Случайность - касание судьбы

      Пластинка доиграла. Комнату заполняло лишь шуршание иголки и едва слышный гул проигрывателя. Я сидел один в этом странном заведении, даже не представляя, что делать. Лёгкое касание чужой руки, словно выжженное на щеке, ещё чувствовалось. Горящие свечи дрожали от сквозняка, какой-то сухой кумар царил в помещении. Сил встать не было. Не хотелось ничего, тело на последнем издыхании пробивала дрожь, будто говорила — обрати внимание. А я глядел пустым взглядом в потолок и плыл вместе с воздухом куда-то далеко-далеко, казалось, и тело размякло, будто обессилев. Я не ощущал отвращения или ненависти, только страх и недоумение. Казалось, будто только что коснулись моей души, давно уснувшей и жутко чувствительной. Не могу понять, не могу объяснить. Что-то случилось, и весь мой так старательно построенный мир, ограждённый защитой, вдруг треснул, как тонкий лёд. Настенные часы медленно тикали к вечеру, я сидел один в старом кафе, и мир ограничивался на нём. Я представлял, как открываю дверь, а за ней пустота. Ни города, ни людей, ни меня, как видимого и существующего организма. Просто пусто.       Скрипнула входная дверь. Я испуганно вздрогнул, сразу же обернувшись в сторону шума. Пожилая женщина зашла в помещение: длинное кремовое пальто расстёгнуто, ретро шляпка восьмидесятых годов чуть съехала на бок, из-под неё выбиваются короткие поседевшие пряди, а лицо её украшают морщины. На плечах почти растаявшие снежинки, едва видимые. Она не спеша снимает перчатки и ставит сумку на один из стульев. — Здравствуйте, — было такое ощущение, что обязательно надо что-то сказать. Женщина удивлённо оглядывает меня, словно до этого не замечала, а затем устало кивает. — Вечер добрый. Тебя Осаму привёл? — спокойно спрашивает она, снимая пальто. Несмотря на седину и какую-то старческую подавленность, она выглядит довольно элегантно и даже как-то правильно. Всё в этой женщине кажется мне к месту. Будто она всегда была такой, чуть ссутулившийся, с морщинами и в этой устаревшей шляпе, что безумно ей идёт. — Да, верно, — облегчённо отвечаю я, успокоившись, что мне самому не придётся что-то лишний раз объяснять. Я почти сразу подумал, что это как раз и есть хозяйка этого заведения. Её внешний вид и какая-то тоска по времени в глазах идеально сочетались с этим местом. — Что ж, — она словно что-то обдумывала какое-то мгновение, — хорошо. Приятно видеть тут новые лица, я всегда рада гостям, — произнесла она с некой обречённостью, словно была в отчаянии. — Обычно сюда мало людей приходит, да? Удивляюсь, что существует такое уютное место, — я хотел как-то подбодрить её, хоть и не умел этого делать. Да и мне действительно понравилось это кафе, так что я был полностью честен. — Верно. Но, возможно, оно и к лучшему, — тяжело вздохнув, она отправилась за барную стойку, отдёрнула шторку у стены, за которой была дверь, и направилась в другую комнату. — Осаму, наверно, сказал тебе, что можешь приходить сюда в любое время. Может ты и не сильно это ощутил, но тут воспоминания перетекают в настоящее, и время замирает, — странно проговорив это, она исчезла за дверью. Я немного не понял сказанного, но с её приходом почувствовал себя лишним, поэтому быстро оделся, захватил свои вещи и направился домой.       Город пестрил огнями, а снег, предавший ему ещё больше праздничного убранства, сверкал, словно алмазная крошка. Эти блики смазывались в глазах, и смотрел я на всё сквозь какую-то дымку забвения, полностью погрузившись в свои мысли и воспоминания. Давненько я не гулял один по городу, вообще давно не выходил вечером куда-то. Разного рода вспышки света местами были неожиданными и казались слишком яркими. Огромные рекламные баннеры возвышались над головой, блистали неоновыми лампочками, цвета быстро сменяли друг друга. Я стоял у перехода и ждал зелёный. Машины сновали туда-сюда, на, как мне казалось, большой скорости. Люди выглядели радостными и беззаботными. Какой-то парень на другой стороне дороги стоял с букетом цветов — видно шёл на встречу со своей девушкой или что-то в этом роде. Мужчина рядом со мной, бурно жестикулируя, словно кто-то прямо сейчас наблюдает за ним, громко говорил по телефону, обсуждая какую-то сделку. Две подружки смеялись, вспоминая историю со дня рождения.       Я удивлялся, как люди это делают. Как настолько непринуждённо они общаются друг с другом, веселятся, радуются? Как такой непонятный и странный мне подарок вроде букета увядающих цветов может быть доказательством чувств, и действительно ли какая-то сделка может стать решающей в жизни какого-то человека? Из-за этой вечерней оживлённости города я ощущал себя совсем неправильным и будто не живым.       Неся груз этих бесполезных мыслей до дома, я старался откинуть подальше события сегодняшнего дня. Включил свет в гостиной, бросил рюкзак у порога, разулся. Дома никого не было, и меня это нисколько не удивляло. Хотел поесть чего-то, но, заглянув в холодильник, понял, что ничего как-то и не хочется. Заварил чай, подождал, пока он настоялся. Перебрался из кухни в свою комнату. Около получаса просидел бездумно и безвольно, попивая чай и небрежно черкая что-то в альбоме. Через усталость и нежелание пробежался глазами по вопросам, которые так старательно впихивал всем Накаджима. Надо было разобраться со всем этим, ведь в билете из шестидесяти вопросов должно было выпасть только два, и они могли быть любыми. Однако надеясь на то, что завтра мне будет легче собрать себя в кучу и уже более сосредоточенно и целенаправленно всё прочитать, я разделся и пошёл в душ.       Горячая вода будто плавила тело. Мне казалось, что кожа вместе с мясом стекает в слив, и остаётся только скелет. Косточки перетираются друг о друга, создавая жуткое ноющее чувство в конечностях и позвоночнике. Волосы сильно отрасли, и длинные пряди спереди почти касались ключиц. Я не стригся в парикмахерской, конечно же. Наверно из-за этого моя шевелюра и выглядела немного неаккуратной и местами кривоватой. Но за пару лет практики я наловчился так, что меня вполне устраивало. Да и не сильно, в конце-концов, меня беспокоило, как я выгляжу.       Подставив под струю воды лицо, я коснулся рукой щеки. В голове не укладывалось, что буквально пару часов назад она пылала, а прикосновение Осаму словно оставило на мне невидимую метку. Какое-то негласное клеймо, которое я буду физически ощущать на себе весь остаток жизни. Сильно зажмурившись, я постарался откинуть эти странные мысли. Выключил воду, обтёрся полотенцем, промокнул волосы и, одевшись в чистую домашнюю одежду, обессиленно упал на кровать. Жутко хотелось спать, я был измотан и, как мне казалось, обескровлен. Ощущал себя иссохшим колоском на пыльной сельской дороге, где-то у её обочины, в пыли, но только легонько дунет ветерок — меня подхватит и унесёт на свежую зелёную лужайку, я обрету второе дыхание. Как бы я ни пытался занять себя какими-то спокойными мыслями, заснуть не смог.       Вернулась мать, я слышал, как она положила ключи на всё тот же столик в прихожей. Где-то спустя час какой-то медленной возни она ушла спать. А я видел перед глазами тысячи маленьких точек-мушек, словно глядел в усеянное звёздами летнее небо. Они утягивали куда-то всё вперед и вперед, я шёл за ними, но конца не было. Позже я понял, что давно забыл, где было начало и было ли оно вообще. Как ни старался — обречённо поднялся в шесть, так и не сомкнув глаз. В каком-то трансе промелькнула ночь, так и не дав мне покоя.       В университет я шёл еле-еле, глаза болели, хотя небо затянули тучи и создавалось впечатление, что уже вечереет. Я не мог сориентироваться и как-то на автомате обошёл парк дважды по кругу. Немного опоздал на пару. Когда я зашёл, большинство студентов что-то усердно повторяли. Глухо извинившись, я присел на своё место и достал конспект. Сидящий передо мной Ацуши развернулся и как-то обеспокоенно спросил: — Как-то ты болезненно выглядишь. Совсем не спал, что ли?       Я закатил глаза, но не от раздражения, а больше от усталости и нежелания что-то отвечать. — Ага, — тихо сказал я, на что Накаджима как-то понимающе вздохнул. — Готовился, да? — предположил он, и я просто кивнул, надеясь, что он отстанет.       Настала моя очередь тянуть билет, как-то без опаски я взял первый попавшийся. По одной теме я мог спокойно рассказать всё, что в принципе известно, но, выйдя к преподавателю, устало молол какую-то фигню. В целом, в моём ответе было что-то достойное, но во второй теме я тупо лил воду из одного стакана в другой, так что тройка с плюсом меня ничуть не удивила. Но Ацуши всё равно радовался за меня — сам не знаю почему — и жутко боялся выходить отвечать до последнего.       Вторая пара прошла жутко уныло. Я не улавливал практически ничего из того, что рассказывали одногруппники нашему преподавателю, но и на своих мыслях сфокусироваться не мог. Только я улавливал что-то из рассказа, как какое-то слово в голове полностью обрывало весь смысл предложения и наоборот. Этот день казался каким-то адом.       Отправившись домой, я желал лишь поспать. У выхода из университета толпились курящие студенты. По дороге я никого не встретил, и никто за мной не шёл. Однако, уже валяясь в кровати и блаженно предвкушая отдых, я понял, что ничего не выйдет. Засел за книгой. Время шло к ночи, а я вообще перестал ощущать потребность во сне, лишь жуткая усталость и какая-то невнимательность меня напрягали. Даже зевать перестал. На ночь выпил снотворное — чтобы наверняка. Переворачиваясь с одного бока на другой, я сначала укрывался одеялом, затем комкал его между ног, потом снова укутывался, никак не найдя удобное положение. Странные силуэты плыли перед глазами, обрывки мыслей, словно голоса людей, в толпе едва различимые и непонятные, но давящие своим количеством, сливающиеся в какой-то бред. Сработал будильник, и я чуть не завыл от отчаяния.       Весь последующий день я ловлю себя на моментах. Не могу описать его целостно, вообще не представляю, что из этого было в действительности, а что я просто воображал в голове.       Хватаюсь за поручень, на месте стёртой краски — чернота металла. В окне смазывается ночной город. В пыльном, заляпанном грязной водой окне. Толкучка, какой-то мужчина соприкасается со мной плечом, сзади стоит упитанная женщина с двумя большими пакетами. Час-пик — грёбаный ад. Я в нём сгораю. Меня коробит. «Я информацией наполнен выше горла, через край.»       Рекламные баннеры уже мозолят глаза, случайно вылезающие короткие ролики на ютубе — почти всё я знаю наизусть. Информация врывается в голову, не спрашивая, нужна она или нет. Я знаю столько всякой херни, по типу лайфхаков для поездок или готовки, хотя уверен, что никогда не буду их использовать.       Толпа растекается, а на её «пустом месте» в момент образовывается новая. «А я такой пустой, а я такой пустой.»       Неотрывно смотрю в окно. Порванный флаер лежит возле сидения.       Невольно улыбаюсь. Я распадаюсь в пыль, медленно, едва уловимо, таю на глазах. И мир становится красочным, далёким, но так отчётливо слышится людская молва о каких-то пустых делах.       Идя домой, я стою у перехода и жду зелёный, время от времени прикрывая глаза. Звонкий голос ударяется об асфальт, чем-то похожий на звук новогодних колокольчиков, детских смех. Передо мной на дорогу выбегает девочка, резко и будто невесомо она оборачивается, на её лице улыбка, я подаюсь вперёд и тяну к ней руку, как меня резко дёргают назад, и грубый раздражённый голос обрывками доносится до сознания: — Ты что, совсем сумасшедший?! Умереть захотел? — мужчина средних лет гневно на меня пялится, продолжая что-то говорить. Я не слышу, какой-то шум в ушах заливает барабанные перепонки, очень похоже на то, как доносятся звуки под водой. Искажённые, нечёткие. Перехватило дыхание. Я до сих пор не понял, что странная девочка под колёсами машины - всего-то мираж прошлого, мимолётное возвращение воспоминаний, которые стирались с годами усиленно и целенаправленно.       Я бегу настолько быстро, насколько позволяет моё тело. Ключ не хочет попадать в замочную скважину. Или просто настолько сильно дрожат мои руки? Забежав в комнату, я, не закрывая двери и не разуваясь, высыпаю на ладонь несколько таблеток успокоительного и жадно запиваю водой. Затем пара таблеток снотворного — я не считал, сколько, я выдержу. Это всё глупо, почему я не могу просто уснуть?       Как же мне плохо от этого мрака, бешено колотится сердце, я чувствую, как оно впечатывается в рёбра, словно в попытке выскочить. Царапаю горло в попытке нормально вдохнуть, но не получается. Лишь краткий вдох, затем ещё один и ещё — этого мало. Распластавшись на полу, сворачиваюсь комочком, закрываю лицо руками, тени тянутся по полу. Какой-то шёпот витает по комнате, извивается, подрагивает. Громче, тише, я не понимаю, что это, не фокусируюсь, не улавливаю.       Слышу шум, подобный пению сухих трав в ветреный летний день, когда солнце выпаливает землю, и воздух кажется пыльным. А на обрыве, у подножья которого безустанно накатывает волна за волной, стоит Осаму. В глазах его безоблачное небо и ответы на все возможные вопросы, изогнутые в лёгкой добродушной улыбке губы приоткрываются, и он говорит мне: «Не верь глазам — в них начнёт темнеть, ведь я не боюсь смерти, потому что я и есть смерть.»       Сознание укрыло прозрачной вуалью. Я наконец уснул.