Глупости

      Столицу приводили в порядок, и несмотря на многочисленные оставшиеся следы разрушения Орка чувствовала полное удовлетворение. Монстры изгнаны, новые проблемы были так, проблемками, и решались по ходу дела. Мёртвые... что ж, мёртвых не вернуть, и Орка больше не думала о них. Её лично потери не коснулись – и ладно.       Когда-то за подобный подход мать называла её невыносимо жизнерадостной. Сама Орка считала это всего лишь здоровой практичностью.       Орка вошла в кабинет Тристиана и едва не заурчала от удовольствия. Здесь часто было светло – Тристиан распахивал окна настежь, если только уже не начинал высыпать снег. Солнце заливало комнату от пола до потолка, золотило мебель и стены, обвивало Тристиана сияющим нимбом, лёгким, невесомым.       Некоторое время Орка стояла в дверях, глядя на него и чувствуя, как расплывается в ухмылке. Тристиан даже головы не поднял, уткнувшись в какую-то книгу. К слову, это было странно, он всегда знал, что Орка входит, даже если она не стучала и старалась подойти потише. Ей стало любопытно, что так увлекло Тристиана. Книга в его руках очень мало походила на то, что может иметь отношение к каким-то канцлерским делам.       В последнее время Тристиан вообще стал как будто несколько рассеян и нередко Орка ловила на себе его взгляды, полные непонятного недоумения, словно он пытался решить какую-то сложную задачу.       Стараясь ступать осторожно, она подошла к столу и заглянула на страницу.       Взгляд успел выхватить лишь пару весьма фривольных фраз, когда Тристиан чуть не подскочил в кресле и поспешно захлопнул книгу. Краска залила его лицо, и шею, и уши.       А вот это уже было интересно. Очень-очень интересно.       – Это не моя. Это Линдзи, – выпалил Тристиан и покраснел ещё больше.       Орка пришлось постараться, чтобы не захохотать в голос.       – А то, Линдзи – наш общий источник всяческих знаний.       – Знаний, верно. Я просто хотел... изучить эту сторону жизни.       О, светлые боги, и тёмные, и серые, это было непристойно мило.       – Тристиан, Тристиан... – Орка присела на стол, сгребла книжку, повертела в руках, разглядывая цветастую обложку, и сунула в карман. – Не читай всякую чушь, ничего полезного там не найдёшь. Такие вещи изучают на практике, – она наклонилась ниже. – Кстати, это можно устроить.       Тристиан стал буквально багровым, и Орка засомневалась, не слишком ли сильно старается. Ей ведь было совсем не нужно, чтобы он взорвался от смущения или случилось ещё какая-нибудь неприятность?       – Н-но почему? Книги... в них хранится знание... Даже учение Саренрэй...       Осторожно Орка отвела с его виска волосы, провела по краю красного уха, легко-легко, едва касаясь, потом ниже, по шее, там, где часто-часто билась жилка, и снова наверх, ладонью на щёку. Кожа под её рукой была горячей и гладкой, невозможно, невероятно, просто мечта, каких не существует. Тристиан осёкся на полуслове, задохнулся и застыл, глядя снизу вверх. Розовые губы замерли, чуть приоткрывшись. Орке пришлось вцепиться в край столешницы, глубоко раня дерево впившимися когтями.       Выдернуть из кресла, уронить прямо на пол, на тонкий ковёр, содрать многочисленные тряпки, впиться зубами в жемчужную кожу, добраться до голых плеч, и живота, и...       Медленно-медленно Тристиан поднял руку и прикоснулся к её руке чуть подрагивающими пальцами, потом так же несмело к ладони – губами. Орка оскалилась, ощущая, как рождается рык из самого живота, глухо, яростно. Тристиан рисковал. Действительно рисковал.       В дверь забарабанили.       – Господин Тристиан, вы знаете, где баронесса?       Тристиан дёрнулся, моргнул, словно просыпаясь, и отстранился. Коротко яростно взревев, Орка соскочила со стола и распахнула дверь.       Служанка шарахнулась в сторону, глядя огромными перепуганными глазами. Милая, симпатичная девушка, которой Орка на миг захотела свернуть шею.       – Госпожа Шандра Мерви требовала вас найти. Не гневайтесь, она же с меня голову снимет.       – Госпожа Шандра Мерви ни с кого не может снимать головы в моём баронстве! – прорычала Орка, потом резко втянула воздух ноздрями, стараясь взять себя в руки. Девчонка всего лишь выполняла свою работу. – Чего надо старой ведьме?       – Простите, не знаю, просто велела найти и позвать. Вот, я нашла и позвала.       Служанка дёрнула юбку, сделала какое-то судорожное движение, видимо, обозначавшее почтительный поклон и ринулась прочь по коридору.       – Наверное, мне тоже стоит пойти. – Тристиан подошёл, старательно глядя куда-то мимо Орки. – Госпожа Мерви не стала бы беспокоить без причины. Что-то случилось.       Орка лишь сердито хмыкнула себе под нос. Тристиан шагнул было пройти мимо, но она резко припечатала ладонь к косяку, не давая ему шагнуть. Наклонилась, почти уткнувшись носом в растрепавшиеся волосы. От них тянуло запахом мыла и трав. Между ног у неё всё ещё ныло от острого желания.       Несколько мгновений они стояли так, потом Орка отступила.       – Если хочешь продолжить, гм, научные изыскания, зайди ко мне после, – бросила она, разворачиваясь на каблуках.              ***       С тех пор, как Тристиан увидел её в саду Нириссы, подобную сиянию Саренрэй, испепеляющему скверну, в его разуме словно что-то изменилось. Он не мог забыть ту картину и не мог смотреть на Орку прежними глазами. Плотно закрытая дверь распахнулась, замок сломался и было бесполезно пытаться вернуться к прежней невинности.       Тристиан обнаружил, что может по много минут смотреть, как чёрная лента волос лежит на плече, спускаясь на грудь, как когтистые пальцы постукивают по столу в такт чьим-то словам или просто спокойно лежат на поясе, как падает свет на линию скулы и кончик торчащего из-под нижней губы клыка. Порой Тристиан настолько терялся в этом созерцании, что переставал слышать, что происходит вокруг и видеть что-либо ещё. Отзываясь на изменения разума, его тело подогревало кровь, и та бежала быстрее, разнося жар от корней волос до кончиков ногтей на ногах. Его кожа ныла, требуя прикосновений, весомых и грубых, сердце ускоряло ритм безо всякой на то причины, а пах наливался почти болезненной тяжестью.       Незнакомые, пугающие своей остротой ощущения. До этого времени Тристиан не подозревал, что его плоть, да, смертная и слепленная по человеческому подобию, однако не совсем человеческая, обладает такими потребностями. Ему приходилось спешно искать хоть какие-то способы справиться с новым состоянием. Выходило не очень.       Медитации помогали ненадолго, кроме того, нельзя было сесть и уйти в себя посреди тронного зала.       Просто не смотреть тоже получалось плохо, его взгляд притягивался к Орке словно под воздействием чар (чар не было, Тристиан проверил).       Как-то вечером, не в силах отвязаться от преследовавших образов, он прижал пах рукой, надеясь облегчить ощущения... Потом Тристиан долго изучал испачканную белым ладонь. Конечно, он знал, что это, но не как часть собственного тела. Это действительно принесло облегчение, но тоже ненадолго, и тоже без шанса помочь где-то за пределами плотно закрытой комнаты.       Во всяком случае, Тристиан начал лучше понимать некоторые вещи, происходившие между смертными. В нём появилось сочувствие к некоторым вещам, которые раньше вызывали лишь возмущение. О, дурные поступки оставались дурными поступками, но степень искушения представала в новом виде.       В какой-то момент Тристиану пришлось признать, что он нуждается в совете. Первая мысль об Октавии была отброшена им почти сразу, следующая – поискать знания в книгах – понравилась ему больше. За книгами в замке следила Линдзи, поэтому ничего не оставалось кроме как пойти к ней.       Линдзи пришла в восторг, обещала никому не говорить (Тристиан сомневался в её слове, хотя и надеялся на порядочность) и выдала искомую литературу. Несмотря на всю занимательность, книга Тристиана разочаровала: слишком неестественно, слишком далеко от того, что казалось ему реальным.       А потом Орка сказала про практику, и Тристиан едва не лишился разума полностью. Позже он решительно не понимал, как сумел сохранить остатки рассудка и не согласиться на всё, чего бы ей ни захотелось, прямо на месте. Бедняжка Мари, передавшая послание от Шандры Мерви, буквально спасла его.       Новости Шандры Тристиана отрезвили, словно ушат холодной воды. Пропажа целого города – подобные вещи не происходят просто так. Нужна изрядная мощь, чтобы разом украсть столько народа, и, увы, он знал, кого подозервать.       Когда Тристиан уходил из тронного зала, спиной чувствовал острый взгляд Орки, который словно вонзался ему между лопаток, хватал за плечи и тянул назад. Тристиан вышел, не обернувшись. У него в ушах звучало её предложение зайти вечером и – перебивая влекущие слова тревожным набатом – одно слово. Имя.       Нирисса.       Нирисса, которая никак не проявляла себя, как будто не знала о его отступничестве.       Нирисса, которая не могла не знать.       Тристиан вернулся к себе, снедаемый тревогой, и ходил из угла в угол. На столе лежали свитки, нужно было решить, какие из дел отдать Джоду, а с какими лучше справятся местные старосты. До Варнхолла добираться несколько дней, не стоит всё просто бросать. Однако сейчас Тристиана занимало совсем другое.       Солнце померкло, видимо, от набежавшей тучи, холодный ветер хлестнул его по спине, сбил со стола несколько пергаментов. Тристиан обернулся к окну и едва не вскрикнул.       Ледяная пощёчина была такой силы, что он пошатнулся. В ушах зазвенело тысячью льдинок.       – Мой маленький непослушный жаворонок, – протянула Нирисса ласково, от чего её слова звучали ещё более издевательски, – ты же не думал, что я о тебе забыла?       В волне накрывшей паники, Тристиан мог отчётливо выделить только две мысли.       Как хорошо, что Орка забрала глупую книгу, и Нирисса её не увидит.       Как хорошо, что он не пошёл к Орке, и Нирисса не обнаружила его там.              ***       Тристиан не появился, и это было досадно.       Новости Шандры Мерви оказались действительно важными, и это было плохо.       Пропажа целого города – не кот чихнул, особенно если где-то под боком всё ещё разгуливает могущественная фея, одержимая идеей уничтожить тысячу королевств. Орка учитывала и другие варианты, начиная с того, что Маэгар Варн решил просто помахать Джаманди ручкой, как когда-то сделала она сама. Однако чутьё подсказывало, что все разумные и обыденные варианты – не более чем попытка закрыть глаза на неизбежное.       Орка отвела на сборы день.       Сделать за этот день предстояло многое, поэтому с Тристианом они столкнулись только рано утром, когда до отбытия оставался какой-то час. Орка остановила его прямо в коридоре, прижала к стене, упираясь руками возле его головы.       – Не надо.       Ладонь Тристиана встала между ними. Его лицо скрывал капюшон, совсем как тогда, когда чудовища Нериссы заполонили баронство, только сейчас с баронством всё было в порядке. Во всяком случае, с их баронством.       – Тристиан? Что случилось?       – Ничего, – край капюшона опустился ниже. – Просто я... Я слишком много себе позволил. Я не должен был. Тебе не стоит на меня отвлекаться.       – Чего?! Ты всё же перечитал глупых книжек Линдзи, ну, тех, в которых все падают в обмороки и сбегают, чтобы счастье наступило без них?       Орка, конечно, ожидала от истории с Варнхоллом неприятностей, но других неприятностей, и не так быстро!       – Ты баронесса! – с неожиданной горячностью воскликнул Тристиан, вскидывая голову. – Ты должна думать о благе своих подданных, а не обо мне! – в его взгляде горела решимость отчаяния.       Да провалиться ко всем демонам, Орка отказывалась понимать, что творится в голове этого мужчины! Это было очень странно, ведь ещё позавчера она явно видела совсем другой ответ, и такие резкие перемены не случаются ни с чего.       – Во-первых, я лучше знаю, о чём мне думать, во-вторых, ты тоже мой человек, ты мой канцлер, разве нет?       Тристиан разом сник. Когда, спустя долгое время, он снова заговорил, его голос звучал едва слышно:       – Пожалуйста. Давай... хотя бы отложим этот разговор, пока не узнаем, что случилось с Варнхолдом?       Орка резко оттолкнулась от стены.       С ним наверняка что-то случилось, и дело не только в дурных новостях. И она обязательно выяснит, что именно, однако...       Варнхолд. Пропавшие люди. Возможно, спятившая фея.       Позже.       Вместо того чтобы немедленно убраться подальше, Тристиан переступил на месте с ноги на ногу.       – Это не значит, что я отказываюсь помогать тебе в бою или любых других своих обязательств. Я надеюсь сопровождать тебя, если ты не возражаешь.       – Выходим через полчаса, – бросила Орка через плечо.       Упускать его из-за очередного проклятого недоразумения с проклятой феей она не собиралась.       И позволять ему ещё раз улизнуть после того, как они разберутся с Варнхолдом – тоже. Это ожидание определённо слишком затянулось.              ***       Вордакай.       Тёмное, жуткое имя.       Тристиан помнил это имя ещё из тех времён, когда крылья верно служили ему, и он ничего не знал об отчаянии и одиночестве. Эхо былого всплывало в его разуме клочками кратких маняще-недоступных образов и сухими строками чистого знания.       Вордакай.       Как он мог вернуться? И зачем Нириссе понадобилось его страшное Око?       Тристиан не хотел знать, как не хотел знать о том, для чего вырос Неувядающий цветок. Он пытался уйти от мыслей о будущем, приближавшимся с той неотвратимостью, с которой может приближаться только будущее. Уйти не получилось. В те дни, когда Тристиан помогал превратить чудовищное семечко в росток, а росток в побег, блаженное незнание позволяло ему спрятаться, отвернуться от жестокой правды и сделать вид, что её нет. Теперь же, столкнувшийся с плодами собственных деяний, множество раз погрузивший руки в плоть отравленных людей, он потерял возможность убедить себя, что «всё не так страшно».       Чего бы ни хотела Нирисса, её цель и методы оставались неизменны, а значит кошмарны.       Опять и опять Тристиан возвращался к тому, что должен сделать – сказать Орке правду, даже если бы это означало окончательную смерть от рук Нириссы. И больше всего на свете он не желал, чтобы она узнала эту правду – не только о грозящей опасности, а о нём самом, о его ничтожности и предательстве. И чем больше Тристиан хотел скрыться истину, тем более прозрачным ему казался полог собственной лжи.       Он ловил на себе взгляд Орки, теперь иной, чем раньше. Её внимание касалось Тристиана тонкой колючей иглой, от которой хотелось укрыться, а не отзываться душой и телом, как совсем недавно.       И всё же следовало признаться.       Тристиан собирал решимость медленно, день за днём, вечер за вечером. У него ещё оставались эти дни, пока они бороздили сухие бескрайние поля, полные хищников, варваров и циклопов-зомби, и не сохранивших и следа пропавших людей.       А затем они прибыли в лагерь Дугата.       Знакомый водянисто-цветочный запах Тристиан узнал сразу, как и закутанную в глухие одежды фигуру. Он с трудом подавил дрожь и весь вечер заставлял себя смотреть в другую сторону. К счастью, это была всего лишь одна из Сестёр, не сама Нирисса, однако и от её присутствия кровь Тристиана стыла в жилах.       Ему следовало открыть правду немедленно.       Нет, лучше позже, когда они покинут лагерь и окажутся от него подальше.       Или...       Лёгкая рука опустилась ему на плечо и пальцы, тонкие, как сухие веточки, больно оцарапали даже сквозь одежду.       – Ты же не собираешься предать мою сестру?       Тристиан сжал губы, глядя прямо перед собой. Ответ требовал прозвучать, раз и навсегда.        – Наверняка не собираешься, ведь это было бы ужасно глупо с твоей стороны, – голос, похожий на змеиное шипение, словно заползал ему под ворот и скатывался по спине. – Ужасно глупо умереть с перебитыми крыльями от рук дикой орчицы, ради которой совершена такая жертва. О, ты же не думаешь, что новая хозяйка оставит тебя в живых, едва узнает?       Колкий смех Сестры замораживал почти готовый ответ на языке Тристиана.       Потом вдруг Сестра резко отпустила его и исчезла. Тристиан моргнул и встретился взглядом с Оркой.              ***       Когда выяснилось что Сёстры – не люди, а феи, Орка даже не удивилась. Когда оказалось, что их «благо» опять заключается в её убийстве, она не удивилась тоже. Ожидаемое до зевоты открытие, для разнообразия Орка предпочла бы сюрприз.       Пока она обшаривала мёртвые тела, Тристиан стоял, уставившись на них, белый, как простыня. Можно было бы решить, что он увидел призрака, если бы он не был жрецом, которого призракам и полагалось бояться.       – Надеюсь, ты не жалеешь, что мы их убили. Потому что лично я жалеть этих тварей точно не собираюсь. Они феи, наверняка подружки нашей старой знакомой, – проворчала Орка, извлекая бронзовые курильницы, ради которых, если она правильно поняла, всё и затевалось.       Тристиан сглотнул, набрал воздуха, словно собираясь что-то сказать, и молча выдохнул. Глаз его Орка не видела. Она вообще давно их не видела, если так подумать – в последнее время Тристиан постоянно смотрел куда-то в сторону и прятал под капюшоном. Орке это не нравилось.       – Тристиан!       – Я не знаю, что ты хочешь услышать от меня, – едва слышно отозвался он. – Как я могу отказать кому-то в милосердии, если... если Саренрэй требует его от меня. Кроме того, ты ничего не знаешь об этих созданиях. Даже если они служили безумной фее, может, они служили госпоже не по своей воле? Может, их связали чарами?       Орка только хмыкнула. На подневольных рабынь сестрички походили мало, во всяком случае, убить её пытались с исключительным рвением.       – Это они сами тебе рассказали?       – Нет! – он почти выкрикнул. – Я не говорил с ними! Я хочу сказать, говорил с ними о другом. О... Я не хочу вспоминать тот разговор.       Орка смотрела на него. Смешавшись, Тристиан замолчал и замер, закусив губу.       Это было очень странно. Очень-очень странно. И навевало воспоминания, которые Орка предпочла бы не вытаскивать из глубин памяти.       – Надо узнать, куда они собирались и что там спрятано, – наконец сказала она и поднялась. Тристиан лишь согласно склонил голову.              Тащиться им пришлось, конечно, в самую дыру, и Орка предпочла бы прихватить с собой небольшую армию. Но армия смогла бы пройти по горным кручам не раньше, чем годика через три, по проложенной дороге. Что-то подсказывало, что ни трёх лет, ни лишних средств на бесполезную дорогу Орке всё равно никто не пожалует.       По кручам скакали несколько дней, и единственной радостью перехода было то, что с пути они не сбились бы при всём желании – так усердно его прокладывали.       Почти всю дорогу Тристиан произнёс хорошо если несколько слов, только беззвучно шевелил губами в бесконечных молитвах. Это мешало, словно камушек в сапоге, и было до ужаса несвоевременно, потому как в западни всегда следует ходить сосредоточенно и не отвлекаясь. Орка начинала всерьёз подумывать, не отослать ли его домой с подходящим письмом.       Будто угадав её намерения, Тристиан заговорил об этом сам.       – Прошу тебя. Позволь сопровождать тебя до конца.       Он стоял, глядя куда-то сквозь вершины гор и спрятав руки в рукавах, как будто зяб.       – Я хочу знать, что с тобой происходит.       Если бы он заявил, что с ним ничего не происходит, Орка погнала бы его домой немедленно.       Тристиан втянул воздух, собираясь ответить, резко выдохнул. Открыл рот и закрыл. Орка терпеливо ждала, пристально изучая его.       Если бы она не видела, как он встречает опасность в бою, то решила бы, что он смертельно испуган. Впрочем, существовало множество вещей кроме сражений, которые могли бы привести в ужас.       – Мне... тяжело сосредоточиться, – после долгой паузы заговорил Тристиан. – Я знаю, что в этих горах прячется древнее зло, и оно давит на меня.       – И ты молчал всё это время?! Что за зло?       – Думаю, ты и так уже представляешь его мощь. Мертвецы приходят не сами по себе. Это очень дурное место, полное древней скверны и способное сломить даже сильную волю,– он вздохнул. – Прости меня, я должен был рассказать раньше. Пожалуй, я до последнего не хотел думать о том, что мы сюда всё-таки придём. Знаешь, как бывает, когда очень не хочешь чего-то замечать – и не замечаешь.       Орка изучала Тристиана, спрашивая себя, а может она сама прямо сейчас чего-то не замечает, потому что очень не хочет?       Пожалуй, всё-таки нет.       Что бы с Тристианом ни творилось, это не походило на... тот случай, который навязчиво лез в мысли.       Да и вообще, не водилось за Оркой привычки не замечать. Она-то не мать, которая отказывалась признавать, что начала сдавать даже после того, как ей отрубили полноги.       – Значит, наша фея, значит, хотела запустить сюда руки? Занятно.       Тристиан вздрогнул и снова спрятал руки в рукава, сгорбился. Орка тряхнула его за плечо.       – Эй, один раз мы уже разнесли её сад. Справимся и в этот раз. Не волнуйся так.       Тристиан кривовато улыбнулся.       – В самом деле, ты лишаешь её слуг с поразительной лёгкостью.       – И безо всякой жалости, уж извини.       Орка спросила себя, ей показалось, или он вздрогнул?       – Прости, заранее я не смогу сказать больше ничего полезного. Надо будет осмотреться уже... там, – пробормотал Тристиан и вдруг без перехода добавил. – Так ты позволишь мне остаться?       – Куда мы без тебя.       Отсылать могущественного жреца светлой богини перед тем, как лезть в древнюю скверну было бы глупо. А что касается подозрений... Орка решила, что попросит Октавию проверить, у той хватало познаний в магии, чтобы точно распознать подвох.       На лице Тристиана отразилось неподдельное облегчение.       Ещё пару минут они стояли, просто глядя, как скрывается за острыми пиками солнце, пока Валери не крикнула, что ужин готов. Где-то в глубине мыслей у Орки продолжало навязчиво зудеть ощущение, что она всё-таки что-то упускает.              ***       ...ты же не думаешь, что новая хозяйка оставит тебя в живых?..       Слова Сестры продолжали звучать у Тристиана в ушах, даже когда та умерла. Словно ядовитый сорняк, они пустили корни в его душе, обращая в прах собранную было решимость.       Человеческая смерть и вечная разлука со светом Саренрэй.       Отвращение, вырастающее в душе Орки кублом маслянистых ядовитых змей.       Пытки, которые могла изобрести Нирисса, если бы Тристиан каким-то чудом остался жив.       Пытки, которые она могла бы применить к Орке за то, что та сумела отнять слугу.       Тристиан не смог бы назвать, что именно вызывало в нём больше отчаяния, воображаемые последствия сменяли в его мыслях одно другое, едва позволяя спать по ночам. К счастью, особенности его тела и сила жреца помогли скрыть последствия бессонницы, однако это спасало только от излишних расспросов, ни от чего больше.       В темноте, когда сияние Саренрэй оставляло землю, он лежал без движения и больше всего ему хотелось протянуть руку и найти ладонь Орки, вцепившись в неё, как утопающий за верёвку. Если бы Тристиан осмелился сделать это, если бы решился бы просить помощи... О нет! Тогда ему пришлось бы рассказать всё, и – разве была у него надежда на снисхождение? Даже если он видел в Орке отблеск пламени Саренрэй, то его карающей, не милосердной ипостаси.       Круг замыкался, мысли Тристиана возвращались в прежнее русло, а мёртвые Сестры будто безмолвно смеялась за его спиной.       Часто он ловил на себе пристальные взгляды, теперь уже не только Орки. Пару раз его коснулись чары Октавии быстрыми изучающими уколами, и даже Валери прямо намекнула, что перед сложным сражением достойный воин должен очистить разум и сердце от лишних смущающих мыслей. Тристиан отговаривался очевидной в его собственных глазах ложью, отстранённо изумляясь, что его до сих пор не изобличили.       Он даже не стал бы пытаться оправдываться, если бы это наконец случилось, и ему задали бы простой прямой вопрос. О таком вопросе он почти мечтал!       Время пути тянулось мучительно медленно. Неспособный сбежать от себя самого, Тристиан кружился в водовороте однообразных сомнений, от которых мучительно устал. Ему начало казаться, что эта порочная петля захватила его навечно.       Однако в тот момент, когда перед ними открылся тёмный провал – вход в древний склеп, осенённый именем Вордакая, Тристиан понял, что в его жизни не было ничего столь же невыносимо короткого, как дорога сюда. Время утекло между пальцев, не оставив после себя даже крупинки праха.       Солнце только-только поднялось над пиками гор, тёплый свет заливал серые камни и чахлую растительность. Тристиан с тоской уставился в небо, моля Саренрэй забрать его, их всех отсюда, сейчас, немедленно, или хотя бы послать ему сил. Ответом ему оставались безмолвная синяя пустота, в которой чёрной точкой выделялась какая-то птица. Не ворон.       – Итак, мы здесь. Что можешь сказать?       От присутствия Орки прямо за спиной волоски на руках Тристиана встали дыбом.       Он мог многое сказать.       Здесь затаился Вордакай, верный слуга Абаддона.       Нириссе нужно его Око, способное пронзать время и пространство.       Неизвестно зачем, Нирисса не делится планами со слугами.       И – да, слугами.       Тристиан зажмурился, сдерживая то ли смех, то ли всхлип.       – Чтобы нас ни ждало, оно ждёт в глубине, – каким-то чудом ему удалось справиться с голосом. – Оно очень опасно для разума и духа. Искушение – вот чего стоит бояться больше всего. Искушение силой, властью... тем, что иногда называют свободой, хотя речь идёт о жестокости и вседозволенности.       – Нашей общей знакомой мало силы и жестокости? Вот жадная тварь.       Горячая ладонь опустилась ему на затылок и повернула. Глаза Орки, тёмные, опасные, оказались совсем близко.       – Ничего больше не скажешь?       Все ощущения Тристиана словно сбежались к одной точке – к той, где его держала чужая рука. Слова заполняли его рот вязкой кашей, склеивались и не шли наружу. Спустя какое-то время Орка отпустила его с нескрываемой досадой.       – Хорошо.       В её голосе явно звучало обещание продолжить разговор. Тристиан знал, что обещание останется невыполненным.       Ещё раз тщательно проверив снаряжение, они начали спускаться в глубину. Тристиан шёл последним, и темнота поглощала его с каждым шагом.              ***       Древняя гробница оказалась воистину мерзким местом. Темнота ложилась на плечи и давила, давила, и шептала насмешливо. Кучка мелких букашек, осмелившихся заползти под тонны камня, неужели они верили, что способны противостоять хозяину этого места? Достаточно одного камешка, одного щелчка пальцев, чтобы обратить их в незаметный прах.       Орка по-собачьи встряхнулась всем телом, будто это могло помочь отбросить липкую тьму подальше. Дыхание спутников казалось слишком шумным, заглушало все прочие звуки. Захотелось рявкнуть на них, чтобы заткнулись и не помешали уловить в коридоре звук вражеских шагов. А то и в зубы дать.       Сердито обернувшись, Орка зацепилась взглядом за Тристиана. Раздражение чуточку ослабло.       В слабом голубоватом свете фонариков белая фигура Тристиана почти светилась, делая его похожим на болотный огонёк. Он стал таким хрупким, тонким, можно было прижать к стене прямо сейчас, и ничего бы он не сделал, даже если бы захотел. Стоило ждать столько времени того, что так легко взять...       Это была любопытная мысль.       Незнакомая.       Чужая.       Орка встряхнулась ещё раз.       – Так, если кто-нибудь вдруг захотел сунуть мне в спину нож, предлагаю высказаться сейчас.       Тристиан буквально подскочил, уставившись на неё широко распахнутыми глазами.       – Твои действия нередко возмутительны, и не могу одобрить ни с какой стороны, – после некоторой паузы сказала Валери звенящим от возмущения голосом. – Они отвратительны, бесчестны!.. Это не значит, что я позволю себе нарушить присягу каким бы то ни было образом.       Октавия наматывала на палец локон, её лицо стало отрешённо-мечтательным.       – Я бы воткнула нож маэстро Джанушу. Так жаль, что мы его упустили. Когда я вернусь в Нуменерию... – она моргнула, тоже затрясла головой, даже запустила руки в шевелюру и растрепала её, забыв про укладку. – Нет. Нет! Я не стану такое думать!       Тристиан смотрел на Орку, и его губы шевелились, будто он собирался что-то сказать.       – Тристиан?       Он прикрыл глаза и сложил руки в молитвенном жесте, замер, сбивчиво нашёптывая известный речитатив. Чтоб ему его Саренрэй подол подпалила!       Орка скривилась, ещё раз придирчиво осмотрела всех и повернула к ожидавшему проходу, так похожему на раскрытую пасть.       Пройти прямо к цели, конечно, не вышло, пришлось изрядно попетлять. Очень быстро Орка потеряла направление, несмотря на то, что как всегда тщательно рисовала в голове карту. Оставалось только надеяться, что никакой демонский скелет не плетётся по их следу, стирая волшебные метки на стенах. Порой кто-то норовил отстать или свернуть в другую сторону, приходилось приглядывать вполглаза, и это изрядно раздражало. Не на столько, чтобы рубануть топором, а впрочем...       Когда Орка не злилась, ей хотелось сесть прямо на пол и сдаться, потому что попытки что-то отыскать в бесконечных подземельях были всё равно бесполезны.       Возможно, они блуждали бы ещё дольше, сбиваясь с направления и возвращаясь по собственным следам, пока не выбились бы из сил окончательно, если бы не Тристиан. Он с удивительной точностью угадывал расположение и назначение каждого нового зала и всегда помнил, в каком именно направлении они шли.       – Ты что, был здесь раньше? – не выдержала Орка под конец.       – Я... нет. Конечно, нет! Просто чувствую приближающееся зло.       Орка подошла и бесцеремонно взяла его за подбородок, внимательно заглянула в глаза. Тристиан попытался отстраниться, смотря не то с испугом, не то с недоумением.       Однако глаза у него фокусировались нормально, и взгляд оставался осмысленным. Совсем не как в тот раз.       Хорошо.       Орка отпустила его и потёрла висок. Голову сжимала тяжесть, после нескольких драк и долгой ходьбы наваливалось утомление. Не такое сильное, чтобы устраивать привал посреди тёмного туннеля под самым носом у врага.       Тристиан потёр скулу и переступил с ноги на ногу.       – Мы совсем близко. Скажи, если бы... если бы это был наш последний разговор...       – Это не наш последний разговор!       Крепко ухватив его, Орка снова вгляделась ему в лицо. Губы Тристиана чуть подрагивали, на лице читалась тоска и не угадывалась тень морока.       – Впереди ждёт могущественный противник. Ты лучше меня должна знать, как коварны случайные удары. Всё может случиться. Если бы...       Некоторые наёмники ценили возможность попрощаться с товарищами перед тяжёлой дракой. Орка такие вещи ненавидела.       – Уж я позабочусь, чтоб обошлось без «если бы»! Приложу все усилия. Ты, знаешь ли, слишком ценен! Ясно?       Глаза Тристиана ярко блеснули, потом он зажмурился, глухо пробормотал «Ясно» и отвернулся. Орка стиснула его плечи сильнее, наверное, больно, и резко оттолкнула.       Какого демона он вообще завёл этот разговор, и с чего вдруг?! Это был даже не первый раз, когда им пришлось совать голову в пасть дракона!       На самом деле она не хотела знать ответ.       И, конечно, ответ не заставил себя ждать, раскрывшись Оком Абаддона в руках Тристиана и знакомым порталом за его спиной.              ***       Казалось, из Ока сочится жирная едкая слизь и заливает Тристиану ладони и запястья, кусает, сдирает кожу и плоть, прожигает кости. Отшвырнуть бы подальше, а не сжимать сильнее, боясь уронить.       – Тристиан! Что ты делаешь?!       Он попятился и сжался, ожидая волны гнева.       Око издевательски смеялось. Как же он был жалок, даэва глупой богини, позволивший запереть себя в смертную плоть и теперь трясущийся – перед кем? Перед смертной?       – Тристиан! Тебя околдовали, что ли?!       Орка бросилась вперёд, отскочила с рычанием от слепо молотящего когтями по воздуху Вордакая. Её волнение цепляло Тристиана за плечи, тянуло обратно, настойчиво и всё же слишком слабо, слишком мало, всего лишь отголоском эмоций, а не крепкой рукой, способной без труда сломать чужое запястье.       Почему не было гнева?       – Тристиан! Это враньё, тебе не надо подчиняться! Смотри на меня и не слушай!       Даже сейчас, понял Тристиан. Даже сейчас она беспокоилась о нём. Он заплакал, слёзы потекли по щекам и капали на изнывавшие от злой силы пальцы.       Ничтожество, ничтожество, ничтожество, пело Око. Забудь о ней, спасай остатки своего нелепого существования. Или исчезни. Зачем в мире существовать настолько слабым созданиям?       В самом деле.       Зачем?       Орка снова бросилась мимо Вордакая, взмахнула топором, стараясь отбить атаку пронзительно орущего ворона.       Что-то в душе Тристиана, безмерно перетянутое, стонущее от напряжения, ноющее от боли, лопнуло и оборвалось.       Даже если Нирисса убьёт его – разве не этого он заслуживал уже очень давно?       Тристиан посмотрел на Око и сжал пальцы, в последний, возможно, раз взывая к силе Саренрэй. К тому, что ещё теплилось в нём от этой силы.       Боль была адской. Боль вгрызлась в его ладони, запястья, локти, плечи, шею, ударила в голову. В глазах вспыхнуло пламя, багровое, чёрное, ничем не похожее на солнечное, а потом пришла тьма, от которой Тристаин так долго бежал.       Не темнота подземелья, которую прогоняли фонари и факелы, другая, полная, всеобъемлющая, абсолютная. Навеки отрезавшая от любого света, земного или небесного. Навеки закрывшая даже солнечное сияние Саренрэй.       В совершенной тьме раздался звук, и Тристиан понял, что это его собственный смех.