Тройка

      Жизнь командира группы огневой поддержки всегда была подчинена заботе о каждом члене своей маленькой армейской семьи. Поэтому сейчас Брок сидел под дверью реанимации и тщетно пытался взять себя в руки. Там, за дверью, боролся за свою жизнь его лучший друг и правая рука — Джек Роллинз, сильно пострадавший не в перестрелке с террористами, не на миссии по спасению заложников, а в банальной автокатастрофе.       Но «мирный» способ получения травм совсем не означал быстрого выздоровления. И Рамлоу ждал, нервно теребя стаканчик из-под дрянного кофе, чтобы занять руки. Его деятельная натура требовала куда-то бежать, выясняя подробности столкновения, но он не мог бросить друга одного, не удостоверившись, что и сейчас тот выкарабкается с минимальными потерями. А вот затем можно будет и поиграть своими любимыми ножами с пьяным самоубийцей (уж Брок ему подстроит случай), выясняя, какого лешего тому вздумалось таранить своим грузовиком машину Джека, дисциплинированно дожидавшегося смены жёлтого сигнала светофора на зеленый. Своя стая всегда в приоритете.       Он совсем извелся, пока дождался первых новостей. Услышав, что операция закончена, но результат будет ясен после прихода пациента в сознание, и не ранее, чем через пару часов, Брок слегка успокоился. Однако, фраза дежурного эскулапа: «А теперь, мистер Рамлоу, Вы вполне можете съездить домой отдохнуть», — заставила его паранойю вновь поднять голову. Брок злобно оскалился и заверил, что ему и здесь неплохо и кое-как примостился на неудобном диванчике для посетителей, позволяя себе немного расслабиться.       Большая доза адреналина еще бродила в крови, воскрешая воспоминания двухлетней давности, как они с Джеком также сидели под дверью реанимации, ожидая приговора для их общего друга Фрэнка, служившего под его началом. А ведь могли бы сидеть в баре и оплакивать его геройскую смерть. Если бы не Кэп.       Брок хмыкнул. Теперь все его мысли занимал Кэп.       Он не соврал Джеймсу про первое впечатление, но ничего не рассказал про второе.       Капитан Америка был красив. И речь сейчас не о его заднице, ее Рамлоу разглядел чуть позже. Речь шла о работе: пластика движений, скорость реакции, тактические решения — все было на высоте. Оставалось только подобрать челюсть с пола и любоваться.       Любоваться идеальным защитником, символом всего самого светлого, доброго, вечного на свете — суровым воином, хорошим стратегом, непогрешимым патриотом и заступником слабых и обиженных. Узнать в нем «обычного парня из Бруклина» не было никакой возможности. Он казался небожителем, наравне с Тором и прочими гениями, миллиардерами и плейбоями.       Когда Брок впервые увидел, что Кэп действительно простой человек и ничто человеческое ему не чуждо, он был в стельку пьян. Заливал алкоголем подробности проекта «Озарение», в которые его посвятили, причем с обеих сторон.        Сначала Фьюри битый час рассказывал о безопасности всего мира, которую можно было обеспечить с одного пульта, и, конечно, этот пульт будет у ЩИТа. Потом Пирс вещал о порядке через боль, который мог быть достигнут только путем массовых убийств.       На самом деле особой разницы в действиях лидеров ЩИТа и Гидры не наблюдалось, потому что деньги на проект «Озарение» выбивал именно ЩИТ. ЩИТ всячески поддерживал строительство хэликерриеров, и отличие было всего лишь в алгоритме, который туда собирались установить. Список целей слегка разнился, да и только.       И хотя Брок пришел в силовые структуры защищать одних, убивая других, не забывая при этом о собственных интересах — мысль о всевидящем оке, снабженном тысячами орудий, не давала ему покоя.       Непривычное к моральным терзаниям сознание требовало много алкоголя и подвигов.       Именно на второй стадии на него и налетел Роджерс.       Что ж, миру повезло, что Рамлоу повстречал именно Роджерса, которого, даже всемогущая Гидра так и не сумела убить до конца.       После инструктажа Брок, в нарушение всех инструкций, пил на рабочем месте — сил, чтобы добраться домой после того, как его дважды поимели в мозг, не осталось. А Капитан Америка, опять же в нарушение некоторых неписанных правил, слушал на рабочем месте музыку. Что-то из старого джаза — понять увлечения столетних ископаемых было сложно.       — Рамлоу? — удивленно спросил Стив, выйдя на нервный стук в дверь. — Простите, слишком громко, да? Я думал, все ушли, — тут он пригляделся к подчиненному. И, вместо того, чтобы спросить:  «Какого черта?», — спросил: «Вам плохо?»       «Нет, Кэп, мне хорошо, только я теперь работаю с парой сотен мертвецов, потому что, как только «Озарение» запустят, Гидра добьет всех, кто верен ЩИТу, начиная с наивного символа Америки».       — Знаете, у меня тут где-то завалялся аспирин, — с удивительным проворством Роджерс запихнул Рамлоу к себе в кабинет, усадил на видавший виды диван, всунул в руки кружку горячего чая и деловито зашуршал в какой-то коробке, видимо, заменявшей аптечку. — Выпьете — и будете как новенький.       Смущенно улыбнувшись, Стив протянул Броку невзрачную, помятую и слегка подмокшую с одного края упаковку таблеток — вполне возможно, раритетную, хранившуюся в вещах Стива с сороковых годов.       Нужно было уходить — только беседы с неисправимым идеалистом ему сейчас не хватало — но Рамлоу засмотрелся на встрепанные волосы, в которые явно неоднократно запускали руки, на неожиданную искренне заботливую улыбку и испачканные графитом пальцы.       — Кэп, — просипел он, не позволяя себе усомниться в праве называть собеседника на «ты», — у тебя было когда-нибудь ощущение, что все, что ты делаешь — неправильно?        — Разумеется.       — И что ты делал?       — Думал о том, для кого это неправильно. С чьей точки зрения. Моей, президента, человечества, морали, этики.       — И что, по-твоему, самое важное?       — Самое важное? — Роджерс как-то стыдливо развел руками, будто давая понять, что никто не имел права диктовать другому. — Жизнь.       — Но… Если за одну жизнь ты можешь купить десяток. Вот представь: за каждого, убитого сейчас, будет спасено десяток — потом. Один — десять, — он покачал руками, сложив ладони лодочками, будто весы. — Один миллион — десять миллионов. Как быть?       — Знаешь, я так долго хотел защищать справедливость, рассуждал о чести и долге, но, когда пришло время и возможности, все, о чем я мечтал, перечеркнула одна жизнь. Одна потерянная жизнь. Конечно, своей смертью я спас много жизней, но…       Это «но» повисло между ними в воздухе, рождая тишину.       Они сидели и пили чай, и Брок стремительно трезвел. Потому что, кто же не знал историю Капитана Америка и сержанта Барнса? А он, пьяный дурак, напомнил. Пришел и вывалил все свои сомнения и страхи, а ведь он старше Роджерса на добрый десяток лет. На очень злой десяток, если быть точным. А вчерашний мальчишка, не видевший в жизни ничего, кроме болезней, разрухи и войны, нашел для него слова утешения, даже не представляя, кто он такой.       Выбор, кем быть, всегда был непрост. Быть мертвым мудаком с чистой совестью — или живым супермудаком с кучей денег и перспективами при новом мировом порядке.       Тогда он так ничего и не решил.

***

      А потом случилась масштабная операция, во время которой у СТРАЙКа было особое задание: что-то там забрать с законсервированной базы Гидры. Проблема была в том, что об этой части операции никто не должен был знать, особенно Капитан Америка. Вторая проблема нарисовалась на месте. Строили базу советские инженеры на совесть и на века, так что даже в законсервированном состоянии она представляла опасность для незваных гостей.       Они попали в ловушку, провалившись глубоко под землю в бетонный мешок. Фрэнк был в тяжелом состоянии, остальные отделались травмами по мелочи, но Брок прекрасно понимал, что самим им не выбраться. На Пирса надежды не было — не справившихся сотрудников Гидра не защищала.        Ни на что не надеясь, Рамлоу послал сигнал бедствия по общему каналу. Отложив ставший бесполезным передатчик, он присоединился к Мэй, обрабатывающей ребятам раны, мысленно пересчитывая имевшуюся в их распоряжении воду.       Но уже через час одна из стен в их ловушке была проломлена. После выяснилось, что проломило ее в основном ослиное упрямство Кэпа, потому что подручных средств практически не было, да еще и никто не верил, что за стеной мог остаться кто-то живой.       Удивительным было еще и то, что Роджерс не только вытащил их тушки из западни, он остался рядом.       Его огромная, горячая лапища лежала у Брока на плече, когда он слушал про Фрэнка: переломы правой ноги и двух рук, работать не сможет, реабилитация больше года, но жить будет; когда сгоряча чуть не наделал глупостей, едва не набив морду кабинетной крысе, выбивая для Фрэнка пенсию.       К Фьюри Рамлоу пришел сам, все тщательно взвесив. Распихал всю команду по конспиративным квартирам — и пошел, про себя переживая только о чувствах Стива, который потратил столько времени на него — мудака.       И, где-то между третьим и четвертым допросом, прикорнув на жесткой койке, положенной предателю, он понял, что, если бы все пошло по-другому, если бы они все существовали в идеальном мире, то он бы хотел быть со Стивом. Не только трахаться до потери пульса, (о чем он часто мечтал долгими одинокими вечерами), а держаться за руки, сидеть в кафе и знать вкус его губ. И Брок загадал, что, если обойдется и его выпустят, он попробует завоевать Кэпа, несмотря ни на что.       Однако, к тому моменту, как его вновь допустили к работе ЩИТа на испытательный срок, стало понятно, что его мечтам не суждено сбыться.       Та вещь, которую необходимо было группе Брока забрать и из-за которой они попали в каменный мешок, оказалась огромным навороченным холодильником, внутри которого в спящем режиме находилось легендарное оружие Гидры — Зимний Солдат, при ближайшем рассмотрении оказавшийся потерянным другом Капитана Америка Джеймсом Барнсом. За такую находку СТРАЙКу простили все на свете и восстановили в правах.       Но Стив безнадежно отдалился: исчезнув на полгода, он вернулся до одури холодным, замкнутым и сосредоточенным на работе (читай — зачистке оставшейся Гидры, сотворившей идеальное оружие из его лучшего друга).       Подступиться к такому айсбергу было практически невозможно, и Рамлоу сдался, лишь издали наблюдая за тем, кого пожелало его тело и душа. Защищая и оберегая, прикрывая, когда надо, спину, расчищая дорогу и закрывая от мелких внутриведомственных интриг.