Впервые за долгое время Гермиона, наконец, начала высыпаться. Первые два дня она не могла держать глаза открытыми. Даже когда к ней приходили Гарри и Рон, у Грейнджер не получалось поддерживать разговор и в последствии засыпала, даже сама того не замечая. У нее не получалось даже думать, что было для нее в новинку. Потому что Гермиона привыкла думать всегда и везде. Ее внутренний монолог не прерывался ни на минуту, даже если девушка спала. Мысли вертелись в ее голове, одна сменяла другую, не позволяя закончить предыдущей. Лишь на третий день ей удалось прийти более или менее в себя. Распахнув глаза рано утром, она с удивлением поняла, что чувствует себя просто замечательно. У нее не кружилась голова, глаза видели ясно, как день. Особенно ее обрадовало яркое солнце, проникавшее в окна лазарета. Оно лишь мельком касалось края ее одеяла, но даже сквозь толстое полотно она ощущала его тепло. Грейнджер улыбнулась. Внутри колыхала энергия. Хотелось подскочить, одеться, помчаться на уроки и провести этот день максимально продуктивно. Ей хотелось… жить.
— Мисс Грейнджер! — воскликнула мадам Помфри, проходя внутрь лазарета. По помятому лицу женщины было видно, что она и сама проснулась совсем недавно. Но при этом была, как и всегда, опрятна и энергична. На мадам Помфри было надето всеми привычное коричневое платье, поверх которого был накинут идеально выглаженный фартук. Седые волосы целительница заплела в легкий пучок, из которого несколько непослушных прядей все же сумели выскользнуть, но при этом придавали лицу некую миловидность. А руки уже держали серебряный поднос, на котором покоились лечебные зелья различных цветов; бинты и скляночка с мазью коричневого цвета.
— Как вы себя чувствуете? — поинтересовалась мадам Помфри, подбегая к пациентке.
— Замечательно, спасибо, — ответила Гермиона, вновь лучезарно улыбнувшись. — Более того, я даже готова прямо сейчас отправиться на занятия. Сколько я спала?
— Два дня, — ответила лекарша. Она поставила поднос на прикроватную тумбочку и раскрыла одно из зелий темно-красного цвета. — К сожалению, я не могу вас отпустить. Думаю, вы еще не совсем здоровы. Одурманивающее зелье часто отключает сознание человека. Так что не беспокойтесь. Прошу, — мадам Помфри протянула пациентке колбу.
Гермиона нахмурилась. Она осторожно приняла зелье, протянутое лекаршей, и пристально уставилась на него.
«Какое одурманивающее зелье?» — подумала она, удивляясь словам женщины. Внезапно Грейнджер вспомнила все до мельчайших подробностей. Как набралась смелости и все же отправилась в Большой зал на завтрак, а потом, не удержавшись, избавилась от всей еды, что попала в ее желудок. Вспомнила и Малфоя, который застукал ее. И так внимательно на нее смотрел, словно не верил, что это она — Гермиона Джин Грейнджер. А потом…
— Че-ерт… — протянула девушка и тихо застонала. Она со страхом взглянула на мадам Помфри, но тут же отвела свой взгляд, смутившись. Гермиона так и не знала, что именно наговорил целительнице Малфой. Но у нее не оставалось сомнений в том, что это явно было нечто нехорошее, подпортившее ее репутацию.
— Вспомнили? — поинтересовалась женщина, а затем, преподнеся руку к колбе, легко опрокинула ее. Гермиона почувствовала, как сладостный вкус лекарства растекается по ее рту.
«Сколько в нем калорий?» — тут же промелькнуло в ее в голове, за что Грейнджер тут же себя пристыдила. Она с опаской взглянула на мадам Помфри. А что, если она умеет читать мысли? Тогда секрет Гермионы тут же будет раскрыт.
— Хорошо, что мистер Малфой оказался рядом. Если бы не он, лишь Мерлин знает, что вы могли бы натворить! — женщина всплеснула полными руками и, отобрав у Гермионы колбу, погладила ее по голове.
— Отдыхайте. Скоро вам станет гораздо лучше.
Не успела целительница скрыться в своем кабинете, как Грейнджер почувствовала, что вновь поглощается в сон. Веки налились свинцом, грозясь закрыться в любой момент, а все мысли очистились из ее головы, словно внутри черепной коробки провели генеральную уборку. Поддавшись искушению, она опустила голову на мягкую подушку и тут же погрузилась в сладкий сон.
Гермиона проспала несколько часов. Разбудил ее грохот двери, но девушка не спешила раскрывать глаза. Она боялась, что это может оказаться какой-нибудь незваный гость, которого видеть ей совершенно не хотелось, а оттого было решено притвориться спящей.
Послышались торопливые шаги мадам Помфри. Та вышла в лазарет, возмущаясь нерадивому студенту, который пожелал побеспокоить «бедную мисс Грейнджер». Началась тихая перепалка, в ходе которой Гермиона отчетливо расслышала фамилию Уизли. Тут же распахнув глаза, она приняла сидячее положение и облокотилась о спинку кровати, сцепив руки замочком.
— Все хорошо. Я рада, что Рон пришел навестить меня. Позвольте ему остаться.
Мадам Помфри хотела было возразить, но раскрыв рот, так его и закрыла. Вздохнув, она помотала указательным пальцем, предупреждая, что будет внимательно следить за друзьями, и скрылась в своем кабинете.
Рон улыбнулся. И на душе стало так тепло, что Грейнджер и сама не могла не улыбнуться. Она указала на стоящий рядом с ее кроватью стул, приглашая Уизли присесть. Друг с радостью принял ее предложение. Он сжал руку Грейнджер в своей ладони, а та, в свою очередь, ответила. Рука Рона была шершавой, но такой родной и любимой, что Гермиона почувствовала себя даже лучше, чем утром. Внезапно ей стало стыдно за то, что не смогла ранее принять Рона и Гарри достойным образом из-за своего плохого самочувствия.
Девушка обвела обеспокоенным взглядом помещение, отыскивая Поттера, но того не оказалось.
— А где Гарри?
Рон густо покраснел. К слову, Уизли был единственным человеком, щеки, лоб и подбородок которого покрывались пунцовыми пятнами. Сначала его лицо приобретало более розовый оттенок, но с каждой секундой становилось все темнее и темнее, пока не станет полностью красным, как помидор.
— Он с Джинни, — робко ответил он, потупив взгляд. Глубоко вдохнув, юноша поднял свои ясные глаза на Гермиону, отчего ей стало не по себе. Грейнджер уже догадалась, что он пришел один не просто так и явно собирался с духом, чтобы поговорить. И предполагаемая тема совсем не нравилась юной волшебнице.
— Вы уже сдали мистеру Донгу проект? — пытаясь вести себя непринужденно, спросила Грейнджер.
— Гермиона, я пришел не для того, чтобы говорить о Донге.
— И все же? Мне так жаль, что я не просмотрела вашу с Гарри работу. Это было очень некрасиво с моей стороны. Он уже озвучил результаты?
— Ты не виновата, что тебе стало дурно. Это все тот чертов Малфой! Как ты оказалась с ним в одной комнате?
Грейнджер нахмурилась. Она понятия не имела, о чем вещает Рон, и уж тем более не знала, какую комнату он имеет в виду. Ей стало страшно, потому что Гермиона до сих пор была в неведении и даже представить не могла, что Малфой наболтал. Мысленно она обругала его всеми ласкательными, которые только знала, и пообещала себе, что обязательно поговорит с чертовым слизеринским хорьком тет-на-тет.
— Возможно, ты имел в виду туалет? — осторожно предположила девушка, устремим взгляд в белоснежное одеяло.
— Не имеет никакого значения. Гермиона, он опасен для всех нас. А для тебя — тем более. Этот приверженец грязнокровок мог сделать с тобой все, что угодно! Особенно сейчас, когда ты в таком состоянии…
— В каком, Рон? — грубо отозвалась Грейнджер, вырвав руку из его ладони.
— В слабом, — ответил юноша.
Повисло неловкое молчание. Гермиона сдерживала себя, чтобы не заплакать, и от того прислушивалась к шагам мадам Помфри, которая, как могла предположить Грейнджер, перемывала пробирки из-под зелий. Она больше не хотела разговаривать с другом. Хотелось зарыться в одеяло с головой, чтобы ее никто и никогда больше не трогал. Слова Рона задели ее, потому что она, Гермиона Грейнджер, никогда не была слабой. И его высказывание было самым настоящим оскорблением.
— Прости, Гермиона, но это действительно так. С самого прибытия в Хогвартс мы никак не можем с тобой поговорить, хотя ты, между прочим, обещала.
— Я не помню такого, Рональд.
— А я прекрасно помню! — недовольно воскликнул Рон. — Ты сказала, что расскажешь мне, когда будешь готова. Что-то случилось с твоими родителями?
— А я разве похожа на ту, что готова?
Грейнджер усмехнулась. Она сложила руки на груди, обнимая себя, и закатила глаза. Жалостливый тон Рона и его непонимание не заставляло чувствовать себя виноватой, а недавно пришедшая нежность стерлась из ее сознания, как нечто мимолетное.
— Нет, — ответил Уизли, глубоко вздохнув. — Послушай… — юноша вновь предпринял попытку сжать руку подруги, но та, недовольно фыркнув, лишь сильнее вжалась когтями в свои предплечья.
— Я не Гарри. И меня нельзя наградить званием «самый лучший друг», потому что я невнимательный, временами совершаю глупые поступки, не подумав, вспыльчив и ревнив. Но я точно знаю, что с тобой что-то происходит, Гермиона. И мне никогда не стать Гарри, потому что я не собираюсь стоять в стороне, пока ты умираешь на наших глазах. Для него ты лучшая подруга. А для меня ты…
Все внутренности Гермионы сжались. Она со страхом посмотрела на Рона, который, вновь сделав большой глоток воздуха, собирался сказать самые страшные слова в ее жизни, тем самым стремясь скинуть с себя звание друга, чтобы стать…
«Рон, милый, пожалуйста, нет», — мысленно молила Гермиона. Она хотела было кинуться на Рона, крепко его обнять и зажать рот ладонью, чтобы он даже и не думал о том, что собирается произнести.
— Я люблю тебя, Гермиона Грейнджер. И сам не понимаю, как так получилось.
— Ты мой лучший друг, Рон. И я тоже тебя люблю, — пытаясь исправить ситуацию, принялась бормотать Грейнджер. Она видела, как голубые глаза Рональда медленно потухают. Светясь всего несколько секунд назад, они потеряли всякие краски, потому что из них… ушла надежда.
— Да… я именно это и хотел сказать, — сбиваясь, тихо ответил Уизли. — Тот поцелуй в Тайной комнате — ошибка. Я это хотел сказать. Ты моя подруга.
— Да, — кивнула Грейнджер, выдавив улыбку. — Я тоже так думаю.
— Рад, что мы расставили все точки над «и».
Грейнджер вновь кивнула. Она бросила взгляд на часы, показывавшие половину четвертого.
— А почему ты не на лекции? Или ты соврал мне?
— Профессор Макгонагалл отметила, — слабо улыбнувшись, ответил Уизли. — И я решил проведать тебя, прежде чем надавать тумаков Малфою. Ты знала, кстати, что ему влепили отработку?
— За что?
— Ну все, молодые люди, пора расходиться! — приказала мадам Помфри, проходя в лазарет. В руках она несла тот же серебряный поднос, что и утром, но на этот раз на нем стояла тарелка горячего супа, от которого исходили горячие пары, и миска овощного салата, обильно политый растительным маслом.
— Еще пять минут, — попыталась уговорить Гермиона, со страхом глядя на приближавшуюся еду. Мысленно она уже начала прикидывать примерную калорийность каждого блюда, помещать в желудок которую ей никак не хотелось. Внезапно пришло и желание, чтобы Рон все же не уходил, а сидел с ней до самого вечера, пока не придет пора ложиться спать.
Мадам Помфри отрицательно покачала головой, поставив поднос на прикроватную тумбочку.
— Я и так позволила вам увидеться, хотя вам, мисс Грейнджер, стоило находиться в полном спокойствии.
— Но я не голодна…
— Это не обсуждается, — отрезала мадам Помфри. Она указала Рону на дверь, и тот, сочувственно улыбнувшись Гермионе, покинул стены лазарета.
«Куриная грудка, картошка, морковь, лук… золотые круги, значит, должно быть, лук и морковь сначала обжарили, а затем добавили в бульон. А это что в салате? Опять масло? Да его здесь грамм тридцать, не меньше! Еще триста калорий, плюс сто пятьдесят грамм огурца, сто грамм помидора, пятьдесят грамм капусты. Господи, да здесь еды на целых шестьсот калорий! Как это вообще возможно съесть за один присест?» — в ужасе рассуждала Грейнджер, во все глаза уставившись на еду.
— По правде говоря, я действительно не голодна. Я еще не отошла от сна и чувствую, что мне хочется поспать еще немного.
— Сначала обед, мисс Грейнджер.
Гермиона почувствовала, как рука ее дрожит, когда она неуверенно преподнесла ложку с супом ко рту. Она взглянула на мадам Помфри, которая, прищурившись, внимательно наблюдала за тем, как Гермиона ест. Лекарша и не собиралась уходить, на что Грейнджер очень надеялась. Присев на противоположную кровать, она ободряюще улыбнулась. Горячая солоноватая жидкость разлилась по полости рта, призывая сейчас же выплюнуть эту гадость.
«Соль задерживает воду в организме. Как же ее здесь много! Я опухну на следующее утро, » — в отвращении думала девушка. Ей опять захотелось заплакать, но прежде выкинуть противное варево куда-нибудь в окно.
— Ну же, глотайте! Чего вы смотрите на меня шальными глазами? — возмутилась мадам Помфри.
Пересилив себя, Гермиона все же проглотила бульон, уверяя себя, что одна ложка ей никак не навредит.
— Суп очень соленый, — пожаловалась Грейнджер, надеясь, что мадам Помфри все же сжалится над ней.
— Вы можете попробовать салат, — услужливо предложила целительница, странно улыбнувшись. Эта улыбка совсем не понравилась Гермионе. Выдавив из себя нечто одобрительное, она покачала головой, уверяя, что несмотря на то, что «суп очень соленый», он довольно вкусный. И когда в тарелке осталось чуть меньше половины, ей позволили оставить остатки на потом. Еще раз внимательно взглянув на Гермиону, мадам Помфри довольно кивнула и унесла поднос в свой кабинет, а затем принялась ухаживать за оставшимися пациентами. Вместе с ней лежали два первокурсника, так напоминавшие ей Гарри и Рона в детстве. Молодые люди были в синяках и ссадинах, и Грейнджер не сомневалась в том, что они подрались. Их угрюмый вид на несколько минут, но отвлек Гермиону. Мальчишки тихо переговаривались между собой, пока мадам Помфри не обращала на них внимание. Но стоило им попасться за разговорами, как тут же умолкали и принимали самый непринужденный вид, как бы говоря, что они совершенно не при делах, поскольку «оно само!».
На тумбочке лежала стопка книг. Гермиона не сразу обратила на них внимание, потому что только сейчас начала здраво мыслить. Вздохнув, она подхватила ее и начала рассматривать обложки. Это были учебники, внутрь которых был аккуратно вложен расправленные пергаменты; и книга детских сказок Барда Бидля. Грейнджер слабо улыбнулась, игнорируя столь непривычную тяжесть в животе. Она решила, что пришло время полностью отвлечься от шуршащих тараканов, поэтому принялась догонять школьную программу, которая проскальзывала сквозь ее пальцы.
«Они даже написали список заданий», — пораженно подумала Гермиона, просматривая небольшой клочок бумаги, на котором небрежным, но разборчивым почерком было все разложено точно по пунктикам. Девушка вновь пристыдила себя. Ведь она упустила даже тот момент, когда друзья принесли ей столь дорогие ее сердцу гостинцы. И за работой, полностью погрузившись в рутину, она провела до самой ночи. Мальчишки уже давно спали, на тумбочке вновь красовался серебряный поднос с овощным салатом, который мадам Помфри занесла ей еще несколько часов назад, и на который Гермиона не обратила внимание. Видимо, целительница, заметив улучшения в самочувствии Грейнджер, решила временно отменить свою слежку.
Практическая работа по ЗоТИ была готова и аккуратно оформлена. Каждую буковку Гермиона выводила с особым упоением, словно от этой работы зависела ее жизнь. А потом вдумчиво читала учебник по Трансфигурации, удивляясь энергии, которая плескалась из всех щелей. Ей не приходилось, как это было ранее, вновь и вновь перечитывать одну и ту же строку, чтобы уловить смысл. Ее глаза бегло бегали по строчкам, жадно впитывая информацию, как губка.
Некоторые наивно полагали, что Гермионе все доставалось легко. Что учеба для нее — это нечто второстепенное, потому что школьные предметы ей давались без особых усилий. Однако Грейнджер всегда отличалась трудолюбием, усидчивостью и упорством. Если бы не приложенные старания, она никогда не стала бы лучшей ученицей Хогвартса. И во многом девушка была благодарна своим родителям. Милые мама и папа никогда не твердили ей, что учеба — это самое главное, но уверяли, что школа развивает потенциал, от которого может зависеть вся последующая жизнь. И поэтому она всегда с некой радостью сталкивалась с трудностями, которые легко преодолевала. Не потому, что так надо, а потому что сама этого хотела. И лишь единственное вышло у нее из-под контроля — это ее собственное «Я».
— Слабая, слабая, слабая… — шептала тень, склонившись к уху. — Слабая девочка, слабая, слабая, сла-абая…
Грейнджер встряхнула головой, отгоняя непрошенное видение, и, полностью его игнорируя, снова попыталась углубиться в чтение.
— Неудачница! — крикнула псевдо-Гермиона. Схватившись за край книги, она с яростью откинула ее, впечатывая в стену. Грейнджер чуть было не взвизгнула, но резко опомнилась.
«Всего лишь плод воображения», — убеждала она себя. Поднявшись, она подняла учебник с пола и вернулась в постель.
— Куда делась твоя сила воли? Идиотка! Сколько ты сегодня сожрала? Решила предать мечту, к которой так долго шла, Грейнджер? И это тебя называют героиней? Просто смешно!
Псевдо-Гермиона была в ярости. Она попыталась вырвать книгу из рук пленницы, но та крепко вцепилась в нее, всеми силами удерживая.
Видение взвыло. Девушка, стоящая перед ней, топнула ногой, отчего противный звук каблуков раздался по всему помещению, норовясь разбудить спящих обитателей.
— Правило номер один: не есть. Правило номер два: если заставляют, пытаться всеми силами отвертеться, в каком бы положении не находилась. Правила номер три: если тебя все же уговорили, настоять на том, чтобы еда была максимально полезной, что означает абсолютную низкокалорийность! Хватит меня игнорировать, словно я пустое место для тебя! Хватит игнорировать свой мозг!
Не дождавшись ответа, псевдо-Грейнджер развернулась и покинула лазарет, громко хлопнув дверью. Гермиона облегченно выдохнула. Должно быть, она совершенно сошла с ума. И в этот самый момент пришло осознание: пора менять свою жизнь.
***
— Сильная. Уверенная. Независимая, — твердо шептала Гермиона. Она стояла перед входом в Большой зал. Ее выписали спустя два дня после того, как она совсем окрепла. Мадам Помфри подошла к излечению Гермионы с полным профессионализмом: не задавала лишних вопросов, внимательно следила за состоянием пациентки, приносила ей завтрак, обед и ужин, и наблюдала за тем, чтобы Грейнджер хоть немного, но поела. И единственным, что было за грани понимания Гермионы, так это контроль ее нынешнего веса. Она даже боялась представить насколько ее разнесло после внеплановых каникул, а оттого чувствовала себя мерзко и избегала всяких контактов с зеркалами, чтобы не видеть своего отражения. Словом, поставили Гермиону под строжайший контроль. Теперь она обязана была каждый понедельник наведываться к мадам Помфри, чтобы та отслеживала ее состояние; и каждый день получать порцию неизвестного ей зелья, прием которого не обговаривался. Ее даже хотели направить к психиатру, чтобы тот проводил с ней беседы, но речь Грейнджер о том, что с ее эмоциональным состоянием все в порядке, убедила целительницу не прибегать к радикальным мерам. И сейчас, набираясь храбрости, она собиралась переступить порог Большого зала, выдавить веселую улыбку, подсесть к Гарри и Рону и начать непринужденную беседу в духе Грейнджер, что означает без умолку болтать об учебе.
— Сильная. Уверенная. Независимая, — продолжала повторять Гермиона, словно мантру. Вдохнув побольше воздуха, она, задрав нос до самого потолка, направилась к столу Гриффиндора. Мальчишки уже сидели на своих местах, переговариваясь с однокурсниками. Симус Финниган, энергично жестикулируя руками, выкрикивал подбадривающие лозунги команды по квиддичу.
— Мы их сделаем, да! Слизеринцы могут подавиться своей чешуей, потому что им нас не победить. Верно, Гарри? Твой манёвр на вчерашней тренировке был просто на высоте. Вы видели, как он перевернулся в… Гермиона Грейнджер? Привет!
— Привет, Симус, — поздоровалась Гермиона, улыбнувшись. — Гарри, Рон, я рада вас видеть. Без вас было очень скучно, — пожаловалась девушка, усаживаясь за стол напротив друзей.
— Как ты похорошела. Неужели твои щечки снова налились румянцем? — восторженно воскликнул Финниган. Гермиона еле сдержалась, чтобы не нахмуриться. Комплимент, сделанный одногруппником, в ее понимании не казался чем-то лестным.
— Спасибо, — выдавила она, пододвигая к себе тарелку с кашей. Краем глаза она взглянула на преподавательский стол. Профессор Макгонагалл внимательно следила за студенткой, отчего Гермиона чувствовала себя крайне неуютно. Она вообще чувствовала себя будто не в своей тарелке, находясь в Большом зале, где скопилась вся орава учеников, желающая плотно позавтракать.
— Что вы обсуждаете?
— В это воскресенье у нас игра. Гриффиндор против Слизерин.
— И мы их сделаем! — вставил свою лепту Финниган, от которого Грейнджер попыталась отодвинуться подальше. Одногруппник казался ей крайне неприятен в эту секунду.
— Конечно, я буду рада за вас поболеть, — ответила девушка. Уголки ее губ слабо приподнялись, что вселяло в друзей полную уверенность.
— Я надеюсь, ты не пронесешь с собой очередную книжку? Это открытие сезона, Гермиона, и… — Рон затолкал в рот огромный кусок обжаренного бекона. — тля нас с Харри это офень фашно.
— Рональд, сколько раз я тебе говорила: не разговаривай с набитым ртом! — недовольно воскликнула Гермиона, всплеснув руками. — Где твои манеры? Ты за столом находишься!
Рон недовольно насупился, но ничего не ответил. Он не хотел ссориться с подругой. Особенно после того неудачного разговора в лазарете. Больше Уизли к ней прийти не решился, ссылаясь на важные дела. Лишь Гарри и Джинни навещали ее, принося новые домашние задания и забирали выполненные.
— Кстати, Гарри, ты передал преподавателям мои работы? — поинтересовалась Гермиона, осторожно засовывая в рот чайную ложечку, на которой красовалась горка каши.
— Конечно. Ах, прости… — Поттер виновато улыбнулся и полез в карман мантии, из которого выудил небольшой клочок пергамента. — Это оценки. Можешь даже не проверять. Везде стоит «отлично».
— Гарри Поттер, если ты сию же минуту не отдашь мне результаты, я могу подумать, что ты меня обманываешь, и напротив какой-нибудь работы позорно стоит «тролль».
Гарри весело рассмеялся, заражая смехом подругу. Он протянул ей пергамент, который Гермиона выхватила из его рук, и принялась бегать глазами по строчкам, выведенные преподавателями.
— Профессор Донг не выставил отметку, — недовольно заметила девушка, аккуратно складывая пергамент и убирая его в сумку.
— Ты так расписала свою работу, что нет никаких сомнений, Гермиона, — отозвался Поттер.
— Мне иногда кажется, что они твою домашку и вовсе не читают, — буркнул Рон. — И просто наугад ставят «отлично». Даже если ты напишешь на сто страниц первые пришедшие в голову слова.
— Ты говоришь глупости, Рон. Доедай скорее свой завтрак и идем на Историю Магии. Профессор Бинс получил мое эссе по итогам восстания Грин-де-Вальда?
— Конечно, — ответил Поттер, утвердительно кивнув. Гермиона облегченно выдохнула.
— Хорошо.
***
Оказалось чем-то странным возвращаться в привычное русло. Окружающие вещи словно встали на свои места. Гермиона продолжала отчаянно учиться и до последнего бороться за звание лучшей студентки Хогвартса; ежедневно общаться с друзьями и проверяла их домашние задания. Но на душе было пусто. Грейнджер было неприятно осознавать, но она скучала по своему отчужденному состоянию. Прошло всего несколько дней, а девушка уже изнывала по все время преследующему ее холоду, который ее больше не посещал. Скучала и по мурашкам, и по бабушкиной кофте, которую ей уже не нужно было носить, потому что замок прекрасно протапливался, не позволяя студентам замерзнуть.
Гермиона устало вздохнула и захлопнула учебник по зельеварению. На завтрашнем занятии ее ждал тест, к которому она усердно готовилась. Где-то в глубине сознания гриффиндорка понимала, что и без подготовки сдаст его на высшую оценку. Но продолжала раз за разом повторять пройденный материал, перечитывать конспекты и заучивать определения слово в слово. В этом была вся Грейнджер.
Видения ее больше не посещали. Но иногда, укладываясь спать, появлялся еле слышный голосок в ее голове, призывающий опомниться и вернуться к прошлой жизни. Все, что надо было — встать на весы. Увидеть стремительно выросшую цифру, послать здравый рассудок к черту и вновь приняться за старое. Но Гермиона понимала, что с таким образом жизни ей не светит ничего хорошего. И поэтому держалась. Держалась изо всех сил, отвлекая себя повседневной рутиной.
До воскресного утра. Проснувшись, Грейнджер осознала, что сдается. Она не смогла. Не проявила силу воли, которая так нужна была ей в этот момент, и поэтому, поднявшись с кровати, прямо в пижаме направилась в лазарет. Часы показывали половину шестого утра, и это значило, что мадам Помфри еще спит. Прокравшись в лаборантскую, в которой ее взвешивали перед выпиской, она скинула с себя фланелевую рубашку и, зажмурившись, встала на весы. Сердце безудержно колотилось в грудной клетке. Ладони вспотели. В последний момент перед тем, как посмотреть на неумолимую цифру, девушка чуть было не передумала.
«Есть еще время уйти», — подумала она, но было уже поздно. В ужасе Грейнджер прижала ладони ко рту, чтобы не закричать. Одиннадцать с половиной фунтов. Она поправилась на, мать его, одиннадцать с половиной фунтов! Всего за несколько дней!
Гермиона попыталась успокоиться. Стараясь вести себя максимально тихо, она покинула лазарет и направилась в башню Гриффиндора. Уверенность в себе и своих силах кипела в жилах, оттесняя кровь за грань реального. Проскользнув в ванную комнату, она разделась и с отвращением посмотрела на свое тело. Пополневшие ляжки, выпирающий живот, свисающая грудь, пухлые предплечья и огромные выпирающие щеки. Грейнджер показалось, что она на грани нервного срыва! Проглотив накатившую обиду, она с яростью распахнула дверцы шкафа, даже не заботясь о том, что может разбудить соседок, и переоделась в спортивный костюм. На дворе стояла самая настоящая осень. Дождливая и холодная, что и было нужно гриффиндорке. Выбежав на улицу, она побежала в сторону черного озера, двигаясь так быстро, как только могла, чтобы ее невзначай не увидел кто-нибудь из преподавателей или учеников. Ветер нещадно хлестал Гермиону по лицу, пытаясь сбить с пути, но девушка упорно продолжала бежать, игнорируя противостоящую ей погоду. Добравшись до заветного места, она и тогда не решилась остановиться. Поочередно она бежала то очень медленно, то разгонялась до максимума. Холод лишь придавал ей уверенности.
«Как так получилось? Я контролировала свое питание! Может, не стоило есть на ужин куриную грудку и пить тыквенный сок?» — размышляла девушка, вновь разбегаясь до предела. Внезапно на ум пришла мысль о том, что мадам Помфри могла специально подсунуть ей зелье, из-за которого она начала набирать вес. Целительница так и не сказала его название, как бы Гермиона не упрашивала. Она лишь настаивала на том, что оно «непременно поможет вам, мисс Грейнджер», и призывала не волноваться.
— Эт-то… эт-т-то в-все М-малфой! — пыхтя, в ярости выкрикнула Гермиона. Это из-за него она набрала вес. Это из-за него ей пришлось почти неделю вылеживать в лазарете. Это из-за него ее поставили на учет и теперь пичкали непонятными зельями с непонятным составом.
Губы Грейнджер сжались в плотную полоску. Она пообещала себе, что во что бы то ни стало узнает название и свойства «лекарства», скинет как можно больше веса и, что самое главное, отомстит Драко Малфою за его чертову выходку! Гермиона ругала себя, что раньше не обратила внимание на произошедшие события. Она предпочла полностью углубиться в учебу, а не искать встречи с Малфоем, чтобы расставить все точки над «и», и это была ее самая главная ошибка. Нет! Ее самая главная ошибка — это блевпати в туалете, в котором Драко, по «счастливой» случайности — действительно ли это была случайность? — оказался с ней в одном помещении, тем самым став свидетелем. Стоило защититься и вовремя среагировать, применить стирающее память заклинание, в конце концов, а не мямлить, как дурочка, надеясь, что слизеринский хорек ее поймет и хотя бы из чувства полного безразличия к ее жизни оставит Гермиону в покое. Глупая, глупая Грейнджер.
Первую остановку Гермиона сделала лишь через час. Облокотившись руками о колени, девушка глубоко дышала, стараясь отдышаться. Наконец, когда дыхание пришло в норму, она выпрямилась, пнула рядом стоящее дерево и пообещала себе отомстить.
— Уничтожить. Оскорбить. Растоптать. Унизить! — шипела девушка, раз за разом пиная бедный ствол. До этого Гермиона старалась игнорировать выпады Малфоя. Шептала своим друзьям: «он этого не стоит». Но пришло время что-то менять в своей жизни. И Гермиона ясно осознала: изменения должны коснуться не только ее тела или сознания. Она должна была полностью поменять своё отношение к Драко Малфою.
