Любовь и красота уходят. Смысла нет в них. Во власти же он есть. Морриган
Длинные черные тени острыми лезвиями ползли по высушенной Скверной земле, извиваясь и впитывая все живое из воздуха и скудной растительности. Медленно они поглощали все хорошее, все дышащее жизнью, оставляя после себя лишь горькую тоску и безрадостную пустоту внутри. Мне страшно, очень страшно. Я пытаюсь встать, но будто что-то невидимое удерживает меня, душит и не дает и шанса пошевелиться. Мои маленькие руки были прижаты к черной, холодной материи, а тело неподвижно примерзло к сухой земле со странным запахом прелого чернозема. Если у меня и была какая-то одежда, то она совсем не грела, а наоборот, ледяной коркой облепила гусиную кожу. Я дрожала от собственного бессилия и судорожно всхлипывала, гоняя воздух из легких туда-обратно. Я знала, что скоро придет он, и тогда действительно начнется мучительный кошмар, длящийся уже целую вечность. Кто-нибудь, спасите меня.***
Я вырвалась из оков жуткого сна, молотя руками в воздухе и взбивая тяжелое одеяло, будто мешавшее мне дышать. Простыни и сорочка были влажными от холодного пота, а свет, струящийся из окна, заполнил глаза слепящей белизной, так, что мне пришлось зажмуриться, постепенно привыкая к нестерпимому освещению: — Простите, госпожа Амелл, мне было приказано разбудить вас. Фокус потихоньку пришел в норму и сосредоточился на эльфийке-служанке, впустившей в комнату солнечные лучи из раздвинутых оконных ставен. Я откинулась обратно на подушки, нахмурившись, и медленно восстановила события вчерашнего дня, начиная от посещения бани и заканчивая жарким поцелуем с Зевраном. С невольной горечью пришлось признать, что случившиеся не было дурным сном: мой взгляд аккуратно нащупал на тумбочке зелье, оставленное эльфом, а перед глазами мелькнули его жадные губы, настойчивые, буквально требующие большего пальцы, и я со стыдом осознала, что лучше бы мне все это пригрезилось. Но, к сожалению, в планы моего подсознания не входили эротические фантазии, лишь бессвязные кошмары прямиком из Тени, похожие на былые видения Серого Стража. Почти пять лет я спала спокойно, словно и не была им никогда, отдаваясь забвению каждый раз легко и безмятежно. Не знаю, было ли это связано с тем, что Мор побежден или потому что я мысленно отреклась от своего призвания, но, так или иначе, ни одно порождение тьмы не залезало в мои беспечные сновидения. Однако, этой ночью, я почувствовала мерзкое прикосновение Скверны, которой был пропитан сон, и неприятный холодок пополз по спине, растекаясь в тревожное предчувствие беды. Этот озноб был вызван еще и тем, что я понятия не имела, что означает вернувшийся кошмар и следует ли мне остерегаться. Я ловко спрятала искрящийся темной субстанцией стеклянный сосуд под матрас, пока служанка набирала ванную, разбавляя холодную воду кипятком и размешивая ее рукой с закатанным до локтя рукавом. Девушка, робко оглянувшись через плечо и заметив, что я уже чуть взбодрилась, оповестила меня: — Утром мы подали вам завтрак, миледи, но вы спали, и он остыл. Я принесу вам горячий, если изволите. Я мельком глянула на трехногий столик, на котором виднелся серебряный поднос с имбирными булочками с маслом, овечьим сыром, миндальным молоком и кашей с медом. Кажется, за минувшие пару месяцев я не ела ничего роскошнее, чем жидкая бобовая похлебка и серый хлеб, а живот приветливо заурчал, напоминая, что последний прием пищи был совершен на скорую руку в каюте каравеллы «Айнон». — Благодарю, но я с удовольствием позавтракаю этим. Эльфийка с нескрываемым удивлением кивнула, перекидывая чистое полотенце через руку, и поклонилась: — Госпожа Амелл, я выстирала и заштопала вашу одежду, также портневики уже приступили к пошиву нового платья. — Портные, — машинально поправила я. Щеки служанки побледнели, а короткие пальцы сжали края выглаженного фартука. Она низко опустила голову, пытаясь унять дрожь в руках, и прошептала: — Извините меня, пожалуйста, миледи Амелл. Я еще плохо знаю общий язык, но каждый вечер Парка учит меня грамоте, — я улыбнулась, разглядывая милую россыпь веснушек на ее носу и длинные, опущенные ресницы. На вид девушке было не больше 15, хотя я могла ошибаться, ведь эльфы зачастую выглядели моложе своих лет за счет миловидного лица, невысокого роста и худощавого телосложения. Акцент Лидса или Вершеля говорил о том, что эльфийка скорее всего либо сирота, либо беженка, а может — и то, и другое. — Ничего страшного, милая. Как тебя зовут? — она подняла голову, явно не ожидая такой реакции, и быстро выдала: — Меня зовут Атаная Вирид. Мы с мамой прибыли из Долов в надежде найти новый дом после Священного Похода. Наш некогда благородный род прекратил свое существование, и мы вынуждены были бежать: сначала в небольшое поселение у реки Хафтер, потом — в Амарантайн, а затем — в столицу. Слухи о том, что тут много городских эльфов, и им неплохо платят, привлек нас на службу к людям. После долгих лет работы в таверне, псарне и конюшне я наконец попала во дворец, в качестве личной прислуги уважаемых господ, а моя мама работает на кухне. Однако, за тяжелым ручным трудом, среди лошадей и мабари, я практически не упражнялась в изучении языка, зная лишь пару фраз на общем. Повезло, что я встретила Парку, — девочка тепло улыбнулась, отводя взгляд в сторону и явно думая о своей подруге. Сказать мне особо было нечего на довольно трогательную и немного грустную историю Атанаи. К тому же, я мало читала об эльфах, Священном походе церковников и о страданиях целой расы, зная об этом лишь из пыльных страниц томов истории в библиотеке Башни Круга, и, честно признать, гораздо больше интереса у меня всегда вызвали фолианты с древними руническими текстами о магии и заклинаниях. — Сочувствую твоей семье, Атаная, и спасибо, что зашила мою одежду, — служанка, внезапно что-то вспомнив, вскинула васильковые глаза, кинулась к платью Аноры, все также небрежно висящему на стуле, и протянула его мне со словами: — Прошу, госпожа Амелл, ее Величество королева Анора просила Вам передать, что специально выбрала его из своей летней коллекции и будет рада, если вы наденете его, — мои глаза загорелись огнем, а еще недавние остатки сна окончательно развеялись от услышанного. Я вылезла из теплой кровати, соприкасаясь босыми ступнями о прохладный камень, и демонстративно взяла зашитое служанкой хасиндское одеяние, ощущая привычную мягкость оленьей кожи пальцами: — В этом нет необходимости, Атаная. После ванны я оденусь в свою одежду, и спасибо тебе за заботу. Скажи, когда его Величество приказал тебе разбудить меня, он ничего больше не говорил? К примеру, что хочет меня видеть? Девушка с легким недоумением смотрела на платье Аноры, явно не зная, что с ним делать, и отрицательно покачала головой, бережно складывая шелковую ткань: — Нет, ничего такого его Величество Тейрин не сказал, — я не сдержала недовольный вздох и разделась, заметив, как девочка неловко глянула на мои обнаженные плечи и кинулась к ванне в готовности помочь: — Не стоит, я в состоянии и сама помыться, — прикосновения служанок вчера, хоть и были приятны моему уставшему телу, но я все равно ощущала необъяснимый дискомфорт от чужих касаний. К тому же, сегодня я чувствовала себя гораздо лучше, а нога заметно меньше болела, позволяя мне свободно ходить, почти не хромая. Способности Амаррилин оказались такими же впечатляющими, как и у целительницы Винн. Эльфийка в очередной раз почтительно поклонилась и спустя пару нерешительных секунд тихо произнесла: — Извините, госпожа Амелл, я не знала. Просто…это обычное дело омывать…ой, простите, что лишнего болтаю. Могу я идти, миледи? — я задумчиво кивнула, наблюдая, как мои ободранные коленки скрываются в горячей воде, доведенной Атанаей до идеальной температуры. Интересно, когда Алистер принимает ванну, он позволяет сразу нескольким служанкам намыливать его тело или этим занимается исключительно Анора? Я неспешно размышляла над этим вопросом, пока отмокала в душистой воде, наблюдая, как ароматный пар подрагивает от легкого дуновения ветра из приоткрытого окна, пока аккуратно скользила ароматным мылом по рукам, плечам и шее, пока расчесывала намокшие в воде пряди, пальцами расправляя запутавшиеся кончики, пока неотрывно смотрела на свое отражение в зеркале в золоченой раме над камином. На меня уставилась девушка с длинными волнами густых волос, мерцающих винными переливами, и темно-синими, встревоженными глазами, словно грозовое небо на горизонте. Острая линия плеч, маленькие рубцы шрамов на выступающих ключицах, округлая, небольшая грудь, изгиб тонкой талии, переходящий в широкие, женственные бедра, затянутые в облегающую кожу хасиндского одеяния. Ровный и аккуратный шов на ткани, заботливо зашитый тоненькими ручками, был почти незаметен. Мои ноги еще хранили следы ушибов и ссадин, покрывавших кожу воспаленными отметинами, и я, не долго раздумывая, натянула кожаные чулки, шнуруя и плотно затягивая замшевые тесемки. Кажется, все что мне оставалось — это сидеть в золотой клетке, словно экзотическая птица из Орлея, и ждать, пока Алистер созреет на разговор. Я то задумчиво вглядывалась в безоблачный горизонт, открывавший взгляду пустынные поля и ячменные посевы на самом окраине столицы, то расхаживала по комнате, периодически проверяя не пропало ли зелье невидимости из-под матраса, и при этом непрерывно раздумывала о том, есть ли у меня возможность, если не сбежать, то хотя бы увидеться с Морриган и как я могу это сделать. Уже другая служанка с нежно-кофейного цвета кожей принесла мне обед, и смутная догадка шевельнулась в подсознании, а затем, после недолгих раздумий, подтвердилась. Было похоже, будто каждый раз ко мне специально подсылали новую прислугу, видимо, для того, чтобы я не втерлась ни к кому в доверие и не выведала ничего лишнего, так что, как бы мне не было приятно общество веснушчатой Атанаи Вирид, я осознала, что больше ее не увижу. Не выдержав скуки, я осторожно выглянула за пределы своих покоев, почему-то ожидая, что мою комнату будут сторожить, как минимум стражников десять. Но надо отдать должное Алистеру, он сдержал свое слово, и кроме безлюдного коридора, унылых каменных стен и факелов, горящих в высоких медных подставках, ничего другого я не нашла. В течение некоторого времени я бесцельно шаталась по королевскому дворцу, встречая и служанок, хлопочущих о несуществующей грязи в каждом углу пустынного холла, и рыцарей, которые не обращали на меня никакого внимания, ну или по крайней мере делали вид, исправно неся свою привычную службу. Я считала шаги до тронного зала, кухни, парадных ворот, изучала каждый поворот и развилку, пытаясь найти отличительные предметы интерьера, которые в случае погони помогут мне не заблудиться, и внимательно наблюдала за происходящим, стараясь незаметно подслушать разговоры стражников или прислужниц, но те тут же замолкали, замечая мое приближение, и, не стесняясь, смотрели мне вслед. Каждая закрытая дверь гостевых покоев хранила молчание, и через десяток безмолвных проемов, я отбросила безуспешные попытки приложить ухо к замочным скважинам в надежде услышать чью-то беседу. Не знаю, что так отчаянно я стремилась выведать, но, стало быть, все, что хоть как-то может ответить на мои вопросы: «Знают ли простолюдины, кто я такая? Что говорят обо мне во дворце? Что они думают о правлении Алистера, и справляется ли Тейрин со своим долгом? Сделал ли он Ферелден хоть чуточку лучше?» Но в королевском дворце было тихо. Пожалуй, даже слишком. Вернувшись в свою спальню, я увидела оставленный на подносе ужин и отвернулась от запеченного мяса, почему-то испытывая раздражение от всего происходящего. Казалось, даже будучи в одиночестве, за мной следили сотни глаз, стерегли меня, пока я сплю, надзирали, пока ем, действуя мне на нервы своим неустанным присутствием. Я снова проверила, не пропал ли заветный сосуд в мое отсутствие, и легла на кровать, угрюмо наблюдая, как черная субстанция, переливаясь, сверкает сквозь матовое стекло. А может быть к черту это все? Что им всем нужно от скитающейся по миру отшельницы? Пять лет как-то же незаметно пролетели и без меня, изменив все вокруг. Кого теперь волнует былое? Что такого могу сделать я, чего не могут остальные? Если я воспользуюсь указаниями Морриган, найду ее в борделе, сбегу, заодно прихватив с собой Зеврана, если он, конечно, согласится, то пути назад уже не будет. Я подвергну себя бесконечному преследованию, еще более ожесточенному, и теперь уже точно за пределами Ферелдена, гонимая страхом неизвестности, доживу последний положенный мне десяток лет в неустанных бегах, что потом уже не отделаюсь легкими пинками в бане. Внезапно, дверь покоев распахнулась, с характерным звуком отскакивая от стены, так, что я еле успела сунуть бутылек в карман на поясе. Что-то стремительное рыжей фурией кинулось в мою сторону и опрокинуло меня, только успевшую сесть, обратно на кровать, придавливая всем телом и заключая в крепкие объятия. Наконец девушка ослабила хватку и отстранилась, жизнерадостно улыбаясь во весь рот. В светло-серых, словно утренний туман, глазах Лелианы блестели слезы, а огненные волосы в беспорядке падали на радостное лицо, благоухая ванилью: — Поверить не могу, что это ты, Солона. Алистер был прав — тебя не узнать. Ничего себе ты локоны отрастила. Создатель помилуй, а что это за одёжка? — старая подруга все так же сидела на мне и беззастенчиво проводила руками по волосам, нежно пропуская в них пальцы, и не прекращая улыбаться. Я испытывала странную неловкость от ее близости, веса, давящего на мои бедра, любопытных касаний, и, не выдержав, мягко отстранила ее руку. — А вот ты совсем не поменялась, Лели. Ради всех богов, слезь с меня уже, а то раздавишь, — девушка весело хихикнула, ловко спрыгивая с кровати и открыто изучая мое лицо. Внезапно ее взгляд приобрел какой-то сердитый оттенок, и она, скрестив руки на груди, надулась: — Я думала, мы с тобой подруги, а ты взяла и сбежала, даже не попрощавшись, — я отвела взгляд, в явном замешательстве не произнося ни слова: если за пять лет я не придумала оправдания себе и своему поступку, то что уж тут сейчас можно сказать? — Так нужно было. И если ты до сих пор осуждаешь меня или злишься, то я готова выслушать тебя и принять всю вину, — Лелиана примирительно опустила руки, оторвала крупную виноградину из хрустальной вазочки на подносе и, засунув ее в рот, произнесла: — Если кто и осуждает тебя, то точно не я. Мы же все-таки были близкими подругами когда-то, и я всегда знала, что ты не делаешь ничего просто так, — она с лукавой усмешкой подмигнула мне и, немного помолчав, добавила, — Боюсь, что единственный, кто затаил на тебя обиду, так это наш гордый приятель Алистер. Я вопросительно подняла брови, жадно требуя продолжения и пододвигая Лелиане вазу с фруктами. Девушка сдалась и, закидывая еще пару спелых ягод в рот, села рядом со мной, накрывая мою руку своей ладонью: — На утро, после того, как ты сбежала, признаюсь, я впервые видела Алистера таким встревоженным. Он выбежал из шатра в одних портках и принялся заглядывать к нам в палатки, будить всех, беспорядочно крича, что ты пропала, и тебя нужно немедленно искать. Я как раз проверяла силки на наличие хотя бы самой худенькой куницы, как увидела эту картину: Ал переворачивал каждый камень и куст вокруг лагеря, обрубая мечом ветки, звал тебя, даже сбегал к водопаду и на тракт, но все напрасно. Мы прочесали все окрестности, как тут до нас дошло, что помимо тебя, еще нет Морриган и Зеврана. Пазлы сошлись: я очень мягко пыталась объяснить ему, что ты ушла по своей воле и явно не хотела, чтобы он искал тебя, но он не верил, утверждая все твои вещи, книги, даже посох остались нетронутыми. Он не хотел верить, Солона, — от рассказа Лелианы на меня накатила тягучая слабость, и я уже не могла скрывать мелкую дрожь в руках. Девушка метнула тревожный взгляд на мои ладони, открывая рот, но я ее нервно перебила: — Что было дальше, Лели, когда вы вернулись во дворец? — подруга задумчиво подняла глаза к потолку, рассматривая резные столбики кровати, и продолжила: — После лагеря он очень сильно закрылся в себе, стал мрачным и молчаливым, и даже нотации Винн не могли вывести его на чистую воду или вогнать в краску. После церемонии коронации, сопровождавшейся еще трехдневными празднествами, последовала свадьба. Огрен в тот день заметно поубавил запасы королевского винного погреба, а еще добавил работенки всем прачечным Денерима, обрызгав за свадебным пиршеством горячительным бальзамом почти всех служанок и половину гостей. А Стэн, наверное, впервые выпил лишнего и раскраснелся, как девчонка, — девушка хихикнула, а затем мечтательно закатила глаза, болтая ногами, — Ох, все равно это было так роскошно. Анора в подвенечном платье с жемчужным лифом просто приковывала взгляды, и Алистер без своей громоздкой брони был на удивление хорош собой. Глядя на них, хотелось сложить балладу, положив ее на ноты мелодичных струн. Ой, тебе, наверное, неприятно слушать это, извини… — Ничего, продолжай, — выдавила я на одном дыхании. — После венчания Огрен, выйдя из запоя, уехал обратно в Орзаммар, а я со Стэном осталась при дворце, играя на лютне и пожиная лавры, наслаждалась изумительной едой, ежедневными ваннами и прочими удобствами дворца. Думаю, такая жизнь не подходила кунари, и великан тоже совсем скоро покинул меня, позвав с собой в Сегерон. Но я отказалась, так как решила, что нужна Алистеру. На него свалилось слишком многое: незаконченные дела Кайлана — бывший король не особо-то возился с бумажками, от слова совсем, предпочитая компанию простых солдат и мабари пыльным пергаментам, плюс военные долги, бунтующие, восстановление уничтоженных Мором поселений, еще и твой уход — все это слишком сильно сказалось на Алистере, легло на него тяжким бременем, что в какой-то момент мне показалось, что он сломается под напором ответственности и ожиданий, которые возложила на него страна. Если бы не Анора, уж не знаю, справился бы он без ее помощи. Она оказалась на удивление осведомленной в делах управления. Полагаю, что королева фактически и правила государством вместо легкомысленного Кайлана, да почтит его память Создатель, — Лелиана печально улыбнулась и встала, подходя к окну. Спустя нескольких секунд тягостного молчания, она продолжила рассказ: — Алистеру понадобилось долгое время, чтобы смириться с тем, что ты ушла добровольно, Солона. Может неправильно так говорить, но мне кажется, что в глубине души он желал, чтобы ты на самом деле исчезла тогда. В первые месяцы правления Ал собрал небольшую группу приближенных людей, поручив им заняться твоими поисками, пока следы еще были свежие. Об этом знала только я, его доверенные воины и он сам. Думаю, это первая и последняя тайна, разделявшая Алистера и Анору, — Лелиана повернулась к окну спиной, а ее волосы загорелись пламенем в свете заходящего солнца, — Он часто приглашал меня поиграть на лютне или флейте в свой кабинет. И я играла. Веселые мелодии для подавленного и сокрушенного человека — бессмысленная попытка хоть как-то вернуть его к жизни. Поначалу я пыталась вывести его на диалог, но он всегда заходил в тупик, и молчание стало нашей излюбленной беседой. Меня даже обижало, что он нуждался в моей компании, лишь как в твоей близкой подруге — частичке тебя, будто я являлась той, по кому он так тосковал. Со временем Алистер все реже и реже звал меня поиграть ему, а спустя полгода я покинула дворец с тоскливым чувством, что мне тоже безумно не хватает нашего славного командира. Девушка встала надо мной и мрачно спросила: — Теперь твоя очередь, Солона Амелл, пролей свет на пятилетнюю тайну — от кого ты сбежала в ту ночь: от Алистера, от Аноры, от ревности аль вины? — От себя, — ответила я, словно обрубив что-то внутри легким взмахом лезвия, — Ответь на еще один мой вопрос, Лели. Что между Алистером и Анорой? — девушка жалостливо прищурилась и скривила губы, будто ребенок, который вот-вот расплачется. Она обхватила ладонями мои руки, присев на колени перед кроватью, и промолвила: — Быть не может… О, сжалься над тобой, Создатель, моя несчастная Солона. Ты все еще любишь… Все еще не отпустила его, даже несмотря на прошедшие года, хранишь в своем сердце тоску по любимому. Разве я могу делать тебе еще больнее, отвечая на твой вопрос? — я сильно стиснула ее руки в ответ и, опустив голову, выдавила, борясь с желанием забрать свои слова обратно: — Я должна знать, какие у них взаимоотношения. Обязана, чтобы понимать, как мне стоит с ним… — Хорошо. Я расскажу тебе все, что знаю. Из того, что я своими глазами видела в первые дни их знакомства и за последний месяц, что гощу во дворце. Поначалу, я редко замечала их вдвоем, только на приемах и балах, и то, они практически не разговаривали. Алистер постоянно ходил подавленный, а с королевой мы пересекались лишь пару раз. Когда я поздравляла ее со свадьбой, она выглядела крайне грустной. До меня дошли слухи, что Ал сразу же признался ей в своих чувствах к тебе, хотя, она неглупая, и, увидев вас на Собрании Земель, сразу должна была все понять, но, видимо, не рассчитывала, что ее новоиспеченный супруг заявит ей такое прямо в лоб. Подобные слова наверняка сильно уязвили ее женское самолюбие, и она всеми силами пыталась влюбить в себя короля, потакая ему во всем и строя из себя идеальную невесту. Одно сказать можно точно: в начале их брака они не выглядели, как счастливая пара молодоженов или воркующие в саду голубки, наоборот, скорее походили на двух недругов, вынужденных заключить временный союз. Теперь же, как мне показалось, их отношения стали более теплыми, все-таки общее горе во все времена сближало людей, — я попыталась вспомнить последние вести и слухи, которые могли дойти до меня в странствиях, но ничего не пришло мне в голову, и я спросила: — О каком горе идет речь, Лелиана? — девушка замерла, тяжело выдохнула, закрыв глаза, и недоуменно качнула головой: — Зачем ты так жестока со мной, Солона? Заставляешь меня говорить все это. Неужели ты совсем ничего не слышала о пропаже принцессы, четырехлетней дочери Алистера и Аноры? Слова подруги эхом пронеслись в голове, расплываясь и принимая иные формы, ее голос стал едва слышен, будто раздавался со дна колодца: — Я думала, ты знаешь, что у них был ребенок, Солона. Когда родилась Амеллина, в столице пять дней и ночей рекой струились имбирный эль и песни, восхваляющие королевскую семью. На великое пиршество съехались банны со всего Ферелдена с щедрыми дарами: три килограмма золота по весу новорожденной, дорогие ткани, гномья сталь, рукописные картины. Барды и менестрели еще неделю после громкого празднества восстанавливали сорванные голосовые связки, обильно заливая их медовухой. Рождение ребенка казалось вдвойне чудом, если учитывать специфику организмов Серых Стражей. С каждым годом, Скверна в вашей крови стремительно убивает шансы иметь детей, — девушка понизила голос и прошептала, — К тому же, в браке с Кайланом Анора годами пыталась забеременеть, и у них так и не вышло зачать наследника. Ходила молва, что бывший король даже развестись хотел с ней из-за этого. Появление Амеллины стало немыслимым счастьем для всего государства, пусть даже это и была девочка, — Лелиана пожала плечами и налила себе вина из медного кувшина, щедро добавляя меда в бокал, — Очевидно, что королева Анора была категорически против такого имени, но Алистер настоял, видимо, желая сохранить хоть частичку доброй памяти о тебе. «Амеллина» с Тевина означает «ядовитый цветок», и в ночь, когда принцесса появилась на свет, Ал прислал мне письмо с радостным известием: «Дорогая, Лелиана. Спешу сообщить тебе, что сегодня я стал отцом прелестной девочки. Я назвал малышку Амеллиной, несмотря на все негодование ее матери. Надеюсь, что моя дочь станет такой же прекрасной и обманчиво безобидной, как Солона.» Я почувствовала, как непрошеная слеза скатилась, скрываясь в уголке сжатых губ, затем еще одна, открывая путь беспрепятственному соленому потоку, тихо хлынувшему из-под опущенных век. Лицо исказила непроизвольная судорога, сгорбленные плечи задрожали, а к горлу подступил горький комок беззвучных рыданий. Я спрятала влажные щеки и глаза в ладонях, закрываясь от Лелианы, от своей боли, от всего мира. Девушка впервые молчала, не зная, как подобрать нужные слова, беспомощно уставившись на меня. Закатное солнце плавно покидало горизонт, бросая кровавые отблески на бесцветные стены и вуаль полога, окрашивая ее в пунцовый. Я вытерла слезы рукавом и криво улыбнулась, старательно делая вид, что не было никакой минутной слабости: — Знаешь, я подумала, что мне нужна твоя помощь, Лели. Об ее исчезновении и всем остальном расскажешь позже, — Лелиана прищурилась и молча вглядывалась в мои глаза, пытаясь понять, что происходит у меня голове. Затем, девушка решительно встала и серьезно спросила: — Уж не просишь ли ты помочь тебе сбежать, Солона? — хотелось бы и мне знать это, — Если так, то я не представляю, что ты чувствуешь в данный момент, но сейчас ты здесь, и это твой единственный шанс покончить со всем раз и навсегда. В свете заходящего солнца ее волосы походили на багряный пожар, охвативший детское личико Лелианы, выглядевшее непривычно суровым. Я встала с кровати и взяла ее руки в свои, заметив, что подруга чуть выше меня, а кончики ее пальцев загрубели от тугих струн лютни: — Мне необходимо пробраться в город, но, клянусь, к рассвету я вернусь сюда, и никто не узнает об этом. Пойми, это вопрос, от которого зависит не только моя судьба. Здесь, я теперь могу доверять только тебе. Умоляю, Лели, сделай это и проси у меня, что угодно, — девушка долго молчала, уже заставив меня подумать, что я так и не дождусь ответа. Ее глаза прожигали мои насквозь, а в голове неторопливо зрело решение. Она выпустила мои руки, отвернувшись, и завороженно устремила свой взгляд на гаснущий в сумраке закат, расстилающийся над громадой вечернего города. — Хорошо, Солона, уж не знаю, как ты будешь расплачиваться со мной, но я помогу тебе. Только с одним условием: я иду с тобой. Ты пропадала пять лет, и я тебя больше не отпущу. Пусть Морриган и не будет рада меня видеть, но ей придется смириться: я еще поборюсь за звание лучшей подруги, — мое удивленное лицо оказалось подтверждением безошибочной проницательности подруги. Лелиана весело подмигнула и ласково обняла меня, успокаивающе поглаживая по спине, так, что мне ничего не осталось, как уткнуться лицом в ее мягкие волосы, а в голове вертелось странное волнение. Не совершаю ли я очередную ошибку? Одно я знала наверняка: Морриган будет очень недовольна.***
В комнате тихо потрескивали угли тлеющего камина, отбрасывая мягкие блики на восточный, узорчатый ковер. Королева в парчовом темно-зеленом платье с широкими разрезами на рукавах, декорированных серебряной тесьмой, и замшевом корсете сидела в высоком кресле напротив очага, нетерпеливо тарабаня изящными пальцами по подлокотнику: — Опять молчишь, Алистер. Сколько можно тянуть? Ты что же, не видишь, что эта дикарка только и думает, как бы сбежать отсюда? Король устало поставил высокий бокал вина на трельяж, отразивший в зеркальной поверхности его опечаленное лицо, и подошел к своей супруге, мягко положив руку ей на плечо: — Мы ждали пять лет, Анора, подождем и еще немного, — королева накрыла его широкую ладонь своей, и два обручальных кольца сверкнули алым. Последние солнечные лучи скрылись за горизонтом, и комната погрузилась в бархатный мрак, а вместе с ней и пара слившаяся в горестном поцелуе.