Из дремучего леса

Наутро начинает накрапывать дождь. Лань Чжань просыпается от мелкого дробного стука капель по прелой листве. Некоторое время он просто смотрит в потолок пещеры, размышляя, есть ли причина вставать. За месяцы, что он проскитался неприкаянным призраком, он почти отвык от режима Гу Су: спать по расписанию попросту не получалось. Если он сейчас встанет, чем он займется? Начнет перебирать отданные людьми вещи со своей больной спиной? Разговаривать — или же молчать — с черным лисом? Вылезать на холодный воздух совершенно не имеет смысла. Лань Ван Цзи остается под одеялом. Слышали бы его мысли старейшины ордена… Впрочем, вряд ли им есть дело. Кто он теперь для них? Слово «призрак» невольно срывается с губ. Тут же рядом мелькают любопытные острые уши. — Вэй*? — лис склоняется над ним, щурится довольно. Хань Гуан Цзюнь скашивает глаза на него, но ничего не говорит. Однако у того явно свои мысли. — Вэй… Так тебя зовут? В удивлении заклинатель качает головой. Черный зверь, кажется, воодушевляется еще сильнее. — Значит, так будут звать меня! Лань Чжань оторопело оборачивается. Лис весело машет хвостом, скалится весело, и клыки у него совсем не страшные: такими лишь котят за загривок носить. А сам он вдруг вскакивает и принимается дурачиться. Усилием воли заклинатель приподнимается, чтобы лучше видеть это безобразие. — Почему? — Потому что это ты, — Ин подскакивает, почти нависая над ним. — Ты сказал это слово! Мне оно нравится. Мне нравишься ты. И он вновь берется дурачиться, словно щенок. Хань Гуан Цзюнь же словно обращается ледяной статуей: смотрит перед собой, а ничего не видит, слышит фырканье, но не разбирает слов. «Мне нравишься ты». — Вэй Ин, — мурлыкает лис, наслаждаясь звучанием. — Меня всегда звали «щенком», отсюда и Ин — «ребенок». А теперь мое имя совсем как у человека. — Вэй Ин, — неожиданно произносит Ван Цзи, и сам себе удивляется. Лис останавливается, направляя все внимание на него, улыбается. Не иначе, как обаяние искреннего зверя окутывает израненное сердце юноши, позволяя слегка ослабить напряжение. Довериться. — Мое имя Лань Чжань. — Какое красивое, гэгэ, — кажется, счастливее Вэй Ину уже не стать. Не сдерживая своих эмоций, он прыгает всем своим немаленьким пушистым телом на заклинателя, прижав его назад к постели. Черный мех щекочет лицо и лезет в глаза, но это почему-то совсем не раздражает. От широкой звериной груди исходит приятное тепло, к которому Хань Гуан Цзюнь непроизвольно тянется руками. «Вэй Ин», — мысленно произносит он. «Лань Чжань», — в своих мыслях вторит ему лис, принюхиваясь к шелковистым волосам молодого заклинателя. И совсем незаметно юноше приходит понимание, что спина уже не болит так сильно, как вчера, а слабость в руках немного отступила. Он принимает это, как факт. Вэй Ин ведь обещал. Спустя три дня спина почти перестает его беспокоить. Безграничная легкость наполняет тело заклинателя — как хорошо, когда его не раздирает боль! Каждое утро он просыпается и неизменно видит рядом посапывающего черного лиса, словно одно его присутствие побеждало болезнь. Безделье утомляет, неподвижный образ жизни действует на нервы, но рядом с Вэй Ином словно не существует слова «скука». Он много смеется, рассказывает истории попавших к нему вещей, а еще без конца дурачится, словно малое дитя. Он исправно кормит Лань Ван Цзи свежей едой, но никогда не говорит, откуда она берется; почти не оставляет подопечного в одиночестве; а когда юноша начинает двигаться увереннее, дает ему прогуляться, увиваясь лохматым вихрем вокруг и — эта мысль вызывает внутреннюю улыбку — как будто готов подхватить его в любой момент. — Лань Чжань! — зовет его лис. В его голосе урчащие нотки и теплый рокот, что необъяснимо греет душу. Заклинатель как раз разминает окрепшие пальцы, сидя на шкурах в позе лотоса. Идет только четвертый день, а телу становится все лучше и лучше, как если бы десяток чародеев сводили с него беду, исцеляя неисцелимое. Оторвавшись от своего занятия, молодой человек переводит взгляд на улицу. Там его чародей — всклоченный и дикий. Черный зверь несется к нему, перепрыгивая корни и заросли кустарника, ни на мгновение не запинаясь, словно стелется по воздуху. Вот только он не рассчитывает скорости: крупное тело не успевает затормозить на скользкой листве, и Вэй Ина проволокло по всей пещере на брюхе. Ван Цзи с плохо сдерживаемым весельем наблюдает, как сменяются на лисьей морде недовольство и удивление. Однако тот тут же забывает о конфузе, вскочив на лапы. — Лань Чжань, пойдем со мной! Там есть источники, можно искупаться! Это и впрямь бы не помешало. Лис видит, что его идею приняли благосклонно, и тут же опускается на передние лапы, как дрессированная лошадь. Хань Гуан Цзюнь цепенеет. — Что? Так быстрее, — остроухая голова склоняется набок, словно Вэй Ин и впрямь не понимает, что такого в том, чтобы прокатиться на его спине. — А-а, тебе все еще трудно передвигаться? Я помогу! — Нет, я… — не успевает Лань Чжань возразить, как лис пролезает головой между его ног, и юноша оказывается у зверя на загривке. От одной этой мысли кончики его ушей глупо алеют. Зверь и впрямь крепкий и высокий, как пони, он совсем не замечает веса седока. Глядеть на все с высоты лисьего роста необычно, хоть Ван Цзи не раз ездил на лошади. Но это… это по-другому. — Эй, Лань Чжань, — вдруг лукаво обращается к нему Вэй Ин. От соприкосновения со звериной спиной вибрация его голоса передается юноше в бедра, от чего только сильнее хочется провалиться сквозь землю. — Я не лошадь, меня не трясет при походке, потому не бойся за свой задний дворик. Смущение достигает крайней черты. — Вэй Ин!!! Тот громко хохочет, а затем плавно снимается с места. Его и впрямь совсем не трясет, словно лапы не касаются земли. Поначалу Хань Гуан Цзюнь еще ищет способ приструнить бесстыжую лисицу, но вскоре понимает, что это бессмысленно. Как и было сказано, у этого создания нет стыда, а чувство такта и вовсе для него неведомо. Вэй Ин мягко стелется над буреломами и проскальзывает между деревьями, ни разу не позволив неосторожной веточке задеть своего спутника, и Лань Ван Цзи даже начинает нравиться. На его лице не отражается ни единой эмоции, но даже если бы они там оказались, зверь бы их не увидел. Зато он чувствует, как осторожно и крепко заклинатель сжимает коленями его ребра, как зарывается пальцами в косматый мех на шее, как расслабляется, полностью вверив свою безопасность в черные мягкие лапы. Лис широко улыбается. Источники чем-то напоминают таковые в Гу Су, но вместо обжигающего холода кожу обволакивает приятное тепло, затуманенное паром, словно Лань Чжань плавает в молоке. Вода в соседнем котловане колыхается и идет рябью, будто под ней проплывает акула, и на свет выныривает мокрая и довольная черная морда. Делая вид, что он ничего не задумал, Вэй Ин подкрадывается и вдруг выскакивает, поднимая в небо фонтан брызг. Вода в озерце, которое облюбовал Хань Гуан Цзюнь, вздымается на добрую половину человеческого роста и окатывает заклинателя с ног до головы. Не давая опомниться, лис набрасывается на него, обхватывая передними лапами. — Братец Лань Чжань, кто так скучно в воде плещется? Ты так долго стоял в воде, я уж испугался, что ты передумал купаться, и решил помочь, — зверь оказывается совсем близко. Для него не существует ни личного пространства, ни норм приличия. Еще ни одна живая душа, кроме брата, не прислонялась к нему так близко, а о том, чтобы даже смотреть на него без одежды не смел думать никто. Однако, Вэй Ин не человек. От этого немного легче — но и спускать ему все с лап Лань Ван Цзи не собирается. — Какая дерзость, — отрезает он, отворачиваясь. Ин скалится, вновь показывая зубы. — Ты стесняешься меня, гэгэ? И это после всего, что между нами было… — лис кокетливо опускает голову. — Вздор. — Ха-ха-ха! — черный хвост бьет по воде, вздымая брызги. Хань Гуан Цзюнь не выдерживает. — Прекрати! — он пытается отодвинуть зверя от себя, но проще заставить гору сойти с места. От напряжения молодой человек упирается ногами о каменное дно, но камни предательски скользят, вынуждая потерять равновесие. Лань Чжань почти раскраивает свой череп об острый выступ, если бы не моментальная реакция Вэй Ина. Один слитный рывок — и оба замирают. Мокрые, напуганные, они смотрят друг другу в глаза, оцепенев всем телом, и не сразу Ван Цзи понимает, в каком положении они очутились. Лис за то мгновение поменялся с ним местами, подставив под камни собственную голову, а заклинатель оказался на его груди, крепко прижатый трясущимися лапами. От рывка боль в спине просыпается, напоминает о себе настойчиво, как склочная женщина, но Лань Чжань этого не замечает. — Ты… в порядке? — Вэй Ин обеспокоенно обнюхивает его макушку. Юноша ничего не говорит, не отрывая красноречивого взгляда от алого пятна. Почуяв запах крови, лис вертит головой. — Вэй Ин! — ругает его заклинатель, поджав губы. С коротким смешком зверь сползает по мокрым камням, и они оказываются под водой. Тонкая багровая струйка тянется от лисьего затылка, растворяясь в горячей чуть мутной воде; мягкие лапы и не думают отпускать поясницу заклинателя, а чужое сердцебиение вдруг становится отчетливее, ярче в десятки раз, сливаясь с собственным в едином ритме. Крупная морда с лукавыми глазами так невыносимо рядом, что мурашки по коже. Наваждение спадает, когда Вэй Ин выныривает на поверхность. — Гэ-гэ, ты был таким очаровательным, что я не сдержался, — длинный хвост мимоходом мажет вдоль ног юноши — очередная попытка поддразнить, которую заклинатель вновь игнорирует. Его внимание поглотила лишь стекающая по антрацитовому меху кровь. — Не смотри на меня так, Лань Чжань. Эта царапина скоро заживет. Отмокать в воде больше нет желания. Хань Гуан Цзюнь наскоро вытирается, облачается в темно-красную одежду с вышивкой: Вэй Ин сам дал ее заклинателю, сказав, что ничего другого у него нет, а в лесу никто смотреть не станет. Однако когда Ван Цзи отказался, лис «случайно» уронил старую одежду в воду, притворно охая и ахая, а Лань Чжаню слишком не хотелось из упрямства мерзнуть в сырой рубахе. — Какая глупость, — только и остается ворчать ему. Зверь примирительно облизал ему руки — от касания влажного шершавого языка кожу словно прошивают морозные иголки. Не замечая ступора юноши, Вэй Ин встряхивается, сбрасывая с шерсти каскад брызг, и вновь оказывается рядом, продолжая болтать, но заклинателя полностью поглотило странное ощущение в ладонях. Это чувство ему определенно знакомо. Пещера как и всегда промозглая и холодная, но они не могли разжечь огонь: у Лань Чжаня нет при себе огненных талисманов, а дни, как назло, выдались дождливые, и весь хворост полностью мокрый. Привычный к холоду ранее, заклинатель ныне вынужден прятаться от ветра под меховым одеялом. Слишком много ци потерял его организм в борьбе за жизнь, так что даже согреться самостоятельно не удается. Крупный лис возится и шуршит в тени, лес по ту сторону пещеры сереет — тучи вновь закрывают солнце. Вэй Ин ведет носом и идет к молодому человеку. Хань Гуан Цзюнь вопросительно оборачивается. — Этой ночью будет холоднее, — произносит зверь и забирается под шкуры, накрывая хвостом ноги Лань Ван Цзи. Шерсть первую минуту кажется неприятно-прохладной, но вскоре теплеет и начинает согревать. Становится легче — может, потому, что Ин не человек, Лань Чжаню словно проще позволить ему лежать вместе с собой в одной постели. Когда-то Си Чэнь подобрал котенка… — Кто это — Си Чэнь? — любопытный лисий нос тычется юноше в шею. Ван Цзи не видит зверя, лишь чувствует тепло его меха. Сейчас он разговаривает с потолком. — Старший брат. Он глава моего… клана, в котором я когда-то был, — поправляет сам себя он, и последние слова тихие, отчетливые. Потолок его выслушивает со всем своим каменным равнодушием. Когда-то у Лань Хуаня был котенок — диковатое создание с красивыми глазами. Когда они были еще детьми, котенок часто заползал на постель к Ван Цзи посреди ночи, и спал, свернувшись у шеи. Похоже, именно поэтому сейчас он не напряжен, чувствуя влажный нос у своего уха. Однажды зимой котенок заболел и куда-то исчез. Брат говорил — убежал. Тогда Ван Цзи ещё в это верил. — Тогда я еще считал, что надежда есть всегда, — речь заклинателя наверняка прерывистая и бессвязная. Потолку не интересно. Но вот длинный черный мех — он рядом. И тот, кто неслышимо дышит в шею — слушает. Он не спрашивает, что случилось, почему все тело совсем молодого заклинателя исполосовано вязью глубоких шрамов и разваливается, словно у столетнего старика, но Лань Чжань рассказывает. Просто потому, что это не человек — он не смотрит с жалостью, не отворачивается в отвращении, не строит планов, как извлечь из всего услышанного выгоду. Одинокому доброму лису всего лишь любопытно. Удар балкой перебил позвоночник — все, что Лань Чжань может понять из монотонного гула голосов вокруг. Битва окончена давным-давно, но четыре великих клана не празднуют победу — они все собирают разбитое в ошметки прошлое, что не соединить никаким клеем, и пытаются дожить до завтрашнего дня, чтобы построить из них будущее. Будущее, по крайней мере, у них есть. А вот у Лань Чжаня его больше не будет. Столь тяжелое ранение что приговор: существует небольшой шанс поставить на ноги после такого, если бы было чуть больше времени. Но раненых так много, что лекари уже даже не думают о будущем — они могут лишь бороться за жизнь, поддерживать душу в теле и всеми правдами и неправдами не пускать Второго Нефрита на тот свет. И это им удается. Он не здоров, но упрямо пытается встать; боль ломает тело, и каждую ночь Лань Ван Цзи просыпается от ощущения тяжести и холодной боли в спине. Когда Гу Су Лань начинает возвращаться к мирному облику, а пострадавшие встают на ноги, лекари бросают все силы на помощь Хань Гуан Цзюню, но оказывается, что они уже опоздали. В первое время после ранения еще можно было что-то сделать, а теперь поздно: позвоночник сросся неправильно. Никто не верит, что второй молодой господин ордена еще сможет ходить, но тот упрямо продолжает напрягать все свои силы, и, наконец, сам поднимается на ноги. Повезло, что его золотое ядро столь сильно, говорят адепты. Тогда Лань Чжань впервые замечает жалостливые взгляды, обращенные на него. — Ты поэтому решил уйти, гэгэ? — приглушенно говорит лис из-под одеяла. — Мгм. Мне могло помочь только чудо. Не хотел быть для них… — заклинатель замолкает, не зная, как лучше выразить то, что он думает, но Вэй Ин, кажется, понимает. — Теперь я вернул тебе надежду? — даже не видя зверя, он чувствует его улыбку. — Мгм… Некоторое время он просто прислушивается к дыханию волшебного создания. Где-то вдалеке рокочет небесный дракон — собирается дождь. Стылым туманом холод стелется у самого пола, но молодой человек этого не замечает, закрытый телом крупного зверя от сквозняка. Он закрывает веки, со спокойствием в сердце погружаясь в дрему. И, кажется, через совсем крошечный промежуток времени вновь просыпается. Он чувствует озноб в плечах, словно с него сползло одеяло, кроме того, он почему-то лежит на животе. Рядом кто-то шевелится — широкие, как у тигров, лапы прижимают его за локти к земле. Страх еще не закрадывается в душу, но беспокойство уже прочно оседает напряжением в середине живота. — Вэй Ин?.. — Не шевелись, — голос лиса немного хриплый, сосредоточенный. А затем, словно спохватившись, он мягко спрашивает. — Ты доверяешь мне, Лань Чжань? Ван Цзи теряется. Он знаком с лисом всего несколько дней — слишком малый срок, чтобы узнать друг друга, и он не знает, чего ожидать от непредсказуемого зверя. Но лис уже запал ему в душу и пустил в ней корни. Сердце вздрагивает всего раз, а затем успокаивается в ровном ритме. Вэй Ин пообещал вылечить. — Доверяю. По шевелению над собой Лань Чжань догадывается, что тот улыбнулся и наклонил к нему голову. — Спасибо, гэгэ. А теперь тебе придется потерпеть. Мне предстоит тяжелая работенка, — он едва слышно фыркает, напоминая большого кота. И начинается ад. В его спину вонзаются длинные острые клыки — сердце срывается на неровный стук, слабость и страх растекаются вместе со вскипевшей кровью. Через несколько бесконечных мгновений Хань Гуан все же понимает, что это не по-настоящему — боль скорее фантомная, но оттого не менее сильная. Вэй Ин тихо рычит, кусает, и не сразу заклинатель понимает, что тот что-то вытаскивает из его спины. С отчетливым хрустом нечто медленно встает в новое положение. Все тело юноши трясется в судорогах. С губ Ван Цзи срывается стон. — Тише, Лань Чжань, уже все, — беспокойно шепчет ему между лопаток лис. Пульсация крови и не думает замедляться, а страх не уходит. И тогда вдоль позвоночника проходит влажный горячий язык. Раз, другой, третий — Вэй Ин зализывает несуществующую рану, и от этого по коже разбегаются ледяные иголочки, обезболивая, успокаивая. Лис уже веселее произносит. — Лань Чжань, я держал в зубах твой позвоночник. Теперь мы с тобой ближе, чем мужья и жены. — Вэй Ин… — бессильно бормочет заклинатель. С длинного языка зверя не прекращает слетать чушь даже в такие моменты. Он вновь смеется и трется крутым лбом о загривок молодого заклинателя. Вскоре тот проваливается в сон, позабыв обо всем. Утром, открыв глаза в полумраке, Лань Чжань долго смотрит на зверя, гревшего его всю ночь, и понимает, что ждать более не в силах. Разбуженный Вэй Ин — ворчливый и недовольный Вэй Ин, но вопросы рвутся наружу быстрее уважения к чужому сну. — Ох, Лань Чжань, — лис неохотно открывает один глаз. — Разве ты сам еще не понял? Давай, ты же умный заклинатель. — Ты не лечил мое тело, — кивает Ван Цзи. — Ты влиял на душу. — В яблочко, гэгэ, — Ин уже менее недовольно придвигается ближе. — Сейчас твой хребет должен приходить в естественное положен… мни… мням… Через мгновение он вновь спит, накрыв собой половину тела Хань Гуан Цзюня. Видимо, в предыдущие ночи он проделывал нечто подобное — вот почему прикосновение языка показалось знакомым. — Спасибо, — произносит Ван Цзи, опуская ладонь на черную макушку. Проводит несколько раз по треугольному уху, пробуя границы дозволенного, и вновь зарывается рукой в пушистый мех. И его пальцы — боги! — в самом деле гнутся, почти как прежде! От счастья и невыразимых эмоций хочется разрыдаться и засмеяться одновременно. Он идет на поправку. Его неизлечимая болезнь проигрывает. Что это, как не чудо?