***
Каникулы у Яна длились не десять дней, как у всех, а пятнадцать. Не успевает он отойти от одного праздника, как тут же, пятнадцатого января, наступает другой — его день рождения. И на эти дни Емельян уходит в настоящий отрыв. Особенно учитывая то, что в новом году с ним свершилось настоящее чудо — Гера. Так что Ян пребывал в таком хорошем настроении в первые дни этого года, в каком не бывал, наверное, никогда. Первую неделю года он вообще не появлялся дома, что сильно тревожило постоянно звонившую мать. Она почти заставляла его побыть дома хотя бы пару дней, отметить и с ними, а не «шляться где попало». Яна это возмущало, ведь он все свои восемнадцать (уже почти девятнадцать) лет встречал новый год с ними, а уже после двенадцати уходил к друзьям и долго, несколько дней, гулял. И никогда ее не заботило, где он «шляется», а хотя надо было — компания у него была не очень хорошей. Зато теперь, когда Емельян, можно сказать, повзрослел, она стала жрать ему мозги. Да и вообще-то шляется он не «где попало», а в уютной квартирке одного художника. Первого числа, когда все Герины гости собрались уходить, Измайлов тихо так попросил Яна остаться. Громова дважды просить не нужно, поэтому он, сказав всем, что поможет тут убраться, остался еще на ночь, потом еще на одну, потом — ещё. И все эти дни были для них, как в какой-то нереальной сказке. Проводя их в обществе друг друга, Ян ещё сильней удостоверился, что Герыч просто потрясающий и, кажется, ещё крепче его полюбил. Они развлекались, как могли, и Ян больше всего на свете хотел, чтобы так было всегда. Отходя от бурной ночи, они весь остаток дня провели дома, много разговаривали, обнимались и само собой целовались. Им так было нужно многое обсудить, поговорить об их отношениях и всех недомолвках, сказать те слова, которые каждому из них хотелось сказать. Ян, конечно, часто обламывал всю романтику этих разговоров и объятий своими пошлятскими намеками и приставаниями, но главное, что Гере это нравилось. Он только делал вид, что совсем не хочет целоваться, хотя сам тянулся к Яну ещё за поцелуем. На следующий день Ян случайно обмолвился, что когда-то у него получилось испечь весьма вкусный торт, и Герман, загоревшийся желанием поесть торта, сильно попросил Яна испечь его. Запивая сладкое остатками шампанского, Яну вечером захотелось свозить Геру погулять, то есть на каток — зима как никак. Катался Гера плохо, но Яну было только в радость с ним возиться, учить его крепче стоять на коньках, тискать его, как угодно, и говорить, что это он просто помогает ему не упасть. Когда они оба изрядно устали, замёрзли и отбили себе коленки, Гера попросился домой, но Ян отказывался идти с ним, пока они чего-нибудь не выпьют. Он несколько раз рвался сбегать в магазин себе за пивом, Гере — за винишком каким-нибудь, но кое-какая деловая колбаса сказала Яну, что у него есть идея получше, и повела его в какую-то модную кофейню, располагавшуюся неподалеку от катка. Герман заставил его выпить горячую, вонючую и пряную фигню, сказав «тебе, Ян, глинтвейн точно понравится». Глинтвейн Яну не понравился, но, чтоб не обижать Герыча, он выпил это полностью. Пожаловался, что на вкус это как постоявшее на солнце протухшее вино, но Гера смеялся, что это и есть описание глинтвейна. Домой они вернулись веселые, немного пьяные и со звенящим пакетом наперевес — все-таки Ян уговорил Геру зайти ещё за любимым алкоголем. Но напиваться они оба не хотели, даже Ян, для которого напиться было раз плюнуть. Той же ночью они занялись любовью. Все было не как в прошлый раз: они были почти трезвы, не было никакой спонтанности и торопливости, не было несказанных слов и всех этих разборок с собственными чувствами. Были только они, наслаждавшиеся в объятьях друг друга и забывшие обо всем мире. Не было ощущения, что потом кто-то об этом пожалеет или что все это ошибка, наоборот. Была их горячая влюбленность и полная уверенность друг в друге. Ян с замиранием сердца смотрел, как доверчиво и чувственно Герман отдавал ему всего себя, и вновь проникался любовью к нему, такому нежному и прекрасному. Они оба старались сделать друг другу как можно приятней, Ян вообще, наверное, никогда не был так осторожен, как сейчас со своим Герой. Тем более они не забыли о необходимой им подготовке, которой они так по-глупому пренебрегли в прошлый раз. Они, уже будучи парой, получали неимоверное удовольствие от ласк друг друга и оба знали, что теперь они могут хоть все время наслаждаться их любовью. Тот, прошлый, раз не шел ни в какие сравнения с этим. Тогда это было так, баловство пьяных недо-друзей, теперь же это было безмерно важным для них обоих этапом в их отношениях и жизнях. В эту ночь все было правильно. Это был по-настоящему их первый раз.***
Прошла неделя с тех пор, как они начали засыпать и просыпаться вместе. Ян пару раз уходил, чтобы встретиться с друзьями и наконец появиться дома хотя бы на одну ночь, но до дома он не доходил, ибо ближе к вечеру Гера ему писал, спрашивал, когда он придет, и не тонко намекал, что хотел бы снова его видеть. Гера и сам мотался по городу, встречаясь со знакомыми, родственниками, и даже заскочил к Жанне Яковлевне, Сашиной бабушке. Но какие бы у них двоих не были дела, они все равно часто списывались. Даже чаще, чем когда они виделись только в академии. А сейчас-то они видятся постоянно. Проводя круглые сутки вместе, и пускай на протяжении только недели, даже несколько часов разлуки казались адом каким-то. И как раз, когда они лежали в обнимку, готовились ко сну, а Ян думал о том, что никогда-никогда не отпустит Герыча, ведь он у него такой замечательный и классный, Измайлов просто обескуражил его: — Я послезавтра улетаю, — тихо пробубнил он, проводя ладонью по голому торсу Яна. — Чего? — Ян аж передёрнулся от этих слов, которые ему было так страшно услышать. — Ну, к родителям, во Францию, — зачем-то пояснил Гера, хотя понимал, что Ян и так это знает и хочет узнать другое. — Ага, я понял, — саркастично кивнул Ян, — А нахера? — В смысле? — недоуменно спросил Герман, — Рождество праздновать. Да и не виделись мы давно. Ян чуть не выдохнул свои лёгкие — такое облегчение он сейчас почувствовал. Он больно шлёпнул Геру по ноге и на резонный вопрос «за что?!» ответил: — Ты меня напугал, придурок, — злился Ян, — Я подумал, что ты туда ну это… навсегда. — Мы же с тобой уже говорили об этом, — вздохнул Герман. — Я не планирую никуда уезжать, пока не выпущусь. Да и после выпуска теперь — вряд ли. Яну не нравились эти разговоры. Пусть Гера и сказал тогда, что он от него никуда не уедет, Яну все равно было неспокойно. Герыч уже почти не студент, он взрослый человек со своими планами и амбициями. Кто Ян вообще такой, чтобы как-то встревать в такие грандиозные планы Германа? Да, он его парень, но, как бы хорошо им вдвоем не было, Измайлов мог запросто выбрать карьеру, а не отношения. И Ян так боялся этого! Ему еще тогда не давала жить мысль о том, что Гера-друг уедет в эту блядскую Францию, а что будет сейчас, когда Гера-любимый снова засобирается туда покорять художественные вершины? Громов старался не говорить об этом, понимая, что это может поставить Германа перед выбором, в котором Ян так боялся проиграть. Гера, видимо, заметил, что его Ян не сильно обрадовался этой новости, да и в целом недоволен этим разговором, и поспешил перевести тему: — Я бы взял тебя с собой. С родителями познакомил, город бы показал, — говорил он, кладя голову Яну на плечо, — но мы не успеем вернуться до начала семестра, там билетов подходящих нет. Мне-то ладно, я уже могу и не посещать, а вот ты еще не успел преподам понравиться, чтобы тебе автоматы ставили. Мало того, что он улетает, так еще и не вернется до начала учебы. Он издевается! Яну так нравится проводить с ним дни и ночи, время, принадлежащее только им двоим, да даже просто смотреть на него нравится, а этот говнюк уезжает вообще из страны. К счастью, не навсегда, да и вообще ненадолго, но все же, осадочек-то останется. Громову хотелось закатить скандал, сказать Герычу «ты совсем охренел, мы только-только начали встречаться, а ты сваливаешь от меня!» и вообще никуда его не пустить. Пусть знает, что так не делается, и плевать, что эти билеты он покупал еще в прошлом году. Из всего этого Ян сделал лишь второй пункт — сказал ему все, что думает об этом, но без скандалов и всякой такой чепухи. Провожая его в аэропорт, Ян вел себя специально отстраненно, чтоб Герыча совесть съела. Но Измайлову вообще было все равно, он смеялся с того, что Ян ведет себя и выглядит, как обиженный ребенок, которому игрушку не купили. Ян обижался еще сильней. Герман отдал ему ключи от квартиры, чтобы тот кормил и выгуливал Барсика, и, к тому же разрешил ему жить там, зная, что домой к родителям тот не особо хочет. Ян обиженно пробубнил что-то типа «зачем мне там жить, если там нет тебя» и больно ткнул его в плечо. Гере было очень приятно, что хоть кто-то не хочет, чтобы он уезжал. Конечно, он не хотел так бесить и расстраивать Яна, все-таки он его любит, но ему так льстило, что Громов так за него держится и не хочет отпускать. По пути в аэропорт Ян полушутя объявил, что будь его воля, он бы запер Геру и не выпускал из дома, но по нему было видно, что ему совсем не смешно. Когда объявили посадку, Герман похлопал Яна по плечу, прощаясь (нормально они попрощались еще дома). Стало тяжелей расстаться. Гера еще раз извинился за то, что не сможет побывать на его дне рождения, Ян отмахнулся, еще раз послал его в жопу и отправил на самолет. Сразу из аэропорта Ян поехал к Роксе. Они не договаривались встретиться, но Роксана написала ему, что она все эти дни будет дома и хочет его видеть. Он прихватил с собой алкоголя, закуски и прочей вредной еды, как презент Роксе, которая всякое такое любит, и Юлиану, который от безысходности будет потреблять все это с ней. Рокса была дома одна, потому и пили они лишь вдвоем, разговаривая на какие-то братско-сестринские темы и обсуждая последние события у общих знакомых. Громова интересовалась, какая муха укусила ее брата, что он грустный какой-то, Ян ответил, что он просто с похмелья. Рокса, конечно, хорошая сестра, хранит почти все секреты, но откровенничать с ней по поводу Герыча, Ян не собирался. Может, она и поймет что не так, попытается докопаться до правды и будет доставать его весь вечер, пока он громко не пошлет ее подальше. Она, как обычно, притихнет, но по ее лицу будет понятно, что она не перестает об этом думать. Рокса стала перечислять примерные проблемы, которые могли бы возникнуть у Яна, но все, что она говорила, казалось Яну таким глупым по сравнению с его душевными терзаниями из-за уезда Геры, что раздражался еще сильней. Рокса умная, она наверняка скоро срастит, что творится между ним и Герой, но Яну было как-то по-барабану. Ну, какая вообще разница, знает или не знает. Ничего вообще не изменится, только, может, она на пару часов обидится, что он ей первой не рассказал. Да и в целом, Ян не сильно парился о мнениях людей, что было для человека его будущей профессии не совсем правильным, но срать он хотел на эту правильность. Ему было откровенно похуй на то, что подумают окружающие об их с Герычем отношениях. Люди тупые: многого не видят и не знают, зато много говорят и надумывают, ненавидят других людей за всякую фигню и считают себя всегда правыми. Так что могут эти люди сказать о чужих отношениях, особенно об отношениях парня с парнем? Ян знал — всякое. Но важно ли то, что они говорят. Нет, не важно, совершенно не важно. Кто-то скажет плохое, кто-то — хорошее, но на самом деле, это «плохое» и «хорошее» не имеют никакого смысла для него. Скажут хорошее — ну и ладно, скажут плохое — тоже посрать. Главное, чтоб всякие гомофобные долбоебы, решившие, что в жопу неприятно, не лезли к ним, особенно к Герычу. Он парень-то крепкий, бывший спортсмен как-никак, но сдачи дать не сможет. Ян помнил рассказы Роксы, когда из-за ее тупого поступка Евсеев начистил Гере морду, а тот даже пальцем его не тронул. И других не тронет. Но Ян не Гера, он не строил из себя пацифиста, поэтому — бегите, суки, решившие, что художничка можно тронуть. Громов правда впадал в какое-то безумие и начинал сильно беситься, когда просто думал о том, что кто-то может докопаться до Герыча с кулаками, и уже был готов идти бить морды. Но каждый раз его пыл останавливала мысль о том, что Гера мог быть недоволен его таким разрушительным поведением. Ян не знал, что Измайлов мог бы сказать ему в таком случае, но точно бы странно посмотрел, как всегда делал. Такой нечитаемый взгляд, вот он вроде спокойный, а вроде и напряженный какой-то. И Ян никогда не мог понять по его лицу, о чем он думает, пока тот сам не скажет. Ох уж эта деловая колбаса! Рокса была очень недовольна тем, что брат приехал в гости, а сам витает где-то в своих мыслях. Конечно, она могла бы позволить ему немного подумать о своем, может, до этого времени не было, но он что, приехал, чтобы они помолчали? Попыталась поддержать их разговор, спокойно высказала ему свое недовольство, но Ян, сделав очень виноватый вид, засобирался уходить, объяснив, что ему нужно погулять с Барсиком. Рокса без вопросов его отпустила, хотя вопросы-то у нее были.***
Прошло чуть меньше двух недель, с тех пор как Герман улетел во Францию. Все эти дни Ян невероятно страдал, особенно после начала семестра. Ему совершенно не хватало переписок и ежедневных разговоров по видеосвязи, и он напрямую говорил об этом Гере, который каждый раз со вздохом отвечал, что он уехал в общем-то ненадолго. Громова это не успокаивало. Яну не хватало Геры, которого он видел просто на экране телефона, ему почти жизненно необходимо было видеть его вживую. Гера отвечал, что скоро он вернётся, и они будут обниматься и болтать целый день без остановки. Яну не хватало всех этих красивых фотографий, которые ему постоянно слал Герман в ответ на глупые селфи Яна с Барсиком. Гера стал слать ещё больше фотографий. Эти фотки не шли ни в какое сравнение с шедеврами Яна. Измайлов так хорошо снимал и всякие достопримечательности, и красивые виды, и прекрасного себя, что Яну как-то становилось совестно за свои глупые фотки. Гера сказал ему, что он дурак, и почти приказал постоянно слать ему эти «глупые фотки». Яну было даже стыдно за то, что он постоянно настаивал на видеозвонках. Ладно, часовые пояса и всякая такая фигня их не тревожили — Ян бодрствовал почти всегда, что сильно не нравилось Гере. Но всё-таки Герман приехал к родителям и, наверняка, хочет, как и они, провести время вместе со всей семьёй, а Ян постоянно лез к нему с разговорами. Гера ни разу не сказал, что ему некогда или он занят, он всегда отвечал на звонки и уделял Яну столько времени, сколько мог. Да и в целом, Ян стал чувствовать, что становится слишком сентиментальным. Помимо постоянных размышлений и мечтаний о Германе, он непроизвольно стал думать и говорить такие вещи, которые раньше откровенно высмеивал. Например, когда Гера спросил, какой ему сувенир привезти, Ян глазом не моргнув ответил, что единственный сувенир, который ему нужен — это Гера сам. В тот момент засмущались они оба, а Ян постарался перевести это в шутку, но сути это не меняло. Ещё пример: Ян пару раз чуть не поговорил об этом с Роксой. Ему хотелось выговориться о своей разлуке-несчастье, а Рокса была единственной, кому он мог довериться. Ему в те моменты было плевать, что он спалится Роксе, но на то, что вместе с ним спалится и Гера, плевать не было. Это его и заставляло держаться. Но сейчас, вечером пятнадцатого января, подвыпившему Яну хотелось просто кричать всем о своей любви к художнику и о том, что он невероятно скучает. Этот француз недоделанный так и не приехал на его день рождения! Написал ему ровно в полночь красивое поздравление, позвонил и пожелал того, чего не написал в поздравлении, даже дал трубку маленькой Лизе. В конце концов, каждый член семьи Измайловых — хоть родители Геры и не были с ним знакомы — сказал ему немало хороших слов и пожеланий. Ян тепло принимал поздравления, но все равно безмерно злился. Неужели Герман думает, что какие-то поздравления могут заметить Яну его самого?! Рокса устроила небольшую вечеринку в честь дня рождения брата, были приглашены самые близкие друзья. Хотя изначально Рокса и собиралась устроить грандиозное торжество, Ян выразил свою неохоту шумного праздника, поэтому даже диваны не пришлось накрывать защитной пленкой. Ян и сам не мог объяснить свое желание отпраздновать в относительно тихой обстановке. Вроде бы большой праздник позволит ему весело напиться, как он делает последние несколько лет, и забыть про разлуку с Герычем. А с другой стороны — Гере не сильно нравятся шумные вечеринки. И пускай, Геры здесь нет и не будет, Яну было спокойней от факта, что ему здесь понравится. Тем более Рокса всегда умела устраивать всякие вечеринки, и сегодня у нее тоже получилось все круто. Снова вспомнив про Германа и снова расстроившись, Ян просто стоял возле алкоголя и стабильно уменьшал его количество. Он ни с кем не общался — все его уже и так поздравили, подарили подарки и попытались окунуть его лицом в торт. Рокса была, конечно, против, ибо шоколадные торты ее дикая слабость, но, к ее счастью, ожидавший такой исход Ян увернулся и ничего своим лицом не задел. И снова Ян поймал себя на излишней сентиментальности — задувая свечи, он пожелал не как обычно какую-нибудь чушь, по типу «чтоб член стоял и деньги были», а чтоб поскорее увидеться с Герой. Они встречаются всего пятнадцать дней, а Ян уже страдает от тоски по нему! Изводит сам себя, постоянно думая о нем. А вот Гера вообще никак не показывает, что скучает, только слова. Ян нашел этому объяснение — Герыч вообще редко когда эмоциональный. Стало ещё грустней от мысленного упоминания Геры. Ян в этот момент захотел себя побить. Он попытался подумать о чем-то другом. Например, о песне, которая сейчас играет. Какая-то старая песня, текст которой Ян знает наизусть, заставила его шепотом подпевать. Теперь он думает о Гере и поет песню. Краем глаза Ян заметил сестру, которая сразу, как подошла, закинула ему руку на плечо и чмокнула его в щеку. — Ты вроде именинник здесь, а ведёшь себя девственник, которого пригласили на вписку. Стоишь тут один, пьешь, молчишь. Ты где витаешь? — она щёлкнула пальцами перед его лицом. Ян поморщился. — Ты чего своими курьими отростками мне в лицо тычишь? — Ты совсем охренел?! — обиделась Роксана, разглядывая свои пальцы и свеженький маникюр. — Вообще-то эти «отростки» творят искусство и устроили тебе праздник! — Ну, не знаю, — хмыкнул Ян, — они точно что-то творят, но искусство ли? Рокса раздражённо стукнула смеющегося Емельяна по плечу. Ей было понятно, что все это шутки — Ян не такой паскуда, чтобы унижать ее творчество (не считая многочисленно нарисованные им члены на холстах), но шутки шутками, а мелкий должен знать свое место. Даже толком не начав его отчитывать, Рокса неожиданно вспомнила какую-то историю, которую ей рассказала ее маникюрщица, и принялась пересказывать ее Яну. Ян делал вид, что слушал, но снова продолжал думать о непостоянстве сестры и о Гере. Рокса опять заметила, что ее не особо-то и слушают, и снова начала: — Ты надоел уже, — слегка пнула его по ноге, чтобы привлечь внимание, — Что-то случилось? — С чего бы? Все отлично, — сказал он почти правду. Все было и правда отлично. Прекрасно наступил новый год, скоро его день рождения, у него появились новые, просто потрясные отношения и ещё много другого, что делало Яну настроение. Но все это резко перечёркивал факт, что его любимый человек находится где-то там, в тысячах километров от него, Яна. Было обидно, что Ян так сильно в него влюблен, а Герман просто взял и улетел! — Сочинять у себя на сцене будешь, — с умным видом фыркнула Роксана, — А сейчас, будь добр, не ври. — Ты дура? — Ну почему я тебе всегда все рассказываю, — проигнорировала его Рокса, — а ты только и ждёшь, чтобы меня вокруг носа обвести? — Ты все мне рассказываешь, потому что у тебя язык без костей. Ты не можешь не рассказать, — пожал плечами Ян, отпивая. Неожиданно Рокса крепко обняла его, как-то утешающе похлопала по спине. — Если у тебя что-то происходит, ты можешь мне рассказать. Может, я смогу тебе помочь? — тихо сказала она, немного отстранившись. — Ой, отстань! — поморщился Ян, но обнял ее в ответ. В этот же момент приятную музыку прервал противный звук дверного звонка. Рокса уже давно упрашивала Юлиана поменять звонок, но он каждый раз почему-то забывал об этом. Все обратили внимание, посмотрели куда-то в сторону прихожей и продолжили увлеченно о чем-то болтать. Роксана ойкнула и заулыбалась. — Наверное, курьер, — сказала она Яну и умчалась открывать дверь. Яну, впрочем, было все равно. Спустя несколько минут какой-то суеты в коридоре, в гостиной все оживились ещё сильней и как-то одобрительно загалдели. Яну, стоящему спиной к двери, ведущей в прихожую, стало даже как-то интересно, что такого необычного там притащила Рокса, что все отреагировали так, словно там сто литров пива. Он повернул голову в сторону сестры и почувствовал, как его сердце подпрыгнуло, остановилось и выскочило из груди нахуй. Конечно, с Роксой было не пиво, но тоже кое-что приятненькое, заставляющее душу Яна трепетать, — Герман. Чёртов Измайлов! Стоит такой весёлый, в пальто, со звенящими пакетами, с чемоданом. Смотрит на Яна и улыбается. Твою ж мать! Первой к Гере подбежала Саша, обняла и стала расспрашивать об отпуске и перелёте. Потом подтянулись и остальные. Он со всеми поздоровался, перекинулся парой фраз, пока раздевался и помогал Роксе разобрать пакеты. Ян тоже хотел подойти, сильней, чем все здесь вместе взятые. Невероятно сильно хотел подойти, крепко-крепко обнять, погладить его по волосам и высказать ему все, что он думает о его этом «отпуске». Но стоило Громову сделать один маленький шаг в его сторону, он понял, что вообще не может пошевелиться. Он со стучащим в ушах сердцем повернулся к столику с алкоголем, дрожащими от чего-то руками налил себе что-то и залпом выпил. Громов совершенно не заметил сколько прошло времени, пока он боролся со своими мыслями — показалось ли ему появление Герыча здесь, а если не показалось, то что он тут делает, ведь ещё совсем не время его возвращения. Из раздумий его вывело лёгкое касание руки с любимыми длинными пальцами по его плечу. Он повернул голову и снова встретился с лёгкой улыбкой того, кто казался каким-то наваждением, такой желанной фантазией. Всё-таки не показалось. — Привет, — совсем тихо сказал Гера, а Ян поплыл от звука его голоса. — Привет, — почти прошептал Громов, внимательно разглядывая Геру, словно пытаясь доказать самому себе, что он реален. Они помолчали всего мгновение, пока Ян снова не стал собой и не предъявил Гере: — Да ты вообще охренел! — шутливо негодовал он, — Сказал, что не приедешь, расстроил меня, и вот ты тут как тут, заявляешься словно ничего и не бывало. Он хотел сказать намного больше, объяснить, как сильно он по нему скучал и как Гера его бесит. Но их слышали, а разговоры влюбленных могли и подождать. — Ну, извини, — смеялся Герман, по-дружески обнимая его, — Только не бей меня! — Ох, я держусь из последних сил, — поддержал Ян, всё-таки касаясь Гериных волос в мимолётно жесте и кое-как сдерживаясь, чтобы его не поцеловать. — Если ты меня побьешь, я не отдам тебе подарок. — Ладно, тебя спасло только это! — театрально воскликнул Ян, в конце растянувшись в улыбке. Гера откуда-то из-за спины достал маленькую подарочную коробочку, которая на вес оказалась очень лёгкой. Яну даже показалось, что она пуста. Предположил, что там может быть какая-нибудь фотография, желательно интимного характера, воистину лучший для Яна подарок, но, увы, это было не характере Геры. Они оба улыбались, когда Ян развязывал ленты. Гера был в предвкушении даже больше, чем Ян, который думал сейчас только о том, как же он скучал по Гере. Значит, в коробке что-то такое, что должно вызвать у Яна какую-то хорошую реакцию. Громов открыл коробочку, пригляделся, чтобы прочесть надписи на маленьких картонках, и чуть не подпрыгнул от восторга. Это были билеты на спектакль, которые у Яна никак не получалось раздобыть. Два билета на очень хорошие места, прямо в середине партера. Спектакль завтра вечером, и первый вопрос, который возник у уже успевшего его заобнимать Яна: — Как ты достал билеты на такие места?! Все же давно уже было распродано! — лыбясь во все тридцать два, воскликнул он. — У меня свои связи, — сделав максимально загадочный вид, ответил Гера. Снова улыбнулся, — Я тебе угодил? — О-о-о, конечно, угодил! Спасибо! Ты лучший. Они снова крепко обнялись, но все равно не так, как им хотелось. Мешали люди. Подошла Рокса, интересуясь Гериным подарком, с досадой подтвердила, что на сегодня это лучший подарок, и вообще-то сама собиралась купить ему эти билеты, только в наличии не оказалось даже самых неудобных мест. Гера снова сделал шутливо-загадочный вид и сказал, что она просто плохо искала. У Измайлова очень ловко получилось разговорить именинника, который за эти полчаса уделил столько внимания, сколько не уделял за весь вечер. Но Яна начало раздражать, что никто не хотел оставлять их двоих в покое. А нужно столько успеть обсудить! Недолго думая, Ян придумал план: он собрался выйти на балкон покурить, а Герыч с ним пойдет, чтобы просто рассказать о своем путешествии. Гера, наверное, все понял и без вопросов пошел за ним. Выйдя на холодный балкон, не забыв накинуть на плечи верхнюю одежду, Ян сразу проверил, хороший ли на них обзор из квартиры. Удовлетворённо улыбнулся — шторы их почти полностью закрывали. Он нетерпеливо вздохнул, поворачиваясь к Гере, с твердым намерением поцеловать его. Но Ян совершенно не ожидал, что Герыч сделает это первым. Он с наслаждением отвечал на такой приятный, такой желанный поцелуй, чувствовал любимые руки на своем лице и был предельно счастлив. На секунду оторвался от мягких, уже родных губ лишь для того, чтобы прошептать: — Как же я скучал, солнце.