***
Роксана всю дорогу до дома ревела, растирая слезы по лицу. Ян пытался разрядить обстановку смешными историями, пару раз вызвав у сестры улыбку. Они, как парень обещал, зашли в пекарню за любимой выпечкой Роксаны — шоколадными маффинами. Когда они дошли до дому, Громов остановил уже порядком успокоившуюся Роксану, которая уже поднималась по крыльцу к подъезду. — Сядь, подштукатурься, у тебя какая-то черная херь по лицу размазана и рожа красная. Мама дома, вопросы будет задавать. Девушка слегла улыбнулась такой заботе брата и села на лавочку, стоящую возле подъезда. Она достала влажные салфетки и, скрипя сердцем, начала ими стирать с лица следы от туши. Она прямо чувствовала, как ее кожа становится сухой от спирта из салфеток. Стерев черные следы, она наспех замазала покраснения возле глаз и решила, что просто быстро пройдет мимо матери. — Рокс? — Мм? — Ты реально трахнула Геру? — спросил он, переборов неуверенность в нужде этого вопроса. Сестра взглянула на него и, улыбнувшись уголком губ, помотала головой. Теперь, он точно мог не переживать по этому поводу. — А что? — спросила она, складывая косметику к себе в сумку. — Интересно, совсем ли ты отбитая или ещё нет, — улыбнулся он, открывая дверь парадной и пропуская уже подошедшую Роксану. Ян весь оставшийся вечер наблюдал за Роксой. Она вела себя как обычно, улыбалась матери, дерзила брату и тому подобное. Мокрых и красных глаз как не бывало. Емельян надеялся, что она всё-таки переживет этот разрыв, и не будет убиваться из-за этого, пускай и классного, фрика. Он думал, что она действительно в норме, но до тех пор, пока он, среди ночи по пути на кухню, не услышал из комнаты сестры горькие всхлипы.***
На следующий день, Рокса решила прогулять первую пару, так как проснулась слишком поздно, да и предмет пустяковый. На всех оставшихся парах и переменах она старалась вести себя как обычно, чтобы все сочувствующие взгляды Саши были неправдивы. Она даже сказала ей, чтобы она не маялась этой чушью, ведь у них есть другая миссия. Девушки решительно договорились расшатать меланхоличного в последнее время Геру. Он редко встречался с ними на переменах, а если и случалось им пересечься, то мало говорил или вовсе молчал. Подруг сильно беспокоила это Герина отчуждённость. Ещё они просили помощи у Яна, якобы он мог с ним подружится, что могло хотя бы как-то воодушевить Измайлова. Громов резко и грубо отказался, даже слишком грубо. Ну и девушки перестали к нему лезть, опасаясь такой бурной реакции. Сейчас, только-только началась пара по практике. Любимый предмет Германа. Ему нравился скорее не сам предмет, сколько преподаватель. Егор Владимирович — презентабельный солидный мужчина средних лет. Прекрасный художник и хороший преподаватель. Он не так давно преподает искусство, до этого предпочитая только творить в своей студии и устраивать выставки, что, естественно, делает и по сей день. Как он рассказывал на занятиях, что в учителя он пошел, когда понял, что захотел помочь юным дарованиям найти себя и свой стиль, а также дать ещё неизвестные для них знания. Каким бы Егор Владимирович не был чудесным человеком и как бы он не импонировал Герману и ещё почти всей академии, он не без своих тараканов. Он был очень изменчив в своем поведении. Сегодня он придет воодушевленный и супер-активный, завтра — убитый жизнью, а через неделю будет вести себя, как обычно. Все его ученики, безусловно, замечают это, но сильно не обращают внимания, ибо это, по их мнению, его личная жизнь. Пускай, это и не мешало ему вести курсы, но все же влияло на идеи. Однажды, Егор Владимирович, в период плохого настроения, задал студентам рисовать банку из-под какой-то газировки, которую он вот-вот допил. Однако, весь факультет догадывался, что в этой банке была не только газировка. Сегодня же, он был весел и общителен. В аудитории стоял гул из-за разговоров студентов, но, когда Егор Владимирович вышел в центр «сцены», на которой стоял стул, все уважительно притихли. — Итак, на этом уроке вы, творцы, будете писать картину с натуры! — проговорил он, указывая рукой на стул. — Егор Владимирович, а можно я буду натурой? — в шутку воскликнула Рокса, вызвав у одногруппников смешки. — Прошу, — с улыбкой кивнул на стул мужчина. Громова рассмеялась, словно говоря, что она шутит, — Роксана, давай-давай, не тяни время. Девушка, посмеиваясь, встала со своего места и поднялась на сцену. Уселась на стул, комично поправляя невидимую юбку и кладя ногу на ногу. — Мне кофту снять? Чтобы было легче передать мои формы, — шутила она, вызывая общий смех у рисующих одногруппников. — Громова, ей-богу, — Егор Владимирович покачал головой, пытаясь скрыть смешок, так как это не подобает преподавателю. — Да не, пусть снимет. На нее вся академия дрочит! — выкрикнул Денис Денисов, родители которого были оригинальными людьми, вызвав гагатанье со стороны своих друзей, сидящих за мольбертами рядом. — Денисов! — рявкнул преподаватель, после чего скрылся в своем «кабинете», который находился отдельно от зала с мольбертами.***
— Юлич, может не надо? Поговори с ней после пары, а не во время нее, — уверял друга Игорёша, узнав, что парень хочет ещё все обсудить с Роксаной. Парни стояли возле кабинета, где, по словам охранника, должна быть пара у художников. Дверь была приоткрыта, чем Юлиан решил воспользоваться. Он заглянул в кабинет, в середине зала сидела Роксана и болтала с кем-то за мольбертом. Чуть проведя глазами, Евсеев заметил Германа. Он сидел спиной к двери и увлеченно мазал краской по холсту. Только при виде него у Юлиана уже возникло желание обмакнуть лицо Измайлова в этой его палитре, а потом потереть его об холст, используя в роли кисти. Но только потом, он заметил, что именно рисовал Герман. Чертову Роксану! Значит, трахнул, а потом ещё и рисует! И ему было вообще плевать, что ее рисуют все и это, на самом деле, задание. — Юлич? — подозрительно протянул Лукьянцев, заметив, как друг опасно сжал кулаки. Необъяснимая ярость нахлынула на Юлиана, превращая его в машину для убийств. Он, не слыша успокаивающие слова Игоря, толкнул дверь так, что она сильно хлопнулась об стену, обратив на себя внимание некоторых студентов. В том числе и Роксаны. — Ты что…? — она соскочила со стула, заметив настрой своего уже не парня. Герман, увлеченно рисующий, увидел замешательство его натуры. Он проследил за ее взглядом, как раз в тот момент, когда он полетел на пол. — Блять, придуро-о-ок, пару сорвал, — простонал где-то Игорь. Роксана видела момент, где Юлиан повалил Геру, будто в замедленной съёмке. Удивленно-непонимающе лицо Измайлова и перекошенное от злости лицо любимого. Она вскрикнула от неожиданности и кинулась в их сторону, но отчего-то остановилась в метре от них. По аудитории прошла волна оживления. Некоторые девочки даже начали визжать. Юлиан сел сверху и пару раз сильно ударил Германа по лицу. Художник от неожиданности даже не мог прикрыть лицо руками, так как не до конца понял, что происходит. Вокруг начали собираться художники, но никто не пытался их разнять. Девушки смотрели с открытыми ртами, иногда их прикрывая ладонями. Громова постаралась убрать растерянность и какой-то страх подальше и сделала шаг к парням. — Совсем крыша съехала?! — она схватила его за руку, которую он занёс для очередного удара, но была груба оттолкнута, а Гера получил один из сильнейших ударов по носу. Теперь уже решил вмешаться Игорь, который точно не ожидал такого от друга. На что Юля горазд, только не на драку из-за девушки, тем более, зная, что тот, кого бьёт — невиновен. Рыжий быстро подошёл к другу и, удобно ухватив его за плечи и ключицы, начал оттягивать его от Германа, но все четно. Игорь даже и не рассчитывал в одиночку их разнять и он искренне не понимал, почему студенты не пытаются «спасти» одногруппника. — Блять, успокойся, чувак! — он сделал еще одну попытку, но, как и в первый раз, у него не вышло. — Что у вас стряслось, малышня? — на весь этот шум вышел и Егор Владимирович из своего кабинета. Увидев драку, он сразу же подлетел к ним и начал помогать Игорю оттаскивать Юлиана. Они сумели это сделать. И когда уже стоящий на ногах Евсеев ещё пытался вырваться добить Измайлова, Егор Владимирович внимательно вгляделся в его лицо и поинтересовался: — Ты кто вообще такой? Ты не из моих, я тебя не помню, — вроде бы глупая фраза, но она смогла хоть как-то остудить пыл Евсеева. Парень, тяжело дыша, непонимающе взглянул на мужчину и вырвавшись направился вон из аудитории, по пути пнув чей-то мольберт и оттолкнув одного из художников, который неосмотрительно загородил выход. — Это что было? — нахмурившись спросил преподаватель, глядя в след неизвестному парню. После заметив, как Громова помогла пострадавшему сесть и разочарованно разглядывала его побои, сам сел на корточки возле них, — Ты цел? — Местами, — ответила за него Роксана, повертев лицо друга, отчего он болезненно поморщился, а она виновато ойкнула. В голове у Германа стоял гул, сопровождающий его все время после первого удара черноглазого. После, он ничего не чувствовал кроме резкой боли и металлического вкуса крови во рту. Он искренне не понимал, чем провинился перед Юлианом, что он аж с цепи сорвался. Парень почувствовал, что по его лицу что-то стекает и, взглянув вниз, он с сожалением заметил на своей белоснежной худи кровавые следы. Игорь помог ему подняться и ободряюще похлопал его по спине. Роксана быстро схватила его под руку и вывела в коридор, за ними вышел и Игорёша, который прикрыл дверь кабинета, где Егор Владимирович уже велел продолжать рисовать. Рокса заставила Германа, которого Игорь вел в медпункт, сесть на один из диванчиков, стоящих в коридоре, девушка грустно аргументировала это тем, что медсестра не на месте. Герман всё-таки сел, попутно пальцами проводя под особенно больным носом с целью стереть кровь, но ее оказалось так много, что она была не только под носом, но и на щеке, а Гере казалось, что все его лицо утопает в этой алой жиже. Рокса заметив это, ещё сильней почувствовала себя виноватой. — Твою мать, Гера, прости пожалуйста! Это все из-за меня! — слёзно пробубнила Роксана, наконец-то достав бумажные салфетки, — Я не знала, что все так выйдет. Извини! — Из-за чего это все? — устало спросил Герман в то время, как Роксана заботливо оттирала кровь, то и дело доставая новую салфетку. — Я сильно ступила и сказала ему, что переспала с тобой, — тихо и стыдливо пробубнила она. А на опешивший взгляд Германа, в котором читались все маты мира, пускай Гера и исключает такие выражения из своей речи, поспешила добавить: — Мне безумно стыдно, Гера! Я меньше всего хотела этого. Кто же знал, что он такой ебанутый? Гера решил промолчать, ибо даже он знал, что Юлиан тот еще… необычный парень. Ещё его удивил тот факт, что Игорёша не смотался за Юлианом, а стоит и помогает Роксане остановить ему кровь. Громова стояла чуть ли не со слезами на глазах. По ней видно, что ей действительно жаль, что все так произошло. Пока Игорь пытался остановить кровотечение из брови, Громова принялась к носу, но, когда она слегка коснулась переносицы салфеткой Герман отдернулся и поморщился. — Упс, извини, — машинально произнесла она, тоже морщась, но после того как она взглянула на Герин нос, девушка поменялась в лице, — Ого, он тебе нос, блять, сломал что-ли?! Это заявление сильно напугало Геру, пускай он этого и ожидал. Не может же здоровая переносица так болеть, а кровь течь без остановки. Но ему не сильно, точнее, вообще не хотелось мотаться по больницам, ходить со стремной повязкой на носу, а если ещё и вправлять надо, то это вообще тотальный капец. Игорь, после Роксиной фразы, начал оценивать Герино лицо целиком, определяя какая его часть пострадала больше всего, помимо носа. В итоге, он сделал вывод, что у Геры рассечена правая бровь, из которой текло больше всего крови, а на щеке небольшой кровоподтек. И скорее всего, сильный ушиб носа, ибо его переносица и места вокруг нее стали бордово-фиолетовым цветом, да и кровь текла ручьем. Игорь смог точно сказать, что перелома нет, но нос почему-то все же надо вправлять. Гера, в свое время не прогуливающий биологию, был в замешательстве, ведь при смещении происходит только при переломе, черт возьми! Игорёша скомандовал остановить кровь из носа, что Рокса сразу же выполнила, свернув салфеточку и засунув в одну из ноздрей Геры. После, Лукьянцев, не предупреждая, одним быстрым движением вправил Гере нос, вызывая невероятную боль с его стороны. — Твою мать, Игорь! — громко прошипел Герман, морщась и сжимая пальцами сиденье диванчика. — Все-все, я уже закончил, — он похлопал художника по плечу и обернулся на Роксу, которая удивлённо и недоверчиво глядела на него. — Откуда ты умеешь это делать? — спросила она. — Хах, я за свою жизнь столько костей вправил! Больше, чем ты картин нарисовала. — Ладно. Гера, прости меня ещё раз, — девушка чмокнула его в щеку, он никак не отреагировал, так как был занят ноющей болью, и собралась куда-то идти. — Давай без этого. А то окажется, что это увидит черноглазый еблан, который срывает пары, и пацану ещё сильней достанется, — насмешливо сказал Игорь, на что Рокса кривляюще его передразнила, как это делал вчера Емельян. Она напоследок сочувствующе потрепала Германа по плечу и наконец ушла искать этого «черноглазого еблана».***
Юлиан, уже немного успокоившись, решил не идти на улицу с кровью на костяшках и пальцах, да и само ощущение было отвратным, поэтому он нашел ближайшую уборную с раковиной и начал марать ее кровью, смачивая пальцы целой руки водой и смывая противную жижу. Он не любил кровь. Евсеев не знал чья это кровь, его или студентика. Скорее всего, и та, и другая. В таком случае, он не знал чьей крови больше. Каждое прикосновение к местам, которыми он бил, отдавалось неприятным ощущением, словно в них тыкала тысяча острых иголок. Когда вода перестала быть кровавого цвета, Юлиан выключил воду и промокнул салфеткой пальцы и костяшки, которые все ещё кровоточили. Как только он собрался уходить, дверь скрипнула, впуская ищущую его девушку. Роксану не смутила табличка, оповещающая, что это мужской туалет. Ей было плевать, сейчас у неё была цель серьезно поговорить с Юлианом, чтобы расставить все точки над «и». — Ты совсем с ума сошел?! Что ты вытворяешь? — серьезно спросила она, прожигающе глядя на парня, — Ты сейчас избил ни в чем не виноватого парня. Нахера?! — Он виноват, — сказал лишь он, игнорируя все возгласы девушки. — В чем?! В том, что ты не додумался, что я вру?! Ты же сам говорил, что не веришь в это все, а сейчас поверил! — она говорила не очень громко, но Юлиану казалось, что сильно кричит. — Ты мне сказала, что это правда. Я поверил, потому что тебе не зачем врать, Рокса, — покачал головой он, глядя на тяжело дышавшую девушку. — Ты идиот?! Я сказала, чтобы тебя позлить, ты придурок! — она прошла к раковинам, остановилась напротив одной и оперлась руками на нее, глядя на себя в зеркало. Она грустно засмеялась, — Да и на тебя это не похоже: без разборок сразу полез с кулаками. Крыша уже уехала? — Рокса, мне поебать на разборки. Я захотел ему по роже дать — я дал, — спокойно проговорил он, подходя к девушке сзади, взглянув на ее отражение в зеркале. — Ты мудак, — прошипела она, качая головой и грустно усмехаясь, — Я с ним не спала, мог бы уточнить, перед тем, как ломать ему нос, — она соврала, чтобы выбить из Юли хоть какое-то раскаяние, но ему, видимо, было вообще плевать. — Знаю, я мудак, — он вновь проигнорировал все остальное, подходя к ней ближе, — Просто когда я представил, как тебя трахает этот эстет ебанный, я был готов его убить, пойми. Юлиан подошёл к девушке совсем близко, но она не обращала на это внимания, стоя к нему спиной. Как только он протянул руки, чтобы обнять ее, девушка резко развернулась и оттолкнула его, сделав пару быстрых шагов в сторону двери. — Рокс? — Не смей меня, блять, трогать! Ты мне противен. Больше не приближайся ко мне! — крикнула она охрипшим голосом, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Она быстро вышла, хлопнув дверью, оставляя парня в растерянности. Юлиан впервые в жизни не знал, что делать.