Привкус поражения

Последние слова, сказанные им, застыли в воздухе, и первые секунды Аято продолжал стоять, как истукан, посреди раздевалки, в которой, кроме них с Руки, никого не было. Найдя в себе смелость поднять глаза вместо того, чтобы пялиться в пол, Аято посмотрел на брюнета. Тот, отвернувшись, почему-то прикрывал рот ладонью, и до Аято только сейчас дошло, что Руки… улыбается. — Поверить не могу, что ты наконец решился признаться в этом, Аято. — А лыбиться при этом обязательно? — бросил рыжеволосый и грозно свел брови, когда обычно хотел показать, что сильно обижен. — А ты себя в зеркале видел? — хмыкнул парень, делая первый шаг навстречу. — Не каждая девушка будет так краснеть в подобной ситуации. — Стой, где стоишь, — занервничал Аято и попятился назад, пока не уперся в стену. Руки остановился. — Надо же было из всех влюбиться в такого идиота как ты, — ласково произнес парень, внутренне довольствуясь испугом, который, как ясный день, читался в зеленых глазах Аято. — Неужели ты до сих пор не понимаешь, что после того, что ты сказал, пути назад уже нет. Аято закусил губу и тут же неосознанно провел языком по ней, что, конечно же, не ушло от внимания брюнета. — Понимаю, — тихо сказал Аято. — Иначе бы ни за что на свете не сказал тебе этого, Руки. — Правда? — с некоторым сомнением произнес парень и, подумав, добавил: — Тогда поцелуй меня. — Чего?! — Не притворяйся глухим, — посерьезнел Руки. — Черта с два, — заупрямился рыжеволосый, который уже побаивался, что не сможет больше сохранять непреклонное спокойствие рядом с одноклассником. Делать нечего, и Руки снова решил взять инициативу на себя, хотя это немного и выводило его из себя. Аято не стал отворачиваться и дергаться, как это обычно было раньше, когда брюнет взял его за подбородок и приблизился к его лицу почти вплотную так, что можно было разглядеть его дрожащие ресницы. — Я слишком много раз представлял себе это и не собираюсь упускать свой шанс. Теплое дыхание приятно обожгло кожу, и Аято, зажмурившись, почувствовал долгожданный поцелуй. Вместе с сердцем, которое предательски екнуло, рыжеволосый почувствовал, как под его майкой между лопаток начала стекать капелька пота. Теперь, когда он не сопротивлялся, Аято наконец понял, что целовать этого парня, оказывается, чертовски приятно. Маленькую попытку ответить на поцелуй со стороны рыжеволосого Руки воспринял с легкой усмешкой в мыслях и, углубившись, начал медленно сплетать свой язык с неумелым языком своего одноклассника. — Сколько раз?.. — спросил рыжеволосый, на мгновенье оторвавшись от поцелуя. — Сколько раз ты представлял себе… это? Рот брюнета расплылся в неоднозначной улыбке, он взял руку Аято и опустил вниз к своим брюкам. — Каждую ночь, — перешел он на шепот, — когда думал о тебе и делал вот так. — Он плавно двинул бедрами вперед, придерживая ладонь Аято так, чтобы упереться в нее пахом. Болезненно нарастающее возбуждение и сладкое предвкушение заставило брюнета забыть о реальности и выпустить свое изголодавшееся желание, полное похоти и удовольствия, которое он мог разделить только с этим зеленоглазым парнем. Руки склонился над ним, с трудом сохраняя чувство самообладания. — Слушай, Аято, я… я хочу тебя трах… — П-погоди, Руки, тайм-аут, — растерянно запричитал юноша, — не здесь же, нет… — Никаких «тайм-аутов», Аято, — твердо сказал Руки, задирая ненавистную ему майку под которой скрывалась молочного оттенка кожа. Не дожидаясь дальнейших сопротивлений со стороны Аято, Руки щекотливо лизнул сначала один сосок, а затем второй. — Неприятно? — Не совсем… Смятенный, смущенный до невозможности Аято наблюдал, как Руки исследовал каждый миллиметр его кожи, опускался все ниже к резинке его белых шортов. Возможно, если он закроет глаза и представит себе, что это всё происходит не с ним и что Руки не собирается делать то, о чем он подумал… Шорты бесшумно упали вниз, и Аято с ясным румянцем подумал о том, как он теперь выглядит в одной майке и гетрах перед Руки, но темноволосый только хмыкнул, сказав: — Не вижу повода для смущения. Невесомое скольжение языка по возбужденной плоти — и Аято, кажется, почувствовал, что постепенно теряет сознание… Это уже совсем по-другому — когда другой парень отсасывает тебе, а не ты сам себе втихаря дрочишь под одеялом в темноте. Рыжеволосый, сам того не понимая, начал поглаживать волосы Руки, который то нежно посасывал его головку, то медленно и не до конца брал его член в рот. Когда Руки остановился и поднял глаза на Аято, тот разглядел несколько стекающих по его подбородку капель слюны. Приподнявшись с колен, Руки последний раз взглянул на Аято, глаза которого, как и его, были затуманены нестерпимым желанием наслаждения и экстаза. — Расслабься, — как можно более успокаивающе произнес парень, расстегивая ширинку брюк. Аято закивал, хотя никакого расслабления он все равно не почувствовал, когда Руки приподнял его ногу, чтобы было удобнее просунуть влажные пальцы внутрь. Странно, необычно, неприятно, как еще можно было описать то, что чувствовал сейчас Аято. Но настоящей болью парню предстояло проникнуться только тогда, когда Руки вместо пальцев вошел в него уже членом. Рыжеволосый беспомощно застонал сквозь плотно сжатые губы, а Руки замер, прислушиваясь к дыханию, которым опалял его шею Аято. — Мне больно. — Потерпи немного. — Я не… «Я не могу», — хотел сказать юноша, как тут новая вспышка боли, которая заполнила все его тело и разум и не давала думать ни о чем более в этот момент. Сам же Руки слишком быстро начал наращивать темп, делая с каждым разом более глубокие и резкие толчки, не забывая при этом нашептывать на ухо Аято грязные слова и двусмысленные фразы… Прижатый к холодной стене, Аято неуверенным движением притянул к себе Руки, чтобы утопить свою боль в поцелуе. Затем тело словно обрело какую-то легкость, и каждую клеточку заполнило то, что называется удовольствием. Они кончили вместе — Аято на свою ладонь, а Руки внутрь него самого. Они еще долго стояли так — прижавшись друг к другу, пытаясь отдышаться и свыкнуться со сладкой истомой в груди. — Наверное, — сказал вслух темноволосый, поглаживая пальцем губы своего парня, — сейчас я должен сказать: я люблю тебя, Аято. — Просто заткнись, чертов извращенец, — совсем не ласково ответил ему Аято, которого выдавали алые, как мак, щеки.