The Numbers

Полине пришлось успокаивать меня всю неделю, прежде чем я, наконец, смогла взять себя в руки. Иногда мне кажется, что вся моя семья — это один человек, у которого я, судя по всему, скоро останусь на ПМЖ. Именно она заставила меня поесть, отправила меня к врачу, дабы снять гипс и настояла на том, чтобы я наконец опять пошла к Ольге Юрьевне. Я смотрю на часы и понимаю, что моё время уже началось. Но её секретарши на месте нет, а сама Оля нисколько не торопится позвать следующего посетителя. Поэтому, будучи большой самостоятельной девочкой, я беру всё в свои руки. Вот я уже напротив двери, как школьник после родительского собрания прислоняю к ней ухо, дабы понять, безопасно ли продвигаться дальше.  — Пожалуйста. Мы уже говорили об этом. Всё кончено. — я в первые слышу, чтобы Серябкина звучала так. В её голосе столько мольбы и, казалось бы, страха, будто она боится обидеть своего собеседника.  — У тебя всегда всё кончается, как только выходит из-под твоего контроля. — ну конечно же, этот отвратный день не мог обойтись без самой любимой женщины моей школьной юности. — Почему ты так поступаешь со мной? Чего ты боишься?  — Лена… И тут маленькая Кищук в моей голове решает, что она — супергерой, а Оля — жертва, которую нужно срочно спасать. Дверь открывается даже реще, чем я ожидала, ударяясь о стену, и испуганно смотрят уже не только они, но и я. Сцена, открывшаяся моему взору, выглядит комично и очень сценарно: Лена прижимает Олю к столу своим телом, а та в свою очередь упирается руками ей в грудь, сохраняя хотя бы минимальное расстояние между ними. К счастью, из-за достаточного отсутствия серого вещества, я быстро беру себя в руки и салютирую двум женщинам, которые всё ещё не отрывают от меня шокированного взгляда.  — Здрасьте, Елена Владимировна. Давно не виделись. Как ваше ничего? Всё ещё терпеливо выслушиваете оскорбления школьников в ваш адрес?  — Кищук, я бы душу продала, чтобы всю жизнь тебя не видеть. — смотрю, как она закатывает глаза, и лишь недовольно скрещиваю руки. — Надо было тебя тогда сразу на учёт поставить и всю жизнь испортить. А, постойте-ка. Ты потом и сама прекрасно справилась.  — Лена, чёрт бы тебя побрал. Выбирай выражения. — наконец слышу в голосе Оли знакомые нотки стали, и кулаки снова возвращаются в расслабленное положение. — Думаю, тебе пора идти. Темникова, наконец осознав, что по душам поговорить уже не выйдет, тяжело вздохнула.  — Извини. — она говорит это скорее Оле, чем мне. — По поводу твоей просьбы. Я не нашла ни одного личного дела. Наверное, их зажали Голубин с компанией.  — Всё равно спасибо. — то, как Серябкина ей улыбается, безумно раздражает. Кто вообще может импонировать этой ведьме? Лена молча разворачивается и идёт к выходу, но по пути успевает шепнуть мне «не откинься раньше времени». Я лишь целую свой средний палец и показываю его уже ей в спину.  — Тебя разве не учили, что заходить без стука невежливо? — Серябкина отходит от стола и небрежно валится в своё кресло. — В любом случае спасибо. Я думала, она никогда не уйдёт.  — Единственное, по чему мне хочется постучать — это по её голове. С семнадцати лет мечтаю. — следую её примеру и сажусь напротив. — Как вы вообще так умудрились? Она же лет на десять старше. Оля прикрывает рот ладонью, чтобы скрыть свою реакцию, но хриплый смех всё равно доходит до моих ушей.  — Всего лишь на пять. Просто нужно смыть с неё всю штукатурку и заставить проспаться. — её взгляд резко сменяется на обеспокоенный, прежде чем она задаёт свой вопрос. — Как ты себя чувствуешь?  — Уже лучше. Ко мне пришло осознание, что вне зависимости от того, приехала бы я или нет, он всё равно был бы мёртв. — я с напускным интересом рассматриваю свою освобожденную от гипса руку. — Вряд ли вообще можно что-то сделать. Только поймать этого ублюдка и заставить ответить за всё, что он сделал. Оля согласно кивает, задумчиво смотря на меня. В какой-то момент я начинаю смотреть в её кофейные глаза у ответ, щурясь и ожидая, пока она что-то скажет. На секунду мне даже кажется, что её щёки слегка покраснели, но что-то мне подсказывает, что это лишь игра света и моего воображения.  — Ты помнишь, как всё началось? — произносит Оля одними губами, будто не желая нарушать образовавшуюся тишину.  — Что именно?  — День, когда на тебя напали. Конечно же, я помню, как всё началось. Обычный день, где я пытаюсь наладить отношения с мамой. Обычный день, когда все попытки заканчиваются очередной порцией криков и слёз. Обычный день, когда я снова ухожу из дома поздно ночью в никуда, громко хлопая дверью. Помню, как иду по дворам, слышу шаги за спиной и не обращаю внимания. А они всё ближе и ближе, и, как только страх сжал мою душу, и я решила обернуться, оглушающий удар пришелся на мою голову. Потом только темнота.  — Я не знаю, почему это случилось. Я ничего не сделала… Тогда. Я ни в чём не виновата. «Ты виновата. Ты очень виновата»  — На самом деле, у меня есть подозрения, почему это произошло. — Серябкина встаёт, чтобы взять со стола папку, и снова садится напротив меня. Вытянув оттуда пару фотографий, она бросает на них сосредоточенный взгляд, а после протягивает одну из них мне. — Узнаешь?  — Конечно. Это Глебка. — я не без грусти смотрю на лицо улыбающегося Голубина.  — А теперь скажи: какие отношения вас связывали?  — Эм… — я на секунду запнулась. — Возможно, мы с ним встречались. Ну, он думал, что встречались, но мы просто спали вместе. И, чисто теоретически вполне вероятно, что всё кончилось из-за того, что я переспала с его сводной сестрой, но… Я замолкаю, видя, как Оля, испуганная количеством подробностей, периодически открывает и закрывает рот, пытаясь что-то сказать.  — Ой. Вы же не это имели ввиду.  — Не это. — она несколько раз моргает, будто приходя в себя. — Я про ваши… Тусовки.  — Поняла. Вы про наркотики. Мы были в одной компании до того, как я ушла. В общем-то, с него то всё и началось. Серябкина протягивает мне следующую фотографию, и лицо этой девушки также кажется мне смутно знакомым.  — Она ведь тоже была с вами?  — Не помню. — и я честно всеми силами напрягаю мозги, пытаясь вспомнить, где я её видела. — Много кто был. Люди приходили и уходили. Наша компания не была тайной. Хотите сказать, что он убивает только… — я задерживаю дыхание, прежде чем закончить. — Наркоманов?  — Сомневаюсь. Как ты уже знаешь, у меня нет доступа ни к одному личному делу, а памяти Лены хватает лишь на вас, любимчиков. Но я покажу тебе одну закономерность. — Оля указывает на фото Глеба. — Номер тринадцать. — её палец перемещается на фото девушки. — Номер восемь. — а после она кивает в мою сторону. — Восемнадцать. Видишь связь? В пятёрке каждый третий употреблял. Почему я раньше об этом не подумала? Хотя номера обычно не афишировались, и вряд ли кто-нибудь мог заметить последовательность.  — Нас собирают группами. Кто же тогда остальные? — Оля пожимает плечами, отводя взгляд. — Почему вы не попросите Константина помочь? Он же может просмотреть дела.  — Он не будет в это лезть, пока не будет существенных причин.  — Так давайте сами залезем! — вдруг подрываюсь я. — В здание, в смысле. Где они там всё это хранят?  — Кищук, думаешь, один раз со сроком пронесло — второй пронесёт? — её осуждающий взгляд вынуждает поежиться, но я не сдаюсь.  — Просто попросим оставить окошко открытым и полистаем пару страниц.  — Там решётки на окнах. И дежурные. — отвечает Оля, ухмыляясь.  — Спрячемся в кабинете вашего друга, а дальше уже порешаем как-нибудь. — я пытаюсь мило хлопать глазками. — Если что, я обещаю защищать вас в колонии.  — Ох, Катя. — она закатывает глаза на мои попытки мольбы. — Либо у меня детство в одном месте играет, либо у тебя дар убеждения. Но как только нас словят, я сдам тебя с потрохами.  — Не словят. — самоуверенно заявляю я. — У нас ещё полчаса. О чём ещё вы спросите сегодня?

***

Семь лет назад Мужчина стоит у здания, сверяя часы. Опаздывает на пятнадцать минут. Или, возможно, вообще не появится. Ещё десять. Он уже готовится уходить, и когда видит приближающуюся к нему девушку. Худая, бледная, с огромными синяками под глазами, она казалась чуть живой.  — Ты ко мне идти особо не торопишься, как я посмотрю. — говорит он и следует за ней, когда девушка наконец ровняется с ним.  — Очень смешно. По-взрослому шутите.  — Я говорю на перспективу. — мужчина хватается за ручки за её спиной и дальше толкает коляску сам.  — Вы как будто больше всех хотите, чтобы я снова пошла. — тихо говорит она, печально смотря вперёд. — Штыри в спине не волшебные. Сколько вы знаете людей, которые пошли после перелома позвоночника?  — Вопрос с подвохом. Я просто не знаю людей, переживших такую травму. Будешь первой.  — Зачем вы вообще снова дёргаете меня? — вдруг начинает злиться она. — У меня и без вас дел по горло. Полежать, поплакать, попытаться встать, снова поплакать… К чему все эти вопросы? Что вы хотите от меня услышать?  — Почему это произошло.  — Да откуда мне знать! Нечего гулять по улице, когда выгуливают садистов. Нет в этом случае тайного смысла.  — Но всё-таки подумай, что могло привести к этому. — невозмутимо продолжает мужчина, продолжая толкать коляску.  — Плохая работа вас и местного отделения психиатрии. Я не знаю. Но лучше бы он, кто бы то ни был, добил меня сразу.  — Не говори так. Мысль о том, что она планирует исправить эту оплошность, так и осталась неозвученной.