Тройка

      В прихожей Барнс с омерзением натягивал свои мокрые вещи и уже застегивал пуговицы на рубашке. Ни слова не говоря, Рамлоу ухватил того за чуть влажную прядь волос, скрывавшую левый глаз, и заставил поднять голову.       — Значит, спереди можно трогать?       Некоторое время Баки раздумывал, но спрашивающему ответ не требовался. Его руки уже проникли под рубашку, оглаживая твердые мышцы. Отвыкшего от прикосновений Барнса словно током ударило, разум отказался участвовать в начавшемся безобразии, а изголодавшееся тело само выгнулось навстречу.       — Хорошо, хорошо, — шептал Брок, мягко высвобождая любовника из одежды. Влажная кожа тут же покрылась мурашками от холода, вызывая желание провести по ней языком. Попробовать на вкус, согреть, заставить задрожать. — Вот так, вот так, давай-ка снова в ванную. Сейчас согреемся.       Словно во сне, Баки пошел за ласкающими руками и успокаивающим голосом. Наверное, Рамлоу был демоном, заманивающим несчастных, заблудившихся в собственном одиночестве, промерзших до самого дна души, людей. Но сопротивляться не было сил.       И он позволил засунуть себя под душ, бездумно прижимаясь к горячему телу и сминая пальцами сильные мышцы.       Как оказался на постели, он не запомнил. Только кадры. Вот Брок откинул полотенце, которым вытирал его, вот он же голый рылся в тумбочке, вот сел на постель, несмело касаясь шрамов. И в следующий момент Баки уже придавлен к кровати тяжелым телом.       Мозолистые пальцы быстро огладили грудь и спустились вниз, к члену, который давно нуждался во внимании. Но только ощутив там чужую руку, Баки понял, насколько сильно он хотел этого.       Брок так правильно ласкал: быстро, жестко, не забывая потирать уздечку и обводить большим пальцем головку, вынуждая металлической рукой ухватиться за изголовье, из опасения, забывшись, что-нибудь сломать немодифицированному человеку, а ладонью живой руки зажать себе рот, чтобы не скулить совсем уж позорно.       — Тихий, значит, — прошептал Рамлоу, на мгновение прервавшись и усмехнувшись тут же дернувшимся вверх бедрам раскинувшегося под ним Баки. — Половину удовольствия теряешь. — Сам он уже давно был на взводе: такой отзывчивый, такой красивый любовник зацепил что-то в душе. Конечно, одного суперсолдата нельзя было заменить другим. Но почему-то присутствие лежащего на его постели возбужденного Барнса казалось до безумия правильным и желанным. — Сейчас сделаю нам обоим хорошо.       Он нежно и почти умилительно тронул пальцами нос Барнса, повел рукой вниз, цепляя нижнюю губу, задерживаясь там ненадолго, чтобы чуть увлажнить пальцы. Вжался бедрами, чувствуя соприкосновение членов и, наконец, обхватил их ладонью, быстро подводя к краю.       Почувствовав на руке вязкие капли, Брок откатился вбок, продолжая ласкать себя. Он никогда не требовал немедленной ласки от партнеров, находящихся во власти послеоргазменной неги, — ему хватало вида: распахнутых в немом крике губ, дрожащих ресниц, расслабленного тела — чтобы довести до разрядки и себя. Ему нравилось дарить удовольствие другому человеку, и слегка одомашненный киллер не стал исключением. Он лениво и немного самодовольно думал о том, как быстро и качественно сумел его «укатать».       Сам Баки лежал, приводя в порядок дыхание, и думал, как сказать Рамлоу, что ему катастрофически мало, что он готов сделать что угодно, лишь бы продолжить прямо сейчас, таким чудовищным был его тактильный голод.       — Каким было твое первое впечатление о Роджерсе? — спросил вдруг Брок, продолжая размеренно двигать рукой по члену.       И Барнсу вдруг стало неуютно. И горько, что Рамлоу, подарив ему потрясающие ощущения, думал о Стиве. Хотя сам он был не лучше. А может, даже хуже, потому что в объятьях другого мужчины на мгновение забыл о своей влюбленности, о своей одержимости.       — Мелкий придурок полез куда не следовало, — буркнул он, все же находя в себе силы ответить, отвлечься от своей жажды тепла. — А твое?       — Крупный идиот полез куда не следовало. Да, помню — захват заложников, переговорщика подстрелили и увезли в больницу. Нужно что-то решать, а то крики даже до нашей позиции доносятся. А тут — он. В костюмчике своем клоунском, со щитом, прыгает с третьего этажа, чтобы сразу перед входом очутиться, и призывает сложить оружие.       — Стив ненавидит человеческие жертвы.       — А кто их любит? Сатанисты разве что какие-нибудь. Так они в ЩИТе надолго не задерживаются, — он помолчал, прикидывая что-то про себя. — А у тебя как?       — Мне лет восемь. Шел по переулку, увидел, как мелкий пацан, — я тогда решил, что ему лет пять, таким он был — отбивается от Реджи с его главным подпевалой. Он у нас самый большой задира в квартале был, на пару лет меня старше.       — Отбил его?       — Какое там, — ответил Баки. — Обоих потом миссис Роджерс латала. Так и подружились.       Они улыбнулись каждый своим воспоминаниям, чувствуя, как сердце наполняется нежностью. Нежностью, которую некуда было девать, потому что ее объект был недосягаем — и это отравляло их жизнь.       Не выдержав гнетущего молчания, Барнс ловким броском опрокинул Брока на спину, сам еще не понимая, что собирается делать. Благо, Рамлоу ответил: обхватил руками и ногами, притерся близко-близко и застонал.       — Сверху, снизу? — Баки никак не мог понять, о чем его спрашивали, увлеченный тщательным изучением шрамов на бедре у любовника — тот не солгал, говоря, что ему не в новинку повреждения кожи. — Эх, ты, ископаемое… — прошипел Брок, нащупывая тюбик смазки и заводя одну скользкую руку за спину, а второй проводя по члену Барнса.       Растягивал он себя никуда не торопясь, потому что Джеймс, видимо, совсем потерялся, впервые за долгое время ощущая другого обнаженного человека так близко к себе. Да и не был Брок снизу уже долгое время, а потому не хотел себе повредить.       Отвлечь Зимнего Солдата от созерцательно-ощупывательного настроения удалось очень быстро, стоило только дернуться, чтобы перевернуться на живот.       — Пусти! — металлическая рука, пресекая движение, сжала оглаживаемое плечо. — Перевернусь, удобнее будет. Ты же не за рожей моей пришел, а за задницей! — почувствовав, что Джеймс с энтузиазмом откликнулся на смену положения, Брок постарался максимально расслабиться — на попятную идти было поздно, у бывшего лучшего оружия Гидры с отступниками разговор был короткий, да и оставлять возбужденного до полной невменяемости партнера было не в его правилах. — Ты только полегче. Ох, ты ж! Твою мать!       После назначения Солдата на должность снайпера в их группу по ЩИТу стала ходить байка, что тот в одиночку может раскатать небольшую танковую дивизию. Насчет дивизии Рамлоу имел некие сомнения, но что Барнс в одиночку может заменить собой танк, прочувствовал на собственной шкуре — такой же твердый и неотвратимый.       Джеймс, на мгновение вынырнув из чувственного марева, старался входить осторожно, но горячая, шелковая теснота, в которую постепенно погружался его член, не давала ему мыслить здраво. Едва погрузившись до конца, он тут же заскользил обратно, интуитивно, краем гаснущего сознания вспомнив, что именно доставляло наибольшее удовольствие. А потом он просто растворился в страстном желании чувствовать другого человека под собой, вокруг себя, везде.       Ему показалось, что после первого оргазма член даже не опал, и он, прижав попытавшегося отстраниться любовника, снова начал двигаться к сверкающему пику удовольствия. После второго он рухнул на теплую спину лежавшего под собой, переводя дыхание. Но сыворотка в его венах, хоть и не была такой сильной как у Стива, все-таки на что-то была способна: через несколько минут он был готов к новому раунду.       Когда он очнулся, Брок лежал под ним и не подавал признаков жизни. В первую секунду паника затопила с головой, но раздавшийся слабый стон привел в чувство — жив. Он помог едва шевелящемуся Рамлоу перевернуться.       — Напомни мне больше не звать тебя ледяной принцессой, — едва шевеля языком, пробормотал тот. — Ну, ты и страстный, прям огонь!       — Брок, я…       — Ти-ииишээ — слово было прервано душераздирающим зевком. — Мне было хорошо. Не буди меня до полудня…       С этими словами Брок просто заснул, оставляя Барнса наедине с угрызениями совести и испачканными простынями. Переложив любовника на более-менее чистый участок и накрыв одеялом, Джеймс вышел на кухню, где и провел без сна остаток ночи, мучимый то чувством вины, то желанием продолжить, то острой потребностью остаться в доме, где не задавали вопросов, а просто предлагали пожрать и потрахаться.

***

      Проснулся Рамлоу от запаха кофе. Сгоревшего.       Попытался вскочить и выставить незадачливого посетителя, покусившегося на любимую кофемашину, но со стоном осел обратно на кровать. Зато стало понятно, кто хозяйничал на кухне.       — Отойди от кофемашины, убивец! — крикнул он, привлекая внимание. — Черт! — заковыристо выругавшись, Брок поплелся в ванную.       Контрастный душ и пара таблеток аспирина несколько улучшили ситуацию, и, когда он вышел на кухню, ему уже расхотелось убивать обнаружившегося там Джеймса. Тем более, что тот не только смог разобраться с кофемашиной, но и приготовил вполне сносный завтрак: блинчики и неизвестно с каких времен завалявшуюся на полках овсяную кашу.       — Брок, — начал он…       — Блинчики! Отлично, ненавижу готовить с утра, — перебил его Рамлоу, потому что объясняться на утро после жаркой ночи не любил еще больше.       — А вечером любишь?       — Ага, — с полным ртом овсянки пробубнил Брок, — заходи как-нибудь, сварганю тебе отличный стейк. Килограмма два-три, как раз для суперсолдата.        Не успел Барнс спросить, было ли это завуалированным приглашением переспать еще раз, как раздался стук в дверь.       — Черт, — выругался Рамлоу, — уже девять. Это Джек. Просил его заехать, отвезти на службу. Сейчас…       Однако, когда он в сопровождении Роллинза вернулся на кухню, там уже никого не было. Его странный гость абсолютно бесшумно ушел, не забыв прихватить все свои вещи.       — У тебя гости? — пробасил Джек.       — Видимо, уже нет, — и не сказать, чтобы Брок был раздосадован подобным поворотом: выяснение отношений с Зимним Солдатом было чревато повреждениями средней тяжести, да и Капитан Америка мог вступиться за своего подопечного, но что-то царапнуло в глубине души. Какая-то неправильность, дискомфорт, давно забытое неудобство, будто упустил что-то важное.       Однако, времени на рефлексию уже не оставалось, работу никто не отменял.