Случайность - касание судьбы

      Я валялся на диване, откинув голову назад с подлокотника, не отводил взгляда от окна, где небо уже затянуло тёмно-синим покрывалом, а едва видимыми крошками падал мелкий снег. В голове всё назойливо вертелась книга и тот самый стих на задней стороне закладки. Да и в целом этот странный парень, решившийся на смерть. Почему я о нём думал? Я завидовал его воле, его смелости и решимости, наверное. Сколько бы ни размышлял о смерти, я никогда бы не решился на подобное. Потому что хочу жить? Нет. Из-за страха? Вряд ли. Просто понимание того, что у меня не будет шанса на спасение, не будет возможности изменить что-либо, останавливает меня. Как бы ни было отвратно за всё прожитое время, я упорно существую, потому что это сложнее. Гораздо труднее изо дня в день дышать, двигаться, страдать, надеяться на какие-то изменения.       Доктор Мори был прав: я ненавижу себя больше, чем кого-либо, именно поэтому не могу даже умереть. Написав это глупое четверостишие, этот парень хотел донести до меня, что я никчёмный? Или обесценить таким образом мои переживания? Уверен, он подумал, что я странный. Наверное, я выгляжу странным в глазах многих людей, так почему же я зациклился на его мыслях? Или же я накручиваю себя, и этот глупый стишок был нацарапан задолго до нашей встречи? Почему он вообще дал мне эту книгу?       Перевернувшись на живот, я устало прикрыл глаза и потянулся. Нехотя сполз с дивана, одним глотком допил остатки чая, поставил кружку в мойку, зашёл в свою комнату и взял ту самую книгу. Осмотрел с разных сторон, словно ничего подобного раньше не видел, и тут должен был быть какой-то подвох. Прочитал описание, в очередной раз быстро пролистал страницы. «Он держал её в руках», — пронеслось в голове, и эта мысль ошарашила меня. Бросив книгу на стол, я перевёл дыхание и прямо в одежде завалился на кровать. Жутко хотелось спать, усталость ползла по телу, и казалось, что кости ноют в мольбе об отдыхе. Странное ощущение, ведь я не так много сделал сегодня. Вообще, в целом, помимо университета и кабинета Мори-сана я нигде не был. Но и этого достаточно.       Я взял баночку со снотворным и высыпал на ладонь две таблетки, запил водой и, стянув джинсы и водолазку, залез под одеяло. Чуть поёжившись от холода, укрылся почти с головой. Прикрыл глаза и старался ни о чем не думать.       Послышалось, как открывается входная дверь, раздался звон ключей, положенных на деревянный столик в прихожей. Я могу представить себе каждое её действие. Мать снимает обувь, отставляет её в сторону, затем вешает в шкаф длинное кремовое пальто с бежевым шарфом, по коричневому ламинату босиком ступает в кухню, включает свет. Шумит вода, а затем я слышу щелчок кнопки электрического чайника. Положив сумку на один из стульев, она почти невесомо подходит к моей комнате, тихо приоткрывает дверь. Я делаю вид, что сплю. Ничего не сказав, она уходит. Я видел чёрное пятно перед собой, обрамлённое позолоченной цепочкой, пыльной и старой. Слышал шорох ткани пододеяльника о тело, даже от легкого вздоха. Мое дыхание, биение сердца. Этот странный оркестр звучал в голове всё навязчивей и навязчивей. Кровь шипела, словно неукротимая горная река в артериях, ударяясь о берега. Спустя, как мне казалось, неугомонную вечность, я уснул.       Стоя на крыше универа, я вглядывался в маленькие окошки серых многоэтажек: в некоторых горел свет, какие-то были зашторены светлыми занавесками или жалюзи, на множестве балконов ветер развевал разноцветное бельё, на одном из них стояло множество горшочков с разными растениями, а кто-то складывал туда ненужный хлам, что уже не помещался в жилище. Небо казалось таким глубоким и светлым, что невольно я представлял себя парящим семенем одуванчика, что на крыльях ветра парит над землёй, такой лёгкий и мягкий. Течение жизни несёт его куда-то; возможно, ему уготован какой-то путь, а может всё, что случается с людьми и вещами, — просто дело случая. Непостижимый и рандомный водоворот событий затягивает всех в суету и волнение настолько сильно, что многие тонут. «Посмотри вниз», — говорит мне ветер, и, не задумываясь, я подхожу к краю парапета, делаю шаг, становлюсь на него и опускаю голову. По бетонной дороге растекается алое пятно, словно огромная пышная роза, оно всё раскрывается и раскрывается, захватывает больше площади, как живое. Я не могу оторвать глаз от этого странного движения, пальцы ног затекли и не в состоянии сделать ни шагу — я просто смотрю. Тело кажется чужим, ощущается неправильность, странность происходящего. — Прыгай, — сквозь улыбку сказано на ухо. Я не успеваю обернуться, как меня толкают в пропасть.       Я дёргаюсь и вместе с криком открываю глаза — ещё несколько секунд не могу понять, где нахожусь. Осматриваюсь вокруг: привычные очертания комнаты постепенно возвращают меня в реальность. На часах шесть утра, почему-то я не услышал будильник. Руками потираю глаза и пытаюсь игнорировать какое-то тягостное чувство на душе. Умывшись и одевшись, я собрал всё необходимое, зашёл в кухню. — Доброе утро, — с улыбкой говорит мать, делая глоток кофе. — Я вчера поздно вернулась, ты уже спал, — почему-то сообщила она. Её длинные чёрные волосы собраны в неаккуратный хвост, а прямая чёлка немного растрепана. — Просто устал, — не глядя на неё, я присел напротив. — Неудивительно — ты так много занимаешься. Как себя чувствуешь? Всё хорошо? — она действительно беспокоилась за меня, и это вызывало какое-то сентиментальное сожаление. — Да, вполне, — я даже попытался чуть улыбнуться, но это было скорее жалко, чем искренне. — Мне звонил доктор Мори, сказал, что ты приходил к нему. Если не хочешь, можешь не рассказывать. — Не хочу, — отрезал я, наливая чай. — Понятно, — печальная улыбка украсила её усталое и бледное лицо. — Тебе что-то нужно? Я буду сегодня в супермаркете. Может хочешь чего-то? — заботливо спрашивает мать. — Нет, спасибо, ничего не нужно. Мне сегодня на вторую пару, — осведомил я. Повисла напряжённая тишина. — Ну, — после минутной паузы она встала из-за стола, — ладно. Я пойду, удачного тебе дня, — улыбнулась она. В такие моменты родители обычно касаются руки своего ребёнка или целуют в макушку. Она же проходит мимо, захватив со стула сумку. — Спасибо. И тебе, — моё отражение рябит в чашке, после минуты сборов щёлкает входная дверь. Я остаюсь один, и чувство на душе отвратное.       Просидев на кухне некоторое время и витая в своих мыслях, я отставил чашку в сторону и начал собираться. Стоя у двери с рюкзаком на плече, я уже было надавил на ручку, как замер. Ощущение того, что случится что-то плохое, словно билось во мне, чтобы я заметил. «Не выходи», — шептало сознание, и я колебался. «Сегодня зачёт по графике, но можно было надеяться на автомат, а если нет — будет плохо. Если пойду — будет плохо. Сейчас не лучше», — я путался в мыслях и в итоге обессиленно сполз по двери, откинув рюкзак. Поддавшись беспочвенной панике, я остался дома.       Вечером, когда мать вернулась и застала меня на кухне с холодной чашкой чая, я глядел в одну точку и боялся пошевелиться. — Привет, как ты тут? — устало спросила она, доставая из больших пакетов разные продукты. Я подметил, что она купила хурму, и это на мгновение вызвало во мне радость. — Нормально, — я старался не пересекаться с ней взглядом. — Не был в университете? — в процессе расстановки продуктов на свои места. — Нет.       Обеспокоенно оглядев меня, она присела напротив, сложив руки перед собой. — Ничего, не переживай. Когда будут моральные силы собраться, пойдёшь. Всем людям нужно хоть немного безделья и времени для себя, верно? — чуть улыбаясь, сказала она. — Да, верно, — нехотя я согласился, ведь это лишь часть терапии. Она ведёт себя со мной как по книжке, но я не могу её за это винить. Лучше уж так. Пусть всё будет так, как есть. — Я пойду к себе. — Хорошо. Если захочешь есть, то я могу что-нибудь приготовить. — Пока не хочу, спасибо, — я аккуратно обошёл стол и направился в свою комнату, но уже в дверях меня окликнули. — Рю, — я обернулся, — у меня завтра выходной. Скажи, когда захочешь, я завезу тебя к Мори-сану. — Не нужно, — зайдя в комнату, я присел на кровать и пару минут старался успокоиться. На душе и в сознании было настолько паршиво, что хотелось ощутить боль. Заставить себя чувствовать, захлёбываться ощущениями, быть опьянённым адреналином, придать форму своим эмоциями. Но я продолжал сидеть и ничего не делать.       Прошла неделя. Я практически не вставал с кровати, аппетит совсем пропал, от чая тошнило. Чуть превышая рекомендуемую дозу снотворного, я старался спать. Но на деле же проводил почти всё время в дреме — как только мне казалось, что засыпаю, я поднимался с кровати и смотрел на часы, которые словно не двигались. Время тянулось, как затвердевший пластилин — никак.       В воскресенье я попросил мать завезти меня к Мори. После длительного разговора и моего нежелания в нём участвовать, я собрал мысли в кучу и в понедельник насильно заставил себя выйти из дома.       Усеянные снегом улицы казались девственными. Город, укрытый белой скатертью, выглядел чистым. Стоптанная дорожка подо мной вся была в следах абсолютно разного рода. Пар изо рта таял в воздухе, а дышать было свежо и легко, несмотря на парящие в небе облака нечистот из огромной трубы какого-то завода и выхлопные пары от уносящихся вдаль машин. Похрустывание под ботинками было ритмичным и успокаивающим. Почему-то я представлял, как у тысячи снежинок в этот момент под тяжестью моей обуви ломаются хребты. У снежинок нет хребта и нервных окончаний — они красивые, но неживые существа, — но сама мысль о том, что всё могло быть по-другому, казалась мне забавной.       Перед входом в универ никого не было, я привычно зашёл и направился на свой этаж, присел на один из стульев вдоль стены. Жуткое чувство дежавю охватило меня, но ушло так же быстро, как пришло. Я смотрел на трещину на потолке под другим углом. Да и трещина была не той же самой. Она казалась слишком банальной и ровной для своего положения и цели — разрушить это здание. Уже с коридора я услышал неуклюжие шаги белобрысого старосты. Увидев меня, он удивился. Этот парень выглядел невыспавшимся и уставшим. — Ох, привет, Акутагава-кун! Ты наконец-то выздоровел, — не без радости проговорил он. — Наш препод по черчению уже отчаялся, что единственный прилежный ученик стал прогуливать. — Не ври, — бросил я, на что он грустно выдохнул, мол, быстро раскрыл. — Но он тебя действительно вспоминал. А ещё у нас экзамен в среду по физике. Наоми уже закупила оберегов на всю группу, — не знаю, зачем он вечно пытался втянуть меня в какую-то студенческую атмосферу, рассказывая о якобы смешных проделках одногруппников. — А, — вскрикнул он, будто бы вспомнив что-то очень важное, — тебя Дазай-сан искал. — Кто это? — сказал я, подняв на него удивлённый взгляд. Я искренне не понимал, кто и зачем мог меня искать. Дружеских — да и вообще каких-то отношений — с людьми из универа я не имел. — Как? — словно ужаснувшись моему вопросу, он в удивлении раскрыл глаза, — Ты его не знаешь? Дазай Осаму с журфака. Он за весь универ отдувается на литературных конкурсах всяких, в списках на отчисление — первое имя. Правда, его никогда не отчислят, ведь тогда журфак загнется совсем. Просто, знаешь, он вообще на парах не появляется, а потом каким-то образом закрывает всё буквально за день. Его эссе и статьи третий год первые места занимают за рубежом. Славит доброе имя нашего универа, — он рассказывал так воодушевлённо, словно вышеуказанный был его детским кумиром. — Не знаю такого, — без особого интереса ответил я, надеясь, что на этом разговор окончен. — Но он тебя знает — сказал, что ты должен вернуть ему книгу, — тут я замер, быстро сопоставив только что услышанные факты с тем, что уже и так знал. — Когда он меня искал? — чуть взволнованно спрашиваю я. Ацуши, удивившись хоть какому-то проявлению эмоций, на мгновение задумался. — На прошлой неделе, один раз спрашивал у меня, по-моему, в четверг, — словно немного поразмыслив, он добавил: — ещё на кафедру к нам заходил, давно его так часто не видели в этом здании. — Спасибо, — я резко поднялся, внутри крутилось столько сомнений. Я мог отдать ему эту чёртову книгу и забыть обо всём этом бреде, дальше спокойно продолжая учёбу. Но его могло сегодня не быть.       Сейчас начнётся пара. Решив, что лучше повременить и успокоиться, я зашёл в аудиторию и сел на привычное место. Людей было негусто — многие болели, а многие уже отмечали грядущий Новый год. Хотя до самого праздника было ещё две недели. Преподаватель, открыв список, начал оповещать должников об их положении, затем кто-то взялся закрывать пропущенные темы. Сейчас, вместо длинных уравнений и их решения, я думал о гибких лентах Мебиуса, что бесконечно делятся в пространстве, раздваиваются, перекручиваются, создавая новые узлы, заполняя все вокруг — бесконечность.       Когда аудитория опустела, я перекинулся парой фраз с преподавателем по поводу экзамена. Мои пробелы были несущественными, и он был уверен в моей сознательности и ответственности, так что просто напомнил о темах, что стоят внимания. Покинув кабинет, я направился на пятый этаж, на кафедру журфака. Сторонясь попадавшихся по дороге студентов, я неловко постучал в дверь, как она резко открылась — чуть не задев меня плечом, вышел парень невысокого роста с рыжими волосами и в фетровой шляпе. Выглядел он сильно раздражённо. Ловко отпрянув в сторону, я окликнул его. — Это, прости, — почему-то стало не по себе от того, как он на меня уставился. — Чего тебе? — прозвучало недовольно. — Не знаешь Дазая Осаму? — при упоминании этого имени глаза парня расширились, и он подошёл ближе. — Чё он опять сделал? У тебя с ним проблемы?       Я сделал шаг назад, уже жалея о том, что вообще обратился к этому человеку. — Нет, я просто ищу его, — максимально спокойно ответил я. — Не мудрено, этого мудака весь факультет ищет, — обречённо проговорил рыжий парень. — И лучше бы он не нашёлся, а то живым отсюда не уйдёт.       «Может, это не самый худший расклад для него», — подумалось мне. — Спасибо, — ответил я нехотя. — Если магическим образом найдёшь его, передай, что ему не жить. Он сразу все поймёт, — парень развернулся и направился вниз по коридору. Я же уныло посмотрел на дверь кафедры и отправился на следующую пару. К двум часам будет полная свобода.       Уже стоя возле выхода из универа, я передумал и решил всё же подняться на крышу. Пройдясь до пятого этажа, зашёл в нужную аудиторию, вставил ключ в замочную скважину, повернул. На мгновение остановился, и, решаясь, открыл дверь. На крыше никого не было: нетронутый снег безмолвным полотном лежал на полу, а далёкие бетонные коробочки не пестрили огнями, будто предавшись сну. Небо серое и спокойное, звуки близлежащей дороги нечёткие и приглушённые. Я прошёл к парапету, глубоко вздохнул, поднялся чуть выше, осмотрелся вокруг. Было спокойно и тихо, как некоторое время назад, — тут было так же хорошо, как и раньше, когда я был один. Чуть задумавшись, я посмотрел вниз. — Прыгай! — донеслось из-за спины, и я резко отшатнулся назад, как от кипятка. В дверном проёме стоял искомый всем факультетом. Я коснулся ладонью лица, пытаясь прийти в норму. Дежавю захлёстывало волнами, и казалось, что воздух стал тяжёлым и пыльным. Осаму лишь посмеялся и направился ко мне. — Это по твоей части, — съязвил я жутко раздражённо. «Этот идиот даже не представляет, что сейчас могло бы произойти! Я ведь и вправду мог… неосознанно…» — Ну, я хотя бы не мешаю, — парировал он. — На данный момент мешаешь. Каждый человек имеет право на уединение. — Тебе не хватило недели уединения в стенах домашней крепости? — с улыбкой спросил он. Слова из его уст звучали как плети, они были хлёсткими и били прямо в цель. Несмотря на приятный тембр голоса, каждая его фраза была отравлена какой-то мнительностью. — Я польщён, что заинтересовал своим времяпровождением такую популярную персону. Но я не нуждаюсь в компании самоубийц.       Он подходил всё ближе, после остановившись на расстоянии вытянутой руки от меня. Страх подкрался по позвоночнику, и я почувствовал себя жутко неуверенно и неловко в данный момент. Сейчас была возможность разглядеть его: высокий, худощавый, в длинном чёрном пальто, вьющиеся каштановые волосы — не очень длинные — обрамляют лицо с правильными чертами, тонкие губы изогнуты в чуть заметной улыбке, а в глубоких карих глазах, что немного отдают багровым — дикая проницательность и возвышенность. Нехорошее чувство донеслось откуда-то из памяти — этот взгляд чем-то похож на то, как смотрит доктор Мори. Только тут есть что-то ещё. Издёвка? Или власть? Едва я встретился с ним взглядом, как сразу же отвел глаза в сторону. Несмотря на всю свою внешнюю хрупкость, он производил впечатление сильного человека. — Как тебе книга? — без особого интереса спросил Осаму. — Не знаю, я не читал, — честно признался я. — Жаль, весьма занятная история, будет поинтересней унылой эпидемии чумы почти на четыреста страниц, — с наигранной досадой пропел Дазай, а затем требовательно протянул руку и произнёс: — Тогда верни, — я сделал шаг назад, мысленно считая сантиметры от его ладони до своего тела, не в силах что-то сказать, накатывала паника, — если не собираешься читать, — медленно добавил он. — Собираюсь, — уверенно сказал я. На что будущий журналист лишь улыбнулся, словно всё вышло именно так, как он хотел. — Что ж, тогда поделишься впечатлениями, как прочитаешь, — пожав плечами, он сунул руку в карман и, развернувшись, зашагал к двери. — Тебя парень в шляпе искал на кафедре, — опомнившись на мгновение, крикнул я. — А то я этого не знаю, — с насмешкой проговорил он и удалился. В недоумении я всё так же стоял на месте, несмотря на замёрзшие руки и лицо.              Что-то изменилось.