Из дремучего леса

Наверное, следует что-то сказать, проявить какие-то чувства, подойти и убедиться, что этот Вэй Ин настоящий… Но вместо этого Лань Ван Цзи просто стоит точно громом пораженный. Не так он представлял эту встречу. — Вэнь Нин никому не сделал ничего дурного. У Сянь беспокоится за жизнь того, кто виновен в тысячах смертей? Лань Чжань смотрит на божество с болью и понимает, что не сможет возражать ему. Ин слишком добр ко всем. Если бы только лис знал… — Лань Чжань, — тот подходит ближе, трется крутым лбом о руку, а затем, словно бы у него обрывается терпение, валит заклинателя на землю и обнимает молодого человека, насколько ему позволяют звериные лапы. — Лань Чжань, я скучал по тебе. Пять месяцев прошло… Почему-то Вэй У Сянь кажется еще тяжелее, чем раньше. Руки Ван Цзи инстинктивно зарываются в густой мех на загривке, притягивая немаленького зверя ближе. — Ты надел мою мантию? — зубасто улыбается лис. Из такого положения он может смотреть только одним глазом, оттого кажется, словно он что-то задумал. — Мгм. Не снимал ни дня. Пальцы Лань Чжаня очерчивают треугольное ухо, щекочут шею и спускаются вдоль ребер. Вэй Ин хохочет, радостно взмахивает хвостом и поднимается, подставляя шею для помощи. — Ах так, значит, и у правильного заклинателя Гу Су Лань есть темная сторона, — шутливо ворчит он, коварно подмигивая. — Я был бы не прочь узнать их все… Но у тебя наверняка есть вопросы, гэгэ. Идем. Они оборачиваются к названному Вэнь Нином. Юноша вздрагивает, вновь едва не выпустив из рук добычу, но смиряется и идет следом. Лань Ван Цзи более не смотрит на того, но спиной чувствует, как мальчишка напряжен. Внезапно лесную тишину разрывает рев невероятной мощи. Ин подпрыгивает, распушив хвост. — Лань Чжань, кого ты привел с собой? — Яблочко, — довольно необычно признавать это, но, похоже, тем, кто привел заклинателя к лисьему божеству, оказался… осел. За одно это ему стоит отдать целую корзину его любимого лакомства. Ослик же, обиженный невниманием, целеустремленно несется на них, громко топает копытами и пытается укусить У Сяня за ухо. Тот уворачивается, подпрыгивает, а затем расплывается в улыбке. В следующее мгновение звери бодаются, как два барана: Вэй Ин тянет осла за веревку, бьет хвостом по коленям, вертится вокруг змеей; Яблочко же лягается, пускает в ход крепкие зубы и громогласно кричит. Поразительно, но долгое время ни один из них не может победить другого в упрямстве! От этого дурачества лицо Лань Чжаня тает: словно он вернулся домой, получив то, в чем столь сильно нуждался. Рядом бесхитростно смеется мальчишка из клана Вэнь, но тут же тушуется, краснеет до кончиков ушей, словно сделал что-то предосудительное. От этого Хань Гуан Цзюнь немного теряется, не зная, что ему испытывать. Вэнь Нин совсем уж не похож на тех чудовищ в обличье человека, лишенных стыда и сочувствия. В конце концов, побеждает Вэй Ин. Поверженный осел обиженно отворачивается, задрав высоко нос, но идет за лисом. У Сянь подмигивает Лань Чжаню. Это первый раз, когда заклинатель замечает в нем что-то странное. Кажется, что походка Вэй Ина изменилась — то ли от долгой разлуки, то ли от того, что он впервые не скачет, как ужаленный теленок. Приглядевшись повнимательнее, Ван Цзи долго не может понять, что кажется другим. Мог ли лисий бог… слегка располнеть? Однако эти мысли выветриваются из его головы, стоит Лань Чжаню увидеть всполохи белых одежд в солнечных узорах. Десятки человек, старики и женщины, юноши и девушки, даже дети — целый лагерь одетых в вэньские мантии предстает перед ошарашенным Хань Гуан Цзюнем. Это настолько шокирует его, что он просто останавливается, не представляя, хвататься ему за сердце или за меч. Черный лис ободряюще трется о его плечо. — Лань Чжань. Половина из них — целители из Ци Шань Вэнь, остальные же просто беглецы, не пожелавшие убивать по приказу Вэнь Жо Ханя. Посмотри на них. Они всего лишь побитые судьбой люди, очутившиеся не на той стороне. Им нужна помощь. Лань Ван Цзи никогда не считал себя человеком предрассудков, но ничего не может сделать с бурей чувств, когда видит одежды ненавистного клана. Однако среди очутившихся здесь людей нет ни одного крепкого мужчины — все сплошь старики, либо юнцы и дети, либо женщины. На их лицах печать усталости и боли, одежды уже не кажутся такими яркими — полностью выцветшие узоры лишь тени самих себя, и пропыленные мантии скорее буровато-серые, чем белые. Они почти не разговаривают; одни только дети играют и бегают между походными палатками. Молчавший до этого Вэнь Нин вдруг выступает вперед. Его словно прорывает то, что долго копилось на душе. — Это п-правда! Клянусь вам, Хань Гуан Цзюнь, м-мы не отняли ни одной жизни! — заикается, трясется от отчаяния, но в миндалевидных глазах горит пламя решимости человека, которому больше нечего терять. — Пусть из-за н-нашей фамилии нам закрыты все двери этого мира, дети н-ни в чем не виноваты. М-мы обязаны выжить хотя бы ради них. Господин Вэй… дал нам надежду… Под конец его пламенной речи голос юноши начал затухать, как фитилек выгоревшей свечи. Лань Чжань холодно спрашивает в пустоту, словно бы ему не интересен ответ. — Что они тебе отдали? Лис отводит глаза, кривляется и отшучивается, давая понять, что заклинатель все увидит, как только они придут. Вскоре они заходят в пещеру. Лань Ван Цзи начинает казаться, что Вэй Ин нарочно появляется в таких местах, чтобы там были пещеры. Если же пещер нет, они сами собой появятся даже в голой степи, как неизменный атрибут лисьего божества. Внутри обстановка до боли привычна: горы человеческих вещей и оленьих рогов, сложенные на полу шкуры и неизменный пряный запах лисьего меха. Но в этот раз кое-что отличается. — Цена этих людей очень высока, любимый… — картинно вздыхает Вэй Ин, и в это мгновение на шкурах садится ребенок трех лет. Глаза заклинателя расширяются. Заметив это, У Сянь прыскает со смеху и несдержанно хохочет, задрав голову к каменному своду. — Лань Чжань, ты такой забавный! — … — он красноречиво смотрит на черную лисицу. Вэнь Нин, что тихо следует за ними, бледнеет так, что на лице не остается ни кровинки. Еще никто не пробовал называть Второго Нефрита «забавным». — Гэгэ, умоляю, не делай такое лицо! — У Сянь бы и хотел остановиться, но веселье все рвется наружу. — Я не ем детей! А-Юань самый маленький, потому я пустил его сюда, чтобы он не заболел от холода. Смеющийся лис подходит к мальчику и бодает его носом в висок. А-Юань тут же начинает улыбаться и обнимает его переднюю лапу, рассказывая какие-то очень важные детские истории. — Ам… М-молодой господин Лань, — тихо отзывается Вэнь Нин. — Я… Я заплатил эту цену. Ван Цзи бросает на него взгляд, но больше не источает враждебности. Юноша из Ци Шань Вэнь видит это, и смущается еще больше. — Я поклялся в жизни и в посмертии служить господину Вэю, — на одном дыхании выпаливает тот и зачем-то глубоко вдыхает, словно ему сейчас дадут пинка. Однако никто не двигается. Хань Гуан Цзюнь оборачивается к черному лису с немым вопросом. Но разве это не всего лишь обыкновенная клятва верности вассала сюзерену? — Ах, эр-гэгэ, ты думаешь, это мало? — Ин оказывается рядом столь тихо, что Ван Цзи этого почти не замечает, пока влажный нос не тычется ему в руку. — Когда люди теряют все, у них остается лишь их собственная свобода. Отданная добровольно, она гораздо дороже, чем любые одежды и сокровища. А-Нин отдал себя, его сестра тем самым невольно отдала своего брата, а все остальные расплатились прошлым — его у них больше не будет. Не иметь того, что для других столь естественно, это очень дорого, Лань Чжань. Вэй Ин мастер говорить. Хитрыми словами он выставляет черное белым, а белое — черным, и Хань Гуан Цзюнь просто не может спорить. Только не после этих слов. Вэнь Нин почему-то извиняется. Теперь Второй Нефрит клана Лань понимает, что больше не сможет испытывать неприязни ни к нему, ни к другим — так же, как это беззаботное дитя, обнимающее лапу лиса, этот застенчивый юноша не несет ни следа порочной крови Ци Шань Вэнь. Как есть, «олененок». Подхватив А-Юаня на руки, понятливый Вэнь Нин уходит, оставляя молодого господина и божество наедине. Вэй Ин медленно идет к шкурам. Теперь, когда Лань Ван Цзи ничего не отвлекает, он хорошо видит, что лис не стелется, как прежде, а ступает вальяжно, тяжело, будто несет фарфоровую статуэтку, что может упасть в любой момент. Неторопливо и осторожно он опускается на лежанку, подкладывая одну лапу под себя, и улыбается. Не говорит ни слова. — Почему ты вернул мне меч и ленту? — тихо спрашивает Лань Чжань, присаживаясь рядом и зарываясь рукой в черный мех. Он много думал над этим, но мир богов слишком загадочен, чтобы смертный мог делать выводы. У Сянь прикрывает глаза, наслаждаясь лаской. — Таков закон… Божество может вернуть плату при одном условии, — он молчит несколько мгновений и произносит игривым голосом. — Но ты был близок к разгадке, любовь моя. Ты подарил мне нечто еще более драгоценное. Теперь ты обязан взять ответственность и жениться на мне! Ван Цзи почти не слушает. Словно во сне он опускает другую руку на лисий бок, а затем, словно этого ему мало, наклоняется и прижимает к животу еще и голову. Он слышит сердцебиение — громкое, размеренное — оно принадлежит самому Вэй У Сяню. Но через некоторое время он слышит. Одно. Два. Еще два махоньких сердца, помимо большого лисьего, бьются совсем рядом, под этой горячей кожей. Не помня себя, Лань Чжань отшатывается, смотрит ошеломленно. В его голове ни единой мысли, лишь где-то внутри тоже начинает разгораться что-то необъятное и обжигающее. Он не задается вопросом, что будет дальше. Должно быть, на его лице отражается вся та буря чувств, столкнувшихся в одночасье, потому что Вэй Ин, взглянув на него, снова смеется. А затем забирается под одеяло, оставляя торчать лишь хвост, и призывно виляет им. Со священным трепетом Хань Гуан Цзюнь тянет один край сшитых вместе шкур. У Сянь лежит на боку и улыбается такой же ласковой улыбкой, как и прежде. Лишь кажется чуть более счастливым и уставшим одновременно. Аспидная волна волос рассыпается по белым плечам, обрамляя шею и красивое лицо. — Ты не представляешь, какие они тяжелые, — причитает лисица, мило надувая губы. — Почти не могу двигаться быстро, и все время хочется то мяса, то еловых веток… Лань Чжань почти незаметно улыбается, опуская одеяло еще ниже. Живот не такой большой — срок лишь на середине — но уже хорошо виден. В зверином облике это еще можно упустить из виду, но без густой шерсти ощущения совсем другие. И хоть для мужского тела подобный облик странен, его нельзя назвать уродливым — скорее, это сделало лиса красивым на совершенно ином уровне. Вэй Ин прекрасно видит растерянность заклинателя и решает немного помочь — берет его руку и прикладывает к животу, одними глазами смеясь над его нерешительностью. — Мгм… — заторможено отвечает вдруг Хань Гуан Цзюнь. — Что ты говоришь, гэгэ? — веселится лис. Молодой человек смотрит ему в глаза и до глубины души ощущает любовь и заботу к этому созданию. — Выходи за меня. Будь моим мужем, Вэй У Сянь, — разъясняет он свои слова. Вэй Ин изгибает тонкие брови, приоткрывает влажные уста, словно решая, что сказать. Недолго думая, он находит вторую руку Лань Чжаня, прижимаясь к ней щекой, и шепчет горячо. — Да. Ван Цзи не нужно больше ничего. Он полностью тонет во взгляде серебристых глаз, плавится в жаре собственного сердца, что рвется фениксом из груди, и не может насмотреться. Но Вэй Ин даже так не может долго лежать спокойно, и вскоре принимается кусать указательный палец Лань Чжаня. — А ты принесешь мне арбуз?.. — канючит он. — Мн. — И кроликов? У них пушистая шерстка… Всегда хотел погладить, а они почему-то убегали… — Мгм. Принесу. — Лань Чжань, Лань Чжань, я слышал, в Гу Су делают лучшее в Поднебесной вино. Давай его как-нибудь попробуем? — Хорошо, — покладисто соглашается Второй Нефрит ордена Лань. Он решает все же не говорить о припрятанной в мешочке цянькунь «Улыбке Императора». Когда время идет к обеду, Вэнь Нин зовет их, стараясь не смотреть в сторону обнаженного Вэй У Сяня. Тот коварно улыбается. — Цюн Линь, почему ты на меня не смотришь? — Я… — тот бросает короткий взгляд и заливается краской до ушей. В душе божество хохочет, но внешне держит как будто обиженную мину. — Тебе не хочется ко мне подходить? — Н-нет, все не так… — Я что, совсем некрасивый? — К… Красивый! Все не так! — выпаливает Вэнь Нин и стрелой вылетает из пещеры под смех Вэй Ина. Только и слышно удаляющийся голос: — Простите-е!.. — Вэй Ин, — с легким укором произносит Лань Ван Цзи. — Он такой милый, когда смущен! — Не издевайся. — Ха-ха-ха! Из пещеры лис выходит уже на четырех лапах. Но теперь от взгляда Второго Нефрита не укрываются ни тяжесть шагов, ни округлые бока, ни легкая хромота на левую заднюю лапу. — Они маленькие, но тяжелые, — ворчит на его вопрос У Сянь. — Отлежал весь левый бок. Все люди собираются перед большим костром на поваленных бревнах. Общая трапеза вовсе не кажется гнетущей или тяжелой: улыбаются женщины, обсуждая какие-то свои секреты, добродушно ворчат старики, шумят и смеются дети. А-Юань с довольным видом сидит возле лиса, уплетая еду за обе щеки. — Не торопись, подавишься, — и, словно в подтверждение слов Вэй Ина, мальчик кашляет. — Вот! Что я сказал? Когда боги что-то говорят, лучше бы их слушать! — Старший братец, ты скучный, — дуется А-Юань. — Я?! Скучный?! — возмущение лиса можно потрогать руками, столь оно велико. — Да! — победно вскидывает ручку ребенок и тычет в него пальцем. — Чем больше твой живот, тем больше ты квокчешь надо мной! Мамочка-Вэй Ин! С каждой произнесенной фразой Лань Чжаню все больше хочется неблаговоспитанно засмеяться. — А ну иди сюда, негодник! — фыркает лис, распушивая хвост. Мальчик с писком убегает и прячется за спиной высокой женщины. На ее лице заметно истощение, но она держится твердо, и никому бы не взбрело в голову назвать ее слабой. Она спокойно кивает Хань Гуан Цзюню. — Я Вэнь Цин. А вы, видимо, причина моей головной боли на протяжении этого месяца, — она садится рядом с лисом и дает ему подзатыльник. — Это кто еще здесь негодник?! Сам ведешь себя как младенец! Кто три дня назад просил меня сварить суп с теми проклятыми травами? Они были такими острыми, что мы чуть не научились дышать огнем. — Но, сестра Цин… — капризно опускает уши Вэй Ин. — Замолчи, безмозглая беременная лисица! — Я же божество… — дуется лис. — Сестра… — пытается успокоить ее Вэнь Нин, но терпит неудачу. — И ты! Закрой рот и ешь! Через несколько мгновений тишины лис взрывается хохотом, едва не опрокидывая всех находящихся рядом. Увидев, что ругать его не станут, показывается и А-Юань, тут же притянутый черными лапами к пушистой груди. Вэнь Цин фыркает, но больше не кажется раздраженной. Лань Чжань смотрит на этих людей, и не чувствует к ним ни ненависти, ни вражды. Вэй У Сянь обвивает хвостом его талию, заглядывает в глаза и широко улыбается. Ван Цзи наклоняется к его уху и незаметно проводит по мягкой спине. — Я вернулся, Вэй Ин, — едва слышно произносит заклинатель. У Сянь кажется безгранично счастливым.