***
Саша никогда не чувствовала себя настолько спокойно, как рядом с Игорем. Ярославцевой нужно было купить принадлежности для учебы и работы, а ближайший нужный магазин находился в полуторах часах езды в огроменном торговом центре. Саша написала это Игорю, который хотел в этот день с ней встретиться, чтобы отменить встречу, но парень вызвался ее подвезти, ибо он свободен и на машине — ему не сложно, да и они смогут увидеться. Впрочем, Саша согласилась. При прибытии, в первую очередь, Ярославцева направилась в нужный художественный магазин, в котором также закупался Герман. Игорь тащил ее во все возможные магазины, шутил и смешил, а Саша, пускай и таяла от такого поведения Игоря, но приехала по делу, поэтому заставила парня ей не мешать. На что он шутливо фыркнул, что-то в роде «Фи, какая ты скучная», а после чмокнул ее в губы. Пока она ходила выбирала себе нужные материалы, Игорь брал с каждой витрины и полки какой-либо предмет и спрашивал у Саши, что это такое. Поначалу, девушка терпеливо отвечала на вопросы, исходя из своих знаний и разговоров с Германом, который часто треплется о художественных штучках. А после, когда поняла, что Игорь спрашивает не из-за собственного интереса, а лишь для того, чтобы отвлечь ее, девушка отправила его в детский отдел со всеми раскрасочками и ужасными фломастерами. Игорь засмеялся, признавая, что его раскрыли, на что Саша не смогла сдержать улыбку. В конце концов, Саша так долго выбирала бумагу для проекта (она даже советовалась с Германом по телефону), что Игорь, который учтиво подавал Саше разные предметы, названия которых он уже позабыл, устал. Он решил переждать ее снаружи, ибо от запаха бумаги у него уже начала кружиться голова. Если уж, графический дизайнер, чья работа по большей степени связана с электроникой, а не с бумагой, проводит столько времени за выбором бумаги, которая ей совершенно не сдалась, то сколько времени тут проводят такие художники, как Роксана и Герман. Ладно уж Герман, Игорь верил, что он не настолько долго тут торчит, а вот Роксана, которая долго не может выбрать из двух цветов помады, а в конце концов выбирает третий, тут, наверное, живёт. Саша, наконец, вышла с большим пакетом и, казалось, сама была утомлена. Игорь забрал у нее пакет и повел отпаивать какао и кормить сладким, но узнал много нового о ней. От сладкого она отказалась, ибо не любит, а вот какао, действительно, обожает, но пьет только сваренный на кокосовом молоке из-за непереносимости лактозы. Также, она сказал, что любит мороженное, но безлактозное продается очень мало где, что очень жаль. Они сидели на диванчике за столом в этой кофейне. Саша пила безлактозное какао, Игорь — какой-то супер сладкий раф, и им все нравилось. Эта тишина в кофейне, хотя в самом ТЦ было шумно и людно, эта атмосфера уюта, будто они вместе не около недели, а уже всю жизнь. Они болтали, посмеивались и просто наслаждались моментом. Игорь внимательно смотрел на лицо девушки, которая рассказывала какую-то историю, и вдруг он прищурил глаза, вглядываясь в Сашу. — Я не знаю, почему не заметил этого раньше, но в тебе что-то изменилось. — Что? Всмысле? — Я не знаю, как это точно называется… Ты накрасила ресницы? — неуверенно спросил он, все ещё вглядываясь в глаза девушки. — Э-э-э, ну да. А что-то не так? — она полностью растерялась, не понимая реакцию рыжего. — Да не, все так. Просто я тебя никогда не видел накрашенной, — пожал плечами Игорёша, лучезарно улыбаясь. — Не ври, видел. — Не-а, — мотнул головой он, не припоминая такого. — Ви-и-идел, — протянула девушка, подозрительно прищурившись. — Ладно, как скажешь, — согласился Лукьянцев, примиряюще чмокнув ее в щеку. На самом деле, Саша начала красится, хотя это слишком громко сказано, незадолго до того, как они начали встречаться. Она начала использовать из косметики только тушь, бальзам для губ и тональник, служащий ей уже почти год, чтобы замазывать иногда уж очень жуткие синяки под глазами. Хотя девушка и всегда отвергала всю косметику, кроме тональника, естественно, но перемен в своем стиле она захотела сама из-за собственных соображений. Ну и немного из-за Игоря. Всё-таки, если она в отношениях, то должна ухаживать за собой, несмотря на то, что Игореше, похоже, было на это плевать. — Тебе нравится? — неожиданно для себя спросила Саша, сразу же захлопнув рот. Неужели это она сказала? Она бы никогда не могла подумать, что когда-нибудь сморозит подобную чушь. — А? Ты про что? — Ярославцева была уверена, что он все расслышал и с первого раза и просто издевается. Да ещё и лыбится! — Про ресницы, — она еле сдержалась, чтобы не щёлкнуть улыбающегося парня по лбу. — По-твоему, мне может не нравиться? — абсолютно серьезно спросил он, вскидывая брови. Девушка смутилась. Что он вообще несет? Дурак. Она совершенно не могла придумать, что сказать ему на это. — Я не знаю, что мне ответить, — призналась она, немного прищурившись и ожидая следующие слова рыжего. — Впредь знай, ты любая красивая. Хоть ты будешь без косметики, хоть будешь краситься, как Рокса, хоть решишь перекраситься в зелёный, хоть налысо побриться, ты все равно будешь красивая. — Фу, как ванильно, — шуточно съязвила она, хотя была готова расплакаться. Ей так ещё никто не говорил. Да что уж там, она никогда бы не подумала, что услышит какие-либо комплименты от лиц мужского пола (кроме Геры, конечно). — Согласен, — усмехнулся парень, — Но по-другому, никак. Ты меня поняла? Девушка нехотя кивнула, после чего первая полезла целоваться, ещё не веря тому, что ей досталось такое рыжее солнце.***
Емельян стоял перед зеркалом, держа в руке сценарий, и пытался отрепетировать свою роль. Мысли его летали в облаках, а слова никак не хотели запоминаться, что дико злило Громова. В очередной раз он начал сначала. Вступительные слова он произнес без ошибок, правильно расставляя интонацию и как надо жестикулируя. Все шло отлично, за исключением того, что Емельян частенько подглядывал в текст, искренне надеясь, что времени на зубрежку ему хватит. Когда он дошел до своей предпоследней реплики, вся его сосредоточенность куда-то убежала, ибо он снова задумался не о том. О Германе. И из-за этого, он перепутал одно слово и текста, что было его последней каплей. — Блять! — в ярости воскликнул Громов, бросая на пол листы со сценарием. Опять этот Герман все портит. Все же было хорошо, у Яна, например, получалось нормально репетировать. Он идеально отыграл все, но конец запорол, что означает, в понимании Громова, запорол всю свою игру. А запорол всю игру он из-за Геры, который так не вовремя пришел Яну на ум. Емельян, поняв, что большего он от себя не добьется, устало повалился на свою кровать, приложив ладонь ко лбу, успокаивая себя. Какой из него актер, если из-за посторонних мыслей он сбивается и начинает чувствовать что-то, что никак не связано с его ролью?! Настоящий актер, по мнению Емельяна, — это человек, сумевший вжиться в своего героя настолько, что все мысли и чувства должны быть идентичны мыслям и чувствам его героя. А Ян сейчас доказал, что он не настоящий актер. А если он на сцене, так, невзначай, вспомнит как трахнул парня, которому потом в неадеквате признавался в любви на видео? Это будет крах. И теперь Ян очень не кстати вспомнил про то видео. Он стукнул себя лежащей на голове рукой по лбу, словно в очередной раз говоря себе «еблан». А в следующую секунду парень взял в руки телефон. Он не знал, что им двигало, когда он зашел на профиль сестры в инстаграм, а после в ее многочисленных подписках нашел и нужного человека. Зайдя на заветную страничку, Емельян чуть не поперхнулся, увидев количество подписчиков. Герман, как неплохой (как он сам считал) художник, выкладывал в инстаграм не только себя, но и свои работы. Поэтому какая-то часть из всех его шести тысяч подписчиков пришла смотреть на Геру, как на художника, а другая часть — как на миловидного парня. Емельян листал его ленту, которая чередовала в себе фотографии рисунков и довольно эстетичные фотки самого художника. Рисовал он прекрасно, Ян не мог с этим попросить, но фотографий самого Геры было слишком мало. Как только Емельян уже второй раз прокрутил ленту до конца, он наконец понял, чем занимается. Как типичная телка-подросток пялится на фотки мальчика, который ей нравится. А ведь реально нравится. Нравится, блять. Как это могло произойти, Емельян не знал. Также он не знал, что им двигало, когда он зашёл на этот раз в другую соцсеть и открыл полупустой диалог с Германом. Они ни разу не переписывались, а единственным сообщением была фотография каких-то красок, которую запросила Роксана, попросив скинуть именно брату. Ян хотел было что-нибудь написать, но остановился, подумав, стоит ли? Он не хотел, чтобы они так до конца учебы избегали друг друга, мешая и учится, и полноценно жить без лишних мыслей и заморочек. Но также он не знал, как исправить эту ситуацию. Что нужно предпринять, чтобы они оба уже наконец могли спокойно вздохнуть? Ян не знал. Он ничего не знает, черт возьми! Ещё Ян боялся. Боялся осознавать, что имеет чувства (он даже боялся произносить в своей голове слово «влюблен») к парню. Особенно проживая в стране, где каждый второй гомофоб (Громов даже когда-то был таким), а геев не воспринимают, как людей. Молодое поколение ещё как-то пытается адаптироваться под высказывание «любовь не имеет пола», а вот уже взрослые люди никак не могут стать толерантнее. Да и плевать на них, Емельяну было глубоко похуй на их мнение. А вот на мнение одного художника — нет. Громов хотел написать, поговорить с ним об этом, признать все свои чувства и открыться ему, но боялся, дико боялся, что Герман не так поймет или, ещё хуже, отошьет и посмеется. — Ебанный бумагомаратель. Что мешало ему просто убрать и выключить телефон, чтобы не испытывать себя? Но Ян же не ищет лёгких путей. Хотя даже не сам Емельян, а его пальцы, которые отправили Измайлову то злополучное видео, подписав коротко, но ясно: «Это ещё актуально». Спустя несколько секунд, пока Ян сам осознавал, что натворил, Громов рассмеялся. Какой же он придурок! Если раньше в его голове и был мизерный шанс на то, что всё-таки решиться признаться Измайлову, то сейчас этот шанс равнялся нулю. Громов зашел удалить свое сообщение с прикрепленным к нему видео, пока художник оффлайн. Но все пошло по причинному месту. — Твою мать! Сообщение уже было прочитано.