Grape sea

Ичимацу постоянно думал. Ему больше ничего и не оставалось — если не разговариваешь, то приходится постоянно вести мысленные монологи или диалоги с потенциальными собеседниками, коих в повседневной жизни парня было не так уж много. А если ты сидишь и думаешь, то, будь добр, анализируй свои мысли и свою жизнь. Как так выходит, что с животными взаимодействовать легче, чем с людьми? Почему вчера нужно было съесть пачку печенья, если кушать не хотелось? Зачем Карамацу битые полчаса настраивает гитару? Ичимацу сидел в углу и перекатывал пальцами соломинку для коктейля — монотонные действия всегда помогали ему сосредотачиваться на одной мысли. А ещё он немного нервничал, ведь со стороны казалось, что он следит за тем, как неудавшийся певец перебирает струны, проверяя их звучание. Чтобы как-то ещё успокоить свои нервные клетки, парень искоса поглядывал на Чоромацу, находившегося во власти дивана и новой манги. Тот то и дело закусывал нижнюю губу, но глаз от страниц не открывал. И слава богу — если он хотя бы мельком бросил взгляд на младшего брата, подглядывавшего за Карамацу, то... Ничего бы по сути не случилось, но для Ичимацу это было бы унизительно — когда постоянно сидишь в размышлениях, то мозг очень быстро придумывает разные версии развития событий и реакции. — Йес! — раздался победный клич человека, разобравшегося со струнами. Он отложил гитару и полез в блокнотные записи изучать табы. Четвёртый брат давно подметил, что Карамацу не продумывал действия наперёд, а руководствовался принципом "сначала делай, потом думай". Видимо, старшие дети Мацудзо получились каким-то бракованными, ведь у Осомацу было схожее кредо — говорить, а после уж думать. Хотя вряд ли кто-нибудь ещё в этой семье вообще умел думать. Ведь если бы его братья подумали, то пришли бы к выводу, что весь пафос Карамацу всего лишь пыль, прикрывающая его хрупкое эго. А его стремление помочь другим это тщетная попытка помочь себе — ведь брат был настолько разбитым, что отбрасывал малейшую возможность угодить себе, принося себя в жертву окружающим. Мол, топчите об меня ноги, я это заслужил, но не признаюсь в этом никому. Этот глупый вид садомазохизма в определённой степени — тысяча в квадрате! — раздражал Ичимацу. Ему хотелось как-то помочь брату примириться с собственной натурой, но он ещё не продумал, как это сделать. Нужен чёткий план. Утопающих нельзя просто взять и спасти: нужно знать, как это делать. И, конечно, знать, как делать искусственное дыхание. Технически это можно продумать. А вот практически... Парень перевёл взгляд на Чоромацу. Тот, разумеется, не может читать мысли. Но лучше на всякий случай удостовериться, что и смутившееся выражение лица четвёртого останется никем не увиденным. Тем временем, со стороны Карамацу раздались звонкие ноты. У него получалось коряво, но Ичимацу узнал в фингерстайл-мелодии песню "I got you". Видимо, разучивает её для своих Карамацу-гёрлз. Будто бы эти несуществующие идеализированные дамы это оценят! Если бы старший умел думать наперёд, то понял бы бессмысленность своего бренчания. Но он не понимал. И всё так же продолжал дёргать струны, одну за другой. Ичимацу наблюдал за его напряжёнными пальцами, сминая соломинку в руках. Это же тоже было бессмысленно, ну, пристальное внимание к брату. Зачем постоянно смотреть на него, придумывать диалоги, которых никогда не будет, воображать действия, которые никогда не станут реальностью? Да, с рациональной точки зрения это абсолютно напрасно. Но это хорошо сказывается на эмоциях. И делает реальность менее противной. Ласково проведя по струнам напоследок, второй по старшинству торжественно улыбнулся и отложил инструмент. Он коротко кивнул Ичимацу и бесшумно, чтобы не мешать младшим, покинул комнату. Чоромацу на эти действия не отреагировал: слишком был увлечён мангой. Зато другой парень недовольно цокнул языком. Серьёзно? Он теребил гитару минут тридцать, издавая не самые приятные звуки! А в конце решил снова показать себя заботливым и чутким к слуху окружающих? Что это было вообще? От переизбытка негодования и как-то затесавшегося среди него приятного чувства — ведь брат не просто ушёл, а ещё и обратил внимание на притаившегося в углу слушателя — Мацуно непроизвольно дёрнул локтем и ударился об стенку. Кость неприятно заныла, и парень решил, что на сегодня с него этого сидения в углу достаточно. Потянувшись и похрустев пальцами, несчастный медленно поднялся и поплёлся к выходу. От долгого сидения ноги успели онеметь, и он аккуратно спустился по лестнице, крепко держась за перила. На кухне послышалась какая-то возня, поэтому не заглянуть туда было просто невозможно. И тут же отпрянуть обратно за стенку, поддавшись реакции тела. Картинка целующихся старших братьев отчётливо стояла перед глазами, и чем сильнее парень жмурился, тем сильнее она отпечатывалась в голове. Сердце зачем-то сжалось в какой-то несуразный комок, а ноги как будто окаменели. С кухни послышался глухой удар и голос Осомацу: — Без пафоса ты мне нравишься больше, дурачина. Мир не театр, а ты не актёр. Ты — простой замечательный Карамацу. И быть кем-то другим не нужно. Его собеседник шмыгнул носом и заметил, что наставительные слова идут старшему гораздо больше, чем планы очередных попоек. Осомацу повторил, что его брат дурачина, а после раздался характерный для объятий звук. А Ичимацу не мог пошевелиться. Пока он думал, другие действовали.