Случайность - касание судьбы

      Пребывая в каком-то вакууме, я ничего не ощущал, лишь редкие обрывки слов доносились как из-под толщи воды, но не воспринимались. Густая темнота, дрожащая под веками, плавно рассеялась, и я чуть не ослеп от яркого света. Всё вокруг было как в тумане, но белое-белое, будто я лежал в мягких пушистых облаках, согретый нежными лучами солнца. Попробовал пошевелиться — вышло это с трудом. Я ощутил что-то на своей руке, резко встряхнул ей, но лишь сморщился от движения чего-то под кожей. Повернул голову — капельница на длинной подставке; под пластырем, на сгибе локтя — иголка. Осознав положение дел, я невольно зажмурился и постарался отогнать накатывающую обречённость. — Наконец-то очнулся, — спокойный холодный голос заставил вздрогнуть. Я и не заметил, что в палате есть кто-то ещё. Доктор Мори поставил стул поближе к моей койке и присел, на его плечах был белый больничный халат. — Я долго был без сознания? — удивлённо спросил я. — Пятый день сегодня, — прозвучало безучастно, меня ошарашило. Скомкав пальцами шершавую простынь, я почувствовал себя жутко виноватым и глупым. — Ты здорово заставил всех поволноваться, но не переживай по этому поводу, — Мори-сан добродушно улыбнулся, и, держу пари, эта улыбка у многих людей вызывала доверие, — тебе сейчас нужно отдыхать и ни о чём не волноваться. — Не сюсюкайтесь со мной, как с ребёнком, — я чуть приподнялся на кровати, его слова вызывали раздражение. Вообще, больницы я ненавидел всей душой ещё с детства. Эта почти гробовая тишина в корпусах для реабилитации, стерильно-белое постельное бельё, стены, казалось, даже воздух. — Может я тебя огорчу, но ты ещё ребёнок, не отрицай этого, — он устало потёр виски, а затем, словно с разочарованием, продолжил. — Почему ты не позвонил мне, когда тебе в голову пришла эта мысль? Знал же, что в любое время можешь ко мне обратиться. — Я просто хотел уснуть, — вспомнив состояние, в котором я находился жалкие пять дней назад, я обхватил плечи руками, думая о том, что не желал бы больше никогда испытывать подобного. — Вечным сном? — вопросительно поднял бровь Мори-сан. — Знаете, с таким отношением к своей работе вы потеряете клиентов, — я съязвил, хотя осознание того, что он был вполне прав, накатывало паникой. Я ведь не хотел умирать, ни о чём подобном я и не думал, мне просто было плохо. Из-за недосыпа я начал вспоминать прошлое, меня начало коробить изнутри. Хотелось просто уснуть, чтобы этот кошмар закончился хотя бы на сутки. Но ведь сон не стирает память, сон не уберегает от неверных шагов или страха, это всего лишь минутная остановка, дабы передохнуть, а затем вновь продолжить путь, каким бы он ни был. — Я не со многими веду настолько задушевные беседы, — он кинул смешок, затем посмотрел, как мне показалось, даже облегчённо. — Намекаете на то, что я особый случай? — чуть прищурившись, я с недоверием наблюдал за ним. — Никто не особенный, даже ты, — он пожал плечами: казалось, что своими высказываниями он пытался меня вывести. — Я и не думал о подобном, — потупил взгляд я — просто не знал, что делать дальше. — Хочешь сказать, что всё это просто случайность? Ты не собирался сводить счёты с жизнью, а просто хотел уснуть? — пристально глядя на меня, сложив руки на коленях в привычной ему манере, он ожидал ответа. — Да, так и есть, — уверенно сообщил, после чего сразу спросил о том, что меня волновало больше всего: — Когда я смогу вернуться домой?       Мори-сан словно задумался о чём-то, а затем спокойно произнес: — Сейчас я не могу ответить на твой вопрос, Акутагава-кун, но припоминаю, что ты хотел, чтобы я был с тобой максимально честным и спокойно выходил за рамки среднестатистического общения психотерапевта с пациентом, — он устало выдохнул, чуть наклонившись вперёд. — Передозировка снотворным и успокоительным в твоём случае очень серьёзный инцидент. Пока мы не разберёмся в твоих истинных мотивах и проблемах на данный момент, ты не сможешь уехать.       Я в ужасе раскрыл глаза, не веря в только что услышанное. Жуткая злость бурлила в груди, и от отчаянья я был готов сорваться на крик. — Я имею право отказаться, вы не можете держать меня здесь насильно, — я постарался себя успокоить. — Нет, можем, — уверенно изрёк доктор Мори, — не насильно, а с согласия твоей матери.       Бред, мне подумалось, что это всё дикий бред. Тягостное чувство беспомощности накатило волной, я безвольно уронил руки на шершавую простынь. — Полагаю, что тебе понадобится время, дабы собрать мысли в кучу. И ты ещё слаб, чтобы сейчас начать разбор полётов, — шутливо улыбаясь, Мори встал, отставив железный стул к стене. — Я зайду к тебе через пару дней, отдыхай.       Мне хотелось остановить его, я готов был сделать что угодно, чтобы сегодня же отправиться домой, но лишь молча проводил взглядом исчезающую за дверью фигуру доктора.       Весь день я пролежал в полной тишине, смотрел в одну точку на белоснежной стене, иногда поглядывая на зашторенное жалюзи окно. Мир замкнулся в этом стерильном месте. Запах медикаментов и едва уловимый запах хлорки вызывали несильную тошноту. Я перебирал сомкнутые в замок пальцы, считал секунды про себя. Представлял, как медленно и вальяжно огромный солнечный шар перекатывается за горизонт. Ближе к вечеру дверь палаты открылась, и вошла мать. Бледная, с заметными даже под тонким слоем тоналки мешками под глазами. Сомкнув губы, словно в попытке сдержать слёзы, она присела возле моей кровати. — Как ты себя чувствуешь, Рю? — тепло улыбаясь, спрашивает она, будто через силу. — Хорошо, всё в порядке, — наверняка это звучит неубедительно, как для человека, который буквально пару дней назад, по её мнению, пытался покончить с собой. — Прости, я заставил тебя волноваться, мне правда жаль, что так получилось, — я не мог подобрать нужных слов, но постарался максимально искренне выразить свои чувства. — Ну что ты, — она наклонилась чуть ближе ко мне, глядя в глаза, — никакие извинения не сравнятся с тем, что ты жив. — Это недоразумение, пойми, — я надеялся, что она поверит в то, во что верил я сам, — я просто хотел уснуть, на нервной почве переборщил со снотворным. Я даже не думал о том, чтобы попытаться умереть. Просто за последнее время столько всего навалилось, я очень устал… — Я понимаю, я всё понимаю, поэтому тебе и нужно немного времени, чтобы отдохнуть, — показалось, что она не поверила мне. — Мне плохо тут, я чувствую себя заключённым. Ты же знаешь, я не могу находиться в больнице, мне становится только хуже — я опять возвращаюсь к тому, с чего всё начиналось, — едва сдерживаясь, чтобы просто не разрыдаться, я смотрел на неё и надеялся, что всё образуется. — Знаю, знаю, Рю, — она тяжело вздохнула, словно слова давались ей с трудом, — но тебе нужно пробыть под капельницей ещё хотя бы три дня. Организм перенёс сильнейшее отравление, тебя откачивали дважды. Выписать тебя сейчас просто небезопасно, тем более Мори-сан… — Так это он тебя накрутил по поводу моего предсмертного состояния? — резко перебил её я. — Не знаю, почему, но ему доставляет удовольствие причинять мне боль. — Что ты такое говоришь? Он хочет помочь. Из всех известных специалистов он самый компетентный и квалифицированный. И если ты уже что-то подозреваешь, то он ничего мне не говорил, я сама приняла решение продлить твоё лечение. А об общем состоянии меня оповестил твой лечащий врач. — Уйди, пожалуйста, — тихо ударилось о белые стены. Я был жутко раздражён. Она не верит мне, понятное дело. И это не удивительно. — Я хочу как лучше, — жалостливо, как извиняясь, говорит мать. — Я знаю, но давай не сейчас.       На секунду прикрыв глаза, не давая показаться слезам, она встаёт и быстро покидает палату. Я снова остаюсь наедине со своими мыслями.       Когда я уже почти уснул, в палату зашла медсестра, чтобы поменять капельницу. Началась паника: я лишь просил, чтобы она не прикасалась ко мне. Спустя несколько минут уговоров, она, кивнув в согласии, покинула палату. Но с утра я всё равно проснулся с обновлённой системой. Жутко было осознавать, что, пока я спал, кто-то касался моей руки и менял иголку в моей вене.       Ближе к обеду меня стошнило. Ничего есть я не мог. Болела голова, и казалось, что мысли бьются о края черепной коробки. Вспомнил о том странном парне с журфака, мне стало щемяще-тоскливо. Он ведь мог подумать, что я струсил. Может, не найдя меня в универе, он просто забил? У него ведь много дел, так что я у него явно на заднем плане, если рассуждать логически. А если он опять пытался что-то сделать с собой? Подумав об этом, я резко подскочил на кровати, словно пытаясь найти взглядом где-то в пустом пространстве ответ на этот вопрос. Было дурно от этих мыслей, я прокручивал в памяти тот момент на крыше. Ведь, если бы я не успел тогда, если бы моя рука не ухватила вовремя чужой локоть, он бы упал вниз. Багровое пятно на асфальте, что разъедает цветом черноту дороги. — Как ты себя чувствуешь? — как-то без особого интереса, как должное, спрашивает Мори-сан. — Хорошо. Чувствую себя отдохнувшим и готовым к социальной жизни, — максимально серьёзно убеждаю его я. — Допустим, а если честно? — чуть наклонив голову на бок, привычно держа руки на коленях, он внимательно смотрит. — Так и есть. Мне действительно лучше. — Думаешь, ты готов, к примеру, — он мысленно прикинул, — послезавтра вернуться в университет? — Вполне. Я был бы даже рад, — это было правдой. Мне действительно хотелось поскорее вернуться в учебное заведение, в котором я уже немного адаптировался. — Что ж, хорошо, — он записал что-то в маленьком чёрном блокноте сточенным карандашом. — Для тебя будет задание. Накануне праздников ты должен посетить любое людное место. Это может быть парк, кино или кафе. Желательно, чтобы ты пошёл туда один, но если почувствуешь, что не в состоянии, я пойду с тобой, — предложил Мори. Если подумать, это было одним из неприятнейших заданий, но, понимая, что надо как-то выбираться отсюда, я молча кивнул. — Ещё подари кому-то подарок. Не важно, что это будет — физическое, духовное или социальное, оно может не иметь какой-то цены, но я хочу, чтобы ты постарался научиться открывать свои предпочтения кому-то ещё. Не имеет значения, понравится человеку или нет, ты должен вспомнить, каково это — проявлять внимание такого рода; плюс ощутить, что иногда для того, чтобы обрадовать кого-то, много не нужно. — Могу подарить что-то вам? — немного саркастично спросил я. — Этот стакан, к примеру, — указал я на тумбу рядом с кроватью. — Было бы забавно, но он не твой, — улыбнувшись, ответил Мори-сан. — И нет, мне дарить ничего не нужно. Это должен быть человек из твоего социального круга, возможно, с которым тебе было непросто общаться. Суть этого задания — переступить через страх и стеснение. — Хорошо, — сказал я и зачем-то кивнул. Не представлял, что и кому буду дарить, да и вообще сама мысль об этом не внушала уверенности. Я ведь могу просто соврать, что всё сделал. Но, с другой стороны, Мори-сан сразу всё поймёт. Плюс, я же всё-таки хочу пройти через это, стать нормальным, наверное. Точно ли я этого хочу? Эта неуверенность и сомнения только из-за страха что-то изменить, так ведь? — Мы продолжим через пару дней — до нового года ты должен успеть. Ты можешь связаться со мной, если что-то пойдёт не так, помнишь? — он вопросительно посмотрел на меня. — Да, помню, конечно, — оторвавшись от своих мыслей, я попрощался с ним, затем собрал свои немногочисленные вещи и стал ждать мать.       Прошло больше недели, не считая того времени, что я был без сознания. Экзамен по физике пролетел, сдача практических по черчению тоже. Я многое упустил — придётся откладывать сессию до летней или пытаться закрыть всё на каникулах. Может, будут пересдачи. Опять всё не вовремя. Как обычно.       К вечеру я уже был дома. Одна редкая гирлянда висела над дверью в кухню, а в просторной гостиной в каком-то ведре стояла ёлка. Раньше мы украшали её все вместе. Я поднимал сестру, чтобы она надела на верхушку серебряную звездочку — последний штрих. Теперь же мы ограничивались парой гирлянд и бумажных конфетти. Ёлка стала не символом праздника, а скорее просто элементом декора, потому что так нужно, так привыкли.       Я переоделся в домашнее после душа, промокнув волосы полотенцем. Лёг на кровать и почти сразу уснул. Ничего не снилось, я просто пребывал в какой-то густой серости. Проснулся даже раньше будильника, не спеша заварил чай. Сидел на кухне и наслаждался какой-то мимолётной теплотой и уютом. Когда проснулась мать, мы перекинулись короткими приветствиями, и я начал собираться. Вышли из дома вместе, но после направились в разные стороны.       На улице было хорошо: снег мерцал под солнечными лучами, искрил, переливаясь бликами, не было ветра, и всё вокруг казалось каким-то волшебным, свежим. По пути попадались украшенные гирляндами деревья, разной формы и размеров снеговики, ошмётки взорванных хлопушек на дороге. Город готовился, город предвкушал. Люди набирали кучу продуктов и украшений, каждый готовил что-то особенное на этот «семейный праздник». Сегодня какая-то суета и спешка были гораздо ощутимей, чем в любые другие дни. Все хотели идеального дня, идеального праздника и, понятное дело, — куда ж без этого — удачного следующего года. Многие искренне верили в то, что «как встретишь Новый год, так его и проведёшь». Я же не особо отдавался этому суеверию. Знал, что никак не зависит ни то, как встретишь, ни то, как проведёшь. Всё случайно, и тут ничего не попишешь. — Акутагава-кун! — весело окликнули меня, я и не заметил, как подошёл к универу. — Привет, ты как? — с каким-то особо праздничным энтузиазмом Ацуши весь светился, край его мятного шарфа спал с плеч, доставая до дороги. — Всё в порядке. У тебя шарф по земле волочится, — оповестил его я, на что он удивлённо опустил голову, затем закинул его на плечо. — Спасибо, я и не заметил, — улыбаясь, он искренне поблагодарил меня, словно я только что помог ему понять смысл жизни. — Не за что, — коротко ответил я, направляясь ко входу. Он шёл рядом со мной. — У тебя есть какие-то проблемы с сессией? — вдруг спросил белобрысый, на что я не без интереса обернулся. — Проблема в том, что она не закрыта, — достаточно информативно ответил я. — А, ты же пропустил два экзамена, — оповестил он меня о том, что я и так знаю. — Ты ведь опять болел, правильно? Тебе не выписывали справку? — Нет. И не хотелось бы тебя огорчать, но моё отсутствие никого не касается, — закатив глаза, сказал я немного раздражённо: его излишний интерес к моей жизни и какой-то наивный позитив жутко бесили. — Ты прав, прости, — прозвучало как-то виновато, его голос немного изменился. — Но я бы мог помочь, замолвить за тебя словечко преподавателям. Ты ведь всего лишь не пришёл на экзамен, я могу сказать, что ты уезжал с семьёй на отдых. У тебя неплохая посещаемость, и преподаватели тебя любят, могу за просто так выклянчить тройку или даже четвёрку.       Я немного удивился такого рода заботе со стороны старосты и даже немного смутился. Помочь мне? За что же? Что он потребует взамен? — Что я должен буду сделать? — настороженно спросил я, недоверчиво глядя на Накаджиму. — Только дай свою зачётку, а так ничего, — улыбнулся Ацуши, а затем добавил: — Ты же не стремишься на бюджет? Просто закрыть тебя устроит?       Я на секунду словно завис, а затем уверенно ответил: — Вполне, — порывшись в рюкзаке, я отыскал зачётку и быстро отдал старосте, сразу одёрнув руку, и закрыл рюкзак. — К концу недели всё сделаю, у нас много ребят, что не позакрывали некоторые предметы.       Я не знал, что сказать. Я, честно, был жутко удивлён и растроган одновременно. Это ведь его обязанности как старосты, но он помог мне, точнее, поможет. Просто так. Ничего не требуя за это. В голове не укладывалось. — Ацуши, — необдуманно позвал его я, он обернулся в ожидании, — спасибо. Ты здорово выручаешь меня, — словно не я говорил эти слова, а какая-то давно ушедшая часть меня, или же кто-то, кого я и не знал до сих пор. Парень широко улыбнулся, словно засиял от счастья. — Не за что, это же нетрудно, — затем кинул, — до встречи! — и пошёл на третий этаж.       Я воодушевлённо направился на пару. Из человек двадцати — не помню точно, сколько всего людей было в группе — в аудитории сидело всего семь. Преподаватель уныло сверлил взглядом журнал, затем всё же решил опросить присутствующих. Когда пришла моя очередь, я ответил по существу и, получив какую-никакую оценку, со спокойной душой безучастно набрасывал что-то в тетради. В перерыве собрался с мыслями и сходил в столовую, там взял мерзкий на вкус чай и какую-то булочку. Сел за свободный столик у стены, уплетая купленное. Народу было как-то негусто, всего человек десять сидели поодаль друг от друга за разными столиками, выделялась только одна шумная компания. Они обсуждали что-то по поводу Нового года, как я понял. Закончив с едой и оставив полупустую чашку чая на столе, я пошёл на следующую пару. Прошла она так же уныло, как и предыдущая, только к половине препод отпустил нас, пожелав хороших праздников.       Я не заметил, как время приблизилось к двум, оделся и направился домой. У выхода из универа как обычно толпились редкие компании, кто-то курил, кто-то просто присутствовал с напитком в руке. Студенты оживлённо обсуждали грядущие вечеринки и такие желанные каникулы. Сунув руки в карманы, я прошёл мимо, стараясь казаться как можно незаметнее. Улицы уже не выглядели такими волшебно-чистыми: дорожки украшены отпечатками ботинок, возле одной из скамеек красочно виднелось пятно от пролитого кофе, повсюду кусочки конфетти из хлопушек, тлеющая пачка бенгальских огней (видимо кто-то решил поджечь её целиком). — Чего столь хмурый в этот дивный день? — нараспев прозвучал издалека знакомый голос, я сразу же обернулся. Опять появившись словно из воздуха, Дазай шёл мне навстречу. Чёрное пальто распахнуто, на шее клетчатый шарф, в руке он держал всё ту же сумку для ноутбука, только в этот раз он был в кожаных перчатках. — Обычно люди сначала здороваются, а потом спрашивают, — говорю я с лёгким раздражением. Я и не ожидал встретить его сегодня. Даже не так. Мне бы не хотелось видеть его, только вот убеждал я себя в этом или же так было на самом деле, я ещё не успел определиться. — Как я мог забыть, — будто действительно что-то вспомнив, он решил исправить свою ошибку. — Здравствуй, Акутагава-кун. — Здравствуй, — устало выдохнул я, — и можно просто Акутагава. — Что ж, как пожелаешь, — Осаму мило улыбнулся, идя возле меня в сторону дома. — Не думал, что ты прогульщик, — весело изрёк он. — Ничего подобного, я просто уезжал с семьей, — ни с того ни с сего решил оправдаться я. — Вот как, интересно. И куда ездил? — с интересом протянул Дазай, на что я немного опешил. — Не важно. Поездка не особо удалась, — сначала я подумывал соврать, но потом понял, что вряд ли что-то из этого выйдет. — Прискорбно, — будто его действительно это расстроило. — Что-то планируешь на праздники? — Ничего, — я сомневался, что его действительно интересует, планирую ли я что-то. Но ответил предельно честно. — Как же так? Совсем ничего? — будто ужаснувшись моему ответу, он удивлённо взглянул на меня. — Вот так, совсем ничего, — повторился я. Послышался смешок, и я раздражённо посмотрел на Осаму. Казалось, он издевается надо мной. — Замечательно. За тебя уже всё спланировали, — ответил он на моё недоумение, засвистев отрывок какой-то популярной песенки. — В смысле? — я действительно не понял, но идущий рядом парень будто проигнорировал мой вопрос, шагая легко и чуть пританцовывая. — Что ты имеешь в виду?       Он всё же обратил на меня внимание, широко улыбаясь. Его карие глаза в приглушённом свете фонарей словно излучали тепло, смотрели доброжелательно и понимающе. — Позволю себе скрасить один из унылых вечеров в твоей компании. Хотя, стоп, — он будто вспомнил что-то важное, — точно, тебе же не нужна компания. Тогда скорее скрашу скуку, да, именно так. — Не припоминаю, чтобы когда-то говорил, что мне скучно живётся, — зачем-то сказал я, хотя был немного поражён его наглости и уверенности. — Кто сказал, что будем скрашивать твою скуку? — спросил он так, будто всё было очевидно. — Тогда... — я немного впал в ступор, но Осаму меня сразу же перебил. — Вот и отлично, тогда до скорого, — не успел я опомниться, как чужая рука взъерошила мои волосы. Я резко отшатнулся, хватаясь за голову, и испуганно прокричал: — Какого чёрта?! — на что услышал лишь смешок и словно с издёвкой: — Прости-прости, — удаляющиеся шаги с характерным хрустом снега под ботинками. Он действительно издевается надо мной. Но, повернув голову, я узнал свою парадную. Столько навязчивых мыслей смыкалось в голове. Пошёл мелкий сухой снег, он падал на мои волосы и медленно таял, как и моё недавнее недовольство.       Я вспомнил про подарок.