infections of a different kind

Намджун не часто видит, как нервничает Сокджин, и смотря, как он тревожно грызет ноготь большого пальца, Намджун не уверен, стоит ему вставить своё слово или не трогать Сокджина вообще. Сидя по разные стороны стола, подперев рукой голову, Намджун наблюдает за Сокджином, который не притрагивается к своей еде, и Тэхён, очевидно ожидавший, что он не уйдет на своих двоих, а окажется вынесенным на руках, заскучав, залез в мобильник. Эта немая сцена напрягает Намджуна не потому, что все молчат, а потому, что он за раз застает два абсолютно нетипичных поведения от своего вампира и не своего человека: Тэхён редко замолкает, когда они наедине, а Сокджин редко выглядит так, будто не может решить, что ему делать. И выглядит он так уже несколько дней. Намджун вздыхает так резко, что взгляды Сокджина и Тэхёна одновременно поднимаются на него. Взгляд Сокджина — огромный и слегка напоминающий олений, а Тэхён не понимает, смотрит, приподняв брови, какого хрена Намджун развздыхался, когда это он — Тэхён — должен вздыхать, причитая на тему, что он поднялся из постели специально ради них. — Как долго ты будешь прокручивать в голове то, что случилось? — спрашивает Намджун, подаваясь вперёд к Сокджину, садясь к нему ближе. — А что случилось? — встревает Тэхён. — Его яд не подходит к крови его Аркана, — коротко объясняет Намджун, и Тэхён, не впечатлившись, пожав плечами, возвращается обратно в свою мобильную игру. — Мне твой тоже не подходит. Ничего страшного. — Это ты привыкший, и извини, что кусаю тебя нежно, — Намджун закатывает глаза, откидываясь на стуле и складывая руки на груди. Убедившись, что Тэхён не находит продолжение этой темы интересным, он возвращается взглядом к Сокджину. — Джин-и. Сокджин не обращает на него внимание, но перестает грызть ноготь, подпирает голову обеими руками и пустым взглядом смотрит в стену. Намджун оглядывает его в сотый раз за последние дни. — Может, тебе поговорить с кем-нибудь об этом? Присутствие Тэхёна не мешает вести такие разговоры: они привыкли к Тэхёну, а Тэхён к ним, и пусть Тэхён не Аркан, а обычный человек и ни к какому клану не принадлежит, он будто бы негласно принадлежит семье Ким. Намджуну и Сокджину ничего не стоит провести его с собой на закрытые вечеринки, в рестораны для вампиров, за кулисы концертов его любимых групп, если в них есть кто-то из вида его клиентов. Молчание Тэхёна стоит недорого: шмотки, еда, техника, возможность заниматься тем, что ему нравится, и не работать на скучной «корейской» работе: продавая свою кровь, он зарабатывает больше, чем смог бы в любом офисе или на сцене, торгуя своим лицом и бархатистым голосом. — Ты что, предлагаешь мне пойти к мозгоправу? — беззлобно огрызается Сокджин. — Мне? — Тогда поговори хотя бы со мной. Намджун протягивает руку, накрывает ею ладонь Сокджина, прося смотреть в глаза, а не скрывать смятение за агрессией. Они всегда были вместе, и Намджун не может вспомнить, чтобы у Сокджина были такие взаимоотношения с людьми. Они убивали вместе, они вместе выпивали людей до дна, но Чонгук — не обычный человек, с ним нельзя, как с остальными. И на лице Сокджина Намджун видит, как он пытается убедить себя в этом: что Чонгук всего лишь человек, такой же, как и все, не заслуживающий особого отношения, особого положения в этой системе. Правда в том, что Сокджин не может себя в этом убедить, и кричащий от боли Чонгук всё ещё рисуется перед его глазами, когда он задумывается о той ночи особенно сильно, прорисовывая в памяти все детали дня рождения его Аркана. — О чём здесь говорить? — Сокджин вздыхает, смотрит на Тэхёна и, убедившись, что он не считает их с Намджуном ранимыми слабаками, продолжает. — Я хочу узнать, что с ним сейчас. — Давай позвоним ему? — Чтобы он не взял трубку? Или счёл меня мягкотелым? — выпаливает Сокджин. — Ты серьезно думаешь, что он захочет разговаривать с тем, кто… Намджун смотрит вкрадчиво, прося Сокджина взглядом, чтобы тот продолжил, но он замолкает и качает головой, неспособный подобрать слов. Намджуну было бы больно смотреть на то, как мучается от своих чувств Сокджин, только с тех пор, как его кровь стала холоднее, а мир кардинально изменился, как и взгляды на него, Намджун испытывает не так много эмоций. Он оборачивается, упираясь локтем в спинку стула, и цепким взглядом тёмных глаз обращенного вампира высматривает среди людей и их хозяев ту самую, нужную. — Ты кого там разглядываешь? — Ищу Жреца. Чеён! Девушка с серыми глазами и светлыми волосами пепельного оттенка, сидящая за метры от их столика, поднимает голову. — Чего надо? — для девочки с высоким голосом и тонким телосложением, она спрашивает, как настоящий древний хищник, будучи совсем молодой. Намджун знает, что она рождена под знаком Силы. А значит, даже несмотря на её кожу да кости, она без труда оторвет ему голову, если ей очень сильно захочется. — Позволь одолжить твоего Жреца, пожалуйста. — Заебали орать через всё помещение! — рявкает откуда-то какой-то вампир. Намджун на правах старшего зовет жестом ладони к себе. Чеён щурится и, подумав недолго, поднимается, а вместе с ней поднимается идеально подходящей ей, не менее костлявая донор. Намджун знаком с ними, как и со многими другими, благодаря Чимину. — Лалиса не девочка по вызову, — подойдя, проговаривает стальным голосом Чеён. — И то, что мы обедаем в одном ресторане, не значит, что Вентру с Тореадорами — лучшие подружки. — Мы будем должны, — обещает Намджун. — Мы переживаем за человека. Никакой личной выгоды. — Ах, — понимая, вздыхает Чеён, — свеженький малолеточка. Потерялся? — Можно и так сказать. Чеён, посмотрев на свою подругу, привезенную из Таиланда, спрашивает у неё, не против ли она помочь. Лалиса, оценивающе оглядев их, почему-то задерживает взгляд на Тэхёне и, столкнувшись с ним глазами, подмигнув ему, согласно кивает. Тэхён очаровательно улыбается ей в ответ, флиртуя, и Намджуну не верится, что не его авторитет помогает обеспечить их Жрецом, а человеческие брачные ритуалы. — Фотографию, кровь, волосы, всё, что найдется, — она протягивает небольшую ладонь, даже не смотря ни Намджуну, ни Сокджину в глаза, хотя из уважения должна бы. Намджун, почитающий старые традиции, уже как пару сотен лет повторяет себе, что никто никому ничего не должен. Рассмотрев фотографию, глаза Лалисы обволакивает дымкой, радужка светлеет, а зрачок дергается по сторонам так быстро, что даже Намджун со своим идеальным зрением и совершенной реакцией перестает считать эти движения. Когда она находит Чонгука, её глаза замирают, а зрачок сужается до точки. Лалиса смотрит в никуда, но Намджун знает: сейчас она смотрит глазами Чонгука. Сила Жреца иногда пугает: без защиты Жрицы от них ничего не скроешь. — Он в Сеуле, — голос Лалисы нисколько не меняется, и Тэхён, когда она начинает говорить, присвистывает. Он впервые видит, как действует магия Жреца, к тому же, женщины. Те проникают в сознание намного глубже, нежели мужчины. — С Пак Чимином из… Тореадоров. Последнее она произносит неуверенно, выдавая языком тела, что хочет обернуться к Чеён, но сейчас Лалиса не видит ничего вокруг. Только то, что видит Чонгук. — Как он себя чувствует? — спрашивает Сокджин. — Вы что, побили его? — уточняет Чеён. — Неважно, — Лалиса чуть хмурится, отвечая на вопрос Сокджина. — Последние дни он провел в постели, ему дурно. У него болит… Она кладет руку на рёбра с правой стороны. — Здесь. — Печень, — поясняет вампирам Тэхён, знающий об укусах чуть больше, чем сами вампиры. — Тяжело очистить кровь от яда. — Пак Чимин заботится о нём? — Да, — Лалиса мнётся, глядя куда-то в потолок. Чеён хлопает её по запястью, разрешая говорить. — Они любовники. Тишина повисает за столом. Намджуну кажется, что напряженная, но он сам не ожидал услышать другого — он знал это. Он не умеет притворяться и не делает этого, когда Сокджин смотрит на него, ожидая какой-то реакции. Намджун только кивает ему и качает головой: Чонгуку не запрещено иметь отношения, это их никак не касается. Но… — Он его кормит? Намджун плотно сжимает зубы и легко пинает ступню Сокджина. Да какая ему разница, кто кого кормит? К тому же, когда он и так знает ответ на этот вопрос? — Не вижу этого. — Лиса видит память только за последние три дня, — Чеён, защищая своего Аркана, складывает руки на груди. — Как долго вы собираетесь взрывать мозг этому парню? Выйдя из ресторана, так и не поев, они садятся в машину, и Намджун просит Тэхёна надеть наушники. Когда тот вставляет их в уши, а Намджун слышит музыку, он начинает говорить то, что хотел: — Ты же понимаешь, зачем тебе дали Чонгука? Есть вещи, которые даже при Тэхёне не стоит обсуждать. Они доверяют ему, но кто знает, кого посадят на цепь, если начнутся клановые войны, а Тэхён точно не из тех, кто будет терпеть пытки. — У тебя есть какие-то мысли на этот счёт? — Сокджин пытается звучать равнодушно, но он уже показал всё своё неравнодушие к этой ситуации. Намджун протягивает руку и кладёт её на бедро, пытаясь подбодрить его, уверенный, что Сокджин просто скинет его руку — он не любит, когда его трогают, особенно когда он не в себе. Но Сокджин, вопреки привычкам, не трогает руку Намджуна, оставляя её лежать на своей ноге. — Ты — самый взрослый Император из всех Вентру. Малкавиан недовольны происходящим, а после вчерашнего инцидента с человеком Хосока… — Ты всё ещё бегаешь за ним? — Сокджин почти шипит и стреляет колючим взглядом. — Нет, но ты знаешь, что я всё ещё общаюсь с ним. Сокджин резковато выдыхает и чуть заметно надувает губы. Не как обиженная дамочка, а как раздраженный хищник. За этими губами наверняка готовы показаться клыки. — А после инцидента с его человеком, — повторяет Намджун, будто и не замечает злости Сокджина, — их отношения с Тореадорами натянутые. Остальные кланы не в счёт: они давно не представляют политической угрозы. Сейчас самое время, чтобы продвигать своего. — Мне уже намекали, что они хотят посадить меня в совет, — Сокджин звучит удрученно, хотя Намджун знает, что долгое время только этим Сокджин и грезил. — Если ты будешь питаться им, — голос Намджуна становится ниже. — Среди вампиров нашего возраста не будет того, кто сможет пойти против тебя. — Джун-а… Намджун приподнимает бровь. Сокджин оборачивается к нему, и его лицо такое потерянное, что Намджун начинает хмуриться. Он не привык к такому Сокджину, и такой Сокджин не отталкивает его, наоборот. Намджун сжимает ладонь на его бедре, прося продолжить говорить. Глаза у Сокджина уставшие, обрамленные сероватыми кругами от голода: после Чонгука он не может есть другой крови — так думает Намджун. — Он наверняка ненавидит меня. Глаза Намджуна открываются шире. Он пытается заставить себя не выглядеть удивленным, но это удивление настолько очевидно на его лице, что он даже не может его прикрыть, стереть, спрятать за другой эмоцией. Намджун оглядывает Сокджина, будто не верит, что это его любимый сейчас перед ним; какой-то другой вампир, в котором внезапно проснулись чувства по отношению к людям. Сокджин всегда считал их существами третьего сорта, едой со стола, а некоторых из них — едой, к которой даже притрагиваться не хочется, даже пробовать. Хватило одного Чонгука, чтобы заставить что-то в его восприятии перевернуться. — Я не смогу каждый раз есть его насильно. Притянув Сокджина к себе, Намджун жестом просит навалиться на плечо и неудобно обнимает рукой вокруг шеи, запускает пальцы в его волосы. Сокджин лежит на плече, а Намджун просто поглаживает его, про себя поражаясь тому, что Сокджин… вообще думает об этом. Сколько лет он знает его, сколько лет они вместе, сколько лет ссор и примирений, Намджуну кажется, что Сокджин никогда не показывал себя с этой стороны. Поистине человеческой. Тогда, когда Сокджину стоило бы проплакаться, плакать от умиления хочется Намджуну. — Послушай, вы не единственная пара, которая не подходит друг другу, — мягко проговаривает Намджун, смотря на Сокджина. — Что мне делать? — Для начала, перестань винить себя. Что случилось, то случилось, и это хорошо, что у него есть, к кому идти. Напиши ему. Сокджин поднимает голову и смотрит на Намджуна, как на идиота. — Ты серьезно думаешь, что ему нахрен сдались мои смски? — Люди любят внимание. Спроси то, что узнавал у Лалисы. Как он себя чувствует. Сокджин с сомнением в глазах отворачивается к окну и снова начинает грызть ноготь. Намджун тянется рукой к его запястью и заставляет убрать пальцы ото рта, и Сокджин впервые за десятки лет не орет на него, не бросается колкими гадостями, не приплетает к каждой проблеме Хосока. Несмотря на то, что случилось с Чонгуком — ужасное и неприятное, Намджун благодарен ему за его страдания, потому что, кажется, именно они вернули то, что было между ним с Сокджином. Взаимопонимание и поддержку. Сокджин оборачивается, и Намджун видит, что он хочет улыбнуться, но сдерживает себя, чтобы не прослыть принцессой, чье сердце растопили парой прикосновений. Он всё ещё обижен из-за Хосока и продолжает играть эту роль, только теперь Намджун хотя бы уверен, что это — всего лишь игра. И пусть, если Сокджину так комфортно. Каждый переживает горе по-разному: Чон Чонгук проводит время в постели своего любовника, а Сокджину нужно сгрызть все нервы своему. — Позовём его куда-нибудь. Узнаем, что он любит есть. Какая одежда ему нравится, где он хочет побывать, — продолжает Намджун, заражаясь своим же энтузиазмом в обучении урожденного вампира тому, о чём думают простые люди. — Он стал частью семьи. Давай узнаем у Тэхёна, что можно сделать. — Тэхён-а! — Сокджин звонко зовёт его. Тэхён, слушая музыку и рассматривая виды Сеула, не откликается. Сокджин хмурится и, протянув руку, начинает агрессивно тыкать его в плечо. Тэхён оборачивается и вынимает наушник из уха. — А? — Ты совсем оглох со своей попсой? — ворчит Сокджин. — Чем дышит молодежь? Тэхён удивленно переглядывает с Сокджина на Намджуна, и обратно. — Вы решили тряхнуть своими древними костями? — он ржёт. Намджун видит, как водитель давит ухмылку. — Пошёл в жопу, — высоким голосом отвечает ему Сокджин, слезая с Намджуна и расправляя плечи. — Посмотрю на тебя, когда будешь в моих годах. — Я буду выглядеть великолепно, — Тэхён мечтательно смотрит вверх. — Это с чего? — Намджун улыбается. — Потому что вы обратите меня за всю кровь, которой меня лишили. Сокджин протяжно фыркает, расслабляется и откидывается на сидение. — Посмотрим. Нашему клану ты не нужен даже за красивое лицо. — Сдадите меня Тореадорам. У твоего донора, как я понял, там уже неплохие связи. — Ага… — тихо и задумчиво тянет Сокджин, доставая из внутреннего кармана пиджака телефон. — Какой-то мелкий вампирчик. Садясь поближе, подсматривая в экран, Намджун наблюдает, как Сокджин пишет Чонгуку простое «как ты себя чувствуешь?». Выхватывая у Сокджина телефон, набирая следующее сообщение, Намджун спрашивает вслух: — Ты не ответил на вопрос, Тэхён-а. Что нравится мальчикам твоего возраста? «Если тебе что-то нужно, обязательно напиши мне, хорошо? Я переживаю.» Намджун возвращает телефон Сокджину, и видит боковым зрением, как Сокджин немного напряженно, но благодарно кивает. Тэхён начинает активно рассказывать про еду, кинотеатры и какие-то последние новинки в музыкальной индустрии. Для них это всё так далеко, но они оба слушают внимательно, запоминая всё, что говорит Тэхён. Сокджин, Намджун видит, слушает даже внимательней, чем на собраниях клана, и Намджуну хочется улыбаться. Будто они завели ребёнка: Сокджин был бы хорошим родителем. Чонгук отвечает лаконичное «ладно», не говоря о том, как он, но он хотя бы отвечает, и по сердцебиению Намджун слышит, как у Сокджина отлегает; по запаху слышит, как спадает нервозность. Намджун берёт телефон в руки и, под воодушевленный рассказ о Капитане Марвел, печатает прямо в диалог с Чонгуком, не отправляя, а показывая Сокджину: «Ты когда-нибудь думал о ребёнке?» Когда Сокджин поворачивается и смотрит скептично, Намджуну, рано обрадовавшемуся, кажется, что сейчас он скажет одно из своих коронных, нецензурных «не говори глупостей». Чтобы не перебить Тэхёна, Сокджин понижает голос, и вопреки мыслям Намджуна, тихо и ехидно спрашивает: — Тебе что, этого одного не хватает? Мне его ещё, неблагодарного смертного, видимо, обращать, и потом искать, куда пристроить, и как вообще я… Намджун, слушая одним ухом болтовню Тэхёна, а другой — ворчание Сокджина, как бы сильно ему ни хотелось, не комментирует то, что своих детей он есть не собирается. *** Движения Чонгука всё ещё скованные. Чимин подает ему толстовку, помогает забраться в рукава, заботливо натягивает на спину и поправляет капюшон. Чонгук почти не издает болезненных вздохов, но, когда толстовка оказывается на нём, он выдыхает облегчённо и тут же сутулится. Чимин, придерживая его за бока, не отпускает, пока не убеждается по выражению лица, что Чонгук стоит на ногах твердо, не шатается, что в его глазах не двоится. С тех пор, как Чонгука укусили, Чимин научился принюхиваться к нему по-новому: не наслаждаясь запахом его тела, а подмечая малейшие изменения в его самочувствии. Чимин гладит его по голове, зачесывая волосы назад, открывая бледный лоб, и касается его губами, проверяя температуру. Что не обязательно делать поцелуем, но ему просто хочется. — Ты бы тоже для приличия накинул что-нибудь, — ухмыляется Чонгук. — Зачем? — На улице дождь. Чимин, подставляя локоть, чтобы Чонгук взялся за него, усмехается в ответ. — Похожу с мокрыми сиськами, порадую девчонок. Ему нравится, что улыбка вернулась на лицо Чонгука — взаимодействовать стало намного легче. Чимин ощущает, как постепенно возвращается к предыдущей стабильности, по которой за время болезни Чонгука начал скучать. Его больше не тянет рыдать, не тянет биться головой о стену, а Чонгук возвращается к своей самостоятельности, упираясь, когда Чимин предлагает помочь дойти до ванной. Без инцидентов зайдя в лифт, Чимин, приобнимая Чонгука за талию, задумчиво тянет: — Возможно, я даже посплю с тобой сегодня. — Сколько ты уже не спал? — спрашивает Чонгук, хлопая ресницами, понимая, что сбился со счёту. — Ты думаешь, у меня было время спать в промежутке между удовлетворением твоей ненасытной задницы и попытками убедить тебя, что ты не умираешь? Чонгук пихает его локтем, и Чимин уже готовится засмеяться в ответ на заранее провальную шутку, как у Чонгука подкашиваются колени, а глаза закатываются в секунду. Чимин подхватывает его, с ужасом оглядывая лицо: всё же было в порядке всего минуту назад?! Чимин торопливо вытаскивает его из лифта и, поддерживая, встряхивает пару раз. — Гук-и? Ты слышишь меня? Он привык, что Чонгука иногда отключает от усталости, но обычно это происходит ближе к вечеру, а не так — не посреди дня. Чонгук приходит в себя так же быстро, как потерял координацию, и сдавленно мычит вместо ответа, наваливаясь на Чимина и держась за висок. — Да… Да. Потемнело в глазах. Чимин оглядывает его ещё раз, обеспокоенно прикасаясь ладонью к щеке. — Как-то резко потемнело. Ты точно в порядке? Потянешь? По его глазам Чимин видит, как он заторможено реагирует на всё, что происходит. Пустым взглядом разглядывает людей, заходящих в лифт, и только потом переключается на Чимина, словно только что услышал вопросы, смотрит так, как будто видит впервые в жизни. Чонгук хмурится, трет висок, моргает и щурится от солнечного света. — Конечно, потяну. Просто в голове покалывает. — Мгновенная карма, — без смеха шутит Чимин, снова подхватывая Чонгука обеими руками: одной вокруг талии, другой — под локоть. — В следующий раз не будешь бить меня. Они выходят на улицу посреди дня. Посмотрев на небо, в котором, несмотря на дождь, ярко светит солнце, Чимин кривит губами и, наказав Чонгуку стоять смирно и не падать в обморок, достает из сумки зонт. — Никаких мокрых сисек? — разочаровано тянет Чонгук. — Тебе же только что было плохо, — хмыкает Чимин, раскрывая зонт. — Мне всё ещё плохо, но от мокрой рубашки на тебе я бы всё равно не отказался. — Сильно осмелел, лишившись вампирской девственности? — Не то чтобы мне теперь не было, что терять… Чимин закрывает себя зонтом, прячась от солнца, а Чонгук тянет чуть вбок, оставаясь под дождём. Они идут вдоль посаженных деревьев, препираясь друг с другом, пока Чимину не надоедает это, и он не решает отвлечь энергию Чонгука на свою ладонь, что комфортно легла в его задний карман. Чимин кожей ощущает неодобрительные взгляды, когда они выходят на главную улицу, но, если лев начнет опираться на мнение овец, этот мир съедет с орбиты, а Чимину ещё очень хочется пожить и побесить пару гомофобов. Оборачиваясь, он глазеет в ответ на какого-то мужика лет сорока, и для убедительности, что ему абсолютно всё равно, показательно сжимает ягодицу Чонгука. — Кажется, отпустило, — выдыхает Чонгук, потерев висок ещё раз. — Магическая сила принятия себя как боттома с паблик-кинком? — Запах Старбакса! Чимин принюхивается, но не ощущает кофе: все эти запахи для него одинаковы, если речь идёт не о десятках чонгуковых гелей для душа, которые он научился различать просто потому, что ими неизбежно пахнет постель. — Купи мне кофе, — Чонгук дергает его за рукав, будто ребёнок, и Чимин благодарен двум вещам: что он не просит его властно, зная, что Чимин не сможет отказать, и что он вообще просит купить себе что-то. — Ты же знаешь, что твоя печень не скажет тебе спасибо, — на всякий случай уточняет Чимин. Чонгук, конечно, знает, но когда Чонгуку было не всё равно? Маленький манипулятивный человек идёт со своим пластиковым стаканчиком, но пьет из металлической трубочки, вливаясь в эко-френдли культуру только наполовину. Они садятся на скамью, когда Чимин начинает чувствовать от Чонгука усталость: как замедляется его шаг, учащается дыхание. С каждым днём они гуляют всё дольше, а Чонгук становится всё выносливей, и главным успехом было то, что сегодня утром он разглядывал себя в зеркало, беззвучно страдая на тему того, как сильно похудел. И то, что, когда Чимин обнял его сзади, чтобы поддержать, запах Чонгука говорил совсем не о том, что ему нужна поддержка. У Чонгука вибрирует телефон. — Телефон, — бросает ему Чимин, и Чонгук, не почувствовав его, спохватывается. — Через неделю у меня премьера… Кто там? Чонгук резковато втягивает кофе, а когда его глаза широко открываются, Чимин, не дожидаясь ответа, тянется посмотреть сам. — С каких пор он тебе пишет? — напряженно спрашивает Чимин. — С этих?... Чимин, не спрашивая разрешения Чонгука, берет его телефон, оставляя его повернутым экраном к Чонгуку. Он откровенно не хочет, чтобы Чонгук общался с тем, кто его чуть не убил, но и писать Сокджину гадости в духе десятилетнего школьника, только что вылупившегося из матки своей матери, не собирается. — У меня премьера через неделю, — повторяет Чимин, возвращая тему обратно к ним, к нему, не к Сокджину. — Ты пойдешь? Отвоевав телефон в символическом сражении руками, Чонгук часто кивает. — Конечно. Кто-то ещё из знакомых будет? Чимин вспоминает свой разговор с матерью: короткий, но достаточный, чтобы перестать ощущать себя ненавидимым всем миром и растоптанным этой проклятой судьбой. Чимин не опускает голову. Помотав ею отрицательно, он откидывается на спину и закидывает руку Чонгуку на плечи, обнимая его, упираясь коленом в его колено. — Что ему от тебя надо? — имитируя голосом безразличие, спрашивает Чимин, но рукою давит на голову Чонгука, заставляя его лечь себе на плечо; притягивая его поближе, неосознанно помечая его, как своего. Будто Сокджин видит их сейчас. — Предлагает встретиться… — И ты хочешь? Чонгук вздыхает. — Когда-нибудь придётся. Чимин поджимает губы. Чонгук прав, но больше всего Чимину хочется встретиться с Сокджином первым. Дать ему по ебалу и объяснить, что будет, если он ещё раз вцепится в Чонгука подобным образом. Только вот, моделируя бой с Сокджином, Чимин, не предаваясь самолюбию и гордыне, понимает, что исход этого боя предрешен. Чимину хочется беситься, обзывать Сокджина, пока он не слышит, но он только выдыхает и заставляет себя успокоиться. Потому что знает: в его гневе куда больше пустой ревности, чем страха за жизнь Чонгука. Если Сокджин не идиот, он не будет ставить здоровье Мага под угрозу. — Если хочешь — иди. Но, если он решит укусить тебя — шли его к чёрту и звони мне. Чонгук улыбается так очевидно, что Чимин видит это, даже не глядя: по тому, как повышается температура его тела, и по тому, как он прижимается ближе. — Чимин-а… — А? — А что если мы уедем из этой страны? — Вряд ли мы сможем сделать это сейчас, зайка, — Чимин треплет его по голове. — Давай обсудим это, когда будем уверены, что ты не отключишься во время перелета, и что за нами не сорвется какой-нибудь упырь из Вентру. Чонгук смеется, но Чимин слышит грусть в его смехе. Он не опускает на него взгляд, продолжая смотреть в небо, в очередной теплый сентябрь, очередной год в Корее. Чимин, поглаживая Чонгука по голове, вспоминает, каким было небо во Франции в это время — более серым, а воздух был не таким жарким; каким было небо в России — ещё серее. И думает, а было бы Чонгуку где-то хорошо? Где ему было бы лучше? У него нет семьи и нет близких. Его друзья — всего лишь люди, необходимые ему ранее, чтобы пройти все эти этапы социализации. Они оба — аутсайдеры, принадлежащие кланам, но не принадлежащие никому, кроме самих себя. Чимин ставит на то, что Чонгуку было бы хорошо везде, в любой точке мира, где будет он — Чимин. Он убеждает себя в этом. Ему просто необходимо так думать. Потому что телефон продолжает вибрировать, а Чонгук, не отвлекаясь на руку, перебирающую его волосы, отвечает на сообщения того, с кем Чимин готов драться насмерть, чтобы раз и навсегда показать всем корейским семьям вампиров, кому принадлежит этот человек.