Шутка

Меган своё обещание выполнила: они больше не говорили ни о чём опасном вслух. Но однажды Верити проиграла ей желание. И вот. Они с Меган стояли в тёмном, тёмном переулке. Стены были вымараны усохшей грязью, облупленной краской, застарелой опасностью. По асфальту катилась листовка – сквозняк тащил её, подкидывал в воздух. Игрался. Та будто пыталась уцепиться за ничего. Меган нетерпеливо постукивала каблуком по земле, удерживая улыбку. Та проступала всё равно. В каждом нетерпеливом жесте, как у натравленной собаки: ну, ну, ну, дай. У них были баллончики с краской и картонки. С дырками в форме букв. Чтобы сложить их в злые слова. - Поверить не могу, что повелась на это, - сказала Верити. - Так мелко, - восторженно согласилась Меган, - с мелочей всё лучшее и начинается. - Если нас загребут, я всё свалю на тебя. - Я сломаю им все кости, если нас загребут. Я сломаю их жалкие жизни. Верити очень верила ей в этот момент. Ей было стыдно, что вместо страха она ощутила горячий укол восторга в животе. И они приступили к делу. Верити оставила для потомков следующие слова: ПРАУЛ КОЗЁЛ ДЕСЕПТИКОНЫ СОСУТ ОВЕРЛОРД СОСЁТ БОЛЬШЕ ВСЕХ Меган, сосредоточенно выводившая на противоположной стене призывы к революции, совести и чести, обернулась и недовольно нахмурилась: - Эй. - Отстань. Что хочу, то и пишу. - А почему сосёт, а не лижет? - Потому что сосать – мерзко. И этот чувак тоже очень мерзкий. Меган хихикнула и нарисовала на очень неплохо вышедшей пародии на Оптимуса Прайма жирный, неаккуратный красный крест. Она переборщила с краской, и капли потянулись вниз от линий, застыв так через пару секунд. - Вот ты и начала мне помогать, - довольно сказала Меган, - теперь мы союзницы! - В твоих мечтах. - Я очень сильно об этом мечтаю. Особенно перед сном. - Я предавалась ностальгии по своему мусорному детству в твоей компании. И понятия не имею, чем таким ты занималась в это время. - Я думаю, вот оно, - Меган будто поверяла ей секрет, - это твоё «доверие». Взяла её за руку. Подняла к своему лицу и поцеловала костяшки пальцев, перемазанные сохнущей краской. Перевернула её руку, прижалась губами. Язык – острый, мокрый, обещающий – скользнул по ладони до запястья, тронул вены. Потом она повернулась к посланию Верити, и на её лице вдруг проступило совсем новое, странное выражение: нежность. Такая… острая, надрывная, будто Меган ею давилась, никак не могла сглотнуть – и наслаждалась каждым мгновением. Вот это было страшно. Это было по-настоящему страшно. Меган прошептала, трогая стену кончиками пальцев: - Это красиво. Это и есть настоящая красота. - Не думаю. - Когда ты злая и весёлая. Когда твоя злость оставляет следы. Я… так это люблю, Верити. Я так люблю тебя сейчас. Ты меня убиваешь. Ты умница. Ты лучшая на свете. Никто так их и не загрёб. Да что там, они даже пьяных бомжей не повстречали. Верити думала: оно и к лучшему. Всё к лучшему. - ...они повторяют вам: новый, неслыханный опыт для всего человечества. Им плевать, что у вас - у каждого из вас! - кто-то умер. Заслуживают ли они нашего доверия после этого? Нет!.. Верити выплюнула какао на стол. Давилась долго и шумно, пытаясь откашлять молоко из лёгких, молоко - и полное обалдение. От того, что Меган повторила её слова. От того, как легко она кувыркнула их с ног на голову, как пережевала в легкоусваиваемую кашу и выплюнула прямо в жаждущие мозги аудитории. Это ощущалось… как будто Меган что-то предала. Если это была не пресловутая черта, то очень, очень недалеко от неё – Меган вмешала их в свои дела, не спросив, даже не задумавшись. И тогда Верити что-то догнало. Что-то, что мигом выбило из неё дух, обратило лёгкие и сосуды стеклом, двинься - и конец, вся кровь вытечет внутрь, ничего не останется. Понимание, к чему всё идёт. Вот что это было. Она почувствовала себя в самолёте, который летит вниз, подбитый, горящий. Сделать уже ничего нельзя. Не надо было брать билет. Спрингер повернулся к терминалу и отрубил его. - Знаешь, что, - сказал он. Ох, Верити ждала этого разговора. И очень боялась. Что у Спрингера кончится терпение, что он устанет закрывать глаза на то, что она встречается с антикибертронской активисткой, что… - Давай погуляем, - сказал Спрингер, - я тут ржавчиной скоро покроюсь. Мы с тобой вместе покроемся. Я тебя на плечах покатаю, хочешь? И на качелях. Давай сделаем тебе качели? …и Верити вдруг поняла, как сильно его любит. Она и так знала, конечно. Но вдруг… увидела эту любовь, осознала, как её много, какая она сильная. Как море, глубокое, но пронизанное лучами солнца до самого дна. Море, в котором никогда не утонешь. Никаких шуток. - Но всё-таки, - Верити замерла, - всё-таки, давай не будем твою подружку звать на вечеринки. Ты была права. А я нет. Она фыркнула в ответ: - Точно. В жизни каждой пары происходит момент – этот пугающий до чёртиков, отвратительный момент – первой ссоры. Это было неизбежно, и Верити это знала. Нельзя… нельзя не споткнуться, не удариться об острый угол, когда ты день за днём оказываешься к человеку всё ближе, когда границы становятся тоньше, хрупче. Но эта ссора не была обычной. В ней сразу было что-то слишком серьёзное. Слишком долго недоговорённое. Верити закричала на Меган в один момент, чтобы – чтобы достучаться, продраться хоть один раз через её шуточки и приставания, чтобы та услышала – хоть. Один. Раз. И сразу поняла, что зря. Меган смотрела на неё долго и стыло. Потом она развернулась и саданула кулаком по тумбе. И ещё раз. Потом другой рукой. Раз, два, три. Тумба развалилась к чёртовой матери. - Ебать, - тихо сказала Верити. Она села прямо. Она вдруг осознала себя очень голой, беззащитной. На столешнице остался полупроломленный след от кулака. Кто угодно остановился бы на этом, кто угодно, даже комиксный сверхкачок взвыл бы от боли, заскулил, выпрашивая скорую, скорчился бы, плача над покалеченными руками… Меган продолжила крушить. Методично, тщательно, очень спокойно. Даже светильники со стен посносила под шорох искр проводки. С какого-то момента… всё это было сплошным моментом, кошмарно растянутым во времени – на полу появилась кровь. Чем дальше, тем больше её следы становились похожи на отпечаток ступни. Левой. Когда Меган развернулась, всё с тем же застывшим лицом, развернулась и встала, глядя на неё, как кукла из фильма ужасов, Верити сказала блёкло: - Ты ногу поранила. Дура. Меган молчала. Верити выдохнула, нахмурилась, встала рывком и дёрнула её за руку, усаживая на кровать. Меган позволила. На её лице даже появилась какая-то эмоция. Верити присела перед ней на корточки – точно, напоролась на стекло. Была там вазочка на трюмо, яркая, изящная. Теперь из ступни торчал алый прозрачный осколок, загнанный глубоко в мясо. Подцепить его оказалось сложно – ногти были слишком коротки, пальцы скользили по крови, но Меган сидела смирно, даже не вздрагивала, когда они срывались. Только дышала глубже. Когда у неё, наконец, получилось, руки были вымараны в красном по запястья. - Нужно что-то, - подумала Верити вслух, - перекись водорода. Спирт. И перевязать. - Нет, - густо сказала Меган, - не нужно. Верити вздрогнула. Она забыла, что Меган умеет говорить, а не только ломать вещи. Она медленно подняла взгляд – курчавящиеся волосы в паху, мягкий живот, маленькие груди – и глаза. Меган смотрела светло и ласково, с застывшей в морщинках у уголков глаз смешинкой. Как никогда до этого. Меган пахла мягко, вкусно, сонно. Точно, как мама в детстве, когда Верити забиралась к ней в постель по утрам. Верити даже могла бы… оставить это. Эту сцену. Проигнорировать её, как огромного ядовитого паука, который с ними жил, ел, смотрел дурацкие фильмы и был точь-в-точь похож на Тарантуласа. Но запах ломался, трескался, искажался железом, а Меган прищурилась и облизнулась медленно-медленно, поймав её взгляд. Выпукло и откровенно. Верити захлестнуло тошнотой, тягучей безобразностью. От того, что Меган находила это подходящим моментом. От того, что она сама едва не нашла. Молчание лежало сверху, как одеяло весом в десять тонн. Меган вздохнула и потянулась к ней всем телом, всем своим мягким, уязвимым телом женщины, которая тяжелее ложки в руках ничего не держала, попыталась взять её лицо в ладони – Верити перехватила её руки, пожала мягко, уложила на них подбородок. Сглотнула и сказала негромко: - Меган, - а потом повторила, - Меган. - Что? – спросила та шёпотом, подмигнула, - теперь мы секретничаем? Мне нравится. «Ты разъебала ёбанный номер в ёбанном отеле, сумасшедшая сука, а теперь хочешь трахаться!» - этого Верити не сказала. - У тебя проблемы, Меган. Проблемы. Большие. - И одна очень нуждается в твоём внимании, - она чуть развела колени, - Верити. Она сказала не «Верити», а «Вееерити», на выдохе, так голодно, так обещающе. Верити нахмурилась и закрыла глаза на секунду. Нужные слова никак не шли на язык, слишком правильные, взрослые, слишком нормальные для разъёбанной комнаты в ёбанном отеле, в которой Меган теперь ластилась к ней, как бензин к зажигалке. - Проблемы у тебя не там, - попробовала Верити. Дотянулась до её лба, мягко стукнула пальцем. - А вот здесь. И тебе нужна помощь кого-то, кто в этом сечёт. Кого-то, кто не я. Прости, - Верити выдохнула. Она хотела бы сказать это быстро, но каждое слово приходилось выдавливать, как заканчивающуюся зубную пасту. Меган сжала её плечи. Очень мягко. Очень близко от шеи. - Это ещё что? – спросила она, - Ты что, бросаешь меня? - …нет, - решила Верити спустя пару мгновений, - хочешь… хочешь, пойдём к мозгоправу вместе. - К мозгоправу, - ядовито повторила Меган, - вместе. А ну-ка иди сюда. - Нет! – голос треснул. Верити вскочила, сбрасывая её руки. Пока она бродила по комнате, одеваясь быстро и неловко, стараясь не наткнуться на стекло, чужой взгляд тёк по затылку, жирно капал на спину. Когда она дёрнула ручку двери, та не поддалась. Верити оглянулась – и застыла на пару мгновений, пытаясь осознать, уместить в голове то, что видит. Меган лежала на кровати и дрочила. Меган смотрела на неё из-под полуопущенных век, широко расставив ноги, и наглаживала влажное, нежное, алое, как рана, между них. Во второй руке у неё был ключ с биркой. Она прокручивала его на пальце в такт. - Вернись, - приказала она. Верити развернулась к двери, давя дрожь. Не только Меган может крушить. Не только у Меган здесь есть власть. Она врезалась плечом в хлипкую дверь. Сморщилась от боли и повторила. Почти, почти, сейчас точно сломается… на третий раз она угодила спиной в объятия, в запах, в шёпот, горячий и тяжёлый: хватит, останься, что за глупости, Верити, как ты себя со мной ведёшь, я же люблю тебя, ты же любишь меня, маленькая упрямая дрянь. - Пусти, - выдавила Верити. - Не хочу. Они застыли на месте. Меган сжала её грудь, огладила живот, прижалась к обритому затылку открытым ртом. - Ты тикаешь, - пусто сказала Верити, - почему ты тикаешь, Меган? Меган молча прикусила её за загривок, зализала, забираясь рукой под футболку. - Я всё время это слышу, - продолжила Верити. - Да что ты, - шепнула Меган. - Всё время, - повторила Верити. - У тебя прекрасный слух. Верити хотела бы услышать: тебе кажется. - И что ты думаешь? - низко промурлыкала Меган, - Как тебе это нравится? - Я не хочу об этом думать, - призналась Верити, - я совсем. Этого. Не хочу. Она едва слышала свой голос. - Лгунья, - прогудела Меган ей в ухо. Верити вывернулась из её рук, толкнула – у Меган на лице застыло выражение насмешливое и нежное. От толчка она улыбнулась шире. Верити молча протянула руку за ключом. Меган вложила его в её ладонь, успев погладить пальцы, прежде чем Верити отдёрнула руку. - Ты успокоишься и вернёшься, - сказала Меган, продолжая улыбаться, - потому что ты меня любишь. Потому что ты мне доверяешь. Верити ушла молча. - Я бросила Меган, - сказала Верити шёпотом, когда пришла домой. Но Спрингер услышал. Тут же вырубил сериал, подошёл к ней торопливо, присел на колено. - Почему? – мягко спросил он, - Что у вас случилось? - Она тикает, - сказала Верити, - она всё время… тикает. Я это ненавижу, когда люди – тикают. И разрыдалась. Вдруг – в голос, горько, обиженно, зло. - Ох, - сказал Спрингер, - ох, Верити. И Верити рассказала ему сквозь слёзы про тик-так, про мисс Большой Кулак, про мороженное, про исковерканные слова и про злые тоже, пока он гладил её, позволив угнездиться в ладонях у себя на груди. Спрингер не злился на неё, ни одной секунды, только утешал и обнимал, как мог. Не звал лгуньей, не шутил шуток, не пытался отыскать в её словах того, чему там никогда в жизни не было места. Той ночью Верити спала прямо на нём, и от этого было легче, проще, спокойнее. И месяц после этого – тот, что оказался прощальным – был самым лучшим. Они гуляли, катались к морю, делали глупые фото и глупые вещи, забросили сериалы и немного – Приятеля. Верити перед ним даже извинилась как-то раз. Ей казалось, что в его глазах мелькнула печаль – или она её вообразила – но он простил их. Он ей потом сам это сказал. Что за чёрт, чёрт, чёрт, стучало в висках. Меган, Спрингер, Меган! Верити замерла на выходе из грязного переулка. (Она была так рада, что всё же позвонила Импактору, когда Спрингера похитили – Спрингера! Похитили! прямо посреди их прогулки). Её ладонь лежала на слове, злом, дурном, ни черта не красивом. От него остались «О» и «ОРД». Спрингер выстрелил в Меган. Спрингер. Выстрелил. В Меган. Верити обмерла. Руку прострелило болью, и она поняла – сломала ноготь. Пополам. Стесала. Сколько… сколько крови. А потом Меган. Разнесённая очередью. Меган, разнесённая очередью в сплошную кровь, железо и мясо, подгребла под себя одну ногу. Потом другую. Потом выпрямилась, ломано и неторопливо, разулыбалась остатками лица, и выкрикнула с клокочущим весельем: - Ты раздолбал мою одежонку! Верити всегда знала, что так будет. Что Меган бессмертная. Даже не сомневалась. Но кое-чего она, конечно, не ждала. Что Меган взорвётся, выместится во все стороны металлом, проводами, алыми искрами. Станет тем чуваком. Тем мерзким чуваком. Оверлордом. Вот откуда Верити был так знаком её голос. Вот почему Меган казалось таким пиздецки забавным то, что она лила окружающим в уши. Оверлорд принялся вычищать пространство вокруг себя, бежали люди, кто-то падал, споткнувшись насмерть об очередь, незнакомые кибертронцы рушились на асфальт, наполовину став стальной кашей, - где блядь Импактор? - это было так похоже на месяц назад. Только сейчас Меган – Оверлорду! – было легко и весело, как бывало с ним, с ней, Верити, когда они валялись в постели голые, мокрые, болтали о незначительном. В Верити закипела злость, тупая, жгучая, отрицающая опасность и расстановку сил. Что он блядь вообще думает о себе, клоун, захватывающая жизнь, ебучий старый мешок с гайками, стреляя в её друга, вылезая из её Меган, только вопля «СЮРПРИЗ» не хватило, сука! Верити была уверена, что грохнет его. Не может быть, чтобы кто-то остался жив, когда его так ненавидишь, так чисто и бело до рези в глазах, так самозабвенно, и не важно, насколько он сильнее: это было бы просто против всех законов вселенной, если бы он не сдох. Оверлорд ей удивился, а потом обрадовался. Потом Верити думала, что подхватила злодейскую привычку к болтовне из всех тех фильмов, что они смотрели со Спрингером и Тарантуласом. Что эти фильмы вредны. Что их надо запретить. Оверлорд дёрнул её за руку жестом болезненно привычным, а потом сомкнулся вокруг неё железом, дурманящим хороводом подсветки, и стартанул. Каждое слово Оверлорда звучало, как шутка, но он ни разу не пошутил. И не скрывался, на самом-то деле. Просто… было самую чуточку чересчур абсурдно заподозрить чокнутого многотысячелетнего маньяка в чокнутой Меган. - Сядь в кресло, Верити, - сказал он. - Да какого!.. По панели пробежали искры, ужалив ладони – больно, по-настоящему, но это всё ещё было только предупреждение. - Сядь. В кресло. Верити сделала шаг назад и присела на самый край – хотела присесть на край – но вокруг тут же сомкнулись ремни, плотные, жёсткие. Один давил на шею, заставляя держать голову запрокинутой. - Удобно? – мягко спросил Оверлорд, - а, о чём я. Конечно, тебе удобно. Ты же любишь обниматься. Верити уставилась перед собой, изо всех сил заставляя себя не сжимать кулаки. - Где Меган? – с голосом ей тоже удалось справиться, - Что ты с ней сделал, мудака кусок? Оверлорд чуть иначе вспыхнул подсветкой – спустя секунду Верити распознала усмешку, не злую, скорее… ласковую? - Да ладно тебе. Попробуй ещё. Она выдохнула: - Когда ты подменил её? - Никогда, - признался он, - это всегда был я. Верити закрыла глаза. Всё-таки вцепилась в подлокотники, так, что ладоням стало больно от впившихся углов – но так было легче. Хотелось орать. - Даже не назовёшь меня лжецом? Надсаживаться, пока не подурнеет. - Ну конечно, не назовёшь. Ты ведь ещё там всё поняла, - свет вокруг стал глуше, теплее, - когда в меня прицелилась. Или даже раньше. С самого начала. Он говорил «прицелилась», так, словно это было «ты кончила». Он говорил – «ты знала с самого начала», будто рассказывал о непристойной фантазии. - Дыши, - подсказал Оверлорд спустя пару секунд, - давай, лёгкие сжимаются, расширяются. Ты знаешь, как это делается. Вдох, выдох. Вдох. Выдох. Сжимаются-расширяются, блядь, - беспомощно подумала Верити. - Помнишь, о чём мы говорили, Верити? – вкрадчиво спросил Оверлорд. - Блядь, - повторила Верити вслух. Ей хотелось умереть из-за этой бесстыже жалобной нотки в голосе. - Тихо. Я собираюсь сказать что-то важное. Так вот - мы тогда говорили о войне. О смерти. Верити молчала. - Конечно, помнишь. Я кое-что не мог тогда договорить, но сейчас самое время. Я влюбился в тебя, Верити, с первых твоих слов, потому что они меня убили. Ты, - он будто вздохнул всем корпусом, - меня убила. Оверлорд звучал так, будто пытался приласкать её голосом: гулкий, мягкий, он вибрировал в воздухе вокруг, забирался в лёгкие. Тёк внутри вместе с кровью. - Так нелепо, - теперь в его голосе была улыбка, - маленький мясной мешок. И я. Жаль только, что ты оказалась на поверку такой мёртвенькой. Верити не выдержала: - М… ты!.. - Мне так нравится, когда ты зовёшь меня Меган, - доверительно сообщил он, - это как милое прозвище у любовников. Знавал я одних. От мелкого только и слышно было: «Доми, Доми…» - Я не слушаю тебя. - И зря! Это интересная история. Впрочем, все мои истории интересные, но эта, к тому же, история о моём прошлом, которую я рассказываю, потому что мы близки. Чтобы мы могли стать ещё ближе. Почему бы тебе тоже что-нибудь не рассказать? Верити чувствовала, что кончается. Не только терпение, вообще всё, всё, что было ею в её маленьком мясном мешке. Она сказала: - Пошёл. На хрен. - У тебя нет Искры, Верити, - печально заключил Оверлорд, - упс. У тебя её в самом деле нет. - Вот это новости. - У меня есть ещё! Мы расстаёмся. Верити вцепилась руками в подлокотники. Дышать. Нужно просто дышать глубже и медленнее. Всё будет хорошо. Всё как-нибудь будет. - Дело не в тебе, дело во мне, - мягко прогудел Оверлорд… прогудела Меган своим чертовски странным голосом со всех сторон. Она всё ещё звучала так, будто флиртует. Он. Верити постаралась всхлипнуть как можно тише. Или это был смешок. Как маленький камушек, падающий перед тем, как сходит лавина. Горло будто царапало изнутри. - Ну вот. Теперь ты плачешь. Это потому, что я всё же солгал, да? Ведь на самом деле проблема в тебе, бесчувственный ты мясной мешок. А мы могли бы быть счастливы вдвоём, пока ты мне не надоела бы. И тогда Верити засмеялась. И заплакала тоже. Её трясло, и она всё никак не могла остановиться, обмякнув в кресле, как самый настоящий мешок, как будто из неё вытащили все кости… Пахло полиролью и пылью. Оверлорд помолчал немного, а потом засмеялся вместе с ней.