Everything it's too much

      Путешествия должны приносить людям радость, просто обязаны, если они совершаются не по непреклонной необходимости случая. Но необходимость может исходить из желания повидать мир и узнать его границы, попытки нащупать границу сна и реали, познать широту и глубину мироздания… Так вот, у Эллуки такого желания никогда не было. Она привыкла к своему родному дому, как прикипевший ко дну кастрюли сироп, по неосмотрительности кого - то сгоревший. И продолжение её путешествия в Асмодине только сильнее укрепило уверенность в этом. В этот раз Эллука очнулась в куда более благоприятных условиях, чем в прошлый раз. Её окружал со всех сторон лес, пахло прелой листвой, а шишки, давно под своим весом покинувшие деревья, успели запутаться в светлых волосах. Приподнявшись и потирая по привычке, как всегда она делала утром, переносицу двумя пальцами, волшебница с радостью отметила, что артефакт решил не оставлять её без плаща, который плотным агатовым облаком обвил её тело, стоило Эллуке встать. Руки, ноги на месте — уже хорошо. Оставалось теперь определить, куда на этот раз её занесло. Карта, прихваченная из опустошенной деревни времен правления леди Баники, тоже изменилась — на ней не было теперь ничего. Когда Эллука её раскрыла, она рассыпалась у неё в руках. — Значит, переносить предметы из будущего в прошлое нельзя. Как хорошо, что я не стала брать оттуда ничего больше, — отряхнув ладони, Чирклатия ступила на крутой склон, как вдруг над её головой прогремела яркая вспышка молнии, а следом полил по классике жанра дождь, уже однажды пригнавший её к одному странному поместью. — У Богов, заправляющих всем этим фарсом с моими перемещениями, до ужаса скудная фантазия… — надвинув капюшон сильнее на лицо и поплотнее запохнув полы плаща, устало на выдохе произнесла волшебница, решив наконец осмотреться. Однако более леса её взор уловить, увы, не смог, да и время суток было не подходящее: на улице стоял глубокий вечер, поэтому без использования труб ночного видения колдунья перед сгущающейся тьмой была бессильна. Стоять на одном месте тоже не было смысла, поэтому вскоре, пригнанная холодным ветром и усилившимся дождем, перешедшим в откровенный ливень, Эллука вышла на торговую площадь, где укрылась на некоторое время под тендом. Там, пока вода смывала с улиц грязь, превращая господские сады в болота, а темнота скрывала неверных мужей с любовницами в тесных комнатушках пабов, Эллука разговаривала с торговцем, хоть и не сильно была уверена, позволительно ли это для неё, перебезчицы из другого времени, но даже если было нельзя, то разговор прошел не впустую. Она смогла узнать год и месяц, в который её забросил артефакт, да и точно подтвердить свои догадки по факту того, что она пребывает в Асмодине. Из него же она узнала, что в последнее время из разных уголков континента начали пропадать девушки, а в Асмодине ряд красавиц поредел особенно заметно, так что ей, волшебнице столь прекрасного лика, стоит за себя побояться. Эллука отмахнулась, не без улыбки поблагодарила старика за комплимент, но слова его запомнила. Предчувствие её забилось с двойным усердием — она была более чем уверена, что неспроста артефакт забросил именно сюда. — «Если в этом всем и есть какой - то смысл, то он наконец начинает прослеживаться». Дождь кончился спустя час, а Эллуке своего доброго собеседника пришла пора покинуть. В благодарность за приятную беседу мужчина дал ей в дорогу несколько яблок, престранный крест с зеленым камнем и наставление, спасшее, возможно, в будущем ей жизнь. «И запомните, мисс. Дьявол скрывается глубоко во плоти, но заметить его можно только по человеческим глазам». Тумана после дождя не было, но проблема заключалась в другом — дороги сильно размылись, поэтому продолжать свой путь по ним не оказалось возможным. Эллука, побродив по более - менее пригодным для ночлега местам и поняв, что её никто даже «авансом» не примет, с досадой заметила, что и магия всё так же в ней была слаба, так что её использование вычеркивалось из списка возможных вариантов сразу же. Умолять кого - либо ей слишком претило, посему она решила держать путь дальше, скороспешно засобиравшись. Но в последний момент на выходе из паба дорогу ей успела преградить широкая мужская грудь, в которую женщина по неосторожности практически  уткнулась лицом. В последний момент Эллука остановилась, медленно поднимая глаза на того,  кто посмел в весьма наглой манере встать перед ней, не пропуская дальше вытянутой руки. А дальше последовало падение на пол и кромешная темнота, затянувшая её взор вместе с дьявольским мужским смешком. *** Слепота. Вот уж чего Эллука не ожидала увидеть, так это ничего. То ли дело было в съеденных отравленных яблоках, подсунутых тем стариком в тот — какой из? Она уже и не помнит — вечер, то ли в темной магии мужчины, напавшего на неё. Но и нападением их столкновение было назвать нельзя; он ведь ничего ей не сделал, разве что… на несколько часов выпала она из реального течения времени именно из - за него. Но полученная после этого слепота — это было нечто совершенно неожиданное, возможно, последствия перегрузки организма из - за очередного временного перемещения. Абсолютная темнота в глазах казалась первое время злобной шуткой игры тени и света, но через время, когда комнату, в которую её поместили, посетил сам похититель, всё незыблимое и неизвестное резко встало на свои места. Она ослепла и осталась совершенно беспомощна в чужеродном временном периоде. Ситуация принимала еще куда более скверный оборот, чем даже у леди Кончиты — с осознанием того, что ты можешь быть съеден, но свободен отчасти в своих действиях, приходило куда больше сил, чем при полном отсутствии возможности хотя бы взглянуть в глаза своему пленителю. Будь у неё сейчас немного сил, Эллука обязательно использовала бы магию часового механизма для управления временем, чтобы наконец настроить приводящую её в неистовую ярость вещицу, но оставалось довольствоваться пока лишь редкими приходами «неизвестного» ближе к вечеру да его помощницы, скверно на неё реагирующую, будто Эллука одним лишь своим воплощением являлась для неё призраком прошлой жизни. «Она совершенно ничего не видит?», — вопрошает совсем близко мужской голос, стоя, кажется, за тяжелой дубовой дверью, что слышно даже сквозь сон. «Похоже, что так. И на кой-тебе сдалась слепая девица?», — женский голос явно пропитан неприязнью к незваной гостье; эта женщина гневно шипит, и у Эллуки под закрытыми веками представляется образ седой ведьмы с глазами цвета крови. Ответ заставляет дернуть уголком губ, но, скорее, по неприязни, чем от удовольствия. «Она очень красива, почему бы и нет, I.R? Раз она слепа, то и тебе докучать не будет, а мне только больше веселья от неё — она меня не видит, значит, не может влюбиться по первому же зову чар демона. Это куда интереснее, чем завлекать очередную прелестницу одним лишь взглядом, ты так не считаешь?» Но та «ведьма» все не отступалась, продолжая изливать свои гневные восклицания будто простуженным голосом на мужчину, с ней говорившего. Эллука их разговор запомнила, но что больше её подбодрило, так это найденные плюсы в теперешнем полнейшей мраке во взгляде. Раз она не может видеть, то другие чувства должны будут обостриться. И магические навыки от принудительного пробуждения никто не освобождал. Позже похитивший её с площади герцог представился как Сатериазис Веномания. Он был правителем тех земель, на которые пришлось ступить её несчастливой ноге, а, как всякий гостеприимный хозяин, он был обязан позаботиться о потерявшейся волшебнице. В нем тоже были зачатки синдрома, а оттого колдунья лишь делала вид более бесстрастным, внимая его речам и предтворяясь, будто герцогу она, конечно же, доверяет. Ему самому, как оказалось, давно не хватало искренности со стороны приведенных сюда девушек — на одну из них во время первых прогулок по поместью Эллука наткнулась совершенно случайно, хотя наложница настолько обрадовалась новому лицу, будто её всё это время только и ждала. Что ж, Эллука его одаривала искренним безразличием со своей стороны, несмотря на то, что его своячницы вились вокруг неё подобно бабочкам вокруг яркого цветка: наряжали в платья, сшитые встреченной ею днем ранее Луканой, расчесывали густые светлые волосы, наводили неброский туалет, что Эллука при всем вышеперечисленном становилась похожа на Мем — Алеф в её представлении. Однако в какой - то момент колдунья отказалась от их помощи, запросив вместо богатого платья обычное платье служанки, а себе в услуги — работу. Герцогу она объяснила свое странное поведение ярым желанием ответить ему добром за заботу, а не тем, что внутри женщины всё сжималось до уровня коробочки из - под кольца от неприязни к такому обращению и полному отсутствию личного времени. Она должна была быть, наверно, ему благодарна, что к ней он относился как к дорогостоющей новой кукле — пока не трогал, лишь обласкивал подарками — но Эллука уже слишком долго не была дома, ей хотелось обратно к своей семье. Поэтому, избавившись от оков чужой заботы, она начала вдоль и поперек изучать поместье, искать варианты решения её проблем с артефактом и заодно узнавать о личностях наложниц немного больше: кем каждая из них была до попадания в лапы к демону — обольстителю. Закончились поиски колдуньи на том, что вещий сон Луканы предрек ей скорый побег, о чем последняя, наверно, должна была сообщить герцогу, да вот только не стала; сохранила тайну колдуньи в благодарность за её хорошее отношение к ней. Эллука стала куда усерднее трудиться над разгадкой тайны работы артефакта, и работа шла на ура — магия и вправду со временем крепла в волшебнице; с её помощью она избавлялась от работы по поместью, всецело посвящая себя другой - над управлением собственным телом без зрения. Сначала было очень трудно, она еле могла пройти от своей комнаты до нижних этажей, но вскоре тело двигалось как по пройденным сотни раз ступеням — бойко, уверенно, не нуждаясь в чьей — либо помощи. Тогда — то герцог и заострил наконец внимание на своей служанке, навестив её в один из вечеров в минуты покоя. — А ты, моя труженица, всё не дремлешь и сидишь за работой? Эллука немного вздрогнула от его голоса, но не испугалась — такую женщину, как она, вообще напугать было сложно. Обострившийся слух за последние несколько недель подсказал ей, что шел к ней именно Сатериазис, а не кто - либо другой — его шаги были более тихими, но в то же время более тяжелыми, чем у женщин, населявших его поместье. — Как видите, мсье. — Не стоит так официально, дорогая Лука, мы же не на приеме. Просто Сатериазис. Шелест покрывала, изменение его формы - оно под его весом прогнулось, невольно доползая образовавшейся ямкой до её руки - Эллука почувствовала копящееся напряжения в животе, но виду не подала. Ей было понятно, зачем он мог к ней в столь позднее время прийти, и от этого внутри горла почему - то образовывался горький ком. Она прекрасно понимала, что может получиться и не уйти от столь "приятного времяпрепровождения". — Скажи, Лука, тебе здесь нравится? Нравится та работа, что ты у меня выпросила? — его голос чуть вибрирует от чувственного удовольствия нахождения рядом с ней, и невольно становится ясно, почему в народе говорят, что «девушки любят ушами». Даже не видя его лица, бывшая жрица может смело сказать, что ей нравится его голос. — Конечно. Мне в радость оказывать о вас заботу, кою вы выказали в мою сторону. Его ладонь спокойно накрывает её чуть сжавшиеся — она этого даже не заметила — пальцы, поглаживая по тыльной стороне. Чужое легкое дуновение выдыхаемого воздуха обожгло левую щеку и Эллука, отвернувшись, постаралась сохранить на лице тоже безучастное выражение, что держала все эти несколько недель в его присутствии; однако тело её распорядилось куда иначе; щеки налились от запретной близости алым оттенком. Колдунья нахмурилась и, вскочив на свои две, протянула мужчине руку. — Я никогда не танцевала в таком большом зале, как ваш. Не окажите ли мне услугу, подарив обычной служанке танец? Возможно, он удивился; она не видела, но услышала тихий выдох; и в её руку легла худая ладонь с длинными пальцами, обвившая её ладонь подобно прутьям омелы, удушающим попавшийся им цветок. «Почему ты не запрешь меня с помощью удовольствия? Почему ты не запрешь меня с помощью любви? Я не разобью эти цепи, ведь я так не хочу, чтобы ты останавливался!» Её неприкосновенность он считывал именно так, поглаживая каждый позвонок сквозь темную ткань рабочего платья. Эллука двигалась грациозно, повторяя, несмотря на абсолютную слепоту, каждый его шаг. След в след. Поворот за поворотом. У неё сердце рядом с ним невольно заскакало в груди, то ли от трепета, возникшего все - таки под влиянием демона похоти, то ли совершенно по очевидной причине — Веномания не был ей так уж и противен. Но у неё уже была семья и любовь всей жизни, и заменять её временной увлеченностью Эллука ни за что бы на свете не стала. Она бы лучше умерла, если её сердце сделало такой скверный выбор. — Я рад, что ты здесь появилась — он шепчет Эллуке в висок, притягивая к себе ближе за талию, спускается поцелуями от него по скуле, к губам, но волшебница резко сменяет направление в танце, разворачиваясь, придерживаемая его рукой, и её волосы отвешивают за колдунью пощёчину партнеру по танцам за нарушение дистанции. - Мне лестны ваши слова. Она невольно дергает раздраженно уголком губ. Сатериазис хорошо видит эту усмешку, открытый знак дерзости и неповиновения — и никакие чары здесь уже не могут помочь, её разум беспросветно сокрыт от его нападок. — Скажите, вы могли бы полюбить меня, моя дорогая? , — он заводит одну руку, продолжая двигаться, описывая четкий треугольник из шагов, — Даже несмотря на свою слепоту. — Я могу полюбить человека, не видя его лица, но не когда моё сердце занято. Герцог, за вашу заботу я вам благодарна, но я не люблю вас. Однако… я могу вам помочь. Эллука запустила руку под его камзол, согревает невольно теплом, и провела ладонью по месту шрама, для взора других скрытому. Место заключения контракта при помощи катаны — она не видела его, но дар позволял отыскать наибольшее скопище зла в душе этого несчастного человека, поэтому ладонь нащупала нужное место. В это же мгновение, стоило ей попытаться применить его, герцог отпрянул от неё, как от огня. Кажется, он даже немного зашипел от боли, но это яркое проявление эмоций воображение колдуньи и могло додумать само. — Я думаю… на этом сегодня мы могли бы закончить. Вам пора спать. А я не могу уделять внимание вам только одной. Эллука в недоумении хотела опустить взгляд на свои руки, но тут же вспомнила, что ничего не увидит, поэтому в некой растерянности протянула одну из ладоней к локтю мужчины. — Простите. Я правда не знала, что способна причинить вам боль. Раньше такого... не было. Не так сильно. Чтобы сменить его гнев на милость Эллука огладила предполагаемое место, где у него могла находиться щека, медленно, словно дразня, заменяя её своими сухими мягкими губами. — Мне ли вам давать советы, но ваша жизнь, какая она есть сейчас, вас же и погубит, если вы продолжите в том же духе заманивать тех девушек. Запомните это. И остерегайтесь ту женщину с кошкой. Она удалилась со спокойным сердцем, чувствуя, что сделала на этот раз всё, что было в её силах, чего она не испытывал после посещения времени леди Кончиты. На следующее утро сценарий повторился — стена, портал, прозрение. Будто вчерашним вечером ничего не было. Будто не было тех безумных, бесцельных скитаний несколько недель подряд. Эллука с досадой оттерла сонную пелену с глаз. А она его ведь так и не увидела - человека, чье сердце до краев было наполнено лишь одной сладкой похотью и ничем больше. Колдунья передернула плечами. Как хорошо, что с ним она смогла избежать того позорного момента, воспоминанием оставшимся после Баники. Для Сатериазиса Эллука не оставила ничего, как и для Баники тогда тоже. Зачем заботиться о памяти этих людей, если тебе на них почти что все равно? Она не хозяин своих действий в этом времени. Она лишь его гость. И как гость она его покидает, наконец попадая домой.