Жизнь неразрывно связана со смертью. Со временем приходит конец всем материальным вещам, и конец этого в свою очередь становится началом нового. Лелиана
Луна освещала поля, стволы вековых дубов, плащом ложилась на поверхность опустевшего оазиса, искрившегося бликами. Вдали протяжно взвыл волк, его подхватили другие, и вот по равнине единым плачем разлетелся вой стаи. Одинокая фигура, сидящая на толстой ветке дерева, прямо над водопадом, в тени листвы, насвистывала незамысловатую мелодию с печальным мотивом. На секунду он прервался, задумавшись о своем, и грустно замолчал, глядя на влажные от брызг камни, где еще час назад нежилась прекрасная в своей наготе девушка. На бледные губы тени легла тоскливая улыбка, а рука сжалась в кулак. Из объятой тьмой синей зелени молниеносно сверкнуло что-то серебряное и скрылось в бурлящей пене.***
Когда мы вернулись в лагерь, я дрожала от холода, кутаясь в промокшую робу. Полотенце, которое принес Алистер, пропиталось кровью и промокло в воде, болтаясь непонятного цвета тряпкой на руке. Огонь, что возник тогда между нами в свежей прохладе оазиса, потух, оставив после себя лишь привкус горького пепла на губах. И зачем все это было? Уверена, что Алистер задается тем же вопросом, хоть и глядя на его лицо всегда сложно понять, о чем он думает. Воин молча шел рядом, так близко, что задевал мое плечо рукой. Но мыслями он был не здесь, а где-то за миллениум от нашей реальности. Соратники молча проводили нас многозначительными взглядами, когда мы подошли к его шатру, расположенному у края рощи. Лелиана с энтузиазмом ткнула Стэна в бок и без капли стеснения указала на нас, явно разочаровавшись безразличной реакции кунари. Зеврана и правда не было в лагере, Винн осторожно выглянула из палатки, держа в руках небольшой чайник с заваренными травами. Все они явно вообразили, что у нас что-то было. И это было правдой: это «что-то» обернулось горьким разочарованием от того, что поцелуй с Алистером оказался слишком приятной и слишком недоступной для меня роскошью. Я могла целовать его сколько угодно: в лесу, у водопада, сейчас у всех на виду, в шатре и даже утром, по пути в замок, не встречая никакого сопротивления, но смысла в этом было не больше, чем в попытке научить гарлока человеческой речи — даже если и выйдет, с ним все равно придется покончить. Остановившись, я неспешно подняла голову и взглянула на мужчину. Печальное выражение тенью легло на его красивые черты лица. Он отвел глаза и тихо спросил: — Зайдешь? — когда-то я так ждала этих слов, представляя какими будет мое смущение и радость. И вот я киваю, не чувствуя ничего, кроме любопытства и желания поскорее согреться, и шагаю под навес. Внутри я была впервые, несмотря на то, что мы часто сидели с Алистером снаружи на земле и делили между собой кусок твердого сыра и похлёбку, заботливо сваренную Винн. Нужно будет обязательно поблагодарить ее перед отъездом — она многое брала на себя и прекрасно справлялась, никогда не жалуясь и не ворча. В палатке Стража было чисто и приятно пахло полынью. На небольшом столике теплился огарок свечи, под ним были сложены доспехи и оружие Алистера, которые он, видимо, еще не успел начистить. Сбоку стоял деревянный ушат с чистой водой, кусок мыла и аккуратно сложенное полотенце. Я представила, как Страж умывался в нем каждое утро, вечерами снимал броню, ополаскивал ноги, руки и шею, обтирая вспотевшее тело влажной тканью. Румянец залил мои щеки, и я попыталась отыскать глазами что-то другое, чтобы отвлечь мысли, и наткнулась на импровизированную кровать — огромную, бурую шкуру медведя, накинутую на слой взбитой соломы. От пришедших в голову фантазий лицо вспыхнуло еще сильнее, что я мгновенно забыла про свой холод, мокрую одежду и рану. Алистер вошел следом, наклонившись, и чуть было не столкнулся со мной, видимо, не ожидая, что в палатке окажется так мало места для двоих. Земляной пол шатра был покрыт льняным ковром, стало быть в целях сохранения чистоты и тепла, а может для избежания нежданных гостей в виде насекомых. Я сняла обувь, проходя вглубь укрытия и рассматривая вещи воина. Первое, что привлекло мое внимание — это статуэтки из дерева, кости, глины и камня, расставленные на небольшой дощечке на столе. Я тут же узнала три ониксовые фигурки, которые дарила ему во время наших странствий. Они тщательно отполированные отдельно красовались на отрывке мягкой синей ткани. Стопка белья, выстиранного Винн была сложена в распахнутый сундук. Поверх одежды громоздились исписанные неровным почерком пергаменты вперемешку с мятыми свитками. Алистер, перехватив мой взгляд, торопливо протиснулся между мной и столом, и преодолев весь шатер в два шага, хлопнул кованной крышкой. Затем стыдливо накрыл платком расставленные тотемы и, повернувшись ко мне, оправдался: — Прости за беспорядок, если бы знал, что зайдешь, то попросил бы Винн прибраться, — не знаю было ли это шуткой или действительной обязанностью целительницы, но неловкая улыбка преобразила его лицо, и он снова стал похож на простоватого мальчишку в Остагаре. Я тепло ответила ему тем же и, не предупреждая Алистера, стянула мокрую одежду, протягивая ему. Страж ошеломленно впился взглядом в мое тело, отчего у меня мгновенно затвердели соски, а где-то ниже стало нестерпимо горячо. Я смущенно переступила с ноги на ногу и поняла, что, вопреки моим ожиданиям, он не спешит отводить взгляд, от которого внутри разрасталось то, что очень сильно порицалось магами в Башне Круга. Несдержанность и необузданность — два неразлучных врага ясного рассудка. — Повесишь сушиться или дальше будешь заставлять девушку мерзнуть? — нарочито сердито нахмурилась я. Спустя долгую секунду Алистер засуетился, не зная, куда деть свои руки, взгляд и пылающие уши. Он дал мне еще одну меховую шкуру и сам, отвернувшись, намеренно долго вешал робу на спинку складного деревянного стульчика, разглаживая каждую несуществующую складочку. Я тем временем блаженно утонула в мехах, наслаждаясь запахом трав и теплом, волнами разливающимся по телу. — Не боишься, что о нас теперь будут говорить ребята? — неожиданно спросил Ал, все также стоя ко мне спиной и, видимо, находя мое мокрое одеяние более интересным собеседником, чем я. — Думаю, завтра это уже не будет иметь значения. Морриган отправится с рассветом, куда — она не сочла нужным оповестить меня. Огрен вернется в Орзаммар к Бранке. Винн, наверняка, захочет помочь Ирвингу с восстановлением Башни Круга. Зеврана тоже вряд ли что-то удерживает, а уж с хихиканьем Лелианы я думаю мы как-нибудь справимся. — Она останется во дворце? — удивленно спросил Алистер, несмело кидая на меня взгляд в пол оборота и, убедившись, что я уже легла, сел с краю. — Мы стали очень близкими подругами, хоть иногда я немного и устаю от ее болтовни, но в целом мне бы хотелось, чтобы она была рядом. Мне будет не так одиноко. Поэтому Лелиана сказала, что если ей позволят, то она хотела бы быть бардом при дворе, — Алистер, пропустив мимо ушей мое высказывание про одиночество, кивнул: — Разумеется, я буду только рад, — он замялся и осторожно поинтересовался: — А чем будешь заниматься ты, Солона? — Я еще не думала об этом, — «ох, Алистер, знал бы, как долго этот вопрос занимал мои мысли», — могу быть советницей короля, дрессировщицей Мабари в королевской псарне или…быть может твоей личной служанкой? — я захихикала, чуть придвинулась к Стражу, специально задевая ногой его бедро. Алистер явно представил последнее и замотал головой: — Прости, любовь моя, я готов доверить тебе свою жизнь, но никак не ночной горшок, — мы засмеялись, и я захотела сохранить в памяти этот момент, навсегда запечатлеть в голове наш смех, как напоминание, что были беззаботные дни, когда мы могли себе это позволить. Потому что теперь, боюсь, нам будет не до веселья. — Разве Вашему Величеству подобает сидеть в ногах у покорной слуги, — я ехидно облизнула губы, продолжая игру. Страж крепко схватил мою лодыжку и потянул на себя. Мое тело, оказавшись легче, чем он рассчитывал, съехало вниз, и мех оголил большую часть молочного цвета бедра, что ввергло Алистера в краску и россыпь неуклюжих извинений. Внезапно он стал серьезным и произнес: — Не зови меня так, Солона. Никогда. Кто угодно, только не ты, — прохладный ветер на долю секунды порывом распахнул полог шатра, взъерошил волосы будущего короля и унесся в поисках новой цели. — Скажи, Зевран правда питает к тебе какие-то чувства? — меня удивило, что Алистер, абсолютно глухой к намекам и несведущий в вопросах любви, заметил неоднозначные выпады эльфа в мою сторону. — С чего ты это взял, Ал? — я натянула мех обратно на оголенное бедро, задавая этот вопрос скорее из любопытства, чем из желания оправдаться. — В какой-то момент я почувствовал его неприязнь к себе и долго не мог понять, чем это вызвано. Как только Зевран присоединился к нашему отряду, мне было неясно твое решение оставить его в живых. Поэтому пытаясь принять твой выбор, я не спускал с него глаз и, не скрывая подозрений, стал немного общаться, стараясь узнать больше о его намерениях. Потом мы периодически начали выпивать вместе, и Зевран рассказывал всякие байки и истории своих…похождений, это было забавно. Я думал, что теперь лучше его понимаю, хоть и наотрез не принимал то, чем он занимался раньше. Но вскоре что-то поменялось в нашем общении. Нет, в отношении Зеврана ко мне. Его шутки стали язвительнее, фразы холоднее, а истории короче. После этого мне пришла в голову мысль, что он влюбился в тебя, и что я служу живой преградой к его цели, — закончил Алистер и шумно выдохнул. Я покачала головой, рассыпая волну темных волос по плечам. — Исключено. Думаю, единственное, что он испытывает ко мне, это сексуальное влечение, и то только из-за того, что я не раз отказывала ему, — Алистер нахмурился: — Но… разве это не значит, что… — Некоторые люди относятся к сексу, не как к проявлению любви, а как к достижению, животному инстинкту, и Зевран один из них. Непривыкший к отказам и обладающий смазливым личиком он убежден, что его предложения не могут быть отвергнуты. Быть может, именно поэтому его это так злит и одновременно раззадоривает мужское самолюбие, — Алистер побледнел и выдавил не совсем очевидную в данной ситуации претензию: — Ты считаешь его смазливым? — я рассмеялась и еще раз мягко ткнула его коленкой. — Тебя это задевает? Уверена, что ты так же можешь признать Анору ослепительной красоты девушкой, — я чуть не запнулась, произнося имя королевы, будто невидимая рука резко сдавила мне горло. Алистер спрятал взгляд и провел рукой по темному меху, смахивая невидимую пылинку. — Иногда мне кажется, что я не замечаю никого, кроме тебя, Солона, — он метнул быстрый взгляд в сторону моей обнаженной лодыжки, уставился куда-то в сторону и скривился, — Я чувствую, что проигрываю Зеврану во всем — привлекательности, ловкости, умению обращаться с девушками, чувству юмора… — не знаю, сколько бы Алистер продолжал, если бы я не остановила его: — А тебе и не нужно быть во всем первым, Ал. Я сейчас здесь, с тобой, а не с ним. И я окончательно и бесповоротно влюблена в тебя, — Алистер удивленно поднял брови: думаю, я первый раз так открыто сказала ему об этом. Янтарная теплота его глаз заискрились в ожидании продолжения, но я лишь загадочно улыбалась. Снаружи послышались тоскливые звуки флейты, и я узнала одну из своих любимых песен Лелианы — «Перед боем». Мелодии девушки обладали особой магией: воздух вокруг нее сгущался, наполняясь новыми запахами и формами. «Хороший бард никогда не играет просто так», — говорила она, и, к своему сожалению, я знала назначение этой колыбельной с ее рассказов. Раньше, еще при Орлее Лелиана исполняла этот мотив каждый раз, когда отряд отправлялся на заведомо гиблое дело. Опьяненные песнью души бойцов обретали покой, и страх смерти исчезал, оставляя после себя лишь одну единственную мысль — о геройстве. Но почему сейчас? Слова Алистера выдернули меня из апатичной задумчивости: — Ты заслужила гораздо больше, чем охранять мой покой или шептать мне на ухо советы. Будь моя воля, я отдал бы все, что у меня есть, сделал бы тебя своей, но все, что мне остается — обеспечить тебе достойную жизнь. У тебя будет все, чего ты можешь только пожелать: платья, украшения, золото, шикарный дом… я могу найти тебе знатного и хорошего мужа. У тебя будет семья, которой у нас не было, — эта речь далась ему нелегко. Не знаю готовил ли он ее заранее или эта мысль пришла ему в голову сейчас, но я, улыбаясь, покачала головой: — Моя семья это ты Алистер, магия — вот мое главное сокровище, а дом — поле битвы. Так было и будет всегда. И даже ты не сможешь этого отнять. Позволь мне сражаться за короля Алистера Тейрина и у меня уже будет больше, чем я могу желать, — Страж опустил голову и сжал челюсти: — Я знаю это, Солона, но я подумал, что ты заслужила отдых и покой, — я коснулась руки воина кончиками пальцев и тихо произнесла: — У меня не так много времени, чтобы тратить его на объятия с другим мужчиной, с которым я никогда не буду счастлива. Давай оставим беспорядочные плотские утехи Зеврану, а я займусь более привычным делом — убийством. Алистер пристыженно кивнул, облегченно разжимая сомкнутые на меховой шкуре пальцы, и наконец взглянул мне в глаза, спросив в упор: — Давай еще обсудим кое-что? Не слишком приятное, но мне необходимо поделиться этим с тобой. — Валяй, Ал, — я пожала плечами, а по спине пробежал холодок от возможной догадки предстоящего разговора. — Когда мы с… Ано…королевой обвенчаемся, произойдет первая брачная ночь, свидетелем которой станет сам Создатель, и я должен буду исполнить свой супружеский долг, в первую очередь перед государством, которое нуждается в наследнике. Даже не знаю, получится ли у меня… Ну, ты поняла… — он собрался с мыслями и продолжил, — я хочу, чтобы ты знала, что каждую секунду этого…я буду молиться Андрасте, Эльгарнану, Камню, да хоть самим Древним богам, лишь бы они простили мне неискупимый перед тобой грех. Гадкое чувство змеей расползалось в животе, заражало ядом мысли. Одно лишь упоминание об Аноре заставляло все мое естество сдерживаться от подступаемого к горлу гнева, а тут еще то, что я вообще желала обойти стороной и не думать об этом никогда. Я поморщилась и съязвила: — Ради бога, Алистер, о каких молитвах и грехах ты говоришь. Просто расслабься и получай удовольствие: иногда в сексе не имеет значения, что это за человек и что ты к нему чувствуешь, — ну вот, теперь я ему советую то, от чего сама отнекивалась минуту назад. Ну не двуличная ли я тварь? Почему ревность застилает здравый смысл, почему я не могу просто помочь ему и подсказать, а не плеваться желчью, как пойманная за хвост змея. Похоже, что Алистера это так мучило, что он даже не заметил злой иронии в моем ответе и потерянно произнес: — Я не понимаю, как можно хотеть женщину, и при этом не любить ее? — меня в очередной раз обожгли чувство вины и ненависть к себе. Я долго и неотрывно посмотрела Алистеру в глаза: — А меня ты хочешь? — воин опешил и долгие три секунды не мог ответить. Спустя вечность он сглотнул и утвердительно кивнул: — Хочу. — Хорошо. Тогда согреешь меня? — на самом деле я сгорала от жары под этими меховыми шкурами, и все, о чем я мечтала, это скинуть их. Но опасения за психическое здоровье стража не давали мне этого сделать. Алистер, опешив от такого предложения, кажется, не знал, с чего ему начать: поцеловать меня или может сразу раздеться. Нежно взяв его за руку, я положила ее к себе на грудь, и мое тело мгновенно отозвалось на прикосновение. Он, как бы исследуя, слегка сжал ее, что вызвало бурю новых эмоций внутри, и я прикусила губу, чтобы не застонать. Сознание потихоньку начинало туманиться, мысли превратились в нечеткие струйки, целиком сосредоточившиеся на кончиках пальцев Алистера, которые осторожно изучали мои соски. Не в силах больше терпеть, я уткнулась лицом Стражу в грудь и, тяжело дыша, подрагивала от его изучающих прикосновений моих плеч, запястий, ключиц, талии, ног. Все, что он раньше видел и о чем грезил, теперь было в его полной власти. Руки Стража несмело легли на мои бедра и замерли: — Не бойся, — прошептала я, все так же пряча лицо между его ключиц, вдыхая приятный запах леса и едва уловимый отголосок мыла. Теплые пальцы, будто только и делали, что ждали команды. Алистер медленно скользнул рукой на внутреннюю часть бедра и мягко погладил нежную кожу, получив в качестве награды мой тихий вздох. Я слышала, как сердце Стража бешено билось в груди, почти в унисон с моим собственным, в уже привычном мне ритме. Я сжала пальцами край его рубашки и потянула на себя: — Ты хочешь, чтобы я ее снял? — я кивнула и с удивлением отметила, что Страж, не колеблясь, стянул ее через голову, давая мне пару секунд, что разглядеть его обнаженный торс. Я не раз представляла мужское тело без одежды. Казалось, что в этом нет ничего сложного: одинаково плоские грудные мышцы, живот, широкие плечи и крепкие руки. Но реальность оказалась в миллион раз приятнее. Не знаю, чувствовал ли что-то подобное Алистер, глядя и трогая меня, но в тот момент я пожалела, что не сделала всего этого раньше. Натренированное тело Стража сочетало в себе одновременно силу и изящество. Мускулы на груди и животе рельефом блестели при свете свечи. Сильные, накаченные руки змеились венами, от постоянных тренировок и сражений. Создатель, и это все я должна отдать Аноре? Во мне вскипела злость, и я потянула Алистера за собой, утопая в буром море меха и накрываемая волной горячего, обжигающего тела воина. Мои руки обвили его шею, а губы сладостно слились в уже знакомом нам обоим жарком танце. Внезапно что-то твердое уверенно ткнулось мне в живот и я вздрогнула. Мне не нужно было смотреть в лицо Стража, чтобы знать, что он покраснел до ушей: — Прости…каждый раз, когда я думаю о тебе и теперь…я не могу с этим ничего сделать… — я уперлась ладошками в горячую грудь Алистера и, мягко отстранив его, посмотрела в глаза: — А я и не хочу, чтобы ты с этим что-то делал, скорее даже наоборот, — Страж снова накрыл меня собой, нежно целуя в шею. Это сводило меня с ума, как и множество других вещей, происходящих в этом шатре: наши соприкасающиеся голые части тела, его запах и приятная тяжесть, неопытные, но жаждущие пальцы, его твердый половой орган, настойчиво упирающийся мне в живот, легкое покалывание щетины. Я высвободила руку и приложила ее к животу воина, наслаждаясь приятными формами пресса, на ощупь двинулась дальше, поверх штанов, и обхватила ладонью его напряженный член. Алистер слегка дернулся, но не убрал моей руки, сделав характерное движение бедрами вперед и вжимаясь в меня. Я ловила каждую его реакцию на поступательные движения своей ладони по его мужскому достоинству: учащенное дыхание, прикрытые глаза, влажные от поцелуев губы, выступившие на руках вены, блестящие от легкой испарины мышцы груди, напряженный пресс и уходящая к паху дорожка пшеничных волос. Мое тело уже давно плавилось от возбуждения, стало мягким и податливым под его опаляющей близостью. Оперевшись одной рукой на локоть, другой, он робко дотронулся до моей промежности, нащупывая что-то, наконец медленно, одним пальцем вошел внутрь, легко и беспрепятственно, вызвав у меня еле слышный, сдавленный стон. В моем лоне было так влажно, что я, сгорая от стыда, закрыла лицо руками, заметавшись всем телом по кровати: — Это…это так и должно быть… просто я очень возбуждена… — Алистер тихо рассмеялся, гладя меня между ног. Я посмотрела на него сквозь пальцы и увидела лицо Стража с розовым румянцем на щеках и морщинками в уголках глаз: — Я знаю это, Солона. Все-таки я не просто так слушал рассказы Зеврана, а извлекал из этого максимально практическую пользу, пусть он говорил и не слишком поэтично, но то, как сильно ты…намокла, это…это прекрасно, — он все еще улыбался, так тепло и любяще, что мне захотелось кинуться к нему и навсегда поселиться в кольце его крепких рук. Именно в тот момент, мое сознание дало сбой, рассудок отказал, и произошло то, о чем впоследствии я жалела долгие годы. Стерлись границы и спали оковы, и то, что так долго кипело и гноилось внутри вылилось наружу бесконечным потоком слов: — Прости, прости, прости меня, Алистер… Я не могу, не могу и не хочу больше быть сильной, делать вид, что непричастна ко всему этому, хладнокровна и равнодушна в любом вопросе. Меня убивает то, что я думаю только о себе, то, что моя злость на тебя и на весь мир фильтруется и выливается в язвительные шутки, которые я не озвучиваю, но они сидят в моей голове, как паразиты, и съедают меня изнутри, то, что я пытаюсь лицемерно улыбаться и смеяться, желать тебе счастья с Анорой, в то время как хочу ее смерти. Мне плевать на твой супружеский долг перед самим собой, королевой, государством, да хоть самим Создателем. Все, что мне необходимо, это заполучить своего мужчину и не делить его ни с кем. Мне все равно, что случится с Денеримом и его народом, да пусть хоть весь Тедас вымрет и оставит лишь нас двоих. Я внушила себе, что обязана помогать всем этим людям безвозмездно, слушать их благодарности и отвечать: «Меня не за что благодарить, это долг всех Серых Стражей», но на самом деле я лишь вдохновленно жаждала одобрения в твоих глазах. Только ты мотивировал меня, только ради тебя я прошла весь этот путь, в надежде обрести лишь одно-единственное вознаграждение за все псевдоподвиги. Право быть с тобой. И да, я получила его, ровно в меру своих лицемерных заслуг: я до конца жизни буду смотреть, как мой любимый мужчина трахает другую, — я обессиленно сжалась в комок. Белая точка на черном меховом полотне. Слова еще извергались из меня тоненькой, еле слышной струйкой шепота: — Ты полюбил отвратительную женщину, Алистер, все твои высказывания полная чушь. Я не заслужила быть сейчас здесь, рядом с тобой, я не заслужила жизнь, которой ты хочешь для меня. Единственное, чего я достойна — это сеять смерть и скончаться в 30 лет в заслуженном одиночестве… — слова сошли на нет, оставив после себя сухую пустоту, которую нечем было заполнить. Мое тело остыло без близости Алистера и покрылось мурашками. Я свернулась в клубок, дрожа от холода. Плохо помню, что было дальше, лишь отдельные отрывки мелькали в бессвязном бреду: теплые объятия рук, горячая волна меха, накрывшая меня до подбородка, обнаженные бедра мужчины, касавшиеся моей кисти слева, тяжелое дыхание сна. В ту лунную ночь я не сомкнула глаз. Говорят, что Серые Стражи видят одинаковые сны. Пожалуй, свои кошмары показывать Алистеру я не готова. Я стала свидетелем, как огарок свечи истлел и затух, вдали затихли волки, Лелиана еще немного поперебирала струны лютни и ушла спать, смолкли цикады, и вся природа погрузилась в настоящий сон. Остаток ночи растянулся так сильно, что я не понимала идет ли вообще время или неподвижно стоит на месте. Глубокое дыхание Стража волнами расходилось в темноте, а полоска лунного света из приоткрытого полога белой линией падала на его умиротворенное лицо. Особенность Алистера была в том, что он всегда засыпал, независимо от обстоятельств и места ночлега. Когда я спросила, как ему это удается, он лишь пожал плечами: «Мне-то какая разница, где спать, все равно утром вставать и сражаться, а для этого нужны силы.» Да уж, милый Страж, боюсь, теперь тебя ждут иные битвы. Трудно сказать, правильно ли я поступила, наговорив все это Алистеру? С одной стороны нет, ведь правда, как не скрывай ее, все равно раскрылась бы. Сейчас или через много лет. Лучше я сразу стану его главным разочарованием, не обрекая на вечные мучения совести в замужестве с Анорой. Быть может теперь ему будет легче перенести это. Я вспомнила его пальцы, блестящие от влаги, и поежилась. С другой же стороны, не разразись я гневной и чистосердечной тирадой, то наше долгожданное соитие увенчалось бы успехом. Так или иначе теперь бессмысленно думать о том, чему никогда не суждено свершиться. Осознав, что ловить сон так же бессмысленно, как пытаться повернуть время вспять или заставить течь чуточку быстрее, я аккуратно вылезла из мягкого ложа, нащупала в темноте почти высохшее одеяние, затянула робу поясом и тихонько вышла из шатра. Ночь была на удивление тихой и теплой, что крайне необычно для осеннего Денерима. Ветер едва игрался с темной листвой, далекие верхушки плакучих дубов тонули в волнистом тумане. Подняв голову к заметно посветлевшему небу, я вдохнула свежий воздух полной грудью и медленно выдохнула. Надменные звезды, горевшие как венцы, внезапно реками заструились на сером полотне. Я не сразу поняла, что мои щеки обжигают льющиеся ручьем жаркие слезы. Закрыв лицо ладонями, я сотрясалась в беззвучном плаче. Это оказалось так легко, нужно было просто дать волю чувствам, пропустить боль через себя и принять свое поражение. Я столкнулась с этим первый раз в своей жизни, вся горечь потерь и страданий были заперты где-то глубоко, не смея выйти наружу. Я не плакала, когда мои товарищи, которых я знала с детства, не возвращались с Истязаний, не плакала, когда Йован с презрением бросил мне в лицо: «Предательница!», не плакала, когда погиб Дункан, ставший мне вторым отцом после Ирвинга. Узнав эту новость, Алистер прятал свои слезы от всех, но я знала что по ночам его душит боль, и не могла ему ничем помочь, черство замечая опухшие глаза Стража по утрам. Я не плакала, от многочисленных физических увечий, от грустных баллад Лелианы, под которые Огрен, не стесняясь, смахивал слезы, запивая тоску элем и фальшиво подпевал. Казалось, что человеческие эмоции были недоступны мне, будто я находилась за гранью всех треволнений. И вот, я стою, оголив душу перед Создателем, и реву, как девчонка, от несчастной любви. Прошла пара минут, и я уже двигалась к небольшому холму, где несла свою ночную вахту Морриган. Я удивилась, когда она вызвалась не в свою смену, но сейчас это было, как нельзя кстати. Ведьма сидела у подножия дерева, прислонившись спиной к стволу и читала. Я обозначила свое приближение насмешливым вопросом: — Оказывается нести караул весьма увлекательное занятие, — Морриган, не поднимая головы, скривила губы: — Будто необходимо мне смотреть, чтобы врага увидеть, — все уже привыкли, что девушка странно строила предложения и склоняла падежи, а некоторые слова произносила на никому неизвестном языке. — Ты не видела Зеврана? — Морриган перелистнула страницу черного гриммуара и быстро пробежалась глазами по рукописным, витиеватым буквам. — Я драгоценный сон сторожу ваш, а не слежу за тем, как по естественной нужде кто-то отходит и приходит, — ведьма, все также не глядя на меня, сделала тонкую пометку карандашом на полях книги. Раньше меня сильно раздражал высокомерный тон девушки, но вскоре я привыкла к ее насмешкам и сарказму, — Но стало быть, причиною твоего здесь присутствия нечто иное является, чем про Зеврана вопросы. И очень маловероятно, что пришла ты попрощаться со мной, — я окинула взглядом ее упакованный кожаный рюкзак и пристегнутую к нему ремнями, скрученную в рулон пеньку. Сомнения, если они и были, рассыпались в прах: я не хотела больше беспомощно лить слезы. Никогда. — Ты права, я здесь не за этим. Возьми меня с собой в Дикие земли. Ты уже убедилась в моей силе, я не буду тебе обузой, — Морриган оторвалась от чтения и потрясенно посмотрела на меня. Мысли вихрем шелестели у нее в голове. Я буквально слышала, как она перебирала варианты возможных причин моего выбора, и похоже остановившись на одной из них, растянула губы в устрашающей усмешке: — О-о, ты выросла в моих глазах определенно. Твое решение я уважаю. Давай залатаем руку смердящую да двинемся в путь, — ведьма расстегнула боковой карман, достала темную, пахучую мазь и чистый платок, — я, к твоему сожалению, не старушка Винн, но что-то да умею, — пока девушка промывала рану водой из фляги, наносила вонючую, похожу на глину, субстанцию и обматывала тканью кисть, я тоскливо смотрела вниз, на раскинувшийся, как на ладони, лагерь. Очень хотелось последний раз поговорить с Лелианой, рассказать ей все, произошедшее на Собрании Земель, что не удалось нам вечером. Ох, как же она обидится на меня, когда узнает. Вернувшись во дворец, я бы со смехом выслушала недовольные жалобы Огрена про надушенные тюфяки и их бессмысленные корыта, так он называл ванные. Я бы даже в последний раз, перекинулась бы колкостями с пропавшим Зевраном, однако все это уже не имело значения. Мне нельзя было спускаться, иначе был бы слишком сильный соблазн зайти в шатер, еще раз посмотреть на безмятежное лицо Алистера, нежно прикоснуться губами к его щеке, дотронуться до выемки на шее, последний раз вдохнуть его хвойный запах. Нельзя. Простите меня, ребята. Ваш командир, словно крыса, бежит с тонущего корабля, спасая свою шкуру, но так будет лучше всем. — Вот и все, — завязывая последний узел, произнесла Морриган, явно удовлетворенная своей работой, — но учти, не магия это, шрам останется. Я кивнула про себя и подумала: «Война оставляет шрамы, вот только не все из них можно увидеть.»