближе к Дамблдору. Он машет крыльями, и Альбус вздыхает.       – Знаю, знаю. Слишком долго. Прости.       В конце концов он решает просто написать первое, что придёт в голову.       «Привет. Ты хорошо летал сегодня.       Альбус».        Коул улетает. Альбус не хочет возвращаться в общую гостиную. Навряд ли он получит ответ, но…       Многочисленные окна в башнях Хогвартса светятся теплым жёлтым светом.       Альбус думает о том, как же здорово быть в Хогвартсе. Быть дома.       Мысли перескакивают на семью, оставшуюся в Годриковой Впадине. Он едва ли пробыл в этом месте несколько недель перед отправлением в школу. Мать не объясняла причин внезапного переезда, а на все вопросы о том, куда пропал отец, только плакала и несвязно говорила что-то про Министерство. Под глазами у неё залегли морщины, и взгляд, обычно любящий, тёплый, стал будто безжизненным.       «Сестренка серьезно заболела, дорогой. Нам лучше быть здесь».       Ариана и в самом деле стала сама не своя. Ей запретили выходить на улицу. Альбус часто слышал, как она плакала в своей комнате.       Аберфорт подкладывал ей конфеты под дверь. А потом он угрюмо смотрел на отъезжающий поезд, крепко держась за руку волшебницы с соседней улицы.       Альбус часами упрашивал мать проводить его, а не поручать это соседке.       – Но почему мисс Бэгшот не может остаться с Арианой? – в его голосе дрожала обида. – Ведь это максимум час! Ничего не случится.       Мать утирала слезы платком, но была непреклонна.       От мыслей его отвлекает стук. Альбус вздрагивает. На подоконнике сидит Коул и хлопает круглыми глазами. К лапе его привязан листок пергамента.       Дамблдор вскакивает и расплывается в улыбке. Распахивает раму, впускает птицу в комнату. Коул садится на полюбившуюся тумбочку Элфиаса и с важным видом протягивает лапу. Дамблдор узнает собственный листок пергамента. Сердце ухает вниз, радостная улыбка меркнет.       – Он не прочитал даже, да, Коул? – упавшим тоном спрашивает Альбус, поглаживая сову по тёплым перьям. – Я должен был понять. Слизеринцы не дружат с гриффиндорцами, да?       Коул наклоняет голову и по-прежнему держит на весу вытянутую лапку.       – Прости, что заставил тебя летать просто так, – Альбус протягивает руки к пергаменту. – Но я…       Он осекается.       Прямо под его записью чернеет ещё одна. Буквы высокие, острые и кажутся Альбусу холодными.       «А тебе не всё равно?       Г».       На лицо сама собой снова налезает улыбка. Он быстро отвязывает письмо.       Г. Грегори? Ганс? Георг? Или он подписался фамилией?       Альбус хватает перо. Где чернильница? Кровать, тумбочка… Подоконник!       «Я просто рад, что ты преодолел свой страх. И ты очень здорово владеешь заклинанием левитации. Когда ты успел его освоить? Тебя же не было на уроках в первую неделю.       Альбус».       Коул щелкает клювом и вновь протягивает лапку.       – Прости, друг, – улыбается Дамблдор. – Ещё разок слетаешь?       Ждать ответа на второе письмо оказывается сложнее. Альбус больше не может думать о семье. Или не хочет. Почему-то очень важным оказывается то, что Гриндевальд ему ответил. Альбус не мог просто так смотреть на его вечно угрюмое лицо. Должна быть причина… Да, он слизеринец, да, у него нет друзей, но… Он же в Хогвартсе! И почему бы… Почему бы Альбусу не стать его другом?       Коул возвращается через четверть часа.       «Я практиковался в свободное время.       Г».       Гриндевальд максимально немногословен, и у Альбуса уходит ещё десять минут на то, чтобы придумать, какой вопрос задать следующим.       «А почему ты всегда один? И кстати, напиши своё имя, пожалуйста, я ведь даже не знаю, как к тебе обращаться.       Альбус».       Не успевает Коул улететь, как дверь распахивается и глухо стукается о стену; в гостиную вваливается Элфиас с Дэвидом, Сэмом и Майком. Все четверо смеются до упаду. Альбус прикрывает локтем перо с чернильницей.       – Ах вот ты где, Ал! – выдыхает Элфиас, бесцеремонно плюхаясь на кровать друга. – Мы тебя уже обыскались. Ты чего ушёл?       Альбус жалеет, что не додумался достать какой-нибудь учебник для вида. Он не совсем хочет, чтобы друзья узнали о его переписке.       – Я… – в голове проскакивает ответ Гриндевальда. – Я практиковался. Заклинание левитации, – и для пущей убедительности он взмахивает палочкой и указывает на собственное одеяло. – Вингардиум Левиоса!       Одеяло, на котором сидит Элфиас, послушно поднимает углы и пытается взлететь в воздух. Дож хохочет и пытается одеяло удержать. А Сэм грустно замечает:       – И чего тебе практиковаться? И так всё получается… – он указывает на подушку. – Вингардиум Левиоса!       Подушка как-то боком съезжает с кровати и падает на пол. Альбус тоже смеётся и повторяет:       – Рассечь воздух и взмахнуть.       Сэм лишь отмахивается.       В спальне наступает обычная возня. Учебники и перья оказываются кое-как распиханы по углам и прикроватным тумбочкам, покрывала небрежно свалены на пол. Альбус то и дело вглядывается в ночную темноту, но не замечает никакого движения.       Он не надеется получить ответ, когда спустя полчаса все наконец укладываются по своим постелям. Все-таки это был очень личный вопрос... Сэм уже вовсю храпит, Элфиас молит Мерлина, чтобы их наконец-то научили заклинанию тишины, а Альбус, в последний раз подходя к окну, вдруг различает в темноте силуэт совы.       Он забирает у Коула письмо с проворностью фокусника и нетерпеливо раскрывает сложенный вчетверо лист пергамента.       Там всего одно слово.       «Геллерт».