петушиные бои в открытом космосе

      — Ёнбин, — он протягивает ладонь для рукопожатия, надеясь, что ему её не сломают в тот же момент.       На корабле напряжённая атмосфера — ещё бы, это даже не их корабль, а так, новомодный звездолёт, выданный главнокомандующим, чтобы точно быть уверенным, что обойдётся без сюрпризов. Чеюн, зайдя на борт и осмотрев комнату управления, только цокнул языком и подумал, что это какой-то сюр (ему дали час, чтобы выучить каждую кнопку на панели управления, на что он чуть не рассмеялся, потому что ему достаточно пяти минут, а в экстренных ситуациях он может это сделать и за пару секунд, не зря лучший), за ним сразу же зашли остальные и встали в разные углы, боясь разговаривать друг с другом, потому что следом в комнате появились «коалиционные псы». Да уж, последняя их встреча, мягко говоря, не задалась. И вот сейчас все смотрят на двух капитанов, стоящих друг напротив друга с такими серьёзными лицами, что всем становится не по себе.       — Шону, — в ответ капитан «псов» протягивает свою и Ёнбина отпускает, как только они жмут руки (ему было страшно, потому что Шону огромный и серьёзный, а ещё его ладонь больше в два раза по ощущениям и это какой-то чистый ужас).       Их задание было немного странным и до жути простым. Ёнбин сразу заявил Шону, что не понимает, в чём прикол посылать именно их, а не полететь, например, самому, на что второй пожал плечами и сказал, что у главнокомандующего какие-то свои заскоки, из-за которых страдают все, и вообще стоит сказать спасибо, что задание состоит просто в том, чтобы слетать и привезти артефакт, о котором не дали сказать в обеденном зале Инсону. Шону ещё сказал, что главнокомандующий помешан на артефактах, хотя, по факту, если президент узнает об этом «увлечении», тому придётся несладко.       К слову, Ёнбин и Шону нашли общий язык довольно быстро.       Чего нельзя сказать о Чеюне и Чжухоне. Они оба подрались прямо за панелью управления, когда вспомнили друг друга, и устроили серьёзную сцену, потому что никому не хотелось делиться управлением кораблём, будучи заоблачно уверенными в своих навыках.       — Я лучший пилот в галактике! — возразил Чеюн, отталкивая Чжухона от главного штурвала.       — Не смеши меня! — тот ногой спихивает его с кресла и садится на ещё секундой ранее занятое место. — Всё, чем ты можешь управлять — это мелкими шаттлами и звездолётами размером с ваше корыто! Видел наш корабль? Вот этой деткой нужно уметь управлять, у тебя таких навыков нет от слова совсем! А я её вожу в соло!       Чеюн вместе со своей задетой гордостью встаёт с пола, тут же пальцами цепляется за кресло и, повернув его к себе, скидывает Чжухона, нападая на него, как будто возникшую проблему можно решить дракой — в голове у него только мысли о том, что надо отстоять свою честь как пилота высшей категории, по заявлению самого главнокомандующего. Конечно же, Чжухон так просто не собирается сдаваться и раз его противник начал схватку, то грех её не продолжить.       Минхёк, наблюдавший за всей этой картиной, просто зевнул, подошёл к панели, к которой до этого даже не притрагивался, и нажал на одну из кнопок, что вызвало появление второго штурвала и ещё одного кресла, но драку это уже не остановило, на что тот только пожал плечами и решил походить по кораблю и поболтать с кем-нибудь более спокойным, чем эти два придурка.       — Хук справа у тебя говно, — констатировал Чжухон через полчаса, когда они оба сидели на немного шатком столе в импровизированном пункте медосмотра, по которому Хвиён ходил туда-сюда, выискивая спиртовой раствор (а в углу сидит Чангюн с портативным компьютером и иногда поднимает взгляд на Хвиёна).       — У тебя в принципе все удары говно, — пожимает плечами Чеюн и шипит.       У него разбиты губа и нос, а ещё скула и бровь рассечены (ранения от прошлой драки прошли, и на том спасибо); у Чжухона, конечно, ситуация не лучше, правда, он, кажется, ещё и вывихнул правую руку, но это не такая уж и проблема — оба некоторое время молчат, даже не зная, что ещё добавить, потому что перекидываться бессмысленными оскорблениями уже стало совсем не весело, а ещё сейчас подойдёт Хвиён и скажет, что они оба дураки (Хвиён, кстати, всем «псам» сразу понравился: тихий, молчаливый, не то что некоторые). Осталось только дождаться капитанов и тогда им точно крышка.       В какой-то момент они оба поворачиваются друг к другу, как будто прочитав мысли о капитанах и согласившись с ними, и тут же начинают смеяться. Чангюн поднимает на них недовольный взгляд и снова утыкается в голографический экран перед собой.       — Я Чжухон, — в представлении нет необходимости, но ради приличия можно. — Пилот «S» класса.       — Чеюн, — он перед этим присвистывает, а затем усмехается. — Тоже пилот «S» класса.       — Приятно наконец-то познакомиться, Чеюн. А то разговоров-то было, а по факту… — и ржёт.       — По крайней мере, обо мне разговаривают, — колко подмечает тот и тоже начинает смеяться.       — Что думаешь об этом Инсоне? — Минхёк устало болтает ногами, сидя на одном из стульев, и окидывает капитанский мостик скучающим взглядом.       Корабль им выдали совсем небольшой, как-то придётся ютиться всем вместе, когда даже особо кают не хватает, но Шону заверил, что они сейчас все перезнакомятся и, если не убьют друг друга, уместятся на койках без проблем. Не всех это обрадовало, особенно Кихёна, который сказал, что меньше всего хочет путешествовать с «этими пиратами», но именно он почему-то прямо сейчас не переставая крутится вокруг Инсона, который изучает всю документацию, стараясь перевести и не запутаться (без Тэяна, который за мгновение мог сказать, что значит та или иная фраза на многих языках, стало очень трудно, а знания Ёнбина слишком скудны, чтобы разобраться). Чангюн устало сказал, что тот всегда ноет больше всех, а в итоге всё равно свернётся в своеобразный клубок в его ногах и уснёт хоть на холодном полу — никто этого отрицать не стал, даже сам Кихён (он просто этого не слышал).       — Очень умный и внимательный, — безо всякого интереса отвечает Хёнвон, замечая, как Хосок уходит с моста почти следом за Джухо. — Но меня гораздо больше интересует Давон, их главный инженер. Он не так прост, как кажется. Правда, спать ушёл, как только мы взошли на борт…       — Почему? — Минхёк поворачивает к нему голову и в удивлении вскидывает брови. — Думаешь, он клон?       — Думал, — тот зевает. — Я успел посмотреть на его шею: у него нет штрих-кода, но мне кажется, что я где-то видел его фотографию. Нужно будет по прилёту посмотреть всю базу лаборатории.       — Делать тебе больше нечего… Я устал. Наверное, тоже стоит пойти поспать, лететь всё равно по ощущениям миллион лет, — он цокает языком и встаёт, а затем тянется. — Тебе тоже нужно подзарядиться… Когда ты в последний раз это делал?       — Почти три недели назад.       — Полный ад. Попроси Шону что-то с этим сделать. Я пошёл.       Хёнвон пожимает плечами и продолжает смотреть на Инсона и Кихёна, лишь изредка — на двух капитанов, и попросту за обстановкой вокруг: заняться тут всё равно больше нечем, а послушать чужие разговоры — то ещё удовольствие, тем более, когда слух это отлично позволяет.       — Мне нравятся твои рыжие волосы, — Кихён улыбается так, будто задумал что-то ужасное, но при этом кажется дико дружелюбным.       — Спасибо? — Инсон не знает, что ответить.       Документации довольно много, и он боится, что не сможет перевести всё, что нужно, до того, как они прилетят в назначенную заброшенную планету где-то на отшибе галактики чуть ли не за её пределами. Документы на абсолютно разных языках, но Инсон не рискует засовывать всё в машинный переводчик, боясь, что потеряется смысл фразы. Он думает о том, что главнокомандующему стоило рассказать им всем о том, чего стоит или не стоит бояться в той точке галактики, куда они летят, но, видимо, тот сам не в курсе. Сейчас мог бы отлично помочь Давон, он быстро соображает, но он и без того слишком быстро устаёт — Хвиёну показывался, тот сказал, что для него это вполне нормально, а учитывая, сколько энергии он тратит на свои бесконечные крики, то в этом нет вообще ничего удивительного.       Кихён продолжает нагло и молча пялиться и это начинает напрягать, от чего Инсон немного раздражается, смахивает голограммы и поворачивается к источнику своего раздражения.       — Не хочешь помочь? — всё равно спокойно спрашивает он, перекрестив руки на груди.       — Могу, но не хочу, — тот пожимает плечами и улыбается. — Я пытался понять, как быстро ты выйдешь из себя, если на тебя долго смотреть. Ты почти продул.       Инсон цокает языком и закатывает глаза.       — Вали отсюда.       — С удовольствием, но я вернусь!       — Надеюсь, нет.       — Подожди!       Хосок догоняет Джухо в тот момент, когда он входит в выбранную им не6ольшую каюту на три места. Ему приходится выставить ногу, чтобы дверь не успела закрыться прежде, чем он проскочит внутрь — у него выходит; правда, он чуть не застревает, но в каюте оказывается без травм. Он отряхивает штаны от невидимой пыли и выпрямляется, чтобы посмотреть на Джухо, который, кажется, совсем не обращает на него внимания.       — Поговори со мной, — Хосок умоляет.       — Нам не о чем говорить, — отрезает тот. — Ты мне уже всё отлично сказал, когда похитил Тэяна.       — А что, было бы лучше, если бы на его месте был ты?       — Что?       На момент возникает звенящая тишина и только во время неё Хосок осознаёт, что сказал совсем не то, что стоило говорить, но это та правда, которую уже, конечно, не важно, знает кто-то или нет. В любом случае, он сам предлагал Джухо в тот день опустить оружие и пойти с ним, но, услышав отказ, просто отпустил его и солгал, что его оглушили — использовать Джухо в таких целях ему хотелось бы меньше всего. Главнокомандующий Ким тут же оповестил Шону, что следует схватить Тэяна — он милый и его все любят, к тому же, это позволит устроить небольшую смуту на чужом корабле, потому что одного из членов их экипажа такой поворот событий явно выбьет из колеи.       — Что слышал, — Хосок пихает ботинком воздух, глядя в пол и не зная, что ещё добавить. — Изначальной целью задания был именно ты, но ваш Инсон смог добыть наши профайлы и главнокомандующий понял, что ты — проигрышный вариант, поэтому он выбрал Тэяна. А я… я бы и так не смог заставить тебя пойти со мной.       Джухо молчит и совершенно не знает, что сказать. Тишина режет по ним обоим тонкими глубокими царапинами поверх старых шрамов, он как будто чувствует всю фантомную боль от них, но не может закричать, потому что вопль застывает в горле прямо на подходе и никак не может вырваться.       — Это задание, Джухо. Это моя работа, от которой зависит моя жизнь. Я не заставлял тебя идти в оппозицию, ты сам это выбрал, когда сбежал из дома.       — Родители всё равно тебя больше любят, какая разница? — бросает тот.       — Ты серьёзно? — Хосок смеётся от глупости ситуации. — Прошло столько лет, а ты до сих пор так думаешь и именно поэтому сбежал? Ты невыносим.       — Ой, извините, мистер папин-мамин любимчик, который закончил школу с отличием, получил грант и поступил в самую престижную в галактике академию! — Джухо коверкает голос, а затем поворачивается к Хосоку и злобно смотрит на него. — Ты думаешь, мне легче от того, сколько лет прошло с момента, когда я понял, что мне не место в нашей семье?       — Ты сам виноват! — тот закатывает глаза и делает шаг вперёд, поближе. — У тебя были просто прекрасные оценки, ты был очень способным! Ты мог обойти всю эту школьную программу в два счёта и поступить в ту же академию в один год со мной, но вместо этого взял и просрал все шансы, пока спорил с отцом о стратегии коалиционной армии и собирал мотоциклы из хлама со свалок.       — Что я слышу? — тон Джухо становится более саркастичным и едким, чем до этого. — Поступить в один год с тобой? Ты думаешь, мне там было бы лучше и интереснее? Я бы остался там? И какое будущее меня бы ждало? Посмотри на себя… Вас ненавидит вся галактика, потому что вы работаете на самого большого ублюдка во вселенной и выполняете все его мелкие прихоти по зачистке мусора. Вас даже мирное население считает за падальщиков. А могли бы быть на уровне «великолепной пятёрки» и цербера у них на подвязках, которого к себе переманивает президент. Чем моя жизнь сейчас отличается от твоей? Тем, что ты можешь законно убивать?       Хосок замирает и Джухо впервые видит, как тот теряется, даже несмотря на то, что слова вертятся на языке, но никак не связываются в предложения, и Хосок ненавидит это состояние полной беспомощности перед правдой, сказанной в глаза без единой запинки, вылитой морем гнева, копившимся внутри годами вперемешку с ненавистью, болью и обидой. Он отводит взгляд и некоторое время молчит, тщательно обдумывая каждую фразу, которую собирается сказать.       — Прости, — Хосок говорит это на выдохе, не в силах посмотреть Джухо в глаза.       Тот только непонимающе смотрит, потому что никогда такого от него не слышал, и это так странно, непривычно и даже больно. Почему-то вдруг захотелось разреветься, будто упал и ободрал колено, но Джухо никогда из-за такого не плакал, даже в детстве, когда спотыкался по дороге домой со свалки, а сейчас еле себя сдерживает.       — Повтори.       — Прости, — одно лишь еле высказанное слово перекрывает старый кровоточащий шрам мнимым пластырем. — Прости за то, что я был ужасным братом.       Некоторое время Джухо молчит и уже его черёд обдумывать чужие слова, пропуская их через себя, от каждого получая разряд тока по всему телу.       — Я не смогу простить тебя так сразу, — хмыкает он и поворачивается, протянув к Хосоку руку с прижатыми к ладони пальцами с одним лишь оттопыренным мизинцем. — Но мы можем попытаться снова стать семьёй.       Тот поднимает взгляд, ярко улыбается и протягивает ладонь в ответ.       Лепестки красных маков рассыпаются по полу, пока он несёт в руках красивый букет через весь коридор базы к ангару. На его лице — мягкая улыбка и полное умиротворение, а пальцы еле сжимают стебли, перевязанные красной нитью с небольшой прикреплённой запиской — красивый загадочный подарок оставляет на себе отпечатки заинтересованных взглядов всех работников вокруг.       — Генерал Сон, — проходящий мимо Чанёль здоровается и удивлённо косится на цветы, а затем усмехается по-глупому и выдаёт, совсем не подумав. — Маки? Красивый букет. Решили впечатлить главнокомандующего?       Генерал Сон вздохнул и улыбнулся слишком снисходительно. Чанёль сразу почувствовал себя неуютно. Честно говоря, он до сих пор так и не понял, как разговаривать с генералом, чтобы при этом даже формальный разговор не ощущался чересчур неловко (главнокомандующий Ким как-то обмолвился, что ему самому слишком некомфортно рядом с генералом, а лицо держать надо; только личный телохранитель президента, похоже, не боится вообще никого: ни генерала Сона, ни даже самого президента — он один может себе позволить небольшую беседу с генералом и быть при этом не втоптанным в грязь одним только взглядом, а наоборот, одаренным улыбкой).       — Нет, это подарок, — голос генерала успокаивает и гипнотизирует; Чанёль чувствует, что хочет спать. — У маков много значений, Чанёль. Например, в данном случае это предупреждение о худших кошмарах наяву.       Единственный человек, кому стоило бы сейчас присылать цветы с угрозами, выполняет задание главнокомандующего, и все на базе об этом осведомлены, чтобы не допустить случайных проверок, которые могут повлечь за собой нежелательные последствия.       — Это для Ким Ёнбина? — ответ очевиден, но генерал всё равно смотрит на него, как на дурака.       Генерал Сон, цокнув языком, делает небольшую паузу прежде, чем сказать:       — Да, а теперь прошу простить, мне надо лететь.       — Извините, генерал. Хорошего полёта.       Тот только коротко улыбается и идёт к ангару всё той же уверенной походкой. Чанёль некоторое время смотрит ему вслед, а затем случайно бросает взгляд на пол… Опять везде песок, и откуда он только берётся?       Чонин смотрит на него с минуту и, вздохнув, притрагивается пальцами к его вискам. Затуманенный ранее взгляд постепенно приобретает ясность, как только кусок артефакта вместе с чипом перестаёт касаться чужой кожи.       Перед глазами несколько мгновений всё плывет, а в голове как будто рассеивается белая плотная пелена, застилающая сознание. Тэян чувствует чужие ладони, что поддерживают его лицо, старается прийти в сознание, слышит отголоски собственного имени знакомым голосом и в тот момент, когда всё наконец обретает очертания, начинает часто моргать, а затем в прояснившемся силуэте узнаёт Чонина и тут же его отталкивает, отползая к изголовью кровати и выставляя руки перед собой в призрачной надежде на то, что в этот раз с ним ничего не сделают.       Чонин кладёт кусок артефакта в нагрудный карман и, вздохнув, смотрит на него:       — Тэян…       — Молчи! — тот переходит на крик и тут же вскакивает с постели, чтобы отойти в сторону, сопровождаемый чужим взглядом на себе. — Я не хочу с тобой ни о чём разговаривать.       — Я хотел извиниться. Пойми… Я делаю это ради благой цели, — Чонин сам встаёт, но не делает ни шага, замечая, как тот дёргается от каждого его движения.       Тэян выглядит загнанным в ловушку на убой зверем. Он испуган до невозможности, смотрит на Чонина с таким страхом и обидой, каких не мог представить ещё пару дней ранее, когда был уверен в том, что ему позволят расслабиться и никто ему не сделает больно, как будто он мог знать, что залитая вином в глотку сладкая ложь станет причиной внимательной слежки за тем, чтобы чужие ступни не сдвинулись ни на сантиметр ближе к нему.       — Какая, чёрт возьми, благая цель?! — срывается он и хватается за голову, которая будто разрывается от того, сколько воспоминаний резко ударили по его голове.       Все эти яркие картинки словно намерены свести с ума, а вещи, которые он не хотел бы помнить, внезапно бьют под дых, не давая даже нормально вдохнуть, удушающе напоминая, какой он отвратительный, продажный и падкий на вежливость предатель. Тэян только и успевает почувствовать, как слёзы начинают течь по щекам, как вдруг замечает, что Чонин сделал несколько небольших шагов к нему.       — Не подходи!       Чонин сразу же останавливается и чешет переносицу:       — Дай мне объяснить…       — Что?! — выходит почти ядовито и Тэян пугается громкости собственного голоса, от этого на мгновение замолкает и глотает ком в горле. — То, что я видел ребят всего в паре метров, но не смог ничего сделать из-за куска камня на виске?! То, что ты так подло мной воспользовался?! То, что я… доверился тебе?       Он запинается и давится слюной, поджимая губы и чувствуя, как невыносимая дрожь проходит по всему телу и как подкашиваются колени то ли от беспомощности, то ли от бессилия. Тэян сползает по стене вниз и закрывает лицо руками в надежде, что всё это окажется ужасным кошмаром, который вот-вот закончится. А Чонин даже не знает, что сказать, но то, что он чувствует себя виноватым — факт, каким бы неправдоподобным он ни казался.       Чонин в этот момент думает, что может позволить себе ещё одну глупую вольность, потому что терять чужое доверие насовсем ему совершенно не хочется, и вовсе не из-за того, что ему нужен рычаг управления над эс-эф. Он подходит достаточно близко и тихо, чтобы присесть напротив на корточки и аккуратно обнять за плечи, всё ещё соблюдая расстояние.       — Тэян, — тот вздрагивает сразу же. — Да, я тебя использовал. Да, я ужасный человек. Да, это было неправильно, но, пожалуйста… дай мне ещё один шанс исправиться и, поверь, я больше не сделаю тебе больно. Никогда.       Тэян не верит.       Через пару дней Тэян впервые выходит прогуляться по саду. Чонин, стоящий за дверью, несколькими часами ранее сказал, что он сегодня не включал купол и поэтому погода снаружи естественная, пасмурная и в воздухе пахнет дождём — всё, как Тэян любит, будто он вообще когда-либо говорил об этом. Того это особо не впечатлило, но он всё-таки решил выйти и хотя бы подышать свежим воздухом, а то в четырёх стенах голова начинает болеть, да и ноги размять не помешало бы.       И именно в саду, среди десятков, если не сотен, цветов и деревьев, названия которых Тэян даже не знает, он случайно встречает Сехуна, который с совершенно умиротворённым лицом поливает клумбы и выглядит так… неофициально. Обычно его можно было увидеть с укладкой, в форме или в рубашке и брюках, а тут — растрёпанные волосы, простые джинсы, кофта и шлёпанцы: в таком виде он даёт ощущение какого-то уюта сильнее, чем мог бы в теории, но Тэян никогда даже не думал о том, что Сехун может выглядеть по-другому, потому что они практически не пересекались в большом особняке, но… Он подходит ближе и прячется за огромными кустами, из любопытства наблюдая за тем, как спокойно и плавно тот переходит от одной клумбы к другой, как заботливо поливает цветы и убирает пряди волос со лба. В нём определённо есть что-то, что цепляет взгляд.       — Что-то нужно? — Сехун поворачивается неожиданно и смотрит прямо на Тэяна.       «Надо же», — только и успевает промелькнуть у того в мыслях, потому что в следующие секунды Тэян не знает, что сказать, просто по-дурацки продолжает рассматривать чужую фигуру, как вдруг, дойдя до светлых волос и немного подумав, пару мгновений при этом приоткрывая рот, как рыба в поисках воды, выдаёт:       — Можешь покрасить мне волосы?       «Организуй лучший зал Земли через неделю, и их присутствие на этом вечере будет обязательным, Чонин», — именно эти слова передала секретарь мистера президента, окончив свою короткую речь о благотворительном вечере, который тот хочет устроить, чтобы показать всем, какой же президент замечательный, мать его, человек, пока разбрасывается деньгами на благотворительность и собирает пожитки на детские дома и больницы. Чонин знает, что это не так, но только скованно улыбается и кивает — это самая правильная тактика в общении с президентом и приближенными к нему, потому что в любом другом случае произойдёт что-то непоправимо страшное, и в этот раз проверять, что именно, совсем не хочется. Однако настроение после разговора знатно подпортилось и всё, чего хочется Чонину в данный момент — кофе и спокойствия, поэтому, когда он выходит на террасу с видом на лес и горы, где часто сидит, предаваясь размышлениям, то совершенно не рассчитывает на то, что на ней уже будут Тэян и Сехун. И ладно бы просто вдвоём… но Чонин непонимающе склоняет голову и вскидывает бровь от удивления, когда понимает, что Сехун красит Тэяну волосы. Он даже хочет подойти, спросить, но только делает пару шагов к ним, поставив чашку на столик, как Сехун, не отвлекаясь, выставляет в его сторону свободную от кисти ладонь — молчаливый знак «стоп». Тэян же никак не реагирует: полностью погружённый в атмосферу, сидит на стуле с закрытыми глазами и наслаждается — да уж, совсем не это Чонин ожидал увидеть к закату, тем более после того, что он натворил и что чуть не испортил.       — Могу я... — начинает он, но его сразу же обрывают.       — Нет, — отвечает ему Сехун, даже не глядя в его сторону.       Чонин только цокает языком и идёт к столику, чтобы сесть, взять кофе и удивлённо уставиться на открывшуюся картину, которую он совершенно не мог себе представить.       Тэян не открывает глаз и не меняется в лице, но про себя усмехается тому, какую же власть, оказывается, Сехун имеет над главнокомандующим, раз тот беспрекословно отошёл и ничего не сказал в ответ. Это забавный и интересный факт, который может пригодиться и сыграть ему на руку в будущем, если Чонин решит играть грязно и нарушить ещё миллион своих собственных обещаний.       Покраска волос затягивается почти до ночи, но Чонин всё это время не двигается с места и почти не притрагивается к кофе, а попросту залипает на непонятное для него явление и чудо света, но сказать что-то решается только в конце, когда Сехун расчёсывает чужие волосы и укладывает их так, чтобы чёлка не лезла в глаза.       — Может, посмотрим фильм? — предлагает Чонин и неловко улыбается.       Тэян заваливается в комнату с громким смехом, держась за плечо Чонина. Они вдвоём немного пьяны и это разрядило обстановку между ними, и именно поэтому Тэян позволяет держать себя за талию, но всё равно отстраняется, стоит ему вспомнить о том, что он так и не посмотрел на себя с новой причёской.       — Тебе понравилось? — спрашивает Чонин, наблюдая за тем, как тот рассматривает себя в зеркале.       — Этот вечер? Да, — Тэян не отрывается от своего отражения, меж пальцев зажимая выбившиеся из укладки пряди.       Они выбрали две глупые старые комедии и Тэян, сидевший между Сехуном и Чонином, только к середине просмотра, когда Сехун принёс вино (Тэян сначала напрягся, едва увидев бутылку, но Сехун заверил его, что прошлый раз больше не повторится), смог расслабиться и смеяться во весь голос, разбросав по дивану попкорн. Ко второму фильму он даже положил голову на колени Сехуна, а ноги закинул на Чонина — это был очень вольный жест с его стороны, но он всё списал на небольшое количество алкоголя в собственной крови, как будто это можно счесть за хорошее оправдание.       — Я рад, — искренне отвечает Чонин и, улыбаясь, подходит ближе.       — Но это не значит, что я забыл о том, что ты сделал, — выдыхает Тэян, продолжая изучать черты собственного лица, будто впервые себя видит.       — Тэян, — Чонин старается быть сдержанным и каждое его движение, каждый шаг, сделанный в чужую сторону, невероятно осторожны. — Я прошу, доверься мне. Всё, что я делаю, пойдёт во благо.       — Даже твой поцелуй?       Вопрос встаёт между ними стеной и Чонин останавливается, замерев в паре шагов, а затем грустно усмехается и опускает голову:       — Нет, я просто не смог удержаться, — он не видит смысла врать. — Я думал, что ты не будешь этого помнить, потому что я не хочу заставлять тебя сомневаться в своих чувствах.       — В каких? — Тэян отвлекается от своего отражения и мгновение смотрит через плечо.       — К Ким Соку, — уверенно отвечает Чонин и делает последние шаги вперёд, чтобы оказаться к нему почти вплотную.       — Нет никаких чувств, главнокомандующий Ким, — специально переходит на формальную речь тот.       — Тогда что тебя держит в команде Ёнбина? — Чонин кладёт ладони ему на плечи, а затем медленно и осторожно, лишь бы не спугнуть, ведёт по ним к шее и вверх к лицу, чтобы обхватить его двумя ладонями и устремить чужой взгляд в зеркало. — Ты красивый и умный молодой человек, Тэян, ты знаешь, как вести себя в высшем обществе, и умеешь приковывать к себе взгляды — это настолько бесценные качества, что я был удивлён, когда узнал, что ты не выходишь «в поле» во время ваших заданий.       Тэян, всё это время будто не дышавший вообще, неловко цепляется пальцами за чужие запястья, не отрывая взгляд от чужих глаз в отражении.       — Я бы мог подарить тебе ту жизнь, о которой ты мечтаешь, — продолжает Чонин. — Вся проблема лишь в том, что я знаю — тебе это не нужно. Ни мои золотые горы, ни высшее общество — ничего из этого не имеет смысла без одного-единственного человека во всей вселенной. Без Ким Соку.       — Хватит, — резко отвечает Тэян и разворачивается к Чонину лицом.       Тот довольно улыбается и выжидающе смотрит, а у Тэяна внутри будто натянут трос, который держит всю обиду, злость и желания, от которых стыдно, горько и неприятно, жжётся так, что впору бы отточить силу воли, чтобы приструнить самого себя, но… Трос рвётся и в ту же секунду Тэян целует Чонина.       В поцелуй будто вылился весь переполненный чувствами чан, подогретый простым физическим желанием, которое контролировать стало труднее, чем казалось на первый взгляд. Чонин сжимает чужую футболку и притягивает ближе к себе, сдерживаясь, чтобы самому не сорваться и не дать всему полететь к чертям.       Тэян целует жарко и без стеснения, хоть Чонин и чувствует, как громко и быстро бьётся чужое сердце от волнения. Его поцелуи сводят с ума и заставляют терять контроль над собой, потому что Чонин явно не ожидал такой отдачи — это совсем не как в тот раз, это лучше, намного, так ярко и живо, что сводит с ума.       — Осторожнее, — отстранившись, мягко и с улыбкой говорит он, когда Тэян начинает кусаться то ли в отместку, то ли у него просто фетиш такой.       Он тут же возвращается к его губам и делает несколько шагов назад, чтобы упасть на постель и дать себе волю в прикосновениях, когда убирает руки с чужой талии и кладёт их на бёдра, сжимает их через мягкую ткань штанов и выдыхает в поцелуй с улыбкой, после чего Тэян на короткий миг замирает — мальчик совсем не привык к таким прикосновениям и Чонин это понял по тому, как сильно он жаждет даже самого мизерного контакта, случайных касаний и поцелуев. Ким Соку явно тот ещё трус.       Тэян глотает слюну и снова льнёт к чужим губам, проводит языком по нижней и целует в уголок; ему так неловко от сложившейся картины, но так хочется продолжения, что он не сдерживается и тянется пальцами к чужой рубашке, стараясь не сгореть от того, как крепко держит Чонин его бёдра.       — Тэян, — уверенный голос Чонина заставляет его поднять взгляд с пуговиц на лицо. — Я не буду с тобой спать.       И всё. Тэян вопросительно смотрит на него, наклонив голову вбок. Всё же к этому шло, в чём проблема — он совершенно не понимает.       — Мы можем с тобой пролежать всю ночь, целуясь, и я могу заставить тебя кончить только от моих прикосновений к твоему телу, но я думаю, ты должен понимать, что у меня всё ещё есть совесть, — Чонин говорит это спокойно и мягко, так, будто его на самом деле заботит, чтобы Тэян получил какое-то удовольствие от происходящего, но не надеялся на что-то большее. — Во-первых, я не свободный человек, Тэян. Я встречаюсь с Сехуном. И то, что я целую и трогаю тебя, неправильно, но я честен перед ним и ничего не скрываю, но секс с тобой — это уже переход всех границ. Во-вторых, ты можешь себя убеждать, что не привяжешься ко мне, но исключать этого нельзя, а ни тебе, ни мне это не нужно. В-третьих, ты будешь жалеть об этом. Понимаешь меня?       — Да, — Тэян опускает взгляд и притягивает руки к себе, в смущении кусая губы, — извини, я не должен был.       — Послушай, — Чонин на локтях привстаёт, чтобы легонько дотронуться пальцами до его щеки, — тебе не нужно стесняться своих желаний. Это нормально, что тебе хочется близости, но я не лучший вариант. Будь я свободен, то, конечно, я мог бы составить тебе компанию, но мне кажется, будет лучше, если ты поговоришь кое с кем об этом.       Тэян кивает, но кажется совсем поникшим, будто ему всё равно стыдно за то, что он испытывает подобные эмоции, несмотря на чужие слова о том, что в этом нет ничего страшного. Тэян еле поднимает взгляд на Чонина, а тот улыбается так заботливо, что у него не остаётся выбора, кроме как легко и всё ещё смущённо улыбнуться в ответ, стараясь не казаться совсем уж неловким.       — Хочешь, я полежу с тобой, пока ты не уснёшь? — предлагает Чонин. — Могу рассказать что-нибудь. Что скажешь?       — У тебя когда-нибудь рот закрывается или нет? — Инсон массирует виски и закрывает глаза.       — Можно повежливее? — Кихён закатывает глаза и цокает языком.       Корабль почти подлетел к точке назначения — забытая искусственная станция на периферии Солнечной системы между Плутоном и Гоблином на расстоянии почти одиннадцать миллиардов километров от Солнца. «Почти в два раза дальше, чем сам Плутон», — хмыкнул на это Шону, когда просматривал маршрут, построенный Чангюном и Хосоком. Ёнбин на это тогда только кивнул, ему больше и сказать было нечего, потому что так далеко они ещё не выбирались, ограничиваясь только этой системой, хотя Чеюн говорил, что летал за пределы, когда работал на главнокомандующего, и это был довольно интересный опыт, поэтому для него такой маршрут не в новинку (главнокомандующий явно знал, на что шёл, когда просил их об этой услуге). Чжухон же честно признал своё поражение в том, что никогда не летал дальше Плутона, а Чеюн только улыбнулся и сказал, что готов как-нибудь устроить экскурсию — это похоже на зарождение хорошей дружбы, но Ёнбин, слушавший весь этот диалог, только снисходительно улыбнулся и помотал головой. Было бы прекрасно, если бы после всего этого они просто остались живы.       — Ты что-нибудь слышал об этой станции? — спрашивает Шону у Ёнбина.       — Впервые её вижу, — до станции осталось совсем немного и её уже можно рассмотреть не только на экранах. За столько лет странствия по системе и пряток по самым странным и укромным её углам он даже не подозревал о том, что правительство успешно размещало станции за Плутоном.       — Судя по всему, — подаёт голос Инсон, — эта — совсем древняя. Одна из первых и единственная, что находится за пределами системы, на ней даже плодородная почва. Если вы посмотрите на экраны, то можете увидеть, что зелёное — это не ландшафт, а растения. Они не ядовитые. Атмосфера, приближённая к земной, сохранилась до сих пор, но страховочный кислород точно нужно будет с собой захватить. В документах, которые оставил главнокомандующий, и в архивах Тэяна нет вообще ничего, что бы дало понять, почему станцию закрыли.       — У Чангюна спрашивал? — Шону и Ёнбин почему-то задают этот вопрос одновременно.       Инсон на секунду подвисает, а Чжухон и Чеюн даже оборачиваются на такую синхронность, и только Кихён еле сдерживает смех — да уж, синхронизация капитанов прошла успешно, ничего не скажешь.       — Ну да… — Инсон как-то неуверенно отвечает, и не потому что не спросил, ещё как спросил — без Тэяна любую информацию найти было довольно сложно, но им так «несказанно повезло», что к ним присоединились «псы», однако это тоже не особо помогло. — Информации нигде нет, как будто её специально вычистили отовсюду.       Ёнбин кивнул и повернулся обратно, принявшись молча рассматривать приближающуюся станцию. Его такая перспектива не особо радовала, потому что по всем данным, выданным главнокомандующим, это совершенно безобидная станция, которая работала на исследование космического пространства вокруг и служила чем-то вроде связующего звена между станциями вокруг Плутона и Гоблина. О причинах закрытия нигде не написано и это пугает больше всего — их же не встретят мутировавшие голодные монстры? Или…       — Это не ловушка? — внезапно спрашивает Ёнбин, не поворачивая головы и подперев подбородок рукой.       В этот момент над капитанским мостом повисает напряжённая тишина, прерываемая лишь звуками работающих устройств. Шону в удивлении повернулся к нему и посмотрел, вскинув брови.       — Нет, — ответил спокойно он. — Я знаю об этом задании ровно столько же, сколько и вся твоя команда.       — Не уверен, что могу тебе верить.       — И не нужно, — Шону усмехается. — Можешь пристрелить меня, если я солгал.       Чжухон после этой фразы даже присвистнул. Неожиданное заявление от их капитана, но он, в принципе, прав. Никто ничего не знает о задании, кроме того, что им выдали на руки — ни больше ни меньше.       — Я знаю только то, что последний проект назывался «операция икс-ноль», — заканчивает Шону и в этот момент Ёнбин смотрит ему в глаза.       — Я слышал об этом очень давно, но только в контексте лабиринта минотавра на Афине.       — Икс-ноль?       Внезапный появившийся на мосту Роун обращает на себя внимание довольно быстро.       — Ты что-то об этом знаешь? — бесцветно спрашивает Ёнбин, поворачиваясь к нему.       — Не очень много, — пожимает он плечами и осматривает членов своей команды, что направили на него странные взгляды.       Для «псов» в том, что Роун осведомлён о чём-то таком, нет ничего удивительного, потому что они прекрасно изучили его досье, в отличие от тех же Инсона и Чеюна — с командой он никогда не говорил о прошлом, как будто хотел отгородиться от того, от чего бежал так быстро, что даже не удосужился проверить, на чей корабль проник тогда, почти пять лет назад.       Ёнбин знает о нём всё, абсолютно, вплоть до номера паспорта, и совсем не поскупился на то, чтобы поделиться большей частью этой информации с Тэяном, который и так бы обо всём узнал рано или поздно, просто для Тэяна прошлая жизнь Роуна не имела особого значения. Настоящее всегда было приоритетом.       — Я слышал, как отец разговаривал об этом с телохранителем президента лет шесть-семь назад, — говорит Роун и разминает шею. — Я не должен знать, но так вышло, что я это ещё и запомнил. Они говорили про ликвидацию команды «М» и заключение минотавра. Что-то про то, что это не было приказом президента и главнокомандующий не знает, что делает, ну, и прочее бла-бла-бла.       — Вот оно как… Что-нибудь знакомое? — Ёнбин поворачивается обратно к Шону, сохраняя полное внешнее спокойствие и всё так же подпирая подбородок.       — Главнокомандующий запретил вмешиваться в это дело, — отвечает тот. — Ходят слухи, что им он занимался лично. Ну, так говорит один из работников центральной станции.       — Интересно, — цокает языком Ёнбин.       Воцаряется тишина, прерываемая гудением панели и шиканьем Инсона на Кихёна — похоже, тот получает одно удовольствие от того, что достаёт его. Роун некоторое время смотрит на эту сцену, а потом поворачивается к двум капитанам и кусает губы в неловкости и желании задать волнующий его вопрос. В этот момент он будто превращается в совсем маленького ребёнка: как будто ему снова шесть лет и он подходит к отцу спросить, смогут ли они в этот раз пойти в парк, но получает отказ — то же волнение и страх разочарования, потому что ответ известен заранее.       — Главнокомандующий ничего не присылал по поводу Тэяна? — вопрос сам по себе вырывается внезапным тихим выдохом.       — Нет, — к нему поворачивается Ёнбин и Роун впервые за всё время, что он находится на мосту, замечает, что его взгляд теплеет и становится привычным. — Ты спал сегодня?       — Да, — Хвиён говорил, что у Роуна могут быть трудности со сном на фоне стресса, но он сильный мальчик, поэтому, когда серьёзных проблем не появилось, Хвиён даже не удивился. — Шесть часов.       — Отлично, — он кивает и облегченно выдыхает. — Я надеюсь, ты понимаешь, что останешься на корабле. У нас сейчас достаточно людей, а тебе нужно восстанавливать силы.       — Да, капитан, — Роун немного поникает, но кивает и уходит в выбранную им каюту.       До прибытия на станцию остаётся несколько минут.       Они выходят неполным составом, оставив на борту Чеюна, Чжухона, Роуна, Инсона, Хвиёна и Чангюна — не то чтобы они были самыми бесполезными в этой ситуации, просто на корабле, во-первых, должен кто-то быть, а во-вторых, спектр их способностей направлен на воздействие вне «поля битвы». Роуна эта ситуация, конечно, мало устраивает, но выбора у него нет, ему нужно больше отдыхать и восстанавливаться после того, как он подверг свой организм сильнейшему стрессу, поэтому всё, что он мог делать — сидеть и скучать на кресле второго пилота, пока Чжухон ходил вокруг Инсона и пытался разобраться в том, чем он занимается.       В их команде роли куратора как таковой никогда и не было, поэтому видеть, как Инсон хорошо справляется со своими поручениями в одиночку, довольно круто. Чжухон знает, что этим обычно занимается ещё и Тэян и по большей части он руководит этим процессом, потому что легко ориентируется на местности, но Чжухон совсем не ожидал, что Инсон так же хорош — он думал, что тот способен только на бессмысленные разговоры с элитой общества, но, кажется, эта команда с каждой минутой удивляет его всё больше и больше, и он не знает, хорошо это или плохо.       — Как у вас с доверием к Джухо? — внезапно спрашивает Чжухон, засмотревшись на голограммы.       Чеюн и Роун оборачиваются к нему, а Инсон и вовсе поднимает брови в удивлении. Повисает неловкая пауза.       — Мы не говорим об этом, — бросает Чеюн и отворачивается. — Ну, то есть… его многие сейчас считают предателем, даже несмотря на то, что вы, ребята, как оказалось, не такие плохие, но кое-кто, — он многозначительно смотрит на Роуна, — думает, что в нашем положении «небольшая травля» — залог успешной операции.       — Я погорячился, — отвечает тот, поджимая губы и, кажется, искренне раскаиваясь в собственных действиях и словах. — Ты знаешь, почему я так отреагировал, всё из-за Тэяна... Скажи лучше Давону, он больше всех на него агрился.       Чеюн на это только цокает языком и закатывает глаза — с Давоном они уже говорили на этот счёт и тот даже слушать не захотел. Конечно, все прекрасно знают, почему каждое столкновение с главнокомандующим пугает Давона до такой степени, что иногда он отказывается выходить на задания, пусть и не показывает, что боится «псов». Тем не менее, с одним из них, Минхёком, за это короткое время он смог подружиться — наверное, это прогресс.       —М-м, — тянет Чжухон и смотрит на Роуна, — ладно. А что насчёт похищенного нами милашки, у вас типа… отношения? Я правильно понимаю?       — Ну да, корабль казённый, можно и весь пол этой жижей залить, да, ребята?!       Группа возвращается через пару часов по местному времени. За этот период Роун успевает лечь спать, а Хвиён и Чангюн — сыграть в партию «карманного» лазер-тага один на один. По общей атмосфере на корабле даже не скажешь, что парой солнечных месяцев ранее они все пытались друг друга убить.       Инсон выбегает ко входу вместе с Чжухоном и становится свидетелем того, как прямо на подъемнике в ангаре все участники этой небольшой экспедиции уставились на Ёнбина и Шону, с ног до головы облитых жижей неизвестного происхождения.       — Хорошо, что я кейс забрал, — выдыхает Хёнвон.       — Что произошло? — спрашивает Инсон и непонимающе оглядывает всех.       Всё оказалось до глупости просто: достать нужный артефакт, оказавшийся чем-то наподобие допотопной микроволновки (из-за чего был не сразу найден, хотя лежал почти как на ладони), оказалось довольно легко и не вызвало особых затруднений, но путь назад как раз-таки стал невыносимым — Минхёк потерял наручную панель, когда они увязли в непонятных зыбучих песках (Хёнвон предположил, что это могло быть остатками попыток преобразовать флору в похожую на ту, что имеется на Земле), ещё и сумка Давона с инструментами, похоже, осталась там же, а потом Джухо показалось, что он слышит чьи-то шаги, и он подстрелил какой-то цветок, чей бутон взорвался и вылил всю жижу на Ёнбина и Шону, так неудачно стоявших как раз под ним.       — Да я клянусь, что там кто-то ходил! — вырывается у Джухо, как только заканчивается рассказ о прошедшем походе.       — На станции нет никаких признаков жизни, но всё в порядке, впредь будь осторожен, — Ёнбин снисходительно хлопает его по плечу и смотрит на Шону. — Нам нужно в медпункт.       Джухо не верит, что это была галлюцинация. На станции помимо них ещё точно кто-то был.       Тэян, казалось, никогда так не нервничал, как сейчас. Он стоит в гостиной дома главнокомандующего и выжидающе смотрит на дверь, кусая ноготь на большом пальце. Прошло около полутора недель и Чонин сказал, что сегодня его команда должна вернуться. По сообщениям, с ними всё в порядке — для Тэяна это было главное.       На самом деле, было бы глупо сказать, что за всё это время он не привык к такой спокойной и размеренной жизни, когда вокруг свежий воздух, сад, лес и одно блаженство. Конечно, постоянное бегство и боязнь быть пойманным и засаженным в «Афину» сыграли свою роль, и Тэяну сейчас страшнее всего возвращаться обратно в ту жизнь, где для него, безусловно, найдётся место, с пониманием того, что ему всегда будет не хватать такого ни к чему не обязывающего ритма без догонялок с «псами».       — Ты готов? — мягкий голос Чонина раздаётся из динамиков наручной панели, которую ему заблаговременно вернули сегодня утром.       Сердце Тэяна, кажется, разом уходит в пятки, когда дверь за его спиной открывается и он оборачивается, готовый расплакаться в ту же секунду, но он не успевает этого сделать. Он не успевает сделать ровным счётом ничего, когда чужие руки обнимают его так крепко, будто за одно мгновение прошла вечность.       Тэян не верит, Тэян не уверен в том, что это не симуляция и не сон. Его руки дрожат так сильно, что он готов поверить в то, что это обман, больше, чем в то, что это та реальность, которую он так долго ждал. Но когда мягкие ладони Роуна касаются его щёк и вытирают стекающие по коже слёзы, Тэян понимает, что ни симуляция, ни сон не могут настолько отчётливо ощущаться, разливаясь теплом по всему телу.       — Соку… — шепчет он и наконец сжимает пальцами чужую куртку на спине, обнимая.       — Я здесь, моё солнце, я здесь, — шепчет Роун и прислоняется своим лбом к чужому. — Твои волосы… — Ему сложно концентрироваться на чём-то одном, но когда он видит белые пряди, то ахает. — Тебе очень идёт.       Тэяну правда хочется разреветься, как маленький ребёнок, из-за того, что он не верит в то, что это не жестокий трюк главнокомандующего с его сознанием, какой тот уже проделывал, но мягкое дыхание на коже, яркие глаза и прикосновения не могут врать.       За спиной Роуна послышались торопливые шаги — это остальная команда подоспела и в следующую же секунду облепила их с разных сторон, повалив на пол. По помещению, отбиваясь эхом от стен, зазвучал смех, который мурашками пробежал по телу Тэяна — ему не верилось, что он почти дома.       Ёнбин встал самым первым, отряхнув колени от невидимой пыли, и тут же устремил взгляд на закрытый после их входа проход. Ему почему-то показалось, что тот сейчас же должен открыться, но он не понимал, откуда взялось это ощущение, пока, помогая встать другим членам команды, снова не посмотрел на дверь, что в тот же миг распахнулась, и перед ними предстал главнокомандующий. Вперёд, чуть спотыкаясь, тут же выбежал Тэян.       — Чони… — он осёкся на секунду и изменился в тоне, — главнокомандующий Ким.       Чонин на такую глупость, как страх за осуждение из-за неформального общения с фактическим врагом, только тепло улыбнулся и склонил голову:       — Да, Тэян? — он не смотрел ни на кого, только на него, будто пытаясь ухватить за хвост ускользающий момент и запомнить, как тот выглядит, в мельчайших деталях.       — Спасибо за то, что выполнили обещание, — Тэян коротко улыбнулся и хотел бы что-то добавить (что-то вроде «мне было правда приятно провести с тобой время», но он подумал, что после их последнего инцидента это будет не слишком уместно), как вдруг перед ним появился Ёнбин.       — Главнокомандующий, — тот загородил собой весь обзор и Тэян даже на секунду подумал, что сейчас начнутся серьёзные разборки.       — Капитан, — Чонин впервые обращался к нему подобным образом и это в большей степени смущало, а удивляло скорее то, с какой интонацией он это произнёс. Это не была какая-то простая формальность или издёвка, вовсе нет — это слово было сказано со всем уважением, которое можно к нему проявить, что явно заметила вся остальная команда. Ёнбин не уверен, что именно произошло между Чонином и Тэяном за время «заточения» последнего, но ему почему-то кажется, что это ему не очень понравится.       — Спасибо, — коротко ответил Ёнбин и Чонин на мгновение застыл.       — Честно признаться, я думал, вы начнёте драку, капитан, — и смеётся так мягко, будто они давние приятели. — Но… благодарность?       — Да, именно. За то, что вернули нам Тэяна. Живым.       — Я не мог поступить по-другому. Для меня обещание — не пустой звук.       Никто из команды даже представить не мог, что главнокомандующий и правда окажется человеком своего слова, ведь для него соврать и выставить себя победителем никогда не составляло особого труда. Однако оставалась одна маленькая деталь…       — Вы говорили, что сделаете какой-то подарок… — Тэян неуверенно выглянул из-за плеча Ёнбина и посмотрел на Чонина.       Такой резкий переход на формальное общение до сих пор был странным, но Тэяну отчего-то было довольно сложно и непривычно говорить с ним на «ты» в присутствии собственной команды.       — Говорил, — Чонин расплывается в совсем уж дружелюбной, чересчур мягкой улыбке (но явно только по отношению к Тэяну) и выводит из наручной панели голограмму перед всеми присутствующими.       На появившейся карте Солнечной системы, где вверху расположились фотографии всей команды, была точечно отмечена каждая станция, планета и спутник, на которой они разыскиваются — и это число действительно поражало воображение. Наверное, Чани не до конца осознавал масштаб того, в какую именно команду он попал, но в тот момент, когда он увидел сначала своё фото рядом с остальными, а потом и саму карту, до него наконец дошло, что они все из себя представляют. А ведь он мог безошибочно назвать каждую точку, которая «принадлежала» его дурной славе. Несмотря на «высокий рейтинг», разыскивался он не везде и в большинстве случаев мог, например, свободно перемещаться по какому-нибудь спутнику, даже если забывал о том, что это не исключает опасности для его жизни — каждый квадратный метр любой планеты принадлежал и принадлежит Коалиции. Если бы понадобилось, его бы всё равно поймали и засудили по любой выдуманной или найденной на скорую руку статье, это не сложный вопрос. Однако масштаб охвата этими «точками» ужасал, а кроме него, казалось бы, никто не удивился.       В тот же момент Чонин проделал несколько манипуляций на своей наручной панели и в одно мгновение все точки постепенно начали исчезать, а фотографии и вовсе пропали.       — Что это значит? — прежде, чем задать вопрос, Ёнбин несколько секунд задумчиво смотрел на панель, внимательно отслеживая траекторию исчезновения маленьких огоньков на карте, будто завороженный, наблюдая за непонятной ему магией, хоть и магии никакой не было.       — Это мой подарок, капитан, — с той же улыбкой ответил Чонин. — Вы достали для меня очень важную вещь, и я думаю, что то, что я отозвал ваш розыск и убрал с вас статус коалиционных преступников — вполне достойное вознаграждение.       — Что, простите? — это вырывается у Ёнбина как-то само собой, он в неверии смотрит на главнокомандующего, подозревая, что остальная часть команды в таком же ступоре (он слышит, как Роун задаёт короткий вопрос Тэяну, знал ли он что-то об этом, и тот отвечает, что даже не представлял о таком уровне чужой щедрости).       — И где подвох? — вдруг подаёт голос Давон.       Чонин сначала не понимает, кто это сказал, а потом, заметив, улыбается — казалось, ещё шире, чем прежде. Ещё бы этот экземпляр не интересовался фактом наличия подвоха.       — Его нет, Санхёк, — в любой другой ситуации обращаться к нему по настоящему имени было бы довольно рискованно, но не сейчас, когда Чонин открыл все свои карты и не имеет ни единого туза за пазухой.       Давон морщится, но в тот же момент глотает вязкую слюну от внезапно возникшего в голове вопроса:       — Это значит, что я могу прогуляться где угодно на Земле и меня никто не тронет?       На несколько мгновений повисла тяжёлая тишина. Не все в команде знали полную историю Давона из-за его собственных мыслей о ненадобности разглашения такой «несущественной» части его жизни, однако при каждом упоминании Земли или лаборатории он либо уходил, либо впадал в непонятное состояние, от которого становилось страшно за его жизнь и здоровье (пару раз Хвиёну пришлось вводить экстренные препараты, чтобы вернуть Давона в сознание) — после этого было принято негласное решение не упоминать эту тему вообще. И вот сейчас, когда они снова на Земле и главнокомандующий говорит о полной свободе, Давон думает только о том, что может перебороть свой главный страх.       — Никто, — спокойно отвечает ему Чонин. — Честно говоря, я распорядился об этом всём ещё вчера, как только получил рапорт о вашей миссии и сообщение о скором прилёте, так что, вы уж меня извините, сегодня это только представление, не более. Вы свободны с того момента, как я подписал бумаги.       Ни один человек в помещении не посмел и слова сказать, все только и делали, что молча слушали, что говорит Чонин, чуть ли не открыв рты, пока Давон, которого больше всего волновала свобода, не решил вновь спросить:       — Я могу прогуляться по ближайшему городу?       — Конечно, — улыбается Чонин, — но… я бы хотел попросить вас ещё об одной услуге. Не могли бы вы посетить благотворительный приём президента завтра вечером?       Не то чтобы у них был выбор.       — Я займусь подбором одежды, — сказал Инсон, когда они поднялись уже на свой корабль.       Благотворительный приём президента проходил традиционно на центральном спутнике Земли три раза в год и обычно на нём собирались все сливки общества, что не очень импонировало Ёнбину, несмотря на то, что перед уходом на корабль он остался наедине с главнокомандующим и попросил показать все заверенные и подписанные копии свидетельств о том, что они больше не преследуются по закону. С одной стороны, это неимоверно радовало хотя бы из-за того, что им теперь не придётся скрываться, с другой стороны, большинство из них прожило так всю жизнь и начинать новую с чистого листа и без преступлений с возможностью свободно путешествовать по любым точкам Солнечной системы и за ней было довольно тяжело.       Ёнбину непросто предположить, как отреагируют высшие чины на их появление, но раз главнокомандующий пригласил их лично, значит, они должны быть осведомлены. Ну, или это ловушка. Всё-таки те бумаги и документы — не явный гарант их безопасности.       В намерениях главнокомандующего не был уверен никто, кроме Тэяна.       — Спелись с ним? — фыркает Давон, озвучивая мысль, которую не смог озвучить Ёнбин, понимая, насколько это неэтично.       — О чём ты говоришь? — Тэян щурится и непонимающе смотрит на него. — Я не знаю, что пришло ему в голову, он просто был добр ко мне.       Давон некоторое время молчит, а потом внутри него что-то переключается и он, вздохнув, поджимает губы:       — Извини, я не должен быть так резок.       — Не извиняйся, — Тэян мягко улыбается. — Я понимаю, почему это может вызвать подозрение, но я не в курсе, что у него было на уме. Я удивлён не меньше вас.       Конечно, Тэян никому не расскажет о том, что происходило всё то время, пока он был у Чонина дома, читал его книги, ел вкуснейшую еду, которую приготовили специально для него, спал на самой мягкой в мире постели, плавал в бассейне, гулял по лесу и просто наслаждался жизнью — его команда ни за что в жизни не поверит, что главнокомандующий настолько хорошо к нему относился и ничего не попросил взамен. Не то чтобы они не доверяли Тэяну, просто, вероятно, никто из них никогда бы не рассказал об этом, попади он в такую ситуацию.       До следующего вечера Тэян проводил время с Роуном, долго сидя с ним в каюте и даже не решаясь рассказать всю правду, молча наслаждаясь обществом друг друга и откладывая обсуждение всяких мелочей на потом. Между ними двумя ничего не изменится, если он скажет, что целовался с главнокомандующим, но слова застревают в горле и он попросту не решается их произнести, боясь, что это что-то всё-таки сломает; если не между ними, так внутри Роуна определённо.       — Тебе идут костюмы, — Тэян поправляет галстук, красиво сочетающийся с чужим красным костюмом, и улыбается.       — Если ты так говоришь, то я в этом более, чем просто уверен, — Роун улыбается в ответ, чем смущает своего собеседника до алеющих щёк. — Ты весь вечер собираешься проходить в этом платье?       Вся ситуация выглядит довольно фривольно и так… повседневно. Тэян вздыхает и боится, что вырвавшийся выдох из его груди может быть воспринят как-то странно, поэтому в следующий миг улыбается и нежно смотрит на чужое лицо.       — Это не платье, — он секундно опускает взгляд на свои ноги. — Я всё ещё в брюках, просто Инсон помог подобрать «изюминку» для наряда. Получилось почти как ханбок, ну, или ханьфу. Наверное, больше как второе.       Для Тэяна всё смешалось.       Он смотрит на Роуна в костюме и вспоминает, что ему говорил о нём Ёнбин: золотой мальчик из золотой, политически защищённой семьи на крючке у президента — наверняка ему сейчас меньше всех хочется идти десертом на съедание прессе и сливкам общества. Наверное, в этом случае главное, чтобы там не было его отца. Не то чтобы Тэяну не хотелось познакомиться с его родителями, но, кажется, если они встретятся, начнётся скандал.       — Я не разбираюсь, но ты выглядишь потрясающе.       — Ты тоже.       Тэян снова вздыхает и поправляет причёску Роуна, а затем смотрит на себя в зеркало и ещё раз проводит гелем по краям собственной укладки — он не впервые на таком мероприятии, но в первый раз на нём будет присутствовать президент, и это довольно серьёзный повод для волнения и желания, чтобы всё выглядело пусть не идеально, но хотя бы хорошо. Возможно, подводить глаза и себе, и Роуну было глупым решением, но зная моду высшего света… Тэян бы не стал рисковать, чтобы выглядеть, простыми словами, никак.       Вся остальная команда, видимо, подумала так же, раз на выходе они были больше похожи на сборище модных скептиков на ежегодном показе Венеры, чем на стайку пиратов и отбросов. Чани, конечно, пришлось помочь, и кто же знал, что без своих привычных, слегка мешковатых вещей в стиле рейсера-оборванца он будет смотреться совершенно по-другому.       — Выглядишь необычно, — за спиной появляется Хвиён и наклоняется к уху Чани, чтобы произнести это.       Тот слегка ёжится от внезапного появления, но толком не реагирует, лишь чуть ухмыляется:       — Нравится? — и только после этого поворачивает голову к нему.       Хвиён спокойно осматривает его с головы до ног, отмечая, как хорошо свободная рубашка, подвязанная тонким поясом на талии, может смотреться с облегающими брюками, и возвращает взгляд обратно к лицу:       — Нет, но выглядишь правда нормально.       Он пожимает плечами и идёт к выходу из корабля, оставляя Чани одного в коридоре. Тот несколько мгновений не понимает, что только что произошло, а потом прыскает от смеха в кулак и качает головой — каков лжец.       Место для благотворительной вечеринки было выбрано в Нью-Пэрисе, который был отстроен на руинах старого Парижа. Довольно символично с учётом истории города, но того же Ёнбина, как, впрочем, и остальных, данный факт не особо впечатлил. Нью-Пэрис, ко всеобщему разочарованию, не отличался ни архитектурой, ни флорой и фауной, ни контингентом, просто каким-то образом именно это место, будто возродившийся феникс, само себя нарекло эпицентром подобных мероприятий. Этот раз не стал исключением.       — Если что, — перед выходом из воздушного такси, что для них заказал главнокомандующий, Ёнбин коротко оборачивается через плечо, — ни на что не реагируйте. Я надеюсь, вы отлично повеселитесь, пока всё внимание будет на мне.       В ответ он получил только молчаливые кивки.       Они прекрасно понимают, что никто из них не представляет и толику такого интереса, как Ким Ёнбин, известный космический пират, которого заманил в ловушку, кто бы мог подумать, главнокомандующий Ким Чонин — вот уж и правда новость так новость, спустя столько лет это случилось. Его славу может перекрыть разве что Роун и его прошлое, но тот так редко появлялся на таких мероприятиях, что вряд ли смог кому-то запомниться.       Свет камер ослепляет — через несколько минут их фотографии будут в каждом издании, во всех обсуждениях и лично на столе у Айрин, и Ёнбин совершенно не знает, что ему делать со всей этой невозможной, казалось бы, для него ситуацией.       У всего есть определённые минусы, которые душат и заставляют склонить колени, осознавая собственную слабость. В его случае этот минус — старая жизнь. Ёнбин ни за что не привыкнет к тому, что ему не придётся скрывать лицо под маской или избегать патрулей в любом месте, кроме Гавани, потому что, в отличие от других, он разыскивался даже за пределами. Наверное, это что-то, что ему правда стоило бы попробовать и наконец-то выйти на пиратскую пенсию, купить дом, жениться и завести детей — честно говоря, он ожидал сдохнуть в битве или от взрыва корабля, но никак не счастливым в старости.       — Господин Ким? — Ёнбин уже и забыл, что к нему могут так обращаться где-то, кроме Гавани. — Пройдёмте, главнокомандующий вас ожидает.       Как только короткая красная дорожка заканчивается и двери роскошного здания за ними закрываются, вся команда вместе с сопровождающим направляется к лифту. Вечеринка, как оказалось, будет проходить на последнем этаже, окружённом защитным от прессы и чужих глаз куполом, не мешающим наслаждаться ночным видом на столицу и чистое небо.       Каждый из них, заходя в лифт, понимал, что назад, в мир преступного порока, дороги уже не будет, стоит им подняться и встретиться с высшим светом.       Двери закрываются, как только заходящий последним Тэян становится спиной к остальным.       — Президент не должен волноваться, всё пройдёт отлично и… — Чонин резко умолкает и смотрит на поднявшийся лифт, а потом скрывает голографическую панель и мгновенно забывает про одного из менеджеров, чтобы направиться к прибывшим гостям. — Ах! Капитан!       Ярко украшенный зал уже был полон разношёрстных и модно одетых гостей, не хватало только трёх, что должны были явиться немногим позже. Ёнбин вышел первым и его лицо не отражало ничего, кроме полного спокойствия и безразличия к эпатажному окружению: его чёрный костюм, расстёгнутая до середины груди рубашка и золотое ожерелье в сочетании с зачёсанными назад волосами и блестящим макияжем, сделанным по всем модным туториалам, приковали взгляды всех присутствующих: некоторых очаровало сочетание простоты и эффектности, других — факт того, что самому Ким Ёнбину хватило смелости заявиться на президентскую благотворительную вечеринку, даже несмотря на его нынешний статус.       — Главнокомандующий, — Ёнбин кивает, останавливаясь в метре от названного.       — Было бы большой потерей, если бы вы передумали, — тот сладко улыбается и снова принимает строгий вид, перед этим лишь на мгновение словив взгляд Тэяна и подарив ему ещё одну улыбку, более искреннюю, чем была до. — Ёнбин, давай на «ты» всё-таки. Я надеюсь, ты готов к тому, что, как только я отойду, все эти акулы постараются тебя сожрать?       — Можешь не отходить. Мне больше по душе твоя компания, — лицо того не выражает, казалось бы, никаких эмоций, лишь одна бровь поднимается вверх, придавая вопросительные краски, — Чонин.       Чонин сам не осознаёт, как начинает улыбаться, понимая, что очередная победа сегодня за ним. Нет, конечно, он не пытался вынудить капитана и его восьмёрку беседовать с ним на протяжении всего вечера, но то, что он предпочёл такой вариант добавляет довольно много баллов в личную сокровищницу главнокомандующего. Главное, чтобы всё шло по плану.       — Тогда, может, напитки? Закуски? — Чонин всё ещё остаётся тем главнокомандующим, которого они привыкли видеть на экранах или тогда, у него дома, просто сейчас он немного мягче, но при этом не забывает пускать ядовитые победоносные взгляды в сторону других гостей этого вечера, что так и не смогут получить свой лакомый кусок разговоров с теми, кого ещё вчера разыскивала вся галактика.       Вся команда послушно следует за главнокомандующим, своим видом не давая ни малейшего повода другим усомниться в их спокойствии и безразличии к общей обстановке.       — Видел великолепную пятёрку? — Хвиён шепчет этот вопрос совсем рядом с Чани, а у того пробегают мурашки по коже.       — Отряд президента? — тот старается делать вид, что они разговаривают о чём-то отвлечённом, и скучающе проводит взглядом по гостям, отлавливая в толпе совершенно не заинтересованных в них членов элитного отряда, которые переговариваются о чём-то своём, даже не смотря в их сторону.       — Именно, — Хвиён тихо щёлкает пальцами. — Они когда-то охотились за Ёнбином, ну, после покушения на семью президента.       — А это точно был Ёнбин? — внезапный вопрос выбивает из колеи всю команду.       Чани слышал об этом, но разные люди говорили такие же разные вещи, и в конце концов никто точно не знал, был ли это Ёнбин или кто-то другой, но прежде, чем как-либо объяснить свою точку зрения, его прерывают.       — Это был не я, — вмешивается в разговор виновник вопроса и красноречиво смотрит на Чонина. — Так ведь, главнокомандующий Ким?       Чонин на этот вопрос только усмехается:       — Да, это так, — он и не скрывает своего самодовольства. — Скажи спасибо, что я взял это дело на себя. Если бы я этого не сделал, тебя бы ликвидировали в тот же день. Считай, что я спас тебе жизнь, — и улыбается так, будто выиграл лотерею.       Да уж, с таким призом в виде команды пиратов, за которыми охотится вся галактика и которых он теперь держит на крючке, это определённо победа.       — Никогда не встречался с элитным отрядом, Чани? — спрашивает Чонин, делая несколько шагов назад и ровняясь с ним.       — С чего бы?       — Это был просто вопрос, — Чонин продолжает мило улыбаться, будто не он парой месяцев ранее пытался их убить. — А с Цербером знаком?       Чани хочет ответить, что только слышал о нём, но не успевает из-за того, что снова оказывается прерван Ёнбином:       — Кстати об этом, Чонин, — тот борется с переходами на формальные тона, но всё-таки пересиливает себя, показывая стёртые грани между ними. — Что Цербер и ваши «псы» делают в Гавани?       — Отличный вопрос, Ёнбин, — Чонин снова подходит ближе к нему и медленно продолжает следовать через зал к месту возле шведского стола, где все они смогут чувствовать себя комфортно. — По поводу Цербера даже я не знаю ответ. Доступ в Гавань, по моим данным, у него был ещё до того, как он пришёл на службу к президенту, однако его досье полностью чистое.       — В Гавани скрываются не только преступники, — говорит Роун, не сумев промолчать.       — Ты прав, Соку, — на момент Чонин переключает своё внимание на него и видит, как тот морщится от звука собственного имени, а потом снова смотрит на Ёнбина. — А насчёт моих верных «псов» мне стоит задать вопрос тебе.       Его глаза как будто темнеют, когда он говорит это, и Ёнбин пугается, но понимает, что совершил ошибку, на мгновение потеряв контроль, потому что это совсем не ушло от чужого взгляда.       — Как сильно ты доверяешь своим друзьям? — заговорщицки продолжает Чонин и тут же меняется в лице, останавливаясь. — Мы пришли.       Несмотря на чужую улыбку, вопрос встал ребром и продолжил повторяться у Ёнбина в голове надоедливой бегущей строкой.       Когда у каждого в руке оказалось по бокалу и большинство любопытных гостей наконец-то отвели от них взгляды, дышать и разговаривать стало легче. Больше всех давление ощущал Роун, он выискивал глазами трёх человек, но никак не мог зацепиться за что-то знакомое в этой разношёрстной толпе из модно одетых сливок общества. На какой-то момент ему показалось, что он видит знакомый величественный силуэт человека, которого не видел вот уже пять лет, но это был кто-то другой, определённо такой же заносчивый и ворчливый. С другой стороны, если бы эти трое здесь появились, то его ожидало бы только два исхода: очень громкая ссора при всех или тотальное игнорирование — и Роун понятия не имеет, что из этого хуже.       Заметив лёгкое беспокойство, которое умело скрывалось за хорошим актёрским талантом и выдержкой, но всё равно не ускользнуло от внимательного взгляда, Тэян берёт чужую ладонь в свою и мягко сжимает пальцы, тем самым заставляя Роуна выбраться из омута собственных рассуждений, в которое его всё больше затягивает.       — Не думай об этом, — говорит Тэян, точно зная, чем именно заняты мысли Роуна всё это время, и получает на свою лёгкую улыбку такую же в ответ.       Но стоило Роуну влиться в живое обсуждение закусок на шведском столе, как их девятерых и Чонина, что мирно разговаривает с Ёнбином, ждало новое потрясение в виде собачьего лая — именно так хочется назвать весь тот гогот и улюлюканье, которое грубо вмешалось в мирный разговор.       — Братишка! — Вонхо подлетает, словно ветер, и шлёпает Джухо по плечу, от него пахнет шампанским и отвратным одеколоном. — Так рад, что ты пришёл!       — Хосок, я же просил так больше не… — Джухо, который убрал чужую руку со своих плеч, на момент останавливается, смотрит на замолчавшую вдруг компанию и даже «псов», и только после этого, сглотнув слюну, заканчивает фразу, — …делать.       Игнорируя враз изменившийся взгляд Давона, Ёнбин загораживает ему обзор на Джухо и, мягко улыбнувшись, спрашивает:       — Может, наконец-то появился случай рассказать, что всё это значит?       Джухо не знает, что делать в этой ситуации. Она очень глупая и непонятная, все будут говорить, что ему стоило сказать раньше и не выстраивать драму, но вместо этого он молчал и был готов выйти в открытый космос, лишь бы не объяснять, что его связывает с одним из «псов» главнокомандующего. Но выбора в этот раз у него нет.       Он тяжело вздыхает и, положив ладонь на плечо Вонхо, говорит:       — Бэк — это девичья фамилия моей матери. Нашей матери, — и указывает ладонью на себя, а потом на Вонхо. — Мы братья.       Кажется, будто в этот момент затихли все на вечеринке, однако только эта компания стояла в тишине и каждый молча смотрел друг на друга.       Для компании «псов» в этой фразе не было ничего нового: они все прекрасно знали о родстве Вонхо и Джухо чуть ли не с самого начала, когда первый к ним присоединился и Шону читал его досье — интересно в этой ситуации было то, что уже бывшая свора пиратов, к их глупости, не знала такую важную деталь о человеке, которого они называют другом.       — И почему ты раньше не сказал? — первым всё-таки решает прервать затянувшееся молчание Ёнбин.       Его пальцы сжались на ножке бокала с шампанским, когда он замолчал вновь, озвучив вопрос, и вопросительно посмотрел на Джухо, который всё ещё не опустил руку с плеча Вонхо.       — Я не хотел, чтобы вы ассоциировали меня с правительством, — вздыхая, отвечает тот. — Это единственная причина.       — То есть, ты не хотел, чтобы мы знали, что твой отец — главный инженер в центральном комплексе лаборатории? — очередной вопрос, на этот раз от Инсона, летит в Джухо неприятным броском мяча прямо в цель. — Это было в профайле Вонхо.       — Да, — Джухо только пожимает плечами и опускает взгляд.       — Меня интересует только один вопрос, — снова говорит Ёнбин.       — Нет, это не я дал им пропуск на Гавань. До этого я не виделся с Хосоком четыре года.       Чонин на разыгравшуюся трагикомедию только усмехается и отпивает шампанское из бокала. Вся сцена выглядит глупо и забавно одновременно: конечно, он знал обо всём с самого начала — ещё с тех пор, когда Вонхо поступил к нему на службу, а Джухо зарекомендовал себя как один из лучших подпольных механиков и немногим позже как лучший стратег среди всех пиратов. Чонин сказал бы, что тот перепрыгнул уровень своего отца, но не вслух — слишком опасно в такой момент ещё раз его упоминать.       — Ты правда подозреваешь кого-то из своей команды, Ёнбин? Тогда какой из тебя капитан? — Джухо почти выплёвывает это без капли истерии, лишь с откровенным презрением.       За этим разговором становится сложно наблюдать хотя бы из-за того, что всем прекрасно известно: Джухо и Ёнбин давние и хорошие друзья, их ссора — трагедия если не всемирного масштаба, то командного — точно. Лишь одному человеку от этого смешно, и это главнокомандующий, который так давно мечтал о том, чтобы оголить чужие кости, чувства и эмоции, увидеть что-то поистине живое, яркое. Но по итогу он всё равно не слишком впечатлён… Ёнбин, стоящий напротив Джухо, даже не шелохнулся, не дёрнул ни одним мускулом на лице, выслушивая всё то, что ему говорят, будто большая спокойная скала. Даже тогда, когда в него продолжают плеваться ядом, высказывая всё то, что накопилось, прямо на глазах у остальной команды и совершенно чужих людей. Взгляд Ёнбина лишь единожды соскользнул с чужого лица, чтобы увидеть, как тот убирает руку Вонхо и не даёт утащить себя на задний план.       Ёнбин не боится. Ни этих оскорблений, ни получить по лицу. Поэтому, когда кулак летит ему в нос, он даже не уворачивается, знает — заслужил.       На его лице — всё то же спокойствие, он только лишь чуть жмурится на мгновение и втягивает воздух. Получается шумно из-за того, что кровь начинает течь вниз, к губам.       В этот момент все застывают в молчании, даже Чонин резко перестаёт улыбаться. Ему нравилась вся эта передряга до того, как в ход пошли кулаки — это не совсем то, чего он хотел и не то, чего он ожидал. Чонин аккуратно оглядывается и видит, что никто даже не заметил: две команды создают слишком большое столпотворение, а Джухо высказывался без особых криков. Чонин выдыхает с облегчением.       Ёнбин проводит ладонью под носом, мгновение смотрит на окровавленные пальцы и вздыхает, а секунду спустя снова переводит взгляд на Джухо. У того на лице отпечатался испуг: раньше они никогда не дрались и этот удар довольно серьёзный — все звуки смешиваются и мир вокруг редеет в красках, но он отчётливо слышит, как Инсон задерживает Давона, чтобы тот не распускал руки в защиту капитана.       Казалось, все замерли в напряжённом молчании.       — Успокоился? — лишь спрашивает Ёнбин, резко оборвав всё натянутое напряжение, и берёт поданную Хвиёном салфетку, чтобы вытереть кровь.       Джухо не ожидал такой реакции на собственный неожиданный выпад и попросту прячет взгляд, рассматривая пол под ногами. Ему кажется, что лучшим выходом будет просто промолчать и исчезнуть после этого вечера, но чувствует, как чужая ладонь касается его плеча и снова поднимает голову, чтобы увидеть мягкую привычную улыбку.       — Ну? — ещё раз спрашивает Ёнбин.       Даже кровавые разводы на коже не делают его вид опасным.       — Да, — Джухо выдыхает.       — Вот и отлично, — Ёнбин хлопает его по плечу. — Поговорим на корабле потом… Чонин, можешь провести меня в уборную? Надо умыться.       Эта ситуация заставляет всех взбодриться, но напряжение почему-то как рукой снимает, и все общаются так, будто и не было никакой мнимой вражды на почве законных интересов. Вообще-то она определённо пропала ещё во время их общей миссии, но разрыв между ними наконец-то практически затянулся.       К Тэяну почти по очереди подходят члены экипажа Шону и начинают с ним знакомиться уже нормально, а не так, как было в их условную первую «близкую» встречу — он не знает, как реагировать, но улыбается и продолжает слушать о том, что Минхёку, например, очень нравится его костюм и ему определённо надо познакомиться с БэмБэмом. Вопрос, кто это такой, отпадает сам собой, когда Минхёк указывает на элитный отряд и ярче всего из них выделяется худощавый парень в красном костюме — выглядит очень эффектно. Тэян не обратил на них особенного внимания, когда они шли по залу, но сейчас ему кажется¸ что он не может отвести взгляд. Да уж, элита умеет выделяться, потому что даже несмотря на красоту одного, все остальные тоже не отстают в мнимой борьбе за то, кто блистает ярче. Тэян ловит себя на мысли, что хочет так же.       Слова Чонина, сказанные ему не единожды различными формулировками, загоняют его в тупик и душат, затягиваясь петлёй на шее в самый неподходящий момент.       И ощущение, будто ему совсем нечем дышать, пропадает только тогда, когда на его плечо ложится рука и вырывает из паутины тяжёлых мыслей.       — Пялиться неприлично, забыл? — Роун улыбается совсем тепло, будто и не было между ними никакой разлуки, будто бы не образовалось никакой пропасти, в которую Тэян, кажется, вот-вот упадёт, сделав шаг навстречу.       — Мне понравились их костюмы, — пелена наваждения спадает с глаз, и он улыбается в ответ, скрывая ужасающие по своей токсичности мысли о том, как поменялась бы его жизнь, перейди он на другую сторону.       Роун ничего не отвечает, только подходит ближе и аккуратно хлопает по плечу.       Наверное, в этом всегда и был какой-то особый смысл, когда он понимал его состояние без слов, молча поддерживая, и давал знать, что никуда не уйдёт. Тэяну в этой ситуации тяжелее в несколько сотен раз: неподъёмный груз с навязчивыми идеями и непонятными планами, рассыпающимися, словно пепел, превращают всю нить доверия между ними в яркое ничто — и от этого никуда не деться, потому что Тэян знает, от чего когда-то бежал Роун и к чему он совсем не захочет возвращаться. Впервые его жизнь так поделилась на два пути, когда он перевёл документ для Ёнбина и тот предложил путешествовать с ним — у Тэяна и в мыслях не было, что спустя столько времени он снова встанет перед выбором: вернуться назад или оставить всё, как есть.       Хорошо, что Роун не умеет читать мысли; в противном случае уверил бы, что сбегут они только вместе и никак иначе, а Тэян готов умереть, но не дать ему вернуться к жизни, в которой он чувствовал себя хуже вольной птицы в клетке.       Ему хочется что-нибудь сказать, разбавив тишину между ними, ну, или на крайний случай просто посмотреть в его глаза и попробовать сделать вид, что не видит моря нежности, плещущее лавой чувств, напротив, но тут дверь в залу распахивается и входят последние гости этой вечеринки.       — Никогда бы не подумал, что увижу президента так близко, не стоя на плахе, — говорит Чеюн и вся команда на него оборачивается.       Стой здесь сейчас Ёнбин, за громкость голоса Чеюн в ту же секунду получил бы подзатыльник, но его рядом нет и слышен только тихий смешок Давона.       «Он красивый», — думает Тэян.       — Выпендрёжник, — тут же говорит рядом стоящий Чжухон и усмехается, когда ловит уже на себе чужие взгляды. — Вы должны быть в курсе, что он нас недолюбливает. Мы тоже не обязаны его любить.       С этим нет смысла спорить.       Тэян внимательно смотрит на президента и двух его сопровождающих в тот момент, когда его изучающий взгляд ловит Шону:       — Никогда его раньше не видел? — без Чонина или Ёнбина в подобных ситуациях довольно сложно, потому что все остальные будто воды в рот набрали и только молча наблюдают за тем, как президент со своей небольшой свитой идёт к фуршету в противоположном конце зала.       — Издалека разве что. Я знаю только его сестру, она пару раз провожала меня на подобные… приёмы.       — О, мисс Сола, — губы Шону трогает тёплая улыбка. — Она уже предпочитает не ходить на такие мероприятия, да и появляться рядом с братом тоже не горит желанием.       — Я не очень хорошо разбираюсь в семейных проблемах президентской семьи.       — Тебе и не нужно. Это внутренняя информация, — и подмигивает.       Ёнбин запрокидывает голову и прижимает салфетку к носу.       Его чёлка намокла и стрелки немного потекли, а от отражения в зеркале тошнит — и надо было ему так вырядиться на мероприятие, где он в любом случае поразил всех одним своим приходом.       — Ты мог спокойно уклониться, — Чонин усмехается, упираясь спиной в стену и сложив руки на груди.       — Джухо нужно было выпустить пар, — Ёнбин пожимает плечами и шмыгает носом, всё ещё вздёрнув подбородок.       — И поэтому ты решил пожертвовать лицом?       — Меньшее, что я могу сделать, лишь бы он успокоился, — тот усмехается и снова шмыгает носом, на момент проверяя салфетку, надеясь, что кровь не будет течь слишком интенсивно.       Чонин улыбается:       — Ты знаешь… я почти твой фанат. Это правда честь — стоять рядом с тобой вот так.       — Ты мне льстишь, Чонин. Месяц назад ты пытался меня убить.       — Убить тебя было бы довольно неосмотрительно с моей стороны, — он поправляет волосы и обходит Ёнбина, чтобы встать напротив зеркала.       В чужих глазах плещется что-то необъяснимое, непонятное — Ёнбин провожает его взглядом и цепляется за отблеск на радужке, за змеиную улыбку и пальцы, сжимающие кафель. Ситуация не выглядит опасной, но от неё чувствуется жгучее пламя, обжигающее кожу, настолько явно, что вдоль позвоночника пробегают мурашки. Ёнбин никогда не боялся Чонина, но чужая аура и умение держаться делают своё даже с теми, кому всё равно на образы и статусы.       Ёнбин ещё раз проверяет салфетку и, убедившись, что крови больше нет, выбрасывает её в контейнер у стены (её моментально засасывает, и он почему-то на момент застывает, погруженный в свои мысли), а затем наклоняется к раковине и аккуратно промывает нижнюю часть лица, чтобы смыть остатки кровавых разводов:       — Почему? — он выпрямляется; с его лица и рук капает вода, падая на рубашку, придавив ткань к коже, и пол.       — Ну, например, — Чонин придвигается чуть ближе, сладко улыбается и тянет ладонь к его подбородку, но останавливается в нескольких миллиметрах, — ты бы мог работать на меня. Или со мной, на одном уровне.       Мелкие разряды будто бы бьют лёгким током по коже в том месте, до которого не дотянулись чужие прикосновения. Ёнбин смотрит непонимающе, но держится уверенно, даже не думая дёрнуться — это похоже на проверку, глупую игру, в которой любое его движение означает однозначный проигрыш.       — Заманчивое предложение, — он улыбается в ответ и наклоняет голову набок. — Но, пожалуй, я откажусь.       Ёнбин только собирается мягко отодвинуть чужую ладонь подальше от себя, как его собственное запястье перехватывают:       — Ты не понял, Ёнбин, — хватка тяжёлая, крепкая, вырваться из такой можно, но начнётся драка (ещё одна), а это не совсем то, что было в сегодняшних планах. — Это не предложение, у тебя и всей твоей команды просто нет выбора. Неужели ты думаешь, что и теперь двери Гавани будут для вас открыты?       Тот не выдерживает и отшатывается, чувствуя, как чужие пальцы отпускают его запястье. Не то чтобы он не думал о подобном развитии событий, просто не было достаточно времени, чтобы размышлять об этом в настолько масштабном плане… Сейчас, к его сожалению, тоже не то время. Он, не позволяя эмоциям и сомнениям захлестнуть себя, выпрямляется и твёрдо смотрит на Чонина.       — Я не боюсь потерять новый статус. Если понадобится, я сделаю всё, чтобы вернуться на первую строку твоего списка самых неуловимых, главнокомандующий Ким, — слова чёткие, уверенные ударяются о чужие насмешки, разбивая их вдребезги.       Чонин смотрит с восхищением, когда Ёнбин разворачивается и уходит, и это подстёгивает его ещё больше.       На террасе прохладно, но Тэян глубоко вдыхает воздух и смотрит на муравейник из бесконечных зданий, расстилающийся перед ним огромным бескрайним полотном. Это помогает привести мысли в порядок после того, как он понял, что немного отвык от подобного, от окружения людей, в котором находился долгое время. Осознание прошибает током и только тогда он ёжится, а в следующий момент чувствует, как на его плечи ложится пиджак. Тэян оборачивается, боясь, что за спиной будет его наполовину кошмар, наполовину сладкая фантазия (он пытается себя убедить, что второе — лишь в меньшей мере, но выходит уж совсем плохо), и выдыхает облегченно, выпуская изо рта еле заметный клуб пара.       За спиной всего лишь Роун, такой мягкий и вечно заботливый, улыбающийся и ловящий на себе восхищённые взгляды всех вокруг.       — Соку… — только и получается выдать совсем тихое, мигом улетевшее и растворившееся в атмосфере вечерней Земли.       Тот тепло улыбается и становится рядом, так же опираясь на перила и устремляя свой взгляд куда-то вдаль, за туманную стену над морем далеко за муравейником.       Их локти еле соприкасаются, но сквозь тонкую мелкую сетку на своих руках Тэян может чувствовать тепло ткани чужой рубашки на коже. Ему страшно приблизиться ещё на пару сантиметров, улыбнуться, сказать что-нибудь… Они почти не разговаривали после того, как Тэян вернулся, Роун только обнимал его всё время, просыпался в холодном поту и притягивал к себе — боялся, что это всё очередной сон. Молчание между ними не было чем-то необычным и то, что они не общались не значило, что им не о чем поговорить в принципе. Конечно, есть, но не сейчас.       Сейчас Тэяну кажется, что между ними огромная пропасть. Даже несмотря на то, как близко они стоят… Ему даже страшно посмотреть, повернуться, увидеть, что тот продолжает смотреть вдаль, а на его лице отпечатается безразличие и непонятные оттенки эмоций, которые должны вот-вот вырваться наружу.       Будто он всё знает, будто ему доподлинно известно, что именно происходило всё это время в личном особняке Ким Чонина.       Возможно, сейчас идеальный момент для того, чтобы обсудить, что между ними происходит: ребята из команды общаются с «псами», Чонин где-то пропал с Ёнбином, гости не мешают, стоя на другом конце террасы, а они здесь вдвоём — но слова не идут и становятся комом поперёк горла. Тэян слегка поворачивает голову лишь на мгновение, потирая ладони друг о друга в попытках скрыть, как они потеют и еле заметно трясутся, и тут же застывает от неожиданности.       — Сколько ты уже так смотришь? — вопрос вылетает сам собой быстрее, чем Тэян успевает его обдумать, а ещё и голос совсем сел и вышло как-то сдавленно, непривычно, будто это не он спросил.       Роун лишь улыбается, не отводя взгляд, что был направлен на Тэяна всё это время:       — Пару минут, пока ты витал в размышлениях.       — Так долго…       Он чувствует, как уши начинают гореть от смущения, и опускает взгляд в надежде, что если он не будет видеть этих тёплых вспышек в чужих глазах, то ему станет легче, но этого, к сожалению, не происходит и ему кажется, что он вот-вот сгорит в собственных непонятных чувствах. Это не так, как с Чонином. С Чонином было быстрее, понятнее и тянуло лишь физическим желанием попробовать, каково это — собирать губами родинки с чужой кожи, а здесь… Тэян теряется, боится, сходит с ума — это ощущается так, будто он никогда не чувствовал подобного, потому что в голове нет ни одной мысли о том, как вести себя правильно.       — Пара минут по сравнению с тем временем, что я был без тебя — ничто, — Роун становится чуть ближе и их локти еле ощутимо сталкиваются.       Теперь они совсем рядом и у Тэяна перехватывает дыхание от того, насколько красивым может быть человек, которого он, казалось бы, видел до этого каждый день.       Хочется что-то сказать в ответ, размыть непонятную, вдруг из ниоткуда взявшуюся тишину между ними, перебиваемую лишь звуками музыки из общего зала, но ни мыслей, ни слов не находится. Тэян молчит и глотает вязкую слюну, а потом резко тянется вперёд.       — Ребята! Вот вы где!       Он останавливается в жалких сантиметрах от чужого лица и, едва заслышав знакомый голос, тут же отшатывается назад, сумасшедше краснеет и прячет губы в собственных ладонях, закрыв глаза.       Чеюн подбегает почти неожиданно в тот момент, когда Тэян, опираясь рукой о перила ограждения, приводит мысли в порядок, а Роун только усмехается и прячет грустный взгляд.       — Всё в порядке? — спрашивает осторожно Чеюн, останавливаясь слишком резко и будто совсем не понимая, что он только что сделал.       — Конечно, — отвечает Роун, выпрямляясь. — Что случилось?       — Ну, не то чтобы что-то важное… Но президент Ким хочет с нами поговорить.       Это было вполне ожидаемо.       Находиться в одном помещении с президентом и не поговорить с ним на светские темы хотя бы раз — странно и явно не вписывается в общую картину.       Инсон сказал, что Ёнбин вернулся каким-то задумчивым, а следом выбежал главнокомандующий Ким, но был перехвачен президентом, после чего «псы» сразу будто бы исчезли, а главнокомандующий, шепнувший что-то Ёнбину, попросил найти всех, кто запропастился, для небольшой аудиенции с президентом — все объяснения вышли сбивчивыми, быстрыми, непонятными, ни Роун, ни Тэян толком не смогли понять, с чего бы президент захотел поговорить с ними всеми, а не лишь с Ёнбином, что было бы более логично. Однако, когда захотелось задать больше вопросов, времени на это не осталось.       Президент Ким Чунмён поистине красив — Чани выдыхает случайное «вау» прямо рядом с Хвиёном, за что получает лёгкий тычок в бок, чтобы держал свои эмоции при себе, пока они в таком положении.       От Чунмёна веет сильной лидерской аурой и невероятной уверенностью, от которой даже становится не по себе. Он словно сошёл с картинок исторических учебников о великих правителях прошлого — отчасти это было правдой. Чунмён хороший президент: при нём и покровительстве его сестры было открыто много благотворительных фондов, выросла экономика, наладились политические отношения с ближними к Солнечной системе галактиками и это далеко не все его заслуги — поистине восхитительный человек, настолько, что его переизбрали на второй срок. Не все считают его хорошим парнем, но обычно об этом молчат. Сторонников у Чунмёна намного больше.       Есть в нём что-то такое, из-за чего рядом с ним Чонин не кажется таким уж пугающим, каким мог бы быть, и это что-то угадывается в каждом чужом движении, взгляде или прикосновении. Тэян смотрит на слегка нервную улыбку Чонина, когда тот стоит рядом с президентом и ещё двумя людьми, и начинает делать свои смешанные по ощущениям выводы.       — Мистер президент, — начинает с формальностей Чонин, становясь рядом с Ёнбином, — позвольте представить вам Ким Ёнбина и его команду.       Названный молча стоит и смотрит на президента с отрешённым лицом и держа руки за спиной, будто бы совсем не собираясь следовать правилам этикета. В зале же в этот момент все, кто был заинтересован в происходящем, затихли и жадно наблюдали за следующим шагом новоиспеченных членов золотого общества в ожидании настоящего шоу.       Ёнбин, конечно, хоть и выше немного, но мистер президент смотрит так, будто это он стоит на вершине, и от этого факта по спине пробегают мурашки, но за всю их игру в гляделки ни один мускул на его лице не дрогнул.       Чунмён несколько мгновений молча наблюдает за этой хвалебно-глупой картиной и в конце концов только усмехается:       — Это те самые, на поимку которых ты тратил почти все мои средства? — он смеётся тихо, опустив взгляд в осуждающем жесте. — И что же такого случилось, что одни из самых разыскиваемых тобой преступников в галактике теперь стоят здесь?       Чонин на момент будто бы сутулится, сжимается, старается казаться меньше, чем он есть, и все свидетели этого разговора понимают — пристыдил и ударил по нужной точке. Несмотря на то, что Чонин приходит в себя довольно быстро и кивает с улыбкой, коротко объясняя всю сложившуюся ситуацию, опуская некоторые не совсем законные и правильные детали типа содержания Тэяна не в условиях тюремной камеры.       После слов о последнем Чунмён поднимает взгляд:       — Ах… Мистер Ю Тэян, — улыбается он, как будто смакуя каждую букву. — Я вас помню.       Кто-то из любопытных наблюдающих начинает шушукаться и обсуждать это, кто-то даже припоминает давние приёмы, когда мисс Сола ходила на них и пару раз взяла с собой в свет этого парня, который может привлечь к себе внимание не только из-за того, что он участник известной банды — здесь Чонин был прав, когда сказал о том, что Тэян цепляет. По-другому это назвать нельзя.       Сначала Тэян хочет смущённо кивнуть и опустить голову, но месяц в обществе Чонина научил его многому, и то, как главнокомандующий сейчас явно пресмыкается перед президентом — смешно и жалко. Поэтому Тэян принимает, наверное, самое смелое и глупое по уровню собственного самодовольства решение. Он выпрямляется, пусто проводит взглядом по президенту снизу вверх и, кивнув, после небольшой паузы наконец произносит:       — Спасибо.       Инсон прикрывает рот ладонью и пихает в бок Ёнбина, но тот только закатывает глаза. По его мнению, эта ситуация вполне нормальна и, если понадобится, он готов устроить драку на кулаках — этот благотворительный вечер всего лишь окончательная плата за освобождение Тэяна, им всем ничего не стоит в мгновение потерять благосклонность главнокомандующего. И не из такой задницы сбегали.       Чунмён же несколько мгновений молчит, атакованный непонятными мыслями, а потом улыбается — похвально. Есть в этом парне что-то от его сестры, такое же дерзкое и своенравное. Когда не нужно. В любом случае, Чунмён старается не зацикливаться на этом и переходит к следующему члену команды с таким видом, будто его на самом деле это интересует.       — Мистер Ким Инсон. Давно я вас не видел. Я помню ваши открытия, как сейчас дела? Новая теория о причинах последней техногенной катастрофы готова к публикации?       Неприкрытая лесть сбивает Инсона с толку. Он промаргивается и удивлённо смотрит на президента: то ли правда помнил, то ли попросту навёл справки по каждому — второй вариант вероятнее всего. С президентом Инсон никогда лично не общался, один раз пожал ему руку и поздоровался, всего-то… Он-то знает, что последнее, чем интересуется мистер Ким Чунмён — наука.       — Лестно, что вы меня помните, — Инсон немного мешкает прежде, чем ответить, но тут же собирается с мыслями. — Я временно забросил исследования, но раз уж мы все сегодня здесь стоим, есть вероятность, что вы скоро услышите обо мне вновь.       — Буду польщен, а это… рядом с вами? — Чунмён искусный актёр, делает вид, что его это всё волнует, но тот же Чонин видит его насквозь; все эти приторные улыбки и взгляды — лишь прикрытие, чтобы все вокруг его любили. — Я могу ошибаться, но это Ли Чеюн? Господин главнокомандующий, — он слегка оборачивается в чужую сторону, — я прав?       — Конечно, — Чонин нервничает и его выдаёт каждое его движение и взгляд, но стоит президенту обратиться к нему, как весь этот налёт тут же стирается и ему приходится играть в того, кем он себя чаще всего показывает перед остальными.       Чеюн улыбается с тонной презрения и совсем этого не скрывает:       — Тоже рад вас видеть, господин Ким. Раз уж такое дело, вам пилот случайно не нужен?       — Если я захочу разбиться или испортить рвотой дорогущий салон шаттла, мистер Ли, я обязательно вас отыщу, — Чунмён считает, что на этом их диалог можно закончить и переводит взгляд на Давона.       Его лицо отчего-то кажется знакомым, но Чунмён несколько секунд молча, почти изучающе смотрит на него, пока изящная небольшая ладонь девушки, стоящей чуть позади него, не касается его плеча; она что-то говорит ему на ухо.       Тэян наконец-то обращает внимание на кого-то, кроме президента и у него стойкое ощущение, что он её где-то видел, но не помнит где. Он аккуратно пихает Роуна:       — Кто это? — произносит шёпотом, цепляясь пальцами за рукав пиджака, вынуждая наклониться чуть ниже.       — Ты думаешь, раз я весь из себя такой золотой мальчик, я тут всех знаю? — Роун поворачивается к нему с усмешкой, и они чуть не сталкиваются носами.       Тэян смотрит тучно и почти раздражённо:       — Ну да.       Роун почему-то очень хочет засмеяться, но понимает, что ситуация совершенно не та, чтобы давать волю подобным эмоциям, и только цокает языком, улыбаясь невероятно ярко (ему всё ещё сложно поверить, что Тэян стоит рядом с ним, с этими выбеленными волосами и выглядящий как все сокровища вселенной):       — Это мисс Чонха, она главный секретарь президента. Я ничего не знаю о её прошлом, но она работала на мистера Кима ещё с его первого избрания.       — Не могу поверить, что его кто-то может вытерпеть так долго, — шепчет Тэян и отпускает пиджак Роуна, лёгким, почти невесомым движением проводит ладонью по вниз к пальцам, чтобы через мгновение убрать руку совсем.       Точно ребёнок.       Тем временем Чунмён закончил слушать то, что ему говорила Чонха, и снова обратил своё внимание на команду:       — Давон, всё, что я хочу вам сказать, это то, что я рад, что эксперименты лаборатории проходят не зря. Я бы попросил вас как-нибудь туда заглянуть для некоторых пометок по вашему состоянию. Если вы захотите, конечно, — и снова улыбается, так лестно, что удивительно, как у него скулы не сводит.       — Спасибо за предложение, но я откажусь, — отвечает Давон, почти не дав президенту и шанса закончить фразу. — Я…       Но он и сам не успевает договорить и оказывается прерван прикосновением чужой ладони к своему плечу:       — Как личный врач мистера Ли Давона, я могу прислать вам все мои пометки и его карту хоть сейчас. Не думаю, что он нуждается в личном посещении лаборатории.       Чунмён переводит на говорящего взгляд с каплей нервозности, но буквально тут же меняется в лице, поняв, кто именно с ним разговаривает:       — Мистер Ким Ёнкюн.       Собственное имя режет слух и Хвиён морщится, стоит ему только услышать ненавистное словосочетание. Стоящий рядом Чани думает схватить того за руку, но в момент, когда его пальцы почти касаются чужих, он убирает их и опускает взгляд. Почему-то подобный жест резко кажется совершенно лишним.       — Да, мистер президент?       — Не думаете о том, чтобы снова стать частью семейного бизнеса или вы, как и ваш брат, будете прятаться и дальше?       На словах о брате Хвиён хочет сморщиться и спросить, что с его братом не так, но резко берёт себя в руки, считая, что сейчас не время выяснять столь деликатные вопросы, тем более, когда он ни с кем никогда не делился историями о прошлом. Кроме Ёнбина, конечно же, но тот выслушал только один раз и больше никогда не задавал лишних вопросов. Хвиён — хороший врач и это всё, что нужно было знать.       Сейчас он чувствует на себе взгляды с тонной вопросов и не знает, хочет ли на них отвечать.       — Я пока не думал об этом, — врёт Хвиён, прекрасно зная, что стоит этому фарсу закончится, и он улетит в Гавань: откроет свою небольшую клинику на юге, подзаработает там денег, найдёт инвесторов и заживёт где-нибудь на Венере в источниках с должностью главврача клиники по омоложению.       Им больше незачем прятаться и они больше никогда не будут одной командой.       Чунмён только с улыбкой кивает, распознав ложь, но не вынуждая говорить правду. Ему это, честно сказать, не особо интересно. Вся эта беседа — светский этикет, с его статусом он вообще мог бы не тратить силы на подобные разговоры, но Чонха сказала, что это может привлечь внимание и повлиять на его имидж в интересную сторону. Что-то из разряда «мистер президент помогает бывшим политически преследуемым освоиться в мирной жизни»… Раз уж она так сказала, значит это неплохо, но Чунмён порядком устал.       Он ведёт взглядом по человеку, стоящему рядом с Ёнкюном, но понимает, что видит его впервые, и решает его вовсе пропустить, мысленно расслабляясь, что осталось всего трое.       — Бэк Джухо, я слышал о ваших успехах в стратегиях и инжиниринге, — из его рта непрекращающимся потоком льётся неприкрытая лесть и все это прекрасно видят, но никто ничего не говорит, только улыбаются в надежде, что это не какой-то коварный ход.       — Приятно знать, но я не собираюсь продолжать дело отца, — отвечает Джухо с улыбкой и добавляет коротко. — Если вы об этом.       Чунмён снова прекращает говорить, а воздух вокруг начинает ощущаться ещё более накаленным, чем был до этого.       Он откашливается, будто у него запершило горло, и, вновь на мгновение обернувшись к Чонину, произносит:       — Твои ребята довольно дерзкие. Смотри, как бы это не вышло тебе боком, — и поднимает губы в улыбке, от которой мурашки по телу проходят. — Тем не менее… Ким Соку, вы же не думали, что я вас не замечу?       Взгляд Чунмёна падает на соседствующее расположение чужих рук в тот момент, когда он поворачивается корпусом к своей следующей «жертве». Ему не очень хочется запоминать все эти мелкие детали по поводу людей, чьи лица он забудет уже завтра утром, но так выходит, что некоторые мелкие сошки могут создать очень большие проблемы, поэтому если что-то и пойдёт не так, то всегда можно будет надавить на нужные точки. Во всяком случае, у него всегда есть его дорогая Чонха, которая в любой момент достанет всё, что ему будет нужно.       — Я ожидал, что вы со мной не будете разговаривать в принципе, — отвечает Роун. — С учётом того, как мой побег сорвал ваш благотворительный вечер.       — Главное, чтобы вы не сорвали этот, остальное меня не особо волнует, — и это на самом деле всё, что он хотел ему сказать, остальное лишь формальности, в которых Чунмён не видит особого смысла. — И последний… Ким Ёнбин, верно?       — Верно, мистер президент, — тот должен кивнуть или сделать хоть какой-нибудь жест повиновения, но продолжает стоять и смотреть прямо на собеседника, как будто сейчас не происходит ровным счётом ничего особенного.       — Я рад посмотреть на того, кто собрал у себя в команде таких выдающихся людей, совершил столько преступлений и всё ещё стоит на двух ногах. Особенно после покушения на мою семью.       — Вы же знаете, что это был не я, — Ёнбин пожимает плечами и разводит руками.       — Разве? Ведь главнокомандующий Ким…       Чунмён не успевает договорить. Ёнбин его прерывает на полуслове, произнеся с улыбкой, будто совершенно обыденную вещь:       — Если бы это был я, мистер президент, вы бы уже были мертвы.       Джухо, стоящий рядом, после сказанного почти рефлекторно выступает перед Ёнбином, перехватывая мнимое внимание и возможный первый удар на себя. Он уже готов был что-то сказать, но тут же был остановлен молчаливым жестом руки перед собой в тот момент, когда Чеюн встал по другую сторону, загораживая их обоих.       (Тэян хотел бы загородить всех, думая о том, что Чонин точно может за него вступиться, если наконец найдёт в себе силы снять маску трусости, но был резко схвачен за руку и заведён за чужую спину — спину Роуна. Пальцы вокруг его запястья сжались горящим браслетом и Тэян понял, что у него нет ни шанса побыть героем в этот вечер ещё раз.)       И так бы сделала вся команда, если бы Чунмёна хоть как-то волновал кто-то, кроме Ёнбина, с которого он не сводил взгляд все те тягучие минуты, что накалившаяся до предела обстановка начала давить грузом на всех присутствующих. Казалось бы, ещё немного — и даже охрана начнёт стрелять… Но в тот момент, когда они были готовы достать оружие, поднялась рука, облачённая в чёрную перчатку.       Молодого короткостриженого мужчину в чёрном, идеально сидящем костюме с поясом на талии до этого момента никто будто бы не замечал. Он стоял всего в нескольких шагах от Чунмёна и Чонхи, даже за Чонином, что мельтешил где-то на заднем плане, надеясь выпить всё выставленное шампанское и забыть кошмарную ситуацию, обрушившуюся на его плечи. Тем не менее, его жест оказал существенное влияние и градус напряжения будто бы мигом упал.       — Это тот, о ком я думаю? — тихо интересуется Тэян, снова дёргая Роуна за рукав, вынуждая опять наклониться.       — Ага, — кивает тот, — самый близкий президенту человек.       Злые языки говорили, что президент держит До Кёнсу подле себя лишь из-за того, что тот молчит. Предыдущие кандидаты будто слишком много болтали, поэтому совершенно не оправдали ожиданий мистера президента и закончили работать на него быстрее, чем завершилась предполагаемая стажировка на должность телохранителя. Так было с пятью или семью предыдущими кандидатами, но не с Кёнсу.       Всем вокруг он внушал чувство пробирающего до костей страха и опасности из-за своего хладнокровия, молчаливости и предпочтения носить закрытую тёмную одежду. Рядом с вечно улыбчивым и приятным в общении президентом он был лучшим кандидатом для того, кто должен наблюдать из тени и не позволять президенту попасть в неприятности — не то чтобы тот часто это делал, но, когда Чунмён вынужден скрывать, какая он мерзкая ядовитая змея, он будто слишком сильно вживается в роль непринуждённого и не обременённого никакими проблемами молодого мужчины, коему совсем рано занимать подобный пост, несмотря на полное соглашение Совета наций.       — Есть слушок, — наклоняется к Чани Хвиён и аккуратно убирает выбившиеся пряди за его ухо, что заставляет Чани невольно дёрнуться и чуть отшатнуться от неожиданности, повторяющейся уже второй раз за вечер, — что мистера Кима избрали во второй раз, потому что его телохранитель вынудил каждого из Совета отдать свой голос «за».       Чани непонимающе оборачивается к нему:       — Разве это законно?       — Шутишь? — Хвиён усмехается. — Ты буквально один из самых разыскиваемых людей в галактике и тебя только это волнует?       — Если честно, я всегда думал, что президента все любят, потому что он супер добрый и хороший. Ну, там филантроп, миллиардер, плейбой и всё такое.       — Это потому что никто не говорит о его мистере телохранителе, который одним своим взглядом способен убить.       После непродолжительного тягучего молчания, наполненного электрическими разрядами, незримо летящими в каждого участника этой заварушки, Кёнсу, пробудив очередную волну тихого удивления, сказал негромко, но довольно чётко:       — Президент Ким, шоу вот-вот начнётся, вам стоит занять своё место в партере. Прошу, — и он поворачивается полубоком, чтобы указать рукой к большой двери в середине зала.       Президент ничего не отвечает, только поправляет лацканы своей накидки и меняется в лице на лёгкую улыбку, будто ничего не произошло, но всем почему-то кажется, что в его взгляде притаилось предупреждение, готовое выстрелить в любой момент. Через мгновение он уходит, оставляя за собой лишь недопонимание и дикий стук сердец.       — Вы катастрофа, — появлению рядом Чонина почему-то никто не удивляется, а Тэян только закатывает глаза. — Я ожидал, что у вас с кем-то будет конфликт, но не думал, что это будет президент.       Оказавшись наедине с командой пиратов, Чонин будто резко преобразился в того холодного и строгого главнокомандующего, с которым они все имели честь познакомиться лично, будто и не было этого страха и неловких улыбок перед президентом. Все решают опустить это и не придавать особого значения тому, по какой причине настроение Чонина так резко переменилось — явно не ответит, а копаться в этом нет особого желания даже у Тэяна, который за месяц с лишним даже подумать не мог, что у этой восхитительной и идеальной в своём блеске медали такая странная пресмыкающаяся вторая сторона.       — Вам тоже стоило бы пройти, сейчас по программе шоу с акробатами и вот этим всем. Я думаю, вам понравится, в Гавани вряд ли можно такое увидеть, — продолжает Чонин и будто отзеркаленно повторяет ранее исполненный в сторону президента жест от Кёнсу.       У них не оставалось выбора, кроме как пойти по направлению приглашения.       — Мистер Ким!       Изящная рука останавливает Роуна, касаясь его предплечья, и тот непонимающе поворачивается, чтобы увидеть перед собой спутницу президента. Кажется, её зовут Чонха.       Роун смотрит на Тэяна, что остановился в паре шагов, и кивает, будто призывая идти дальше. Тэян совсем не глупый и кивает ему в ответ, удаляясь в зал.       — Мисс… — начинает Роун.       — Называйте меня просто Чонха, мистер Ким, — говорит она.       Чонха выглядит такой миниатюрной рядом с ним, совсем не похожа на того же статного и холодного Кёнсу, будто и вовсе не из четы приближённых к президенту. Однако Роун знает, что за такой внешностью всегда прячется что-то более опасное, чему верить нельзя ни в коем случае.       — Вы что-то хотели?       — Хотела выразить вам поддержку из-за случившегося с вашим братом. Вам наверняка очень тяжело.       На мгновение сердце Роуна почти останавливается. Он не дослушивает, что она говорит ему в конце — в уши будто налили воды и перед глазами поплыло. Он резко перехватывает чужие ладони и сжимает в своих, глядя на неё бешеными глазами:       — Что случилось с Тэёном?       — Оу, — Чонха ошарашенно замирает, — вы не знаете?       Роун глотает слюну и чувствует, как крупная дрожь начинает пробирать его тело. У Чонхи не остаётся иного выбора, кроме как сказать короткое:       — Ваш брат убил человека.       Акробатические шоу, невероятные спецэффекты, лучшие артисты, красивые костюмы — залог успешных инвестиций от богатой прослойки общества, готовой отдать деньги на благотворительность, клюнув на очередную золотую картинку от президента, который никогда не скупится на подобные мероприятия. За это элита его и любит: он умеет делать всё так, чтобы большинство попросту забывает об истинной причине прихода сюда и наслаждается обществом таких же невероятно богатых и успешных.       Только Чунмёну эти шоу совсем не нужны. Он уходит из партера где-то через полчаса после начала, и Тэян видит, как вслед за ним встаёт сидевший там же Чонин. Он пытается себя убедить, что это вовсе не его дело, но через пять минут не выдерживает и оставляет команду, аргументировав это для себя как повод найти, куда делся Роун.       — Главнокомандующий Ким, вам нужно будет заглянуть в мою резиденцию, — Чунмён бьёт ладонью о стену пустого затемнённого коридора и тяжело дышит.       — Вы публичная фигура, мистер президент, боюсь, пресса начнёт что-то подозревать, а если не она, — Чонин прикрывает глаза и глотает вязкую слюну, когда чувствует, как сильно чужие пальцы сжимают его пиджак на талии, — то ваша сестра или кто-нибудь из охраны.       Чонин чувствует себя выброшенной на сушу рыбой: с момента развёртывания операции по загону пиратов в ловушку он и вовсе забыл о том, как больно иногда падать с небес безнаказанности обратно на землю, когда не в его руках находится чья-то жизнь, а он сам заточён в клетку чужого желания и похоти, от которых то ли тошнит, то ли тянет с неимоверной силой. Самое смешное в этом всём то, что он ничего не может сделать со сложившейся ситуацией: ни с тем, что он прижат к стене, ни с чужими губами на шее — это не первый раз, но ощущения всё такие же острые и неприятные, как будто не сам подписался на сомнительную авантюру много лет назад.       — Сола и так знает, Чонин, а охрана слишком боится Кёнсу, чтобы хоть слово сказать, — Чунмён утыкается носом в его шею и шумно вдыхает, ладонями бесстыдно залезая под ткань пиджака и касаясь лёгкой рубашки. — Неужели ты думаешь, что за столько времени никто не догадался? Боишься потерять свою репутацию главного холостяка?       — Боюсь, что под сомнение поставят мою должность, — он снова глотает слюну и направляет взгляд в высокий потолок, хватаясь за чужие плечи. — Ты не станешь меня защищать и кинешь под этот поезд, а мне, знаешь ли, не очень хочется оказаться в Гавани среди тех, кого я лично приказал отловить и казнить.       — Боишься за свою жизнь? — Чунмён прижимается ближе и ведёт носом по шее вверх, переключаясь на челюсть и касаясь её уже губами, а после неожиданно проводит языком к линии роста волос, чтобы в следующий момент разгорячённо сказать прямо на ухо. — Единственный, кого тебе стоит бояться — это я, Чонин.       Чонину смешно, но он сдерживает рвущийся наружу смешок и ничего не говорит, надеясь, что его небольшая смена настроения не будет замечена.       Мистер президент — большой человек, серьёзный, опасный, и его правда стоит бояться тем, кто перешёл ему дорогу или просто не понравился, но это не тот тип опасности, которому Чонин поставил бы красный маркер. Это тот уровень, когда ему приходится врать о степени собственного страха даже самому себе.       С Чунмёном неприятно и некомфортно, от его взгляда холодит спину и бегут мурашки, а от тона голоса хочется зарыться под землю, но это всё терпимо. Прожив столько лет, Чонин ничего не боится так сильно, как чувства полной беспомощности, окутывающего с головой, сжимающего, крепкого и тягучего, из плена которого выбраться вовсе невозможно. Даже сильные руки Чунмёна не такая страшная клетка, как то, что наверняка ждёт его в конце.       К сожалению, без собственных сил Чонин не может в полной мере противостоять ни тому, ни другому.       — Но ты же знаешь, — продолжает Чунмён, аккуратно проводя ладонями вверх по его телу, — я тебя не трону. Ты мне всё ещё полезен.       Чонин знает: сейчас последуют беспорядочные поцелуи, расстёгнутая рубашка, сброшенные ремни, упавшая мантия, растрёпанные причёски и размазанный макияж — раз за разом Чунмёну хочется более острых ощущений, но они всё идут по одному сценарию, меняются только декорации. Было бы глупо сказать, что это начинает наскучивать.       — Мистер Ким.       На чужой голос поворачиваются оба.       Кёнсу стоит со спокойным лицом, заведя руки за спину. Его появление тоже было ожидаемым, но в этот раз он, кажется, пришёл даже раньше, чем мог — и на этом спасибо, не хватало ещё, как в пару прошлых раз, засечь их с голыми задницами. Какой позор.       Чонин воспринимает чужое появление как молчаливый знак уходить. Он поправляет свой расстёгнутый китель, а затем, не обращая внимания на то, как властно сжимается ладонь Чунмёна на его плече, вырывается и уходит, не окинув Кёнсу даже мимолётным взглядом.       Прежде, чем кто-то из них прерывает тишину, Чунмён долго смотрит вслед ушедшему Чонину, будто надеется, что тот передумает и вернётся, но ничего из этого не происходит. С одной стороны, его вовсе не должно подобное волновать, но не выплеснутое возбуждение и отчаяние слились в злость и обратились в тёмный взгляд, направленный на Кёнсу. Тот, правда, даже бровью не повёл, так и остался стоять с прямой спиной и хладнокровным выражением лица.       — Ты не мог подождать ещё минут десять хотя бы?       Наконец Чунмён сдаётся и устало прячет лицо в ладонях. Ему, честно сказать, идёт быть таким немного растрёпанным и без королевской маски полной строгости, в эти моменты он становится таким живым, что Кёнсу даже не хочется его ударить, может, только немного пожалеть, чтобы не страдал так сильно от собственных нездоровых зависимостей, но, к своему счастью, он постоянно помнит, каким мистер президент может быть невыносимым вне подобных отчаянных минут.       Кёнсу позволяет себе вольность сократить между ними расстояние быстрее, чем обычно в моменты, когда прерывает его и главнокомандующего, и начинает аккуратно и медленно приводить Чунмёна в порядок: поправляет его рубашку, застёгивает пуговицы, крепит мантию, приглаживает волосы, чтобы они не выглядели слишком растрёпанными, и корректирует макияж — президенту нужно выглядеть с иголочки постоянно, таков закон и имидж, чтобы люди продолжали клевать на красивую картинку и приносить деньги в благотворительные фонды.       Во время всей этой процедуры Чунмёну сложно дышать, он будто бы вовсе забывает, как это делать, просто наблюдает и не двигается. Всё это продолжается чертовски долго. Кажется, будто секунды тянутся часами, а когда Кёнсу наконец-то заканчивает, то внезапно возникает ещё одна проблема в виде испачкавшейся обуви и тому приходится присесть, чтобы очистить её.       Чунмён никогда не фантазировал о людях у его ног, кроме Чонина, но каждый раз, стоит Кёнсу упасть на колени пред ним из-за очередного пятна пыли на лакированной обуви, ему хочется это прекратить. Подобное кажется совсем уж неправильным, неестественным и таким нехарактерным для Кёнсу, будто произошла ошибка в системе и появился случайный глюк, который вот-вот должен пропасть. В первый раз Чунмён правда думал, что этого больше никогда не повторится, потому что случившееся вызвало в нём бурю непонятных эмоций и вопросов: почему с ним, почему это вообще происходит, почему именно он, почему такого не было раньше — и ни на один из них не было чёткого и ясного ответа.       Каждый раз от количества мыслей Чунмёна начинало тошнить.       — Забудь про пыль, — не выдерживает он. — Вставай.       У Кёнсу нет другого выбора, кроме как подчиниться.       Когда он встаёт, Чунмёну становится немного легче. Он выпрямляет плечи и меняется во взгляде со слегка разомлевшего и обеспокоенного до привычно тяжёлого и властного.       — Что-то случилось, что ты пришёл раньше?       — Не досчитался двоих из этих пиратов, подумал, что стоит вас предупредить.       Чунмён думает о том, что порой Кёнсу совершенно не идёт думать. Особенно, когда дело касается таких интимных моментов, как его слабость к сексу с собственным главнокомандующим. Во всяком случае, это лучший способ выпустить пар и не натворить глупостей.       — Меня они не волнуют, — выдыхает Чунмён почти зло. — Я мог бы сказать, что ценность из них всех представляют только трое. Не знаю, что главнокомандующий Ким нашёл в Ёнбине, потому что я в нём не вижу ровным счётом ничего, кроме назойливой нахальности.       — Ревнуете? — усмехается Кёнсу.       Будь на его месте кто-то другой, то он был бы тут же стёрт в порошок, но перед всеми остальными у Кёнсу есть невероятное преимущество, с которым он может позволить себе такие маленькие вольности.       — Ещё чего, — Чунмён поджимает губы. — Мне никогда не нравилась его зацикленность на них. Как будто в системе мало других опасных преступников.       Он говорит спокойно, размеренно и чётко, не позволяя остаткам охлаждённых эмоций взять верх над разумом, но сам глубоко внутри понимает, что где-то что-то точно заржавело, раз его так легко вывести на злость от простого обломанного секса.       Кёнсу не знает, что сказать, зная возможную истинную причину подобного поведения, поэтому лишь находит лёгкий компромисс:       — Вам стоит отдохнуть. Пройдёмте в портер, посидим до конца акта, и я провожу вас до дома.       — Подслушивать нехорошо.       Голос раздаётся почти над ухом и Тэян вздрагивает, резко оборачиваясь и готовясь ударить, но его рука, занесённая для обороны, тут же оказывается перехвачена.       — Я не слышал, как ты подошёл, — растерянно говорит он, сам будто весь сжимаясь от смущения.       Ему не стоило забывать про формальности, пока они всё ещё на благотворительном приёме, но внезапность ситуации выбила его из колеи.       — Ты наверняка и мистера До не заметил, — говорит с улыбкой Чонин.       — Я не сразу понял, откуда он вышел, — честно признаётся Тэян. — Видимо, решил сделать вид, что меня здесь нет.       — Так и есть, — он отпускает чужую руку и на мгновение тянет свою, чтобы поправить причёску Тэяна, но тут же отдёргивает её, будто неожиданно что-то вспоминая. — Он просто не увидел в тебе угрозу. Мозг мистера До работает как машина, я долгое время думал, что он андроид из лаборатории.       — Это не так?       Тэян понимает всю глупость ситуации, но всё равно задаёт этот вопрос, а Чонин только мгновение непонимающе смотрит на него, а потом усмехается:       — Конечно, нет, мистер президент не любит держать рядом с собой машины. Мистер До — бывший военный и участвовал в войне за независимость Гавани.       — Наверное, у него много шрамов… — тянет задумчиво Тэян, пытаясь понять, из-за этого ли телохранитель президента одет слишком закрыто по сравнению с остальными.       — Никто не знает, — совершенно незаинтересованно отвечает Чонин. — Даже президент. Ты, кстати, что тут забыл и почему не смотришь шоу с остальными?       — Я искал Роуна, он не пришёл после разговора с мисс Чонхой, а потом увидел тебя и президента и…       Чонин выставляет перед ним руку в знак того, чтобы тот замолчал, а затем устало трёт переносицу. Некоторых проблем всё же не удалось избежать от слова совсем. Он вздыхает и проверяет наручную панель, настраивая поиск по видеонаблюдению во всех помещениях бального зала.       — Он на восточной террасе, стоит и пьёт напиток, — Чонин внезапно выглядит измотанным и уставшим, не таким, каким был в начале, но через мгновение он вновь надевает дежурную улыбку, будто ничего и не было.       Тэяну подумалось, что, вероятно, границы между ними всё же оказались перечерчены, и даже несмотря на короткое мгновение по-настоящему открытых эмоций, Чонин вряд ли позволит находиться к себе так близко, как было до этого. Не то чтобы Тэян жалеет о том, что момент упущен, но глупое неприятное чувство тянет внутри и не даёт покоя.       Благодаря главнокомандующего за информацию, он кланяется и разворачивается, чтобы пойти в указанном направлении и не оставаться ни минуты больше рядом, не создавая неловкие ситуации. Но стоит ему отойти на несколько шагов, как его окликают:       — Не говори никому о том, что видел.       Тэян на мгновение будто задерживает дыхание, но тут же кивает и готовится снова почти позорно убежать от непонятных для него ощущений, но Чонин его опять останавливает:       — Тэян, — он обращается почти мягко, — я не соврал, когда сказал, что ты можешь обращаться ко мне, когда тебе будет нужна помощь.       Его голос отбивается эхом по стенам коридора, а расстояние между ними похоже на пропасть — Тэян глотает ком в горле и, легко улыбнувшись, кивает, чтобы в этот раз уже точно уйти, ни разу не обернувшись.       Роун и правда находится на террасе и в руках у него какой-то бесцветный коктейль то ли с мятой, то ли с другой зеленью для усиления вкуса. Он стоит, облокотившись на ограждение, и вновь, как и до этого, смотрит вдаль совершенно нечитаемым, почти пустым взглядом.       Тэян стоит в нескольких шагах от него и не знает, что сказать, как начать разговор и о чём именно им действительно стоит сейчас поговорить. Ему всё ещё кажется, что они бесконечно далеко друг от друга, даже когда находятся так близко, что протяни руку — и делай, что хочешь, но он бездействует и не знает, поступает ли правильно или вовсе делает огромную ошибку.       — Ты долго собрался так стоять?       Голос Роуна ровный и непривычно тихий, даже без окраски лёгкой усмешки. Тэяну кажется, что это так сильно на него непохоже, что он окончательно теряется.       — Нет, — он мотает головой и наконец подходит ближе, становясь рядом. — Я беспокоился, что ты не пришёл смотреть шоу.       Прежде, чем ответить, Роун смотрит на свой бокал, наблюдая, как всё ещё искрит газировка и ярко переливаются слои сиропов на кубиках льда:       — Мисс Чонха сообщила неприятные новости.       Несмотря на то, как долго они могли не видеться и как далеко находиться друг от друга, Роун никогда бы не стал ему лгать. Что бы ни случилось, ложь между ними — табу. Когда Тэян думает об этом, ему кажется, что это будет первый раз, когда он настолько жестоко солжёт человеку, которым дорожит больше собственной жизни.       — Какие?       Роуна, честно говоря, хочется обнять очень крепко, но Тэян то ли в силу собственной застенчивости, то ли из-за страха не двигается с места, только смотрит, снова оставляя между ними несколько сантиметров, равных целой вечности.       — Помнишь, я говорил о своей семье?       Он помнит каждое слово, которое Роун говорил ему: тональность голоса, эмоции, мимика — будто его мозг заточен не только под огромное количество языков, ни на одном из которых он всё равно не смог бы описать то, что чувствует каждый раз, когда Роун с ним делится чем-то важным и личным для себя. Будто доверяет всю галактику.       Тэян и правда хорошо помнит тот разговор. Сказано было не так много: несколько фактов о том, кем является его отец, о сестре, о брате, о том, как политика и бизнес отца испортили его детство и юность, свели в могилу мать — Тэян хорошо запомнил, как тряслись чужие руки и как сильно покраснели глаза. Ему самому тогда пришлось отвернуться, когда его собственные защипало от того, насколько больно было от осознания, какое у Роуна было одинокое и страшное детство. Быть самым младшим в такой влиятельной семье — не самое сладкое удовольствие.       — Как я мог забыть.       Роун понимающе кивает и легко улыбается, когда слышит это — ему явно приятно. Ему приходится сделать вдох и выдох прежде, чем начать говорить:       — Тэён убил отца, — он вновь смотрит на бокал с коктейлем и поджимает губы. — Застрелил одной из его любимых пушек. — И устало изображает пистолет из пальцев и выстрел в пустоту.       — Что? — у Тэяна перехватывает дыхание.       Он не знал брата Роуна лично, но из рассказов ему казалось, что тот довольно мягкий и добрый, даже наивный. Про таких, как Тэён обычно говорят, что он и мухи не обидит, но, видимо, правда оказалась непредсказуема.       — И что с ним теперь будет? — решается задать вопрос Тэян.       — Приговор вынесен месяц назад. Его посадили в Афину с правом участия в колизейных боях.       Тон Роуна такой спокойный, что это выбивает из колеи.       Колизейные бои — не лучший приговор, почти как подписать смертный, но заключенные соглашаются, и Тэяну почему-то кажется, что Тэён будет в их числе.       — Полетишь к сестре?       Тот непонимающе смотрит на Тэяна, будто услышал самую большую чушь в своей жизни:       — Зачем? — и усмехается. — Дела семьи — больше не мои проблемы, мне незачем лететь к ней на всех порах после того, как она ничего не сделала, когда отец кричал, что я могу не возвращаться, потому что лишён наследства.       Несмотря на то, что он говорит, его взгляд тускнеет, и это не остается незамеченным Тэяном. Он всё-таки пододвигается чуть ближе и кладёт ладонь на чужое предплечье, чуть сжимая пальцы.       — Всё равно слетай, — его улыбка такая светлая, что Роун не может устоять и легко улыбается в ответ. — Вернёмся в Гавань, решим все дела и полетишь. А я с тобой, идёт?       — Идёт.       Земля утром — совершенно другое место.       Она светлая, спокойная и тихая, не та, какой её можно увидеть вечером со стороны софитов и внимания папарацци. В отличие от многих спутников или станций, на Земле очень редко придерживаются многоуровневых построек — два или три вполне достаточно. В своё время это очень затруднило побег, ведь было не так много путей отхода. Давон ёжится не то от воспоминаний, не то от прохлады, пробежавшей по коже с лёгким ветерком. Он не был здесь очень много лет и меньше всего хотел возвращаться, боясь, что его могут схватить в любой момент и увести обратно, зажать запястья наручниками и присоединить провода ко всем возможным участкам тела — его личный ночной кошмар, который так и не покинул его за столько времени. Но были и места, по которым он немного скучал, ведь случались моменты, когда он мог свободно прогуляться по улицам. Без знания местности ему бы вряд ли удалось сбежать тогда.       Времени прошло не слишком много, но Давону отчего-то стало легче от осознания, что его сейчас мало кто узнает, тем более, когда его лицо больше не украшает раздел «Их разыскивает главнокомандующий».       Он осматривается вокруг и всё такое чистое, белоснежное, редкие люди либо в строгой одежде, либо в белой форме работников лаборатории: после техногенной катастрофы Земля стала больше похожа на старые антиутопические романы, где все одинаковые и действуют по одному принципу и расписанию, но это не делало её хуже, да и не все районы были такими. Всё, что Давон знал — это то, что так выглядела только местность, прилегающая к западному корпусу лаборатории, на остатках Евразии всё было иначе, но Давон там никогда не был, только видел несколько кадров и репортажей. Его всегда куда больше привлекал космос и пределы галактики, нежели то, что находится на остатках цивилизации прошлых веков.       Конечно, во время прогулки всё не могло идти гладко.       Резкая головная боль ударила по вискам и Давон рефлекторно зажмурился. Такой боли он не испытывал давно. Это мало напоминало мигрень или боль после недосыпа, скорее… Он распахивает глаза и поднимает голову, а затем делает пару шагов и ужасается собственной догадке, когда с каждым новым боль только начала нарастать в кошмарной прогрессии.       Давону пришлось пересилить себя, чтобы продвинуться ещё чуть дальше, прежде чем столкнуться с человеком, вышедшим из-за поворота.       Когда перед его глазами по земле рассыпались книги, первым, что он понял, было осознание исчезнувшей головной боли, а вторым — чужие ладони на его собственных.       Он медленно поднял взгляд и тут же отпрянул, упав на землю и испуганно глядя будто на отражение в зеркале. Только… в женском обличии. Девушка, что так неожиданно похожа на него, как капля воды, удивилась точно так же и прикрыла губы ладонью, чтобы внезапно не закричать.       Они сидели напротив друг друга почти минуту, молча разглядывая каждую деталь и совершенно не шевелясь, боясь спугнуть.       — Ты… — Давон «отмирает» первым, стараясь привести голос в порядок.       — Ты один из пиратов! — неожиданно восклицает девушка и резко упирается руками в землю, не заботясь об одежде и коже.       И только сейчас Давон заметил, что на ней та самая белая форма, которую носят все работники лаборатории. На момент его передёргивает от осознания происходящего, но он берёт себя в руки и старается проанализировать всю ситуацию, когда в голову наконец приходит неожиданная мысль о том, что это всё вполне логично.       — Ты из лаборатории?       — Как будто по форме не видно. Тебя не учили вести беседу? — возмущается девушка и её мимика такая знакомая, как будто он всё ещё смотрит на себя.       Это всё очевидно, но всё равно так глупо.       — Почему ты так похожа на меня? — Давон не отвечает на её вопросы, стараясь понять, правильно ли он мыслит.       Ведь он никогда не видел свой оригинал.       Он не знает, как у других клонов. Он никогда не общался с ними после побега, но для Давона любое упоминание лаборатории вызывало только рвотный рефлекс и сильную дрожь, от которой никуда нельзя было деться. В такие моменты помогало присутствие рядом Инсона, но он не мог избавить его от постоянного страха повторения всех ужасов, что творятся в лаборатории с теми, кому не повезло быть «не оригинальными».       Ему дали имя Санхёк, когда он был совсем ребёнком. Уже тогда он знал, что он — клон. Когда он вырос, ему не говорили, чей — клонам нельзя напрямую встречаться со своими оригиналами. Если в детстве им дают хотя бы немного времени побыть рядом друг с другом для стабилизации, как они говорили, то в подростковом возрасте, если всё идёт по плану, их разлучают навсегда. Так и произошло с Давоном: его результаты были поразительны, как умственные, так и физические, поэтому от присутствия оригинала, над которым тоже ставили опыты, но менее слабые, было принято решение отказаться. Единственная проблема была в том, что у всех клонов всегда есть побочные дефекты. Давон знал, что существует только один полностью идеальный клон без единого изъяна и она охраняет саму сестру президента на пару со своим «оригиналом» — такое будущее хотел бы увидеть каждый, кто находится в этой лаборатории, но у всех есть «но».       «Но» Давона заключалось в клептомании, которую он смог обратить в свою пользу только когда получил свободу.       Несмотря на то, что время там не было сказочным, случались и хорошие моменты, когда удавалось забыть о том, что происходит в экспериментальном корпусе. Однако если бы у него спросили, что самое страшное было в лаборатории, он бы наверняка ответил, что абсолютно всё.       Он помнит, что его и без того отнятое детство закончилось, когда его погрузили в воду, испытывая работу мозга в критические моменты, а потом подключили невероятное количество трубок, проводов и капельниц к рукам и ногам. Огромный кабель, присоединённый к его спине, всё ещё был ошеломляющим по степени боли кошмаром (от него остался некрасивый круглый шрам).       После побега Давон много думал о том, как можно было проводить ужасные опыты на ребёнке, но в какой-то момент дошёл до совершенно простого по своей природе вывода: клонов никогда не считали за людей — обслуга, расходный материал, не более. И эта мысль пугала своей правдивостью.       — Я Даёми, твой оригинал, — ответила она спокойно и наконец начала вставать, отряхивая ладони от дорожной пыли.       — И я должен поверить? — он усмехнулся, повторяя за ней, почти зеркально вставая и поправляя одежду.       — Головная боль.       — Что?       — До того, как мы столкнулись, у тебя началась мигрень, у меня тоже. Это специфика связи оригинала и клона, если ты не забыл о том, что рассказывали в лаборатории.       — Я бы хотел.       Они смотрят друг на друга несколько мгновений в полной тишине. Давону кажется, что он знает наперёд всё, что она может ему сказать или о чём она думает в этот момент, но мысли путаются, когда он старается понять, что ей можно сказать и о чём спросить.       Даёми его опережает:       — Забери меня отсюда.       — Что?       — У тебя слова другие закончились? Я же сказала: ты и твоя команда, заберите меня.       Её напористость и прямолинейность пугает его с каждой секундой их короткого разговора. Не то чтобы он не замечал за собой подобного поведения, но её характер — преумноженная версия того, как ведёт себя сам Давон. И он не понимает, пугает его это или нет.       — Как я, по-твоему, это сделаю?       — Ты буквально преступник! — Даёми подбирает книги, а глаза у неё горят невероятно, будто она наконец-то добилась того, чего хотела.       Давону знаком этот взгляд как никому другому.       — Бывший! — он трёт виски от раздражения. — Главнокомандующий отменил наш розыск.       — И это мешает вам меня забрать?       Давон хотел бы что-то сказать, но у него не нашлось и слова, чтобы противопоставить её вопросам, поэтому единственное решение, которое он посчитал правильным в такой ситуации — уйти.       — Ты не можешь просто сбежать!       Он не знает, на что рассчитывал, убегая от собственного «оригинала», но, видимо, у них один мозг на двоих. Даёми просто увязалась за ним, молча следуя по пятам, всё ещё держа в руках книги, будто и не сомневаясь в том, что у неё получится с ним сбежать.       Она так похожа на него, и он похож на неё — одно целое, разделённое давным-давно. Давон должен быть рад тому, что он наконец нашёл её, потому что не всем «клонам» удаётся увидеть того, чьё лицо они носят. Это подарок, самый настоящий, но за столько времени пребывания вне лаборатории ему кажется, что это уже ничего не стоит. Он вырос в отдельную личность и теперь их не связывает ничего, кроме генетики.       На самом деле Давон считал, что в конечном итоге из-за того, что он специально петлял и чуть не потерялся из-за этого, когда пытался дойти до стоянки звездолётов, на которую Чеюн пересадил их корабль, чтобы было удобнее возвращаться с покупками, Даёми просто отстанет от него и уйдёт, но он, кажется, совершенно недооценил собственный «оригинал».       — Слушай, это плохая идея, — Давон резко остановился рядом со звездолётом, от чего Даёми чуть было в него не врезалась.       — Почему?       — Потому что это против закона. Я знаю, я сбегал отсюда.       — И что?       — Ты серьёзно не понимаешь или просто выводишь меня из себя?       Разговор постепенно начал принимать более яркие и громкие тона, от чего на открытый спуск с ангара вышли Ёнбин и Тэян, так удачно прогуливавшиеся по звездолёту (они должны были поговорить, наконец, о том, что происходило у Чонина, но, кажется, это случится явно не сегодня).       — Что происходит? — на какой-то момент Ёнбину без пяти минут показалось, что у него двоится в глазах, и он был бы почти прав, догадываясь о том, кто стоит рядом с Давоном, но решая дать право объясниться ему самому без лишних догадок.       — Это Даёми, она мой оригинал.       Это не было большой новостью. Почему-то тому же Тэяну казалось, что это могло произойти, стоило им почувствовать свободу, впервые прогулявшись по улицам коалиционных земель.       — Это всё ещё не объясняет того, что именно происходит, — заключает Ёнбин, откладывая более подробные рассуждения на потом.       — Она хочет…       Но Давон не успевает договорить, тут же оказавшись прерванным самой Даёми:       — Заберите меня в Гавань! Я давно этого жду. Просто… — она на момент запинается, кусая губы, — есть один человек… Она обещала, что заберёт меня отсюда, но у неё какие-то проблемы, из-за которых она не смогла этого сделать. А я хочу отсюда улететь больше всего! Пожалуйста, заберите меня с собой.       — Что?       Ёнбин нервно усмехается.       С одной стороны, для него это вообще ничего не стоит: украсть человека с Земли и нелегально отвезти его в Гавань — раз плюнуть, не самое сложное дело, которое у него было. С другой — они только получили свободу и, возможно, стоило бы вкусить её, узнать, что это такое, хоть раз в жизни. Ёнбин был готов даже расстаться с командой, зная, что сам нагуляется и вернётся к пиратству, для него это всего лишь вопрос времени, но остальные могут подумать, что обычная жизнь вне преступности будет для них намного лучше, с учётом того, что средств у них накопилось достаточно, чтобы зажить спокойно до самой смерти, даже не боясь строить какое-то дело или семью. Им стоило бы сделать передышку, чтобы определить для себя дальнейший путь: вместе или уже нет.       Дилемма.       Тэян замечает, каким задумчивым стал Ёнбин, как сжалась его челюсть и как он свёл брови к переносице в попытках придумать верное решение. И оно, кажется, есть, но Тэян не уверен, что это будет в его праве, однако попытаться всё-таки стоит. Его явно никто не осудит за это.       Даёми — человек, которого они встретили только что, человек, который работает на лабораторию, но её взгляд и эмоции так сильно похожи на Давона, что Тэян почему-то очень хочет ей помочь.       В конце концов он хлопает Ёнбина по плечу и отходит на пару шагов, чтобы открыть наручную панель — он так ей толком и не попользовался после того, как вернулся к команде, она выглядит новее и интереснее, с новой прошивкой и непонятной выгравированной надписью на запястье. Тэян никогда не видел этого языка. Возможно, если он ещё раз встретится с главнокомандующим, он обязательно спросит, что это значит.       — Тэян?       Голограмма Чонина чёткая, настолько, что можно рассмотреть все его родинки и мелкие морщинки от мягкой улыбки, полной неожиданности от звонка.       — Чонин, здравствуйте, я бы хотел вас кое о чём попросить, — по его тону тот сразу понимает, что рядом команда и не стоит рисковать с неформальным обращением, Тэян ещё совсем не привык.       — Что-то случилось? — кажется, что его взгляд меняется на обеспокоенный, но в ту же секунду он снова улыбается.       — Мы бы хотели забрать одного человека с собой.       Чонин удивляется и чешет подбородок:       — Я так понимаю, неофициально?       — Именно, но это преступление, а мы только получили свободу и… — его голос не очень уверен, Тэян совершенно не знает, как правильнее будет подобрать слова, чтобы точно изъяснить просьбу и получить разрешение, от этого он полностью теряется.       — Я понял, Тэян, — Чонин ерошит волосы и вздыхает. — Я помню, что я сказал тебе вчера, но, к сожалению, я не могу просто взять и дать разрешение на вывоз человека с Земли. Нужны официальные документы, процесс займёт не один день.       — Да, я понимаю, — голос Тэяна тускнеет, и он отводит взгляд, мимолётно смотря на Ёнбина.       — Однако, — Чонин улыбается шире, — это не значит, что я не могу сделать вид, будто ничего не видел. Считай это ещё одним моим маленьким подарком. С камерами и всем остальным как-нибудь разберусь.       Тэян сначала не знает, как реагировать, а спустя мгновение и вовсе еле сдерживает эмоции. Такая простая просьба, даже не из-за человека, который ему дорог, оказалась проста в решении. И главнокомандующий опять не потребовал ничего взамен — Тэян уверен, когда-нибудь ему придётся заплатить, чужая доброта не может быть безгранична и безвозмездна.       — Спасибо, Чонин, я буду вам должен.       — Сочтёмся, Тэян.       Дорога до Гавани оказалась спокойной. Несколько дней они всей командой отсыпались и наслаждались отдыхом, думая о том, как сейчас будут распоряжаться собственной свободой: стоило бы просто отдохнуть в Гавани, а потом слетать на Венеру, или, может быть, сразу полететь на фестиваль колец на станциях Сатурна? Сейчас у них достаточно времени, чтобы определиться, чем можно заняться, когда их больше не разыскивают в каждом уголке галактики — совершенно невозможно собрать мысли в кучу, думая о бесконечных возможностях легально побывать на многих курортах.       Даёми же, в отличие от остальных, не понимая и не разделяя восторга, чаще всего просто сидела на капитанском мосту и разговаривала с кем-нибудь из команды, узнавала какие-то истории, интересные факты, как водить звездолёт, куда можно сходить в Гавани и сколько ей нужно будет денег для первого взноса на жильё, что она может для этого заложить у Айрин или у кого может попросить денег — всю информацию она впитывала как губка и кивала на каждое слово. Рядом находился Давон и чаще всего просто смотрел на неё, пытаясь понять, насколько сильно они похожи.       (Инсон сказал, что довольно ощутимо.)       — Мы следующие в очереди, — зевнув, говорит Чеюн.       Отстоять очередь на посадку в Гавань — та ещё морока, иногда бывают дни, когда они надолго застревают на орбите из-за большого наплыва торговцев. В этот раз очередь была не очень большая, но четверть солы они потратили точно. Скучнее всего всегда Чеюну, ему приходится постоянно быть у приборной панели за рулём.       — Это эс-эф, запрашиваем разрешение на вход в атмосферу, код: шесть, один, ноль, два, ноль, один, пять, ноль, — расслабленно, но совсем немного устало говорит Чеюн, когда появляется сигнал о запросе из центра Гавани.       Некоторое время стоит полная тишина. Он не понимает, почему ответ не пришёл быстро, как обычно. Код продиктован верно, запрос отправлен — эту процедуры они проходили слишком много раз, чтобы допустить какую-то незначительную ошибку.       Ответ на этот вопрос находится сам собой, когда на орбите появляется несколько охранных истребителей с направленными на них дулами пушек, готовыми взорвать двигатели и разбить все стёкла, а на голограмме над приборной панелью пробегает строка ярко-красного «Запрос отклонён».