Олеся

Мне так это нравилось. Мне нравится она. Такая, какая есть. За запах её духов, этот мягкий и нежный аромат. Нравиться то, какая она из себя, как человек, простой, понимаете? Нет человека мягче, я никогда не слышала от неё плохого слова в чей-то адрес, никогда я не видела даже тени злости или зависти, и порой я удивлялась, почему в ней этого нет? Эта природная ошибка, лишившая её этих качеств наделила ее другими. И рядом с картиной нашего мира, где кто-то завидует, кто-то злится, и в целом весь свет стоит на чем-то ужасном, это светлое пятно, это чистейшая радость — она казалась мне героем из сказки. Самой настоящей доброй феей, одной из тех, к которым не липнут плохие слухи, которые всегда добры и мягки, и это было о ней. И порой, глядя ей в лицо, мне казалось, что это все не взаправду, что это не может быть на самом деле, потому что никогда ещё свет не слышал о таком человеке. Мы проводили очень много времени вместе, потому что нам обеим становилось от этого хорошо. Мы обе любили быть рядом друг с другом. Мы любили это. Счастье любит тишину, и наше счастье легко обходилось без слов. Мы держались за руки, прикрыв глаза, я лежала, и её горячая кожа касалась моей, её блузка вздымалась вместе с грудью пока она тихо дышала, посапывая. Это не была приторная атмосфера, мне не казалось, что время останавливается пока мы рядом, мне казалось, что время идёт параллельно нам, мимо нас. Тихо плывёт, но нас не трогает, пока мы с любовью лежим, глядя друг на друга, коротко и трепетно, боясь даже посмотреть друг на друга как-то не так. В этом и была прелесть этих отношений. Покой. Я не чувствовала себя так спойно нигде, а это были мои первые отношения и мне правда казалось, что я могла бы все сделать не так, но когда мы доходили до сути, все шло как по маслу, потому что точно знала, что от меня хочет она и что хочу я. В школе было нельзя, поэтому мы лишь обменивались понимаюшими взглядями. — наконец-то, — улыбнулась она, протягивая руки ко мне, когда я пришла к ней после нескольких дней затишья, — я думала ты про меня забыла… — она улыбалась, шагая мне на встречу с поднятым руками. Она была в своей свободной блузке, заправленной в юбочку и всё ещё с собраными волосами со школы, в этот крепкий пучок, с выбившейся нервной чёлкой. Её голос звучал игриво, она как будто капризничала. Без слов, я шагнула к ней, обнимая за талию. Крепко, по-настоящему крепко, когда ты руками чувствуешь все тело, каждый вдох и удар, до этого ощущения, прижимаясь носом к волосам. Она положила руки мне на плечи, целует шею, щеки, губы; много, жадно, впиваясь как можно слаще. Её руки скользят вниз, я чувствую, как она расслабляться, не выпуская меня из объятий, а мне нравиться, я подставляю свою кожу под её губы, пока она не останавливается, немного отодвинувшись от меня. — прости… — звучит как раскат грома средь бела дня, она замирает, глядя мне в глаза. Я не сразу понимаю причину её виноватого взгляда, пока не осознаю её руку на моём бедре в том месте, которое обычно считается запретный. Но меня это не смущает, не пугает. Я осознаю, что для меня это именно то, что должно было произойти, что именно это логичное следствие из всего предыдущего, и в ответ на её испуганный взгляд, спокойно киваю, отвечая. — Ничего страшного... Можно. Звучит как-то совсем ужасно, и мы обе понимаем, что это звучало немного неправильно, но все так же обе понимаем, что хотим. Я выскользнула из её рук и, уводя её с собой, прошла в комнату. Протянув руки, я опустила свои пальцы в её волосы, и, опускаясь вниз, начала по одной расстёгивть пуговки на её принцессиной блузке, прижимаясь лбами, мы сидели, смеясь. Появилась кожа. И я почувствовала что-то совсем необъяснимое. Увидев её тело, её голую спину, немного осунувшиеся плечи, перетянутые лямками лифчика, я поняла, что я не просто люблю её, я хочу любить её всю, без одежды и с ней, с родинками и прыщиками от сладкого, в лифчике с рястянутыми лямками, и в капроновых колготках, с её прищуриными глазами и трясущимися руками, абсолютно любой я готова расцеловать каждый сантиметр её кожи просто за то, что она такая. Её короткие пальчики проскользнули под мою школьную рубашку и расстегнув пуговки, она положила её трясущимися руками на кровать рядом с нами. Она приблизилась ко мне. Наступила минута неловко тишины, с осознанием того, что мы делаем. В темноте, при тусклом свете зимнего вечернего оранжевого солнца, я видела её опущенные, немного ссутулиные в неловкости плечи. Волосы, растрёпанные и мятые, и лицо, полное какой-то боязливости. Наверно, я выглядела так же, это меня не остановило и, улыбнувшись, я набросились на неё, придавливая своим полуголым телом. Она смеялась, громко и много, пытаясь стащить меня, но ей это не удалось, потому что я коснулась губами её ключиц, напугав саму себя, оставила на них немного влажный синяк, налившийся кровью. Она посмотрела на него, и улыбнулась. — не бери в голову, — спокойно ответила она, даже не глядя на него. Я остановилась, нависая над ней. Мои коротко стриженные волосы щекотали её лицо, она смеялась, стараясь убрать причину её смеха, когда вдруг её руки, неизвестно как успевшие, скользнули по низу моего живота, и пробежались по внутренней части бедра. Я в один миг превратилась в размягшую вату, и бессильно упала на локти, прижимаясь к ней, забвенно закрывая глаза. Меня бросил в пот, и я не могла сдержаться, чтобы не пойти мелкой дрожью, урывисто выдыхая. А она нависала надо мной, и её рука спускалась ниже и ниже. — стой, — я перехватила её руку, переплитая наши пальцы. Она посмотрела на меня, спокойно ожидая моего решения. — это мой первый раз. — спокойно говорю я. Я не говорю, что не хочу его, я очень хочу, но мне действительно не хочется сделать что-то не то. Она приостанавливается, и, глядя мне прямо в глаза, спокойно отвечает. — когда будет больно скажи, я остановлюсь. Я всё ещё волнуюсь, но, откровенно говоря, мне становиться легче, потому что я чувствую, что она меня не обманет и всегда все поможет сделать правильно. Она села, ставя ноги по обе стороны от меня, и её рука скользнула вниз. Когда Это случилось, я дернулась как, не смогла сдержаться, выпуская на суд окружающего мира тихий стон. Обмякнув, я закрыла глаза. Она нависала надо мной, и взглядом спрашивала всё ли в порядке. Всё было в порядке. У меня кружилась голова, я вся горела и вспотела, и у меня закатывались от бессилия глаза, но я была в самом лучшем состоянии. Я села, бессильно поднимая голову, внутри которой ещё вертелось что-то далёкое и сладкое, весь мир стал расплывчатым, и я очень хотела спать. — теперь я? — как-то по-детски это звучало, на что Кира рассмеялась, подхватывая мою качающуюся голову ладонью и укладывая меня рядом с собой, придерживая меня за шею. — ты ещё успеешь сделать мне приятно, — говорит она, лёжа рядом на подушке и упираясь в моё лицо почти носом. Её лицо и голос казались мне такими далёкими, и я отключалась уже, поэтому как дурочка лежала и улыбалась её голосу и блестящим глазам. На сегодня это было всё, на что я была способна, поэтому завалившись на бок и завернувшись в полупрозрачную простынку и легла спать, обняв Киру. Я обвила её своими руками и ногами как щюпальцами и не выпускала, пока засыпала. Под утро стало холоднее и мы закутались в толстое и тяжёлое одеяло, сопя друг другу в затылки. А утром мы молчали. Прозвучало лищь одно слово. - готова?