Шутка

Однажды Верити и Спрингер всё же устроили вечеринку. В ней не было ничего весёлого. Разве что музыка. (Да и она не очень.) Может быть, пицца. (Но какая радость в пицце, если не можешь разделить её с другом?) И всё, больше ничего. Строго говоря, это была не совсем вечеринка. Верити сидела на коленях у Спрингера, у неё самой на коленях был Тарантулас. Они все пили, кроме Тарантуласа. Тарантулас был трезвенником. Это были поминки. Верити проклинала чёртов терминал, который им на прощание поставил чёртов Праул. Если бы не терминал, то однажды утром, когда они дурачились, играя в салки по всему ангару (а Верити ещё успевала по дороге вести безобразно пошлую переписку с Меган), наводя за собой полнейший бардак, не оказалось, что Кап умер. Они оба будто споткнулись на ровном месте. Верити точно споткнулась. Влетела с размаху головой Спрингеру в колено, телефон вылетел из рук куда-то далеко, в недра бардака. Спрингер застыл на несколько секунд. Потом торопливо подхватил её на руки, спросил: - Живая? Ты живая, Верити? - Да, да, - она потёрла лоб, - чёрт. Я живая, да! Они уставились друг на друга. - Это ошибка, - сказал Спрингер, - это, конечно, ошибка. - Точно, чувак. Они там обдолбались на этом вашем радио, вот и всё. - Ага. Помнишь, как Бластер обдалбывался? - Точно. Стыд и позор. Они продолжали смотреть друг на друга. Они, конечно, сразу поняли, что никто там не обдолбался. - Чувак, - начала Верити. Слова застряли в горле. Она хотела бы ещё сто раз повторить, что это ужасная ошибка, что это полная чушь, жирная мерзкая тупая шутка, как так, Кап и умер? Ха. Ха. - Фраг, - тихо сказал Спрингер. - Пиздец, - повторила Верити. Спрингер осторожно опустил её на землю, постоял молча. Он, кажется, пытался выбрать, куда смотреть, и всё никак не мог. Потом сказал очень обыкновенным тоном: - О. Смотри. Приятель пришёл. У нас там молоко осталось, нет? - Было, вроде... Верити налила Тарантуласу молока, погладила по мохнатой спине. Раньше она себе таких вольностей не позволяла, но тут рука сама потянулась. Тот посмотрел на неё странно, но не атаковал. Потом она вернулась к Спрингеру. Взобралась к нему на колено, поднялась на носках, чтобы обнять за шею. Спрингер склонил голову, так, словно хотел спрятать лицо у неё на плече. Не вышло, конечно. Верити гладила его по шлему, по проводам, из которых была скручена его шея, по спине – куда дотягивалась. Как будто могла этим что-то поправить. Как будто Спрингер мог почувствовать от её прикосновений что-то, кроме лёгкой щекотки. Чуть погодя она поняла, что плачет. - Вечеринка, - тихо сказал Спрингер в пространство. - Что? – спросила Верити. - Нужна… вечеринка. Мы всегда их устраивали, когда кого-то провожали. Пили. Рассказывали истории, кто что помнил. Чем веселее, тем… правильнее. - Дурак, - ласково сказала Верити, - не выйдет у нас весело. Слёзы текли и текли. - Не выйдет, - согласился Спрингер, - но хотя бы грустную вечеринку мы ему должны. Они убирались. Тарантулас, должно быть, был счастлив. Спрингер перевернул стол и прислонил к стене, подперев табуреткой: после их утренней пробежки он потерял ножку и хоть сколько-нибудь приличный вид. Зато приобрёл боевой дух! Верити отмывала пол. Давно это нужно было сделать, между прочим. Спрингер подал ей телефон, очень осторожно, двумя пальцами: - Напиши своей чокнутой, что ты живая. Она там, наверное, волнуется. Уже крестовый поход собрала по мою душу. Верити послушно написала в ответ на сто тысяч вариаций НУ И ГДЕ ТЫ ТРУСИШКА А – «Я живая. Веселюсь без тебя. Всё потом». Убрала подальше, и спросила: - Позовём Импактора? Спрингер закатил оптику: - Да ни за что. Только попробуй. - Позвоним Праулу? – Верити криво усмехнулась. - И не думай. Он – он не заслужил быть на нашей вечеринке. - Только ты, я и Тарантулас? - Приятель. Его зовут Приятель. Я тебе пиццу заказал, ты же будешь? - Если только там нет ананасов. - Тысячи ананасов, - Спрингер широко развёл руками, - целая. Армия. Верити кинула в него тряпкой. За то, что он был такой отвратительный. Чтобы снова не разреветься, как пятилетка. Импактора звать не пришлось, он явился сам, без приглашения, разрушив их печальную алкогольную идиллию. Они его, конечно, сразу впустили. Хотя и договорились заранее ни за что не впускать, даже если он будет умолять. Тарантулас перелез к Верити в капюшон толстовки, задев шею мохнатой лапкой, и притих – возможно, решил, что с него хватит всей этой драмы. И лёг спать. - Праулу звонить не будем? – осведомился Импактор, оглядываясь, - а вы тут всё облагородили, как я погляжу. Уютно стало. Запнулся взглядом за надпись над конфоркой, и по его лицу словно скользнул солнечный зайчик, смягчив на миг неприветливые черты. Даже не улыбка. Так, намёк на неё. - Мы тут стараемся избегать слова на букву «п», - хмуро сказала Верити, - соблюдай кодекс этого дома, ясно тебе? - Да я же просто так спросил. Не кипятись. Без него и лучше, а? Спрингер пробормотал что-то слабо различимое, пытаясь настроить терминал так, чтобы он передавал только музыку. А не новое злобное выступление Меган, упорно шедшей к успеху, например. Верити открыла коробку с пиццей. Ананасов там, к счастью, не было. Спрингер устал быть злым и негостеприимным довольно быстро. И стал просто тяжёлым, блёклым. Сунул Импактору в руки куб с энжексом и широким жестом предложил ему располагаться в любом углу, который ему понравится. И даже сказал заботливо: - Не подавись. На этом его запас дружелюбия иссох и свернулся. Верити фыркнула к себе в бутылку. - А на что вы вообще живёте, ребятки? – спохватился вдруг Импактор, - если что надо… - Всё у нас в порядке, - оборвал его Спрингер. - Автоботская ветеранская пенсия, - пояснила Верити, - нам хватает. Надо будет ещё – украду. Ей не за что было злиться на Импактора, но она слишком тонко чувствовала настроение Спрингера, и вызов прокрался в её слова сам собой. - Пенсия, значит. - Ага. Тебе такой не положено. Некто на букву «п» знает, что ты мутишь воду, старый террорист. - Знает, - задумчиво согласился Импактор, - Спрингер? Спрингер сидел молча. - Спрингер, - мягко повторил Импактор, - истории. Ну, давай, ты знал старика лучше нас всех. Ты начни, а я продолжу. Праул тоже позвонил им сам. Его вечно кислая рожа, всё ещё одноглазая, появилась на экране терминала прямо посреди истории Спрингера, и он сказал: - Доброй ночи. Он знал, похоже, что ему не будут рады. Ну, ещё бы. И всё-таки не постеснялся позвонить на собственный терминал, чтобы никому не взбрело в голову посметь не принять вызов. Верити с долгим вздохом завалилась на спину. Демонстративно. Но очень аккуратно, чтобы не потревожить пассажира в капюшоне. Спрингер сдвинул руку так, чтобы её не было видно с экрана. Праул на всё это не обратил ни малейшего внимания – или сделал вид, что не обратил. - Я должен, - начал он медленно, - я хотел выразить свои соболезнования. Кап – огромная потеря для всех нас. И для меня тоже. Спрингер сжал зубы, и Верити осторожно погладила его по большому пальцу, успокаивая. - Ты историю перебил, соболезнующий, - заметил Импактор, отхлёбывая из своего куба. - Я… что? Импактор?! Хорошо, что ты здесь. Будь уверен, я прекрасно осведомлён о твоих… - А я об автоботской ветеранской пенсии осведомлён, - ядовито ответил тот, - ты там всё выразил? Праул поджал губы, прямо как старая злобная перечница. И мигом оставил Импактора в покое. Вернул взгляд к Спрингеру, и что это – что это за нотка скользнула в его голосе? Его там что, убили и подменили клоном? - Спрингер? Я действительно сожалею. Это не… не что бы то ни было ты там вообразил. Спрингер молчал. Нашёл на полу что-то очень интересное, видимо. Они все трое на это интересное уставились: ого! Пол! Обалдеть, никогда не видели. - Хорошо, - сказал Праул очень напряжённо, - что ж. Мне следует заняться делами. Надеюсь… твой отпуск проходит хорошо. И он отключился. - Старая развалина, - проворчал Импактор, - вечно всё настроение убивает. Верити? - Ага? - Ты подросла немного, или мне кажется? - Вы, старики, все одинаковые, - фыркнула Верити, - ты хоть осознаёшь, насколько клишированная эта твоя фраза? Ничего я не подросла. - Ну и ладно, - он заулыбался по-стариковски. Ему не шло. Просто отвратительно смотрелось, на самом деле. Будто он чужое лицо спёр и натянул. - Ты там прячешь чего, или мне показалось? - Там Тарантулас, - отмахнулась она. - Он с нами живёт, - подал голос Спрингер. - Вечно бесится, что мы не убираемся. - Крадёт у Верити молоко. - Всегда знал, что этот парень коварен, как Юникрон, - покачал головой Импактор, - будешь продолжать? - Ну и куда ты пропадала? – вот первое, что спросила у неё Меган спустя две недели. - Я смотрела сериалы, - грустно ответила Верити, - было очень интересно. - Ты променяла меня на сериалы? - Я сделала перерыв на них, а не променяла. - Меня? - Тебя. - На сериалы? - Мы смотрели Стартрек марафоном. А потом сериал, где истории разные, а актёры одинаковые. Там много крови и музыкальные номера. Тебе бы понравилось. - Поразительно, - покачала головой Меган, - отвратительно. Я оскорблена. У вас там что, кто-то умер? - Ага, - сказала Верити. Меган притихла. Потом нахмурилась: - Ясно. И чуть погодя добавила, раздражённо и слегка озадаченно: - И почему ты не пришла ко мне в объятия рыдать и проклинать судьбу? Я бы тебя утешила. Мы же встречаемся. «Рыдать и проклинать судьбу». Она это серьёзно? Верити вдруг обозлилась. Она что, вот так взяла и сказала это? «Мы же встречаемся»? - Потому и не пришла, - отрезала Верити. - Почему? - Потому, что ты такая. Потому, что для тебя это новый опыт. А у нас кто-то умер. Меган в кои-то веки выглядела так, словно ей неуютно. Это не было похоже на смущение, впрочем. Скорее… как будто она выпускала что-то из рук, и ей это очень, очень не нравилось. Она прищурилась, взяла Верити за плечи, заглядывая ей в лицо – та закрыла глаза, шумно выдохнув через нос. - Ты ведёшь себя, как глупая, злая сука, - заключила Меган, - это оттого, что ты расстроена? Из-за этого ты меня оскорбляешь? Избегала меня? Это не так должно работать. Это всё неправильно. - Да? – спросила Верити. - Да. Прекращай. Прямо сейчас. И Меган обняла её. Кажется, в первый раз… без какого-либо подтекста. Просто крепкое, тёплое объятие. Она даже погладила Верити по голове. По-настоящему погладила, а не растрепала её волосы, как обычно. Та почувствовала, как злость отпускает, отступает, оставляя после себя пустоту и облегчение – и прижалась щекой к шее Меган, тёплой и приятной. Прислушалась к пульсу: стук, стук, стук. Тик-так. - Давай купим мороженое, - тихо сказала Меган, поцеловав её в макушку, - давай съедим одно на двоих. Как в тот раз. Верити, наконец, вспомнила, что у неё тоже есть руки. Обняла в ответ. Может быть… может быть Меган и не была так плоха. Может быть, Верити было до сих пор иррационально стыдно из-за того, что когда Кап умер, она подробно расписывала, как усадит её себе на лицо. - Мне опять ничего не достанется, да? – спросила она. К чёрту «тик-так». Не слышала она никакого «тик-так». И Тарантуласа стоит всё-таки звать Приятелем, прав был Спрингер. - Зависит от твоего проворства. Ну? Пойдём. А потом покажешь мне этот твой сериал. С номерами. После мороженного, наполовину съёденного Меган, а на вторую почившего у Верити на толстовке, Верити призадумалась. Причиной того, что она призадумалась, был пьяный долбоёб, который спросил, не хотят ли они облизать чего повкуснее, чем эскимо, наткнувшись на них в парке. Это Верити полагалось с ним разобраться. Это Верити тут была военной, а Меган – гражданской с очень революционными настроениями. Но сломала ему руку именно Меган, и – даже не переломила, только сжала чересчур сильно, когда подтянула его к себе и ласково спросила: - Раз оно такое вкусное, значит, я могу его съесть? Верити хотела вызвать скорую, когда они чинно сбегали с места происшествия – но была слишком занята тем, что уговаривала Меган не претворять свою угрозу в жизнь, пожалуйста, я тебя никогда в жизни после такого не поцелую. И вот, Верити валялась на скрипучей кровати и размышляла о том, что под кошмарным костюмчиком Меган, без сомнений, скрывалась тайная супергероиня Мисс Большой Кулак. Дёрни одежонку в стороны – и вот оно: синее, алое, эмблема посреди груди. Мощи столько, сколько не может быть у одного существа. - Ты ведёшь какую-нибудь тайную жизнь? – громко спросила Верити. - Разумеется, веду! – отозвалась Меган из душа, - несколько! И все очень захватывающие! Верити даже не думала, что это ложь. Нормальный человек тайную жизнь (суперзлодейки) вести не смог бы. Или точно не был бы при этом таким неподдельно жизнерадостным. Кроме того, нормальный человек даже не понял бы, о чём Верити толкует. Может, принял бы её слова за подозрение в измене. Спросил бы «что?», а потом – «что-что?», и – «сколько ты выпила?», раздражённо и грустно, тоном, скрипящим на зубах. Это прозвучало бы как «из скольких семей ты ещё убежишь?», и Верити убежала бы снова. Здорово, что Меган была не такой, а имела несколько захватывающих тайных жизней. - Иногда мне кажется, что я уже умерла, - сказала как-то раз Верити. На лицо вылезла улыбка – ломкая, неловкая, упрашивающая одновременно не обращать внимания на фразу и обратить, пожалуйста, пожалуйста. Жара всё не спадала, мысли плавали на поверхности, как жирная плёнка на вчерашнем супе. В этом супе была ещё недавняя вечеринка. Спрингер, который стал говорить с ней меньше, и смотреть сериалы больше. Со дна поднимались слова, вязнущие во рту - слова, от которых при Спрингере надёжно защищал стыд. Ему-то было хуже. Верити уже пожалела, что открыла рот. Пока она обмирала от неловкости, Меган повозилась с сумочкой, достала телефон, стукнула пальцем по экрану пару раз. - Ну-ка, - она подцепила её за подбородок, посветила в глаз, потом в другой, крепче сомкнув пальцы, когда Верити дёрнулась прочь, - тебе кажется. Или ты очень хорошо маскируешься. Верити фыркнула против воли: - Я не об этом. - А о чём? – она пытливо заглянула ей в лицо, - О. Я поняла. Сейчас ты будешь рассказывать, что твоя жизнь пуста и бессмысленна, смоковницы истлели, а будущее туманно? - Всё, забудь. - Нет-нет, давай, не стесняйся. Я тебя внимательно слушаю. - Меган! Ну пожалуйста. Та сжала её голову ладонями, заставила посмотреть себе в глаза. Насмешки в них больше не было. Как и сочувствия. Вообще ничего не было, будто Меган взяла и выключила лицо. - Говори, - велела она. И добавила: - Выговаривайся. Верити опустила взгляд вниз, на голое белое бедро. Меган, казалось, ненавидела одежду – когда они виделись на людях, то и дело раздражённо поправляла воротник и дёргала рукава белых рубашек, похожих друг на друга так, будто она постоянно ходила в одном и том же. Когда они с Верити оставались наедине, она ожесточённо избавлялась от неё спустя два шага от порога, и потягивалась с таким счастливым выражением на лице, будто сбросила с плеч гору. Верити вздохнула, потерев лоб: - Это всё война. Я не была готова ко всему этому. Да никто не был. Мне казалось, что я справилась, и, - она вздохнула, - по-моему, я не справляюсь с тем, что всё уже кончилось, понимаешь? Меган молча слушала, не пытаясь, к счастью, выпытать подробности. Они всё ещё не были так близки, чтобы Верити нарушила государственную тайну и рассказала о том, как весело, круто и адски больно оказалось носиться по безбрежному космосу в компании друзей. Как она смутно мечтала об этом с самого детства, и как она… скучала теперь по этому. Не смотря на всё. Не смотря на «адски больно», которое прилагалось к «круто и весело». - Все… нет, не забыли, что тут произошло, конечно, но они как будто перешагнули. Магазины работают. Концерты, вечеринки, прогулки в парке, дом, работа, семьи. Я могу бегать с тобой на свидания. У них всё нормально… и это здорово! – поспешно добавила она, - но у меня нет. Я оглядываюсь вокруг и вижу, что все вокруг справились, а я нет. И меня тошнит. Мне… Меган, мне так завидно. Меган усмехнулась: - Если бы они так хорошо справились, я не имела бы такого успеха. Верити вскинула взгляд. - Я просто не знаю, что теперь… - Сколько тебе лет? – перебила её Меган, - Двадцать? Двадцать пять? Смешно. - Тебе самой-то сколько? - Уж точно больше, чем тебе. Иди сюда, - она подгребла к себе подушки, откинулась на них и приглашающе раскинула руки. Верити выдохнула, улеглась сверху, уложив голову Меган на плечо. Так было проще – не видеть её лицо, но чувствовать её кожей. Как она медленно дышит. Какая она живая и горячая, как вкусно пахнет шампунем и сексом. Лицо Верити мешало, потому что правда было пугающе похоже на её собственное. Только эмоции часто были совсем другие. Будто Меган была её близнецом, живым, сильным, первобытно злым. Она задумчиво перебирала волосы у Верити на макушке, иногда больно дёргая, запутав пальцы. Едва ли специально, хотя она могла бы. - Я не думаю, что это зависть, - сказала Меган, наконец, - я думаю, это отвращение. - Что? - А разве нет. Это не было вопросом. - Я не знаю. Я пытаюсь понять. Что со мной не так. Верити сдвинулась, чтобы заглянуть Меган в глаза, но та удержала её. - Всё с тобой в порядке, - сказала она. Её рука замерла, запутавшись у Верити в волосах. Сжалась. Не больно. Почти… горячо. - Ты же ошиваешься со мной не потому, что я так хороша, - начала Меган медленно, - хотя я хороша. Но ты бы этого даже не заметила. Ты слишком взопрела, варясь в собственном соку. Совсем не смотришь по сторонам. - И куда я должна смотреть? - Что у тебя было. Чего теперь нет. - Куча смертей, крови и горя, - выдохнула Верити, - вот, что у меня было. Я так больше не хочу. Я больше никогда… так не хочу. - Лгунья, - приласкала Меган, - ты – маленькая лгунья. Но ты меня не обманешь. Ты кое-чего не сказала. И вдруг – рывок, доля секунды – и её лицо оказалось прямо напротив Верити, спина вжалась в мятые простыни. Меган прижалась к её рту, пропихивая язык, проталкивая колено между её ног, куснула за нижнюю губу. Её щёки горели. И глаза. Она вся – вся в один миг переполнилась душащим дымным пламенем, дурманящим, ядовитым. - Ты не сказала, - выдохнула Меган в её рот, - как это весело. Как тебе это нравилось в процессе. Пока ты не забила себе голову тем, что должна быть за это виноватой, дурочка. И сунула руку ей между ног, заставив подскочить и заскулить, жалко, сладко. Она быстро научилась. Она быстро училась всему, что ей нравилось. - Не правда, - прошептала Верити, - всё не так. То есть, так, но… Меган широко улыбнулась, дёрнула её колено, задирая к плечу, огладила жадно. - Ты здесь потому, что хочешь этого. - Нет, - сказала Верити. - Хочешь. - Хватит! Верити вывернулась из её хватки, села, пытаясь успокоиться, уняться, сдвинула колени и стиснула руки на груди, разглядывая стену. Меган опрокинулась на кровать, тихо, заливисто смеясь. Положила ладонь ей на спину. - Хочешь, чтобы кто-то развязал войну, - пропела она, - например, я. Потому ты и хочешь меня. Резко поднялась, обняла Верити сзади, неугомонная, положила подбородок ей на плечо: - Не стесняйся, - чмокнула её в щёку, - не бойся. Я всё сделаю правильно. Верити казалось, что она насквозь промёрзла. Что вот-вот изо рта вырвется облачко пара, переполненное частицами страха, как заразой. Потому что это всё, что Меган говорила с такой уверенностью, было так похоже на правду, что могло бы ей быть. - Пожалуйста, - попросила Верити, - Меган. Давай не будем говорить об этом. Больше никогда. Хорошо? Они замерли. Всё будто бы замерло, остановилось, планета прекратила движение. Стук, стук, тик. Стук. Так. - Ну, хорошо, - сказала, Меган, наконец, - тогда скажи мне… - О, нет! – Верити обозлено шлёпнула её ладонью по лбу, заслужив ещё один смешок, - ты серьёзно? Ты, мать твою, серьёзно?! Меган постоянно это спрашивала. - Да, Верити! Так вот. Ты меня уже любишь? Верити посмотрела в окно. По трассе промчалась машина – кажется, ламборджини. Или кто-то, очень похожий на ламборджини. Верити до сих пор не могла отличить при беглом взгляде. Она вздохнула и сказала: - Может быть.