***
Жарко, жарко, жарко, жарко… Гермиона подскочила на кровати, хватаясь за горящее горло, и, обхватив стоящий на тумбочке графин с водой, принялась делать жадные глотки. Голове стало совсем дурно. Грейнджер не сразу поняла, что ее ночные прогулки — это просто кошмарный сон, который никогда не постигнет ее наяву. Она успокоилась только тогда, когда подошла к зеркалу и, раздевшись догола, со страхом посмотрела на свое тело. Ни-че-го… Гермиона облегченно выдохнула. Да, сон. Это просто сон. Никто ее не посмеет ранить, а уж тем более убить. Хогвартс — безопасность. Хогвартс — дом. А дома не убивают. — Скажи это Альбусу Дамблдору, дорогая, — раздался насмешливый голос из-за угла. Вздрогнув, Гермиона обернулась и, прищурившись, вгляделась в темноту. Уверенный стук каблуков отскочил от стен. Шаг, два, три… и перед Грейнджер предстала абсолютная копия ее самой. Невысокого роста, девушка пристально вглядывалась в своего перепуганного двойника, склонив голову набок. — Ты — это плод моего воображения, не более, — наконец Грейнджер нашла что ответить. Вздернув нос, она прошествовала к своей кровати и улеглась под теплое одеяло, мысленно прогоняя видение прочь. Но оно никуда не делось. Двойник, насмешливо приподняв брови и сложив руки на груди, все так же смотрел на Грейнджер, еле сдерживая себя, чтобы не засмеяться. — Подсознание — удивительная штука, — прошептал двойник, присаживаясь на край кровати. — И если я — его часть, то почему, Гермиона, ты никак не услышишь саму себя? Гермионе пришлось приложить все усилия, чтобы не сжать кулаки, которые еще сильнее развеселили бы плод ее воображения. Отвернувшись к стене, Грейнджер думала лишь о том, как бы поскорее заснуть. Представила Гарри и Рона, радующихся тому, что Гермиона, наконец, решила присоединиться к ним на завтраке. — Брось, Грейнджер! — воскликнула девушка, расхохотавшись. — Тебе абсолютно плевать на этих недо-героев, которые якобы спасли мир. Если бы не твои знания, они лежали бы сейчас в могиле, а не сбегали посреди ночи из школы, чтобы вновь найти приключения на свою задницу. — Это не так! Я люблю своих друзей! — Все-таки обратила на меня внимание? Приятно. Двойник склонился над перевернувшейся на спину гриффиндоркой. Все говорило о том, что она — это и есть Гермиона. Кроме взгляда… Глаза ее были значительно темнее, чем у настоящей Грейнджер. Черные, искрящиеся уверенностью в себе, жаждущие победить во что бы то ни стало. Губы, покрытые красной помадой, растянулись в насмешливой улыбке. — Ты умрешь от его когтей, Грейнджер. Он схватит тебя и превратит в миллион маленьких кусочков, что разлетятся по всему свету. Стоит тебе только довериться зверю, как спасения уже не будет. — Ты несешь бред… — А разве твое подсознание может нести бред? Псевдо-Гермиона тихо рассмеялась. Поднявшись на ноги, она поправила свой высокий хвост, крепко сжатый чуть ниже макушки, а затем вступила в темноту. Ее тонкая фигура скрывалась постепенно, а цоканье каблуков преследовало Гермиону до конца ночи. Она исчезла. А Грейнджер так и продолжила лежать, глядя в потолок. Что она хотела в нем разглядеть?***
— Черт, что это было, Пэнси? — возмущенно воскликнул Блейз, когда слизеринка наконец появилась в гостиной. — Только не говори, что тебе не понравилось то, как нас отчитывал Донг, — хмыкнула девушка, усаживаясь на диван. Действительно, преподаватель Защиты от Темных Искусств был вне себя от гнева. Он походил на плюющую ядом гарпию, расхаживающую по своему логову назад и вперед. Сцепив руки за спиной, профессор раз за разом повторял правила поведения на уроке, пока друзья, весело переглядываясь, строили из себя провинившегося студентов. — Твое счастье, что он не назначил нам отработку, — недовольно буркнул Забини, скрепив руки на груди. — Успокойся, — медленно протянул Малфой, что сидел напротив друзей. Слизеринец, расположившись в кресле, читал книгу. На столе лежала раскрытая тетрадь, в которую юноша изредка записывал понравившиеся ему фразы. Перо вертелось между его тонких пальцев, пытаясь выпрыгнуть на волю. — Ты все принимаешь близко к сердцу. — Ну так что? — вопросительно посмотрев на однокурсника, Пэнси подсела поближе к Блейзу. — Ты взял меня на спор. И теперь я требую свою награду. — Твоя награда — это ударить меня по голове. Подожди… Взгляд Блейза стал более серьезным. Молодой человек пораженно уставился на Пэнси, которая с самодовольным видом поглядывала то на Малфоя, то на Забини. Легкая улыбка не сходила с ее лица. Девушка явно была довольна собой. И пусть тот факт, что она с успехом воспользовалась невербальной магией, Блейз осознал спустя почти сутки, она все равно ощущала свое превосходство. — Как ты это сделала? Драко и Пэнси переглянулись. Слизеринцы, словно по команде, усмехнулись друг другу, игнорируя возмущения Блейза. — Друзья, хватит этих загадок! — Пожалуй, я пойду спать, — проговорив это, Драко подхватил со стола тетрадь и, зажав книгу под подмышкой, направился в свою комнату. Слизеринская спальня была как раз под стать истинному слизеринцу. Темное и сырое помещение, украшенное зелеными и серебряными цветами, больше походило на склеп, в который никогда не проникнет лучик света. Но при этом было таким родным и… домашним. Драко кинул свои учебные принадлежности на кровать и, расстегнув рубашку лишь наполовину, снял через голову. Уже через секунду она была аккуратно сложена и убрана в шкаф, а рядом лежали черные штаны. Малфой облачился в пижаму и забрался в кровать. На прикроватной тумбочке горел светильник, который дарил своему хозяину не слишком много света, но был одной из самых полезных, по мнению Драко, вещей в его спальне. Малфой раскрыл книгу на той странице, на которой остановился в гостиной, и углубился в чтение. Он не хотел мешать Блейзу и Пэнси, поэтому решил быстро ретироваться с их глаз. К тому же, ему было не интересно слушать их перепалку, которая перерастет в жаркий секс. Как бы однокурсники не скрывали свои отношения, невооруженным взглядом было видно, что они влюблены. И Драко мог поспорить на сто галеонов, что кто-то из них обязательно заводит разговоры о том, что надо прекратить, при этом ничего для этого не делая. Малфой не понимал позицию друзей. Он не был романтиком, но подобная скрытность всегда его веселила. Зачем пытаться скрыть то, что выставлено прямо на раскрытой ладони? Сегодня он вряд ли уснет. Малфой это понял, когда глаза налились свинцом, смысл прочитанных строк неуловимо ускользал, книга была отставлена в сторону, а сон никак не приходил. Это было то самое состояние, когда Драко всю ночь пролежал, закинув руки за голову, и глядел в потолок, не пытаясь думать о чем-либо, но при этом анализируя каждую мысль, что приходила в его голову. Он изменился. Всего два года назад он был маленьким мальчиком, обозленным на весь мир, а сейчас уже… мужчиной? Да, самым настоящим восемнадцатилетним мужчиной. И пусть внешне он почти не изменился, его поступки, мысли и мировоззрение говорило об обратном. Он отчетливо помнил тот момент, когда в истерике пришел к Снейпу и вещал о том, что не хочет служить Темному Лорду. Он лишил его достоинства, всякой гордости, нарядил в наряд труса и изуродовал все его существо. Северус долго молчал. Спокойно выслушивал тираду Малфоя, что захлебывался своими жалкими слезами, и просил о помощи. А затем медленно поднялся со своего кресла, подошел к Драко и дал ему смачную пощечину. — Будь мужчиной, Драко! А не девчонкой, которая пришла на бал, а у ее подруги оказалось такое же платье! И он им стал. Скинул шкуру труса, отрекся от взглядов своего отца и уже на следующий день в сопровождении Снейпа мчался навстречу «светлой» стороне. Очередной шпион, выдающий каждый шаг Волан-де Морта. Никто из окружения Темного Лорда — да и сам он! — не мог поверить в то, что он, маленький Драко Малфой, у которого руки дрожали каждый раз, когда ему приходилось поднимать волшебную палочку и шептать «Авада Кедавра» или «Круцио», нанесет им такой удар. Драко больше не ненавидит Поттера. Он отчаянно боролся за право убить Волан-де Морта своими руками. Боролся за то, чтобы превратить его в то, во что и он превратил его. Боролся за то, чтобы вцепиться в его глотку, выпустить свои острые когти и впиться в мертвую плоть. Сжимать горло, пока тот будет задыхаться. Сжимать, пока его красные глаза будут насмешливо шептать о трусости Малфоя и говорить о неверии в то, что он сможет. Только он смог… бы. Если бы не чертов Поттер со своим геройством. Драко чувствовал, как все его мечты рушатся, когда Гарри, вознесся палочку, пускал ответное заклинание в Волан-де Морта. Рушатся, потому что Гарри Поттер убил врага всех нечистокровных волшебников и маглов. Гарри Поттер, что боролся за жизнь миллионов, а не Драко Малфой, который просто хотел отомстить за свою сломанную жизнь. Это было эгоистичным желанием, но Драко так хотел, чтобы оно осуществилось, что даже спустя несколько месяцев после окончания войны не мог отделаться от него. Помнится, Малфой даже пытался отыскать новые зацепки, которые могли бы привести его к Темному Лорду. Но все было абсолютно бессмысленно. И в тот самый момент, когда Волан-де Морт пал, Драко почувствовал, как мир под его ногами пошатнулся. Потерял свое равновесие. Потерял свою вселенную. Потерял свое право на долбанное существование. Возможно, стоило бы возненавидеть Гарри Поттера. Но Драко не мог. Он всем своим существом хотел, но не мог. В его сердце осталась небольшая неприязнь к Мальчику-Который-Выжил, но ненависть, увы, ушла вместе с войной и частью его умершей души. Должно быть, это к лучшему, потому что изменения, которые произошли внутри Малфоя, дарили ему возможность прожить эту жизнь проще, чем он должен был. У него появились друзья. Он никогда не стремился сблизиться с Блейзом, Пэнси или Гойлом, считая их исключительно «грушей для битья». Но война сама сделала за него всю работу. И, может, он никогда не сможет доверять им так, как Гермиона Грейнджер доверяет Гарри Поттеру и Рону Уизли, но знал, что сможет на них положиться в трудную минуту. — Грейнджер… — прошептал Малфой, а затем, совершенно не ожидая от себя, усмехнулся. — И с каких пор я сравниваю себя с этим бобром? Ее-то война подкосила. Драко не мог не заметить изменений в своем недруге. Не то что бы, он следил за ней, однако убитое состояние Гермионы Грейнджер было заметно абсолютно всем, кто только пересекался с ней. Она чрезвычайно похудела, осунулась. От нее больше не исходил звонкий смех, вызванный тупыми шутками Уизела, а карие глаза не искрились каждый раз, когда преподаватель, пораженный ее знаниями, хвалил. Малфой помнил какой она была бойкой во времена войны. Командовала всем и вся, носилась, словно угорелая, с кипой бумажек, и раздавала всем указания. Помнил и то, с каким она воодушевлением рассказывала соратникам новую тактику по поимке Пожирателей смерти. Помнил, как она громче всех возражала против присутствия Драко на собраниях. — Глупая Грейнджер. Ты должна больше всех радоваться победе, а не быть ею сломленной. Тому столкновению на лестнице Драко не придал никакого значения. Он, как и к Поттеру, больше не чувствовал к ней той ненависти, что раньше, но продолжал ощущать неприязнь от встреч с ней. Но тогда… тогда нечто щелкнуло в его груди. Сердце болезненно заныло от… от жалости к Гермионе Грейнджер. Эта маленькая девушка была так подавлена, что Драко не мог заставить себя отпустить в ее сторону хотя бы одну колкость. Маленькая, худенькая, хрупкая, гремящая костями, не имеющая возможности нормально передвигаться на своих двух ногах. Почему у него, Драко, самого настоящего мерзавца, жизнь наладилась в лучшую — или почти! — сторону, в то время как Гермиона умирала на глазах своих друзей, знакомых и преподавателей? И никто этого не видел? А если и видел, предпочитал просто не замечать? «Героям сложнее», — подумал Малфой, переворачиваясь на бок. Он прикрыл глаза, вновь предпринимая попытку уснуть, но так и пролежал в этом положении, пока не прозвенел будильник. Драко устало вздохнул. Он выключил гремящее и раздражающее чудовище, поднялся и поплелся в ванную комнату. Сегодня в планах было отсидеть четыре лекции по полтора часа, но Малфой предчувствовал, что не сможет вынести из них ничего полезного, потому что будет засыпать на ходу. Взбодриться не помог даже прохладный душ, который в контрасте с еще более холодным воздухом в подземелье только сильнее клонил в сон. — Как ночка? — поинтересовался Забини, когда Малфой уселся рядом с ним за слизеринским столом в Большом Зале. Перед ним тут же появилась овсяная каша с тыквой и черный кофе. — Прекрасно, — ответил Драко, приступая к завтраку. — Выглядишь на очень. Ты хоть спал? Малфой неопределенно пожал плечами. Он мог подумать, что действительно уснул на пару часов, потому что ночь пролетела невероятно быстро. Но вновь и вновь появляющиеся в голове мысли говорили об обратном. — Мне тоже не спалось, — вздохнул Забини, ковыряясь в тарелке с кашей. — И аппетита нет. — Не становись Грейнджер, — усмехнулся Малфой. Непроизвольно он кинул взгляд на стол Гриффиндора. Отыскав глазами Поттера и Уизли, Драко не смог сдержать очередной усмешки. Грейнджер, конечно, опять не было. — Фу, — в отвращении выплюнул Забини, отбрасывая ложку в сторону. — Не говори мне о ней. Не хочу даже думать об этой грязнокровке. Она и раньше была странной, а теперь и вовсе превратилась в сумасшедшую идиотку. — А говорят, что любовь делает людей добрее. — Причем тут любовь? — еще с большим отвращением поинтересовался Блейз, однако внезапно оробел. Пэнси Паркинсон явилась в Большой Зал. Забини, вытаращив глаза, наблюдал за тем, как она направляется к слизеринскому столу. К слову, девушка не отличалась небывалой красотой. Она была чуть полновата, небольшого роста. Черные волосы ее, как смоль, были жидкими, оттого вечно забраны в небрежный пучок, что придавало ее заурядному лицу некую обворожительность. — Ненавижу всякие проекты! — воскликнула она, присаживаясь рядом с друзьями. Она кинула на крышку стола аккуратно завернутый пергамент, перевязанный зеленой с серебряными полосками ленточкой. — И в особенности — оформление. Вслед за Пэнси явилась и… Гермиона Грейнджер. Драко удивленно уставился на гриффиндорку, что неуверенно переступала порог Большого зала. Но тут же уставился в тарелку, придавая своему лицу абсолютное безразличие. Однако краем глаза все же поглядывал, как она, прижав к груди сумку с учебниками, пошатывающейся походкой проходила к столу Гриффиндора. Уизли и Поттер, заметив ее, тут же счастливо заулыбались и принялись махать руками, призывая ее присесть рядом. Та, выдавив улыбку, села напротив них, и придвинула к себе тарелку с овсянкой. Золотое трио тут же начало что-то оживленно обсуждать, хотя еще несколько минут назад сидело в абсолютном спокойствии и лишь изредка перекидывалось фразами. — Вспомни черта, он и явится, — хмыкнул Забини, с неким воодушевлением принимаясь за завтрак. — Какая же она… худая, — подметила Пэнси, провожая Грейнджер взглядом. — Она уже месяц не появлялась в Большом Зале. Интересно, что с ней случилось? — Анорексичка ваша Грейнджер. Хватит ее обсуждать, — фыркнул Блейз. Протянув руку через стол, он дернул Пэнси за локоть, призывая ту обратить на него внимание. — Она не стоит того. — Так ты говоришь о том, кто спас наши жизни? — Она ничего и никого не спасала. Нас спасло влияние наших родителей и отсутствие черной метки. — Говоришь как истинный слизеринец. — И я не прав? Пэнси пожала плечами. Она сделала глоток кофе, все также поглядывая на стол Гриффиндора. — Она давала показания в Визенгамоте на слушание наших родителей. Каким бы уродом не был мой отец, я не хотела, чтобы его приговорили к поцелую дементора. Если бы не она с Поттером, из него попросту высосали бы жизнь, а затем оставили гнить в клетке. Я умею быть благодарной. — Брось, Пэнс… — Тебе легко говорить, Забини! Наши с Драко родители прислуживали Сам-Знаешь-Кому, а твоя мать пряталась вместе с очередным любовником, — ядовито заметила Паркинсон, с яростью поставив бокал с жидкостью на крышку стола. — Ты и твоя семья не пострадали. — Хватит об этом. Меня тошнит от вашего разговора, — выплюнул Малфой. Допив кофе, он поднялся со своего места и, перекинув сумку через плечо, направился к выходу. Воспоминания вновь закрутились в его голове, убивая все живое. Драко воротило лишь от одного осознания того, что подарила ему война и служение Волан-де Морту. И обсуждение друзей, тем более за завтраком, не придавало ему уверенности в себе и не дарило спокойствие, к которому Малфой с таким рвением стремился. Пройдя по коридору, он завернул в ближайший туалет. Скинув мантию, склонился над умывальником и несколько раз ополоснул бледное лицо ледяной водой. Драко уже предчувствовал, что этот день будет одним из самых тяжелых за последние месяцы. Внезапная ярость накатила на него со всей силы, тряся все его существо. Взвыв, он взглянул на свое отражение. Бледный, со впалыми щеками, растрепанными волосами. Холодные глаза уперлись прямо в него, зверски теребя душу. Закричав, Драко со всей силы ударил кулаком по зеркалу, которое, жалостливо взвизгнув, разлетелось на разного размера кусочки. Звон один за одним разносился по уборной. Стекла падали на пол, скатывались в раковину, цеплялись за Драко, не желая такой скорой смерти. Малфой заглянул в один из осколков. Он был чуть больше своих сородичей. Одиноко валялся посреди помещения, отображая в себе разъяренное лицо Драко Малфоя. Юноша поднял его и сжал в ладони, тем самым пытаясь привести себя в чувство. Нахлынувшая злость постепенно сходила на нет. Вытекала вместе с потоком крови, что капала, капала, капала… Темно-красная, тягучая, пачкающая пространство. Смешно. А ведь именно в этом туалете он сразился с Гарри Поттером, впоследствии чего был поражен «Сектумсемпрой». Внезапно дверь в туалет распахнулась, ударяясь о стену с грохочущим звуком. Драко резко поднял голову, глядя на промелькнувшую фигуру. Затем хлопнула и дверь, ведущая в кабинку. Неужели его никто не заметил? Малфой замер. Он медленно поднялся с колен и уставился на кабинку. Стараясь вести себя максимально тихо, он осторожно подошел к ней и прислушался. Кажется, Драко даже не дышал… Из кабинки послышались рваные выдохи и вдохи, плескание воды в унитазе, тихие всхлипы. Еще несколько минут, и дверь перед ним распахнулась. Покрасневшие глаза Грейнджер в упор уперлись в Малфоя. Гермиона поднесла руку к уголку рта и вытерла скопившуюся слюну. — Что ты здесь делаешь? — хрипло спросила она, облокотившись о кабинку. — Что, Грейнджер, завтрак оказался не по вкусу? — придавая своему тону издевательский, поинтересовался Малфой. На его лице образовалась фирменная ухмылка. — Не твоего ума дело, — ответила Гермиона. Смерив его презрительным взглядом, она выбежала из туалета. Малфой, на ходу подхватив лежащую на полу мантию, кинулся за ней. Гермиона горела от стыда. Она пыталась сдержать поток предательски нахлынувших слез, который норовился брызнуть из глаз в любую секунду. Ее застукали. Впервые в жизни ее поймали за самым отвратительным в ее жизни делом, и этим человеком, к ее самому огромному ужасу, оказался Драко Малфой. Человек, которого она презирала всеми недрами своей души. Человек, которого она мечтала уничтожить, растоптать, заплевать, презрительно смеясь. Точно так же, как и он посмеялся над ней на лестнице. Она слышала каждый его шаг и тряслась от того, что Малфой так быстро ее настигает. Ей хотелось спрятаться от всех, закрыться в своей спальне и никогда из нее не выходить, укутавшись многочисленными одеялами. — Грейнджер, стой! — шипел Драко, но достаточно громко, чтобы гриффиндорка его услышала. — Оставь меня в покое! Драко схватил ее за руку в тот самый момент, когда до башни Гриффиндора оставалось каких-то жалких четыре дюйма. Развернул к себе и тут же в отвращении оттолкнул, словно осознав, что прикасается к ней — грязнокровке. — Иди к мадам Помфри, Грейнджер. — Никуда я не пойду! Какое право ты имеешь преследовать меня, хватать за руку, а теперь еще и приказывать? — возмущенно воскликнула девушка, всплеснув руками. — Иди, — стоял на своем Драко, скрестив руки на груди. Вздохнув, Гермиона покачала головой и, развернувшись, вновь предприняла попытку сбежать, но Драко был значительно быстрее. Оказавшись прямо перед ней, он все также продолжал в упор смотреть на нее. Требовательно. Слишком жестоко. — Слушай… — Гермиона потерла переносицу, обхватив ее указательным и большим пальцами. — Ну что тебе нужно, Малфой? Иди своей дорогой. Не мешай мне. — Иди. — Да чего ты пристал? — крикнула Грейнджер, топнув ногой. — Тебе-то какое дело? — Иди. — Никуда я не пойду! — Иди. Шаг. Еще шаг. И Драко оказался в опасной близости от нее. Его тон был совершенно спокойным и уравновешенным. Лицо его кричало о полном безразличии к происходящему, но при этом глаза, что не отрывались от Гермионы, глядели на нее так, словно она — преступница, которую застукали на месте преступления. — Иначе я расскажу всем, Грейнджер, — наклонившись к ее уху, шептал Малфой. — Всем, включая твоих дружков и преподавателей о том, чем занималась Гермиона Грейнджер в туалете после завтрака. — Ты не посмеешь… Малфой отступил в сторону и, запрокинув голову назад, громко рассмеялся. Говорят, люди смеются лишь тогда, когда по-настоящему счастливы; либо тогда, когда находятся в полном отчаянии. Драко Малфой был человеком, который умел смеяться презрительно. С вызовом. С вызовом ей, Гермионе Грейнджер, героине войны, своему недругу. Без отчаяния, злобы или ненависти. С вызовом. С чертовым вызовом! — Еще как посмею, Грейнджер! А впрочем… Это было совершенно неправильно. Немыслимо! Он не имел никакого права на подобное отношение к Гермионе, но при этом вел себя так, словно имел. И не просто имел, а мог это сделать! Достав из кармана волшебную палочку, Малфой навел ее на Гермиону и, прежде чем она успела среагировать, выпустил в ее сторону «Петрификус Тоталус». Грейнджер почувствовала, как все ее тело в один момент полностью каменеет. Потеряв контроль над собой, она даже не почувствовала, как падает. Все, что она видела — это перевернувшийся с ног на голову мир, вертевшийся перед ее глазами. И видела, как Малфой, обойдя ее, подхватил. Он отнес ее к стене и поставил так, чтобы тело Грейнджер не падало, а полностью уперлось в стену. — Вингардиум Левиоса! Гермиона попыталась пошевелить конечностями, но, конечно же, не смогла. Не чувствовала и то, как приподнимается над землей и уже летит вслед за Малфоем, который вел ее в Больничное крыло. «Нет, только не туда!» — мысленно молилась она. Грейнджер хотела дернуться, но у нее вновь ничего не получилось. Все подсознание кричало о том, что ей нельзя к мадам Помфри. Нельзя, чтобы Малфой растрепал всем о том, что она, Гермиона Грейнджер, блевала в мужском туалете. О том, что она, Гермиона Грейнджер, избавилась от недавно съеденного завтрака. О том, что она, Гермиона Грейнджер, сделала это специально. О том, что она, Гермиона Грейнджер, все же больна. Глаза Мадам Помфри удивленно расширились, когда она увидела входящего в лазарет Малфоя, за которым неслась гриффиндорка. Она пораженно раскрыла рот, глядя на развернувшейся перед ее глазами картину. — Мистер Малфой, что это значит? — наконец, сумела выдавить она. Драко полностью проигнорировал ее вопрос. Уложив Грейнджер на койку, он усмехнулся, когда их лица пересеклись. Гермиона глазами метала молнии. И если бы у нее была возможность, определенно высказала бы все, что она о нем думает, а затем оглушила каким-нибудь непростительным заклинанием. — Давайте поговорим наедине, — предложил Драко, указывая на кабинет мадам Помфри. — Немедленно расколдуйте мисс Грейнджер! — потребовала женщина, уперев руки в бока. — Обязательно. Чуть позже. Драко развернулся и уже через несколько секунд скрылся в кабинете. Мадам Помфри разрывалась между тем, чтобы расколдовать ученицу, и тем, что ее ждал другой ученик в кабинете, в который она, в прочем, его не приглашала. Женщина устало вздохнула. Она погладила Гермиону по пушистым волосам и все же направилась вслед за Малфоем. Сегодня мадам Помфри поступила не как специалист, а как человек, который искренне волновался за состояние студентки. И поэтому не посмела снять заклинание, наложенное Драко. Секунды длились так, словно они — это вселенная. Гермиона в волнении лежала на койке. Все внутренности ее дрожали от гнева, раздражения и страха. Ей вновь захотелось расплакаться от жалости к самой себе. И она даже представить не могла, что Малфой наговорит целительнице в свое оправдание. Наконец, маленькая фигура мадам Помфри показалась в лазарете. За ней следовал Малфой. Прежде чем женщина достанет свою палочку, он снял с Грейнджер заклинание и, накидывая на себя мантию, направился вон из помещения, что так сильно пропахло медикаментами. Лицо его было непозволительно окаменелым. Гермиона, почувствовав свободу, тут же подскочила и хотела было погнаться за мерзавцем, но мадам Помфри подлетела к ней и надавила на плечо, призывая принять лежачее положение. Сейчас, в этот самый момент, она чувствовала самую настоящую ненависть к Драко Малфою. Жгучую, призывающую отомстить за предательство.