Со временем все меняется

Во вторник у художников отменили последнюю пару, поэтому Герман с довольно прекрасным настроением пошел домой. Рокса задерживалась в академии, в очередной раз пытаясь разговорить брата, которого «хрен знает какая муха укусила», но, как показал опыт прошлых попыток: Ян готов был молчать, как партизан, лишь иногда в грубой форме говорить сестре, чтобы она отстала. Герман в какой-то степени был рад, что Емельян не собирается рассказывать все направо и налево, и что единственными людьми, которые посвящены в это все, были и останутся Саша с Игорем. В последнее время, Измайлов стал чаще размышлять на тему из отношений с Яном. Та мысль, что между ними что-то было, и не один раз, уже не приносила таких эмоций, как в первое время. Да, ему было неприятно это вспоминать, но все же он мог спокойно обо всем подумать. Он понимал, что все произошедшее — разовая акция, но вопрос ориентации остался для Геры болезненной темой. Он все также был убежден: один раз — значит гей. Но это не самая серьезная и неприятная тема. Видео. То чертово видео. Зачем Емельян это скинул?! Да ещё подписал: «Это ещё актуально». Какой адекватный человек скинет что-то подобное? Наверняка, Ян был снова под кайфом. Иначе быть не могло! То есть, сам Громов в академии нос от Геры воротит, а тут, можно сказать, предлагает ему встречаться? В его действиях нет логики. Герман не мог поверить в то, что Емельян действительно так думает и хочет с ним создать отношения. Слишком много всего, в голове каша. Одна только мысль об этом видео вводила Геру не в страх, а в панику. Он боялся. Панически боялся. Всего. Что будет, если все узнают? Что будет дальше — они проведут ещё долгое время в одной академии, будут пересекаться? Что на самом деле чувствует Емельян? А Герман? Понимая, что в горле встал ком, а на душе скребут кошки, Герман прибавил шаг, чтобы скорее оказаться дома. Но, видимо, его планы безнадежно срываются. Возле академии стоял и курил Игорь, кого-то ожидая. Был он один и никак не мог ждать Сашу — она освобождалась позже. Ждал, значит, кого-то другого. Гера вспомнил свой разговор с Сашей. Игорь все знал… — Опа, Герман, приветик! — неожиданно произнес Игорь, когда Гера поравнялся с ним, выбрасывая сигарету. — Привет, — кивнул Измайлов, замечая, что Игорь как-то напрягся. Хотя и сам Герман не был расслаблен, ибо Игорь все знал. — Я вообще-то к тебе по делу… — он замялся, бегая глазами, словно размышляя, что сказать. Герман насторожился, — Это про Сашу. — Что-то случилось? — с одной стороны у Германа отлегло, а в другой — наоборот, так скажем, прилегло. Что у Саши могло случиться? — Нет… То есть да. Да, случилось, — Игорёша как-то напряжённо улыбнулся, а потом вновь стал серьезным, — Ты знаешь про ее отца? Герман изменился в лице. Как? Как он узнал? Не могла же Саша сама ему рассказать! — Откуда ты…? — непонимающе задал вопрос художник, но Игорь его перебил. — Оттуда. Значит, знаешь? Герману оставалось только кивнуть. Он вспомнил, как Саша первый раз пришла к нему ночью, рыдающая и, судя по всему, наспех собравшаяся. Тогда, пять лет назад, он сидел всю ночь рядом с ней, успокаивающе гладя ее по голове, и слушал ее бессвязный бред. Когда он прямо спросил у нее, что произошло, то ему пришлось отпаивать девушку успокоительным, которое им заботливо подсунула Герина мама. А когда пятнадцатилетняя Саша сумела совладать с собой, успокоится и внятно все объяснить, то успокоительное пришлось пить уже Гере. Первой мыслью в его голове было пойти к родителям и все рассказать, чтобы предпринять хоть какие-то меры, но Саша, вновь впадая в истерику, умоляла его не делать этого, а оставить все как есть. А он сдался и оставил. Оставил и Сашу в этом положении почти на пять лет. Когда она переехала, Измайлов испытал такое облегчение и радость, каких и сама Саша не испытала. С того дня, пять лет назад, они с Сашей вместе стали ненавидеть ее родителей. Мать за то, что она все зная, молча приняла это все и терпела, а отца… За это все. Художник спрашивал, всегда спрашивал, стараясь быть аккуратным, всегда, когда мог, в школе, на улице, в академии. Но слышал лишь: «Все нормально». Он знал, что все абсолютно не нормально, но она, видимо, боясь быть надоедливой и проблемной, молчала, лишь иногда срываясь и приходя такими ночами к Гере. Зная, что тут ее поддержат и его родители, не задавая лишних вопросов, и сам Гера, единственный, кто ей был дорог. Сейчас есть Игорь. Ее парень. И должен это знать, хотя Саша наверняка не хотела ему ничего говорить, думая, что он от нее уйдет. — Давно? — лишь спросил Игорь, неверное, Саша ему не рассказывала детали. — Пять лет, не считая того времени, что она живёт одна. — Ты сразу узнал? — кивок, — И нихера не сделал?! — Она просила меня не лезть в это, хотя я пытался. У нее, должно быть, есть своя на то причина, — спокойно проговорил Герман, видя, как рыжий пытается совладать с гневом, вспоминая, как Саша тоже слёзно умоляла ничего не делать. — Какая на это может быть, блять, причина?! Я будь на ее месте, уже давно бы побежал в ментовку, заяву писать! — Она боялась за мать, — покачал головой Герман. Игорь раздраженно всплеснул руками и закурил. Герман был не удивлен с такой реакции — любой бы на этом месте так отреагировал. — Узнала бы мать — сама бы ушла от этого козла! — Она знала… — Игореша обескуражено поглядел на художника. И Герман, не дожидаясь очевидных вопросов, продолжил: — Она не хотела разрушать семью. Представляешь? — Я не знаю эту женщину, но походу она ебнутая, — шокировано пробормотал рыжий. — Так и есть, — выдохнул Герман. — Слушай, я не смог от нее ничего добиться: у нее началась настоящая истерика. В общем… — он собирался с мыслями и наконец смог тихо выдавить из себя: — он ее насиловал? — Насколько я знаю — нет. И это к лучшему. — Фух, блять. Но это все равно не дело. Это так отвратительно! Домогаться собственной дочери… Почему она это терпела?! — Потому что ей было некуда идти. Я звал ее к себе — она отказывалась, говорила, что не хочет быть обузой, — после этих слов, Игорь нервно усмехнулся. — Так у нее же бабушка есть, почему не к ней? — задал логичный вопрос Лукьянцев. Он все ещё не мог прийти в себя. — Родители не давали, а вечно сбегать она не могла. — Пиздец, — Герман был с ним согласен на все сто процентов, хотя и не говорил таких слов. — Поверь мне, я так хотел ей помочь, но она не давала. — Зато сейчас можешь! — он внимательно взглянул на художника, — Дай мне адрес.

***

В среду прошла первая репетиция новогодней постановки. Ян уже почти выучил свои слова и не без удовольствия слушал похвалу от преподавателя, которая всегда была очень скупа на комплименты, зато за малейшую ошибку орала так, что после этого хотелось послать факультет актерского мастерства подальше и свалить отсюда. Вита Александровна Шпиц была молодой женщиной, которая всем своим видом показывала, что она в поиске. Из-за своей интересной фамилии, щуплого и мелкого телосложения и привычки на всех орать она получила не очень вежливое прозвище «псина». Сама Вита Александровна об этом, конечно же, не знала. Сегодня у Емельяна с ней было две пары подряд, точнее одна из них ещё впереди. Соответственно, впереди ещё одна пара, отданная на репетицию. Поэтому Громов со спокойной душой на перемене пошел, как обычно, в столовую. Где опять будут Герман, сестра и их подружка. Ёбаный Герман. Ёбаное видео. Ёбаный мир! Яну было стыдно за это вот все. Вот почему у Измайлова такой быстрый интернет, что он так быстро посмотрел это видео?! Громов не мог представить, как сейчас, будет смотреть ему в глаза, ведь до этого они совсем не пересекались. Твою ж мать. Матеря себя в голове, он медленно направился в сторону столовой, по пути здороваясь со знакомыми лицами и перекидываясь с ними фразочками. Вот зачем он сейчас туда идёт? Если он не хочет видеть Германа, то зачем ему это делать? Точнее, хочет, но чувствует необъяснимый страх. Находясь целиком в своих мыслях, парень дошел до столовой, где, как обычно, за их столиком сидел привычный состав. Когда он сел рядом с Роксаной и кинул равнодушное «привет», обращаясь ко всем сразу, сестра зачем-то потрепала его по волосам, точно таким же, как и ее. Громов поморщился и отпрянул от ее руки, бесцеремонно хватая ее стаканчик с кофе и делая несколько глотков. Роксана удивление ничего не сказала. Ян бросил быстрый взгляд на того, на кого совершенно не хотел смотреть. Герман в своей привычной манере рисовал, слушая какие-то сплетни, которая всем втирала Саша. Только вот его поза была не совсем обычная. То есть, сидел он точно также, как и всегда, вот только одна деталь рушила все. Художник был неимоверно напряжен. Он не поднимал головы и взгляда, как он обычно делал, когда был сильно увлечен своей работой. Но сейчас Емельян заметил, что не в увлечённости дело — рисунок Геру совершенно не интересовал. Он лишь делал какие-то дополнительные штрихи уже на готовом рисунке, сжимая карандаш так, словно художник хотел его сломать. Ян его раскусил: Измайлов специально делал вид занятости и увлечённости, чтобы не пересекаться и не контактировать с ним, Яном. Все ясно. Неожиданно Сашу прервал рингтон ее же телефона. Она подняла указательный палец вверх, словно говоря всем «один момент» и ответила на звонок, на котором было написано «мать». Эмоции на ее лице сменяли друг друга, но на лице ее осталось только смятение, а голос сделался встревоженным. Роксана вопросительно посмотрела на нее, переглянувшись с Германом, который даже оторвался от рисунка. Когда Саша убрала телефон от своего уха, Роксана сразу спросила что случилось. Саша хмуро помотала головой, бегая глазами, словно на чем-то задумываясь. Герману оставалось только догадываться. Ее мать не стала бы звонить просто так, значит, что-то случилось. А случится могло не многое, особенно учитывая, с какой просьбой к нему пришел парень Саши вчера. Измайлов не мог знать наверняка, но отчего-то ему казалось, что это было связано с Саниным отцом. Если Игорь сделал это, что Герман снимает перед ним шляпу и со спокойной душой отдает ему в руки Сашу. Рокса поняла, что от Саши продолжения истории не услышишь, поэтому сама начала рассказывать какую-то чушь, с одной только целью — подбодрить Сашу, что бы у нее там ни было. Но не успела она рассказать и половины истории, как Саша ее перебила. — Рокс, а где Юлиан вчера вечером был. Ну, часов там в девять-десять? — вкрадчиво спросила она. Роксана задумалась. — Он с Игорем ездил встретиться, вроде, — девушка пожала плечами. Саша кивнула и напряжённо улыбнулась, глядя в одну точку. Тоже догадалась, значит. У Германа уже не было сомнений насчёт того, что произошло. Скорее всего, в этом замешаны Игорь и Юлиан. Это поняла и Саша. Емельян без интереса глядел на Ярославцеву. Он, так же как и сестра (которая, кстати, очень тревожно вглядывалась в лицо подруги), не понимал в чем дело. Громов перевел взгляд на сидящего рядом с Сашей художника. Он тоже напряжённо наблюдал за Ярославцевой. Его брови были нахмурены, а в зелёных глазах читалась нескрываемая тревога. Интересно, а какая эмоция была у него на лице, когда он увидел то видео? Или ему было все равно? Ян поспешил отвести взгляд, чтобы снова не взорваться и не накалить обстановку ещё сильней. Саша молчала ещё несколько минут, видимо все ещё обдумывая что-то, она все также смотрела в одну точку. Но в один момент Герман заметил, как ее нижняя губа задрожала, словно она хотела заплакать. Но в ее взгляде читалась такая злость, что вариант с тем, что она сейчас расплачется, у Геры отпал. Она была зла. Нет, даже в ярости. Но на кого она злилась, Измайлов не мог понять. На Игоря? На отца? Может, вообще на Юлиана? Непонятно. Неожиданно для всех, Ярославцева шумно встала и быстро направилась прочь из столовой. Рокса испуганно смотрела в ее спину, не понимая причины такого поведения. — Гер, что случилось? — обратилась она к одногруппнику, который как-то грустно тоже смотрел вслед подруге. — Сама расскажет, — Роксана кивнула, не настаивая на ответе, и провела ладонью по волосам. — Может за ней пойти? — нерешительно спросила она. — Я думаю, не стоит. Пусть немного остынет. Ян уже в который раз убедился, что Герман говорит умные вещи.