Если сможешь

      Гермиона просидела с ним до самого утра. Зверь пытался вырваться, но магические веревки было невозможно разорвать. Рычал, выл, недовольно поглядывал на Грейнджер, иногда даже засыпал. Гермиона с нездоровым любопытством наблюдала за тем, что делает с Малфоем луна. И если раньше ей хотелось поскорее добраться до школы и спрятаться под одеялом, но теперь она, расположившись под деревом, внимательно наблюдала за оборотнем, прижав колени к груди. И никакого страха. Только нескончаемое желание быть рядом.       Со временем погода вновь начала меняться. Снег больше не спадал с неба крупными хлопьями, а небо затянулось грозными тучами. Чем выше становилось солнце, тем болезненнее было Малфою вновь совершить переход от животного к человеку; и тем холоднее становилось на улице. В крови все еще бурлил адреналин, но босые пятки и раскрытые плечи хотелось куда-нибудь спрятать, чтобы не чувствовал окоченение. Гермиона лишь один раз покинула свой пост, когда направилась на поиски мантии Малфоя. По дороге она сумела отыскать один ботинок, который Драко скинул со своей ноги и отбросил прямо в кусты, но второй так и не обнаружила даже при свете утра; и школьную сумку, из которой градом посыпались учебные принадлежности. Так что к ее возвращению Малфой был почти в полной боевой готовности.       Ожидая момента, когда Драко придет в себя, Гермиона не заметила, как погрузилась в сладкую дремоту. Мантия была значительно больше ее, поэтому приятно согревала тело. Но недовольный возглас заставил ее вернуться к реальности: — Развяжи меня! Сейчас же! — требовал слизеринец. Гермиона усмехнулась, чувствуя свое превосходство. Действительно, ведь она может оставить этого мерзавца здесь. Кто знает, может в первую же ночь его сожрет какой-нибудь мотылек? Несколько минут полюбовавшись, Гермиона сняла с себя мантию Малфоя и, отыскав в карманах волшебную палочку, расколдовала веревки. Драко облегченно выдохнул, когда те спали на землю и, заискрившись, исчезли. Он поднялся, с удовольствием потягиваясь. Все тело затекло из-за неудобного положения, поэтому юноша начал колесить вокруг Грейнджер, разминая голову, шею, плечи, руки, туловище, ноги — этому его научил Римус Люпин, к которому Драко, будучи волчонком, однажды обратился за советом. — Ты закончил свою физкультминутку? — с раздражением поинтересовалась Гермиона, обращая свою голову то налево, то направо, то на сто восемьдесят градусов. — Да. Но если тебе нравится, могу продолжить, — ответил Малфой, блеснув своими белоснежными зубами. Грейнджер хмыкнула, отрицательно качая головой. Она устала и хотела поскорее вернуться в школу, поэтому протянула однокурснику вещи, что покоились в ее руках до этого момента, и направилась вон из запретного леса. Малфой последовал за ней. — Ты босиком? — возмущенно спросил Драко, догоняя девушку. — Нет, наколдовала себе невидимую обувь. Мне идет?       Драко хмыкнул, накидывая на обнаженные плечи гриффиндорки свою мантию. Он не чувствовал холода. Более того, на морозной стуже ему было даже немного жарковато.       Гермионе казалось, что они идут целую вечность. Адреналин окончательно выветрился из организма, из-за чего девушка теперь неважно себя чувствовала. Перед глазами кружилось, а иногда и вовсе мутнело до темноты. Споткнувшись, Грейнджер облокотилась о ствол дерева и попыталась перевести дыхание. Ей было тяжело передвигаться. Иной раз хотелось просто шлепнуться на мокрую землю и уснуть прямо здесь, посреди леса, но торопливые возгласы Малфоя подталкивали ее делать шаг за шагом. — Грейнджер, все нормально? — поинтересовался юноша, когда Гермиона в очередной раз остановилась. Шатенка отмахнулась. — Не стоило тебе идти за мной. Зачем осталась? Или ты считаешь, что это шутки? И вообще, где все-таки твоя обувь?       Опять остановилась. На это раз Драко не стал ее подгонять, а облокотился на каменную стену, расположившись рядом с Грейнджер. Они уже находились в здании школы, и им осталось пройти совсем чуть-чуть до заветной комнатушки Малфоя. Судя по сонному солнцу, на часах было около десяти. Это значило, что оставаться наедине в коридорах замка, а тем более не в самом подобающем виде, было не безопасной идеей. Подхватив гриффиндорку под локоть, Драко затолкал ее в нишу, которая, если присмотреться, вела в узкий коридор. — Куда ты меня ведешь? — спросила Грейнджер. Она попыталась придать своему голосу самое злое выражение; либо хотя бы прошипеть произнесенную фразу, но получилось слишком вяло и будто скукоженно. — Я тебе кое-что покажу, — ответил Малфой, успокаивающе улыбнувшись. — Джинни тоже так сказала. А потом накрасила меня, разодела в тряпки и чуть ли не против моей воли притащила на танцы. — Ты неплохо развлекалась. Не думал, что заучка Грейнджер пьет алкоголь. В нем же, о Боже, так много калорий! — Ой, да иди ты к черту!       Оскорбившись, Гермиона выдернула локоть из хватки Малфоя и, недовольно поджав губы, нетвердой походкой направилась к выходу. Она сделала всего три-четыре шага, как слизеринец вновь ее подхватил и повел в противоположном направлении. — Ладно, Грейнджер, не злись.       Выставив Гермиону спиной вперед себя, Драко слабо наклонился, пытаясь дотянуться до ручки одной единственной двери, которую можно было обнаружить в темном коридоре. Малфой прикоснулся к замку, и тот почти сразу же удовлетворенно звякнул, открываясь. Металлическая дверь распахнулась, позволяя молодым людям проникнуть внутрь. Сначала Гермиона ничего не увидела. В помещении было темно и пахло сыростью. Она сумела разглядеть обстановку лишь тогда, когда Малфой зажег свет. И первое, что бросилось ей в глаза — это кандалы. Посильнее вцепившись в мантию, Грейнджер сделала несколько неуверенных шагов в сторону цепей. — Преподаватели знают, — догадалась Гермиона, но выражение оказалось до нельзя глупым.       «Дура, конечно же знают!» — мысленно отругала себя гриффиндорка. — И больше никто, если не считать Блейза и семьи.       Драко устало провел рукой по волосам и прошел к кровати. У него появилось ощущение, будто весь мир рухнул на его плечи, и чтобы тот не свалился, держал несколько столетий, пока его не сменил другой неудачник. Юноша плюхнулся на кровать, привлекая внимание Гермионы. Это действие вызвало у нее улыбку, потому что Драко вел себя совершенно не по-малфоевски. Перед ней был совершенно обычный парень, которому просто не повезло в жизни. — Тебе не стоило идти за мной, — повторил слизеринец. — Никак не можешь усмирить гриффиндорское любопытство? — Ты просто исчез. И я почувствовала неладное. — Прости, я спутал любопытство с благородством. Ведь именно им вы так хвалитесь. — Малфой, я устала.       Грейнджер вздохнула. Все, о чем она могла думать — это о мягкой кровати и глубокому сну, который, пожалуй, можно было бы растянуть на следующие несколько лет. Забыться, перестать думать, видеть, чувствовать, вести активный образ жизни. Не мучиться от постоянных кошмаров о войне, не просыпаться в холодном поту, не видеть свое внутреннее «я», что опять и опять начинает приходить посреди ночи. Ей нужен был отдых. Много, много, очень много отдыха. Особенно эта потребность проснулась сейчас, когда Гермиона почти десять часов провела в лесу, ужасаясь каждый раз, когда оборотень предпринимал попытки выбраться из волшебных пут. — Грейнджер, ты же сейчас не упадешь в обморок?       Она могла. И хотела. Хотя бы на несколько секунд абстрагироваться от внешнего мира. Колени уже подкашивались, перед глазами то темнело, то становилось ясно. Гермиона облокотилась о стену, чтобы избавиться от чувства абсолютной гравитации. Пульсирующий мозг раз за разом рвался наружу, создавая непереносимое давление. — То, что произошло на вечеринке… — А что произошло? — Малфой, мы танцевали, а потом ты просто исчез. — Грейнджер, — Драко усмехнулся, закидывая руку за голову. — Мы не танцевали.       Гермиона сжала кулак, пытаясь сдержать яростный и разочарованный вопль, который готова была выплеснуть на Малфоя со всей силой. Все ее тело переполняло негодование. Она развернулась и хотела было уйти, но металлическая дверь, которую Драко, видимо, успел захлопнуть после того, как они вошли внутрь, не поддавалась. Несколько раз дернув за ручку, Грейнджер все же издала жалобный вой, прикусив щеки изнутри. И не могла перестать думать о том, какая же она, мать его, дура! Ну конечно, как Гермиона вообще могла подумать о том, что Драко Малфой придаст тому, что произошло на танцполе, какое-то значение? Это же Малфой! Одна мысль о том, что он танцевал с грязнокровкой, должна привести его в ужас. К слову, и ее тоже. Но воспоминания были такими отчетливыми, яркими и живыми… Грейнджер вздохнула. — Да, ты прав. Это ерунда и стоит просто забыть.       Драко как-то странно улыбнулся. Он приподнялся на локтях, а затем принял сидячее положение. Юноша ждал, когда Гермиона, наконец, признает, что из комнаты ей просто так не выбраться. — Хочешь об этом поговорить? — Нет. Просто выпусти меня отсюда. — А ты сможешь самостоятельно дойти до башни Гриффиндора? — с сомнением поинтересовался Малфой. Он уже не сидел на кровати, а стоял непозволительно близко, что разозлило Гермиону еще сильнее. К тому же, головокружение никак не хотелось сходить на «нет», из-за чего девушка чувствовала себя еще кошмарнее. — Ты ведешь себя глупо. — А тебе не плевать?       За несколько минут упорного вглядывания в Грейнджер Драко даже ни разу не моргнул. Его взгляд был холоден, как лед, отчего девушка почувствовала себя так, будто находится под прицелом. Гамма чувств смешалась воедино, переполняло все ее тело. Хотелось одновременно упасть замертво, напасть на Малфоя или наплевать на все происходящее, сослав на должное. — Плевать, — признался слизеринец. В эту же секунду он отворил дверь, выпуская девушку из своего логова. В последний раз взглянув на Малфоя, Гермиона поспешила покинуть грязное помещение. Колени продолжали предательски дрожать, перед глазами летали блики, но девушка никак не могла себе позволить себе упасть в обморок. Тем более тогда, когда Драко продолжает буравить ее мертвым взглядом. Таким тяжелым, невыносимым.       Коридоры были пусты. По дороге в башню Гриффиндора девушка не встретила ни одного волшебника, чему была очень рада. Еще было слишком рано для напившихся вчера студентов. И лишь переступив порог гостиной, позволила себе рухнуть на пол, так и не сумев дойти до кровати.

***

      Пэнси Паркинсон не была красива, не отличалась высоким интеллектом и хорошими манерами, если находилась в обществе, которое, по ее мнению, не стоило ее внимания. Более того, она самолюбива, высокомерна и цинична. Пэнси не умела поддерживать близких людей, которых можно пересчитать по пальцам одной руки, в трудную минуту. Не умела сочувствовать чужому человеку, не считала важным оказывать кому-то помощь, если не видела в этом выгоду. Ей нравилось ходить по головам и добиваться поставленных целей любой ценой. Должно быть, у нее и вовсе не было никаких положительных качеств. Действительно, кому понравится столь заносчивая девица? Но именно этим она и привлекала окружающих. Драко был рад такому другу, как Пэнси. Девушка не пыталась приписать себе несколько тысяч замечательных качеств, чтобы выделиться среди общества. Она говорила прямо: «Я и не злодей, и не герой. Живу для себя. Нравится — оставайся; не нравится — уходи». Пэнси Паркинсон была настоящей, не умеющей носить маску — это именно то, что Драко ценил в своей подруге больше всего. Она смотрела и на себя, и на мир здраво. Слизеринка никогда не стыдилась своего мнения и мыслей, даже если была не права. А если у кого-то получалось опровергнуть ее аргументы, соглашалась без лишних слов. — Так значит, ты оборотень? — Пэнси усмехнулась, пожимая плечами. — Забавно. Мне стоит поддержать тебя?       Драко улыбнулся, отрицательно покачав головой. — Нет, спасибо. Поддержка — это последнее, что мне сейчас нужно.       Друзья находились в гостиной Слизерина. После ухода Грейнджер Драко почти сразу же отправился в подземелье и был рад, что Пэнси — единственная, кто смог не только пережить вечеринку в честь начала учебного года, но еще и остаться в здравом уме и трезвой памяти. Она читала журнал, когда Малфой, совершенно уставший и замученный, явился в гостиную. Девушка не стала задавать вопросов, когда осмотрела Драко с ног до головы: в руках он держал школьную мантию, а из одежды на нем красовались лишь классические штаны черного цвета и один лакированный ботинок на правой ноге. Не стала расспрашивать и тогда, когда одногруппник прошел к ней и выдохнув воздух так, словно испустил дух, присел рядом. Мельком осмотрев друга, девушка вновь обратила свое внимание на журнал. Она впервые видела Драко в подобном состоянии, но не стала придавать этому какое-то значение как минимум потому, что это было не ее дело. Терпеливо ждала, когда друг сам все расскажет. И Малфой не смог сдержаться. Рассказал обо всем, что произошло с ним за последний год, о Грейнджер и о тупом чувстве, что заставляет чувствовать себя перед ней виноватым. — Так что ты собираешься делать с Грейнджер? — поинтересовалась слизеринка, наконец, отложив журнал. — Не знаю, - ответил слизеринец, массируя виски. - Как ты думаешь? — Драко, ты сам вершитель своей судьбы, — ответила Пэнси, разведя руками. — Я не могу тебе что-то посоветовать. Что хочешь, то и делай. Но на твоем месте я бы просто забила. Ты слишком зациклен на Грейнджер. Тебе стоит продолжать жить своей жизнью, а не уделять внимание таким мелочам. Лучше поспи и хорошенько отдохни. — Ты действительно думаешь, что я зациклен на Грейнджер? — А ты только это уловил? — вопросом на вопрос ответила Пэнси, состроив ядовитую рожу, на что Драко весело рассмеялся. Поцеловав подругу в макушку, юноша направился в свою комнату.       Для Гермионы загадкой стал Малфой; а для Драко — Грейнджер. Оба наивно полагали, что ведут свою игру, которая другому недоступна. Малфой знал, что Грейнджер ищет ответы, при этом искал их сам. Гермиона приняла такую же позицию. Пока она не видит, он наблюдает за ее действиями; пока не видит он, смотрит во все глаза уже она. Не для кого уже не было секретом, что между гриффиндоркой и слизеринцем что-то происходит, потому что те даже и не думали скрываться. Об их гляделках было известного всему Хогвартсу. Даже Рон Уизли, что не отличался наблюдательность, с ревностью и глубочайшим непониманием заметил заинтересованность своей бывшей девушки и злейшего врага друг в друге. Это приносило мучительную боль. Рон даже и подумать не мог, что однажды столкнется с неразделённой любовью. А от осознания того, что Гермиона влюблена в Малфоя, хотелось накинуться на хорька и избить до смерти.       По началу Драко действительно следовал совету Пэнси. Он оборвал с Гермионой все контакты, отсутствие которых та, кажется, даже не заметила. Их встречи вновь сократились до отработки, но вскоре и та подошла к концу. Отремонтировав Астрономическую башню и коридор, что вел на крышу, одногруппники разошлись в разные стороны.       Оба почти забыли друг о друге. Но ключевое слово — «почти».       Была ли Гермиона влюблена в Малфоя? Нет. Она не просто знала ответ на вопрос. Она никогда им даже не задавалась. Но то, что ее тянуло к слизеринскому хорьку, отрицать не могла. Ей хотелось поскорее найти ответ на заданную им загадку. И Драко Малфой не мог оставить Гермиону Грейнджер по той же самой причине.       Две неизвестности столкнулись в немом поединке. Но надолго ли это?       Со временем отсутствие контакта превратилось в очередную ненависть. Драко не хотел слушать о Грейнджер, даже если ее упоминали мимолетно. Ему хотелось стереть девушку из своей памяти, никогда не вспоминать ее непослушных каштановых волос и испуганных карих глаз. Но связь была настолько сильна, что им не поможет даже «Обливиэйт».       Больше, чем любовь. Больше, чем привязанность.       Зависимость — вот их главная слабость. Желание пройти тысячи километров, чтобы быть просто рядом. Дышать одним воздухом, которая превратилась в самую настоящую потребность. Ощущение физической близости даже тогда, когда кто-то из них находится далеко от поля зрения. И от этого хотелось перерезать друг другу глотку. — Ты много уделяешь времени Малфою, — однажды произнес Гарри, когда друзья делали вместе домашнее задание в библиотеке. — Мы с ним не контактировали уже около месяца, — ответила Гермиона, удивленно взглянув на друга. — И с чего мне уделять ему время?       Друзья так и не поговорили о том, что произошло в ночь вечеринки. Именно Гарри нашел ее в гостиной и тут же начал приводить в чувство. Открыв глаза, Гермиона не сразу узнала Поттера и место, где находилась. Ее глаза наполнились испугом, появилось желание спрятаться в углу и никогда из него не выходить. Но гриффиндорец быстро отрезвил ее разум. Он хотел отвести подругу к мадам Помфри, но Гермиона взяла с него обещание, что об этом инциденте никто и никогда не узнает. Гарри было тяжело смотреть на подругу. Он не понимал что с ней происходит и в чем кроется причина, но не ждал от нее вразумительного ответа. Если Гермиона не хочет, она никогда не раскроет карты ни себе, ни кому-то другому. Гарри пришлось просто принять положение девушки. И глубоко внутри он знал, что всесильная, умная Гермиона Грейнджер никогда не справится со своими проблемами. Она медленно умирала. Но никого не хотела впутывать в разборки с самой собой.       Напоив Гермиону чаем, Гарри отвел ее в комнату. Гермиона хотела немного поспать, но даже несмотря на то, что силы были на исходе, Морфей не желал забирать ее в свое царство. Немного полежав и согревшись, девушка подошла к зеркалу во весь рост, расположенному возле шкафа. Макияж размазался по лицу, под глазами расположились черные пятна от осыпавшейся туши. Одежда помялась, на юбке гордо красовались комки грязи. На коленке расположилась гематома, а чуть выше ненавистного шрама на запястье — неглубокая царапина. Ноги приобрели красноватый оттенок из-за переохлаждения. Гермиона вздохнула. Она достала из прикроватной тумбочки расческу и резинку. Впервые девушка заметила, как волосинка за волосинкой покидает макушку ее головы. Кудри уже не были такими пышными, как раньше. Густота значительно поредела, волосы потускнели, потеряли весь свой живой блеск. Но не только в волосах Гермиона заметила изменения. Стоило Гермионе хотя бы немного наклонить голову, как кожа на шее натягивалась, показывая выступающие вены и жилки. После шеи шли выпирающие ключицы, сдувшаяся грудь, ребра, что вглядывались из-под ткани топа. Кожа живота не казалась эластичной или упругой, а чуть по бокам можно было разглядеть тазовые косточки. Сравнив себя в настоящем и прошлом, Гермиона все же приняла тот факт, что немного похудела. И от этого обветренные губы растянулись в удовлетворенной улыбке. Грейнджер решила, что еще чуть-чуть и она остановится. И в этом заключалась ее самая глобальная ложь.       Гермиона много думала. О себе, о друзьях, о родных. О Малфое. Она каждый вечер анализировала их танец и разговор, состоявшийся в тюремной камере. Грейнджер никак не могла понять то, что произошло между ними. Драко будто знал, о чем говорит Гермиона, но все равно пытался уверить ее, что этого не было. В какой-то момент стерлись все границы между реальностью и иллюзией.       Он стоял вместе с Блейзом Забини, прежде чем покинуть выручай-комнату.       Он был далеко.       Он все еще держал в своей руке опустевший бокал.       Он смотрел на нее в упор.       Он развернулся.       Он ушел.       Он никогда не был рядом.       Они никогда не танцевались.       И они никогда не целовались.       Заядлые сплетники Хогвартса ни словом не обмолвились о том, что там произошло.       Потому что в действительности этого не было.       Драко Малфой почтил ее своим присутствием за неделю до Рождества. Видимо, он абсолютно сошел с ума, потому что лишь сумасшедший решится пробраться в башню Гриффиндора, а тем более в спальню для девушек. Малфой застал ее в тот момент, когда она вновь разговаривала со своим внутренним «я». Экс-Гермиона шептала на ухо Грейнджер уже привычные для нее гадости, но которые раз за разом приносили все большую боль. Он заставил ее одеться и последовать за ним. Молодые люди весь путь до Черного озера проследовали в тишине. Никто не осмелился произнести ни слова, пока ступни не коснулись покрытого снегом песка. — Что такое солнце, Грейнджер?       Гермиона нахмурилась. Она засунула руки в карманы мантии и съежилась, пытаясь скрыться от встречного ветра. — Не стоило, Малфой, прогуливать астрономию, — укоризненно произнесла она. Но Драко продолжал в упор смотреть на гриффиндорку, испытывая ее своими ледяными глазами. — Это звезда. — Но зачем нам эта звезда? — Ты смеешься? Хочешь сказать, что позвал меня сюда лишь для того, чтобы я отвечала на твои элементарные вопросы?       Гермиона остановилась. Ей хотелось и уйти, и остаться одновременно. Хотелось и получить ответы на вопросы, и никогда о них не вспоминать. Хотелось и послать Драко ко всем чертям, и сохранить свое обещание помочь. Хотелось и отгадать загадку, и предоставить это ему. — Просто ответь, Грейнджер.       Драко слегка коснулся ее локтя, призывая продолжить прогулку. Гермиона даже забыла как дышать, наблюдая за его действиями. В районе сердца приятно пощекотало, отчего девушка ощутила еще больший дискомфорт. Опомнившись, девушка глубоко вздохнула и покачала головой, отвлекаясь от нахлынувших эмоций, после чего последовала за Малфоем. — Солнце — это жизнь. Оно дарит нам тепло, позволяет выращивать еду, питаться витамином D. Если бы не солнце, не существовало бы ни волшебников, ни магглов, ни животных, ни цветов. Образовалась бы пустота.       Драко улыбнулся уголками губ. — Ты действительно так думаешь? — А ты со мной не согласен? — вопросом на вопрос ответила Гермиона. — Отчасти. — Тогда сам ответь на свой вопрос. — Вселенная — это безмерное пространство, Грейнджер. В ней находится множество различных планет и миров. И не факт, что жизнь на них всегда зависит от солнечного света. — Конечно, нельзя быть во всем уверенным, — согласилась Гермиона, обнимая себя двумя руками. — Но мы ведем речь о нашей солнечной системе. — Кто тебе такое сказал? — А разве нет?       Малфой хмыкнул. Он присел на корточки и, порывшись в холодном песке, выудил небольшой плоский камушек. Выпрямившись, юноша несколько минут вертел его между тонкими пальцами, и лишь после взглянул на Гермиону. — Если предположить, жизнь на Земле может существовать и без солнца. Все имеет свойство эволюционировать. К примеру, вирусы. Несколько веков назад человечество боролось с чумой. Мы живем в мире, не испытавшем на себе муки людей, которых сжигали или запирали в темных катакомбах, чтобы остановить вирус. У всех есть слабые места, от любой болезни существует лекарство. Но стоит разобраться с одной проблемой, как появляется новая. Это закономерность. Сегодня чумы нет, а завтра — есть, но уже более усовершенствованная. — Хочешь сказать, что человечество — вирус? — Именно. Всегда есть шанс на жизнь. Если солнце потухнет, люди, как и вирусы, эволюционируют, потому что… — Сработает инстинкт выживания, — закончила Гермиона, после чего услышала довольное хмыканье Малфоя. — А ты не так глупа, как мне казалось.       Гермиона проигнорировала усмешку. Она осторожно забрала у него камень и сжала в ладони. Полутеплый. Грейнджер предположила, что всего несколько минут назад он был значительно холоднее. Внезапно она подумала, что, может быть, камни тоже имеют органы чувств. И в жестах Малфоя девушка увидела нечто такое, что не могла описать. Как часто мы пренебрежительно относимся к вещам, которые, казалось, не имеют никакую ценность? Даже обычный камень может испытывать потребность в любви, тепле и заботе, но не может выразить свои потребности словами. — Он тоже может эволюционировать. Возможно, через несколько миллиардов лет камни научатся и говорить, и передвигаться по собственному желанию, — произнесла Гермиона, поднимая свой взгляд на довольного слизеринца. — Ассоциируешь меня с булыжником? — А почему нет? Ты тоже не можешь повлиять на некоторые вещи. — В том и моя прелесть, Грейнджер. Я могу повлиять на «некоторые вещи». Мне требуется целенаправленность, активность и немного времени.       Гермиона сжала губы в тонкую полоску. Они продолжали прогуливаться вдоль озера, шли практически плечом к плечу. Стоило кого-то хотя бы на пару миллиметров занести в бок, как они непременно соприкоснулись бы. Ситуация показалась Малфою комичной. Он и предположить не мог, что спустя многие годы будет не просто идти рядом с Гермионой в довольно опасной близости, но и разговаривать с ней так, будто они, может, и не старые друзья, но довольно хорошие знакомые. И пугали даже не их резко поменявшиеся взаимоотношения. А то, что он, Драко Малфой, решит поговорить с Гермионой Грейнджер на самую важную, а то и интимную тему в его жизни. Когда его существование пошло под откос из-за ненавистного вируса, он не решился поговорить об этом ни с матерью, ни с друзьями. Он не хотел ни поддержки, ни утешений. Обратная сторона Драко стала для всех обычным фактом, будто юноша с рождения имел злополучный дар. — Как это относится к тому, что ты оборотень? — Я ошибся. И все же, ты глупа. — Хочешь сказать, что оборотни не зависят от Солнца? Эволюционировали? — продолжила       Гермиона. Малфой уже начинал ее раздражать. Он забрал ее из спальни Гриффиндора, отвел на озеро, а теперь говорит гребанными тайнами вместо того, чтобы сказать прямо и по существу. Грейнджер любила точность и логичность. Действия Малфоя же стали полной неразберихой. — Нет, не глупа. Ты меняешь мое мнение о тебе каждую секунду, Грейнджер. — Не отвечай.       И все же, не выдержала. Гермиона со всем остервенением, которое у нее только было, вложила камень в ладонь Малфоя и, развернувшись, направилась в сторону Хогвартса. Она шла быстро, стремительно, шаги сделались широкими и уверенными. Грейнджер как можно быстрее хотела убежать от Драко и пообещала себе, что больше никогда с ним не заговорит. Этот слизеринский хорек выводил ее из себя при каждой встрече. И она больше не собиралась терпеть к себе унизительное обращение.       Драко не спешил ее догонять. Он несколько раз подкинул камень, а затем, размахнувшись, бросил его в воду. Послышался тихий всплеск, а затем еще несколько, но поменьше. На поверхности озера образовались круги, идущие друг за другом. В последний раз осмотрев берег Черного озера и глотнув свежего воздуха, Драко побежал за удаляющейся девушкой. Он догнал ее в тот момент, когда Грейнджер уже вышла на тропу, ведущую в школу. — Мы подвластны исключительно луне. Ее свет — это как фотосинтез для растений. — Она действует только на зверя. — Но человеческая оболочка также способна приспособиться. — Малфой, отвали!       Гермиона почти перешла на бег, когда Драко, которому надоело бегать за гриффиндоркой, схватил ее за плечо и развернул к себе, призывая остановиться. Гермиона тут же скинула его руку и сделала два шага назад, готовясь опять бежать. — Это ты глуп, Малфой. И я жалею, что когда-то связалась с тобой. — Ты же обещала помочь мне. Забыла? — Я больше не собираюсь относиться к людям так, как они должны относиться ко мне. С меня довольно. Ты только и знаешь, как злить меня. Если бы тебе действительно нужна была помощь, вел бы себя повежливее. А не лез ко мне в душу при каждом удобном случае. Отныне мне тоже плевать на тебя. Я отказываю тебе. — А как можно отказаться от того, что тебе даже не предложили? — Послушай, Малфой… — Нет, это ты послушай.       Драко в мгновение оказался рядом с Гермионой. Девушка была почти на полторы головы ниже него, поэтому юноше пришлось наклониться, чтобы быть с ней лицом к лицу. Глаза Грейнджер говорили о ненависти и обиде, которую Малфой ей причинил. За семь лет ее скопилось так много, что, казалось, не было даже миллиметра для других чувств. Драко не собирался менять мнение Грейнджер, извиняться или пытаться загладить свою вину. Он давно отпустил то, что происходило между ними во времена чистокровно-грязнокровной войны. Но не считал, что так следует поступить и Гермионе, которая оказалась в ее центре. — Я хочу быть зависим от Солнца, понимаешь? И мне нужна твоя помощь. — Помочь с чем? Стать цветком? — Не быть оборотнем.       Гермиона открыла рот, собираясь что-то сказать, но с таким же успехом его захлопнула. Грейнджер могла все: сварить зелье, чтобы превращение было безболезненным; следить, чтобы он не вырвался во время превращения; найти способ контролировать себя. Может, даже поддержать, если Малфою это нужно. Но найти противоядие? Гермиона сжала губы в тонкую полоску, отрицательно качая головой. — Это невозможно. Ты же знаешь. — Возможно. Просто никто так хорошо не искал, как мы будем искать с тобой. — Ты сошел с ума. — Проклятие сводит меня с ума, Грейнджер. И если я от этого не избавлюсь, проще просто умереть. Не хочу жить каким-то уродом. — Боишься за чистоту своей крови?       Гермиона никогда не видела слизеринца настолько напуганным. И ей действительно захотелось посодействовать ему, но как — девушка не знала. Единственный оборотень, с которым она была близко знакома — это Римус Люпин, но он никогда не говорил о чем-то подобном. Он сумел принять свою сущность и научился жить, а не искал лазейки. — Если ты поможешь мне, я тоже тебе помогу. Тебе не придется прятать настоящие зелья от мадам Помфри. Если будешь делать так, как я скажу, тебе и вовсе не придется к ней ходить. И можешь дохудеться хоть до смерти. Я разберусь со всеми твоими проблемами.       Драко говорил еще очень, очень долго. О том, как ему надоело жить и каждое полнолуние перевоплощаться в монстра. О том, что с ядом в крови не сможет построить нормальную жизнь. Ему нужно продолжать род Малфоев, а это практически невозможно, так как шансы заиметь здорового ребенка снижены лишь к нескольким процентам. Устал видеть свою мать в подавленном состоянии, устал смотреть в ее грустные, сочувственные глаза. Драко практически умолял о помощи, при этом не произнеся ни «пожалуйста», ни слов о мольбе. — Есть столько специалистов, Малфой. А ты просишь об этом меня. — Ты же обещала.       С одной стороны, предложение Драко было довольно соблазнительным. Он знал толк в зельеварении и явно имел талант, передавшийся ему от крестного. Малфой действительно мог ей помочь избавиться от контроля и, наконец, почувствовать себя абсолютно свободной. С другой стороны, Грейнджер трезво смотрела на вещи. Лекарства от яда оборотня не существовало. Все, что остается обращенным — это смириться. И получается, что Драко может добросовестно выполнить условия сделки, в то время как Гермионе придется жить с муками совести до конца своих дней. Но в его глазах была надежда. Такая яркая, светлая, уверенная надежда, смешанная с отчаянием. Он хотел бороться и просил пройти этот путь вместе с ним, потому что Гермиона лишь по воле судьбы стала свидетелем его мучений. И как тут можно усмирить свое благородное гриффиндорское сердце, колотившееся в груди как бешеное? — Если ничего не получится, мы просто забудем об этом.       Дрожащими руками Гермиона обхватила пальцы его рук. Она не ошиблась, когда предположила, что ладони Малфоя теплые. А вот ее были холодные, и от контраста у обоих по спине побежали мурашки. Девушка еле заметно кивнула, давая свое согласие. Она была готова идти с ним рука об руку, пока жизнь не разведет их в разные стороны.       Два студента, ненавидевшие друг друга на протяжении долгих лет, стояли в обнимку на территории школы. Два студента, окутанные когда-то предрассудками, сошлись на одной точке. И именно в этот момент два студента ощутили, как колеблющиеся до этого весы остановились. Жизни двух студентов сейчас были в руках друг друга.