Из дремучего леса

— Вэй У Сянь! Этот крик повторяется уже в сотый раз за неполные трое суток. Ответ на это имя всякий раз отличается: то смех, то крик боли, а то и еще какая-то несусветная глупость. В этот раз уже порядком уставшие от этого адепты новорожденного ордена Хэй Лун Вэй слышат плач. Это определенно что-то новенькое, и они с любопытством прислушиваются. — Демоны! — Вэй Цин в сердцах хлопает руками. — Ну что в этот раз?! Лис обнимает подушку и прячет в ней лицо, глуша рыдания. По полу катится плошка, разливая по доскам суп, который никто так и не попробовал. — Это был совсем олененок! Я чувствую, как его ищет мать! — Вэй Ин пуще прежнего заливается слезами. А-Юань, наотрез отказавшийся уходить от божества, тоже начинает всхлипывать, держась за его ногу. Так их и застает Лань Чжань. С удивлением изгибает бровь, одними глазами спрашивая целительницу о происходящем, но та лишь раздраженно дергает плечом и уходит, оставляя заклинателя самого разбираться с женихом. — Делай с ним что хочешь, — бросает она напоследок, — а мне нужно отдохнуть, иначе я его придушу! Ван Цзи молчаливо кивает. Когда дверь закрывается за Вэй Цин, он садится рядом со всхлипывающим лисом и не успевает даже слова сказать, когда Вэй Ин набрасывается на него и крепко обнимает поперек талии. На заклинателя смотрят влажные, покрасневшие, но лишенные печали глаза. Грусть в одно мгновение сменилась игривым весельем. — Гэгэ, ты пришел ко мне, — божество зубами оттягивает отворот ханьфу, портя идеальный облик своего избранника, но на самом деле от небольшой растрепанности он выглядит лишь еще краше. — Мгм, — Хань Гуан Цзюнь кладет руки на плечи лиса, аккуратно старается уложить того на постель, но У Сянь вдруг дергает Лань Чжаня на себя, и они оказываются на простынях вдвоем. А-Юань, переставший плакать, тут же заползает между ними, смотрит наивными глазами цвета небесного железа и сосет большой палец. Вэй Ин деловито вытаскивает изо рта мальчика грязную руку, лохматит короткие кудряшки и обнимает обоих — и ребенка, и заклинателя. — Ты теперь глава ордена, — вдруг произносит Ван Цзи. Он смотрит в глаза напротив, одним взглядом говоря все то, что не произнести вслух. Сомнения, удивление, надежда, облегчение… Лис целует его в нос и начинает рассказывать. — Когда желание этих людей достигло меня, я нашел их в ужасных условиях. Мужчин, женщин, стариков без разбору морили и издевались просто за фамилию, которую они носили. Они хотели просто покоя и обычной жизни. Теперь я исполнил их желание, — У Сянь словно говорит ничего не значащий лепет, но Лань Чжань не обманывается. Наверное, никто никогда не думал, что даже богам нужно изливать душу. Словно спохватившись, Вэй Ин улыбается и гладит его по щеке. С воодушевлением он принимается говорить, рассказывая то, что вряд ли кто-либо когда-то мог знать. — Лань Чжань, хочешь знать, откуда взялся этот город? Я никогда еще так не делал, только слышал от других богов, что такое возможно. И уж точно я не мог помыслить, что на самом деле сумею нечто подобное! Все ведь на самом деле так просто. Лань-эр-гэгэ, ты знаешь, что кроме нашего мира есть еще? Не только мир демонов, но и точно такие же, как наш! Но в каждом может быть всего одно крошечное отличие, которое меняет всю историю. Например, во многих мирах и ты, и я — люди. Юноша кивает, показывая, что внимательно слушает. Под боком ворочается Вэй Юань — уже начинает засыпать, убаюканный голосом божества. — Папа, — еле слышно бормочет ребенок, утыкаясь головой Ван Цзи в грудь. Лис едва сдерживается, чтобы не засмеяться. — Лань Чжань, какое у тебя лицо, — сквозь приглушенные слова таки прорываются смешки. Хотя Хань Гуан Цзюнь уверен, что его лицо совершенно не изменилось. Он молчаливо укрывает У Сяня одеялом — тем самым, из шкур — но тот упрямится и прячет под теплым мехом их троих. Нет… пятерых. — Вряд ли бы кто-то принял людей с фамилией Вэнь… Было бы лучше их спрятать на самом видном месте, чтобы никто и никогда не догадался. Тогда я решил, что нужно создать новый клан. Когда я понял, что ты вскоре найдешь меня, то подумал об одной вещи. Ты ведь прославленный заклинатель, вернувшийся почти с того света… Тебе нужен кто-то более достойный, чем никому не известный Вэй У Сянь. Не нужно возражений, Лань Чжань… Просто слушай меня, гэгэ. Все очень просто. В одном из миров существует орден Хай Лун Вэй — с величайшего позволения небесного бога-дракона, я забрал копию этого города заклинателей в наш мир. Теперь я глава ордена Вэй, а люди погибшего Ци Шань Вэнь получили то, чего желали. Правда, здорово? — Вэй Ин сильно устал, его тело сковывает слабость, и, разморенный теплом и лаской, он и сам начинает засыпать. Но, все же, находит в себе силы выдохнуть ему в губы: — Ты такой хороший, гэгэ… Лань Чжаню хочется сказать, что тот, кто на самом деле замечательный, это сам Вэй У Сянь. Но нарушать уютную тишину кажется кощунством, и вместо этого он ласково зарывается ладонью в смолянистые волосы. Через несколько вдохов под ладонью шевелится что-то теплое, и из-под пальцев показываются лисьи острые уши, заменившие человеческие. А-Юань что-то бормочет, и в такт ему мурлыкает божество, возжелавшее стать человеком. Вечером появляется Вэй Нин. Со смущением натыкается на прямой взгляд Лань Ван Цзи и бормочет что-то про ужин, быстро прикрывая за собой двери, но останавливается. Осмысленный, но хриплый со сна голос У Сяня отвечает, что они появятся на трапезе. Цюн Линю это почему-то кажется милым. Кажется, Вэй Ину нравится одежда. Он никогда ее не носил, а как это было в детстве он не помнит, потому с готовностью наряжается в любые мантии, которые ему дают. — Раньше я не превращался в человека, потому что не знал, как, — говорит лис, хотя его никто не спрашивал. Но он как будто всегда знает, о чем думает Ван Цзи, и потому отвечает на невысказанное. Впрочем, вряд ли это удивительно для существа, что способно видеть судьбы своих еще не рожденных детей. — Теоретически я... знал, но никогда не думал о таком. Я был лисом, как ты был человеком, а птица была птицей. Но однажды встретив тебя, я захотел быть человеком, — он подмигивает, и от этого невинного жеста вместе с изящным станом, объятым изумрудным ханьфу, у Лань Чжаня краснеют уши. Гладкая вышитая ткань очерчивает округлый живот и ровные плечи, открывая шею, которую так и хочется поцеловать. Хань Гуан Цзюнь не отказывает себе. — Ну, как я тебе? — лис вертится на месте, показываясь с самых лучших, как ему кажется, сторон. Он почти наверняка и сам знает, что для Лань Чжаня он прекрасен с любой стороны. — Я бы мог вновь позвать тебя замуж, — почти незаметно уголки губ заклинателя приподнимаются. Вэй Ин задыхается от воодушевления, но возлюбленный вновь учит его дышать — берет за руку, гладит большим пальцем кисть и придерживает под локоть. А-Юань зевает от нетерпения и с готовностью бежит впереди них, когда слышит, что У Сянь готов. На ужин все собираются в одном зале, как большая семья. Общее несчастье сплотило даже ранее незнакомых людей, сделав одним кланом, одним родом. Они все отказались от фамилии Вэнь, сменив её на Вэй. Появление до неприличия прекрасно разодетого главы не остается незамеченным: Вэй Цин фыркает, даже не пытаясь скрыть улыбку, Цюн Линь краснеет до кончиков ушей. Старшее поколение посмеивается, женщины восхищенно перешептываются. Лань Чжань ни единым мускулом не выдает, что испытывает гордость — это прекрасное существо принадлежит ему одному, и очевидное доказательство этого сейчас вновь напоминает о себе: Ван Цзи уже научился различать, когда их дети вдруг начинают толкаться. Он помогает лису сесть, на что Вэй Ин ворчит, но мигом забывает о своей беспомощности, расслабленно прислоняясь к его плечу. Научить его сидеть в благопристойной позе просто невозможно, но он даже и не пытается. Так гораздо приятнее. С У Сянем ужин проходит куда веселее. Дети шумят и веселятся, взрослые одергивают их, но через небольшой отрезок времени галдеж поднимается снова. А-Юань пищит, когда самый старший из детей, А-Бао, начинает его щекотать. Вэй Цин шикает на них, и малышня в одно мгновение замирает с ровными спинами и напряженными лицами. Видя это, Вэй Ин громко хохочет. Атмосфера расслабленности и теплоты поглощает душу Лань Ван Цзи. Это полностью отличается от порядков, заведенных в Гу Су — и от этого одновременно странно и приятно. Поймав его взгляд, лис протягивает ему свои палочки с зажатой между ними рыбой. — Скажи «ам», — подначивает с коварной улыбкой. Заклинатель покорно открывает рот и дает себя накормить. Внутри словно проходится крошечный разряд — он еще никогда такого не испытывал. А божество все продолжает и продолжает. На складах перенесенного из иного мира ордена находится провизия, которой хватит на некоторое время, потому блюда сейчас куда разнообразнее тех, что варились в общем котле во время обитания в лесу. Вэй Ин предлагает ему то одно, то другое, и кажется невинным, но Ван Цзи кожей чувствует, что его возлюбленная лисица что-то задумала. И не ошибается. В очередной раз протягивая палочки, У Сянь вдруг цепляет кусочек лакомства и сам подается вперед, предлагая отведать его с собственных губ. От волнительной картины жар поднимается из живота, отдавая в щеки, что вспыхивают краской. Люди наблюдают за непотребством, кто со спокойствием привыкших, а кто со смущением. Подростки и вовсе кривят лица и демонстративно закрывают глаза. Облизывать влажные от сока губы Вэй Ина оказывается так потрясающе, что Лань Чжань еще не сразу отпускает заигравшегося лиса. А тот не был бы собой, если бы учился на собственных ошибках — ему, кажется, только того и надо, чтобы Второй Нефрит опрокинул и зацеловал его просто на этом полу под взглядами полусотни человек. — Со мной ты становишься таким неблагопристойным, что я не могу прекратить дразнить тебя, — смеется Вэй У Сянь, вновь прижимаясь к нему, когда понимает, что поддаваться ему не будут. — Это все ты, — невозмутимо отвечает Лань Чжань, даже бровью не поведя. От подобной наглости лис замирает на мгновение, а потом покатывается с хохота. — Гэгэ, я тебя обожаю! Когда трапеза подходит к концу, а дети уже начинают клевать носом, старшие уводят их спать, а женщины собирают всю посуду. Те немногие молодые люди, что есть в клане, помогают чем могут. Вэй Ин вздыхает, что не может попробовать вино — он часто слышал от людей о его бесподобном вкусе. Лань Ван Цзи красноречиво молчит. — Лань Чжань, — лис берет его лицо руками, поворачивает к себе. — Через пять дней мы отправимся в Гу Су Лань. Сердце радостно заходится быстрым стуком. — Мгм… — заклинатель склоняет голову, позволяя снять с себя ленту. Вновь. Однако срок в пять дней так и не истекает. Они отправляются уже на следующий день, выталкиваемые всеми руками прочь. — Глава, отправляйтесь скорее, — улыбаются некоторые заклинатели. — Чем быстрее, тем лучше... — ворчит кто-то еле слышно, скрывая свой голос за кашлем. — Точно, точно, глава Гу Су Лань наверняка ждет вас с нетерпением, — охотно поддерживают их остальные. Где-то во всем этом чуется подвох, но Вэй Ин соглашается. О том, что люди попросту хотят отдохнуть от неугомонного божества, он не думал — или не хотел. Как-то незаметно к их компании присоединяется Вэй Нин, проявивший твердое желание следовать за хозяином, за ним сообщает о своем участии Вэй Цин, настаивающая на том, что без присмотра никуда не пустит беременную лисицу. Совсем уж неожиданными становятся просьбы А-Юаня. На отказ он капризно хныкает, цепляясь за ногу У Сяня, и в итоге все мысленно соглашаются, сопротивляясь для виду. Но божество решает иначе. — А-Юань, ты можешь пойти с нами, если… — коварный лисий шепот опаляет маленькое ушко. Мальчик стесняется, бегает глазами по сторонам, не зная, куда смотреть, но желание пойти с Вэй Ином пересиливает смущение. Он протягивает руки к Хань Гуан Цзюню. — Папа, возьми меня с собой! Кто-то едва не давится слюной. Под прожигающими его взглядами (изумленными — А-Нина и Вэй Цин, любопытным — У Сяня) Хань Гуан Цзюнь кивает счастливому ребенку, даже не меняясь в лице. Лис, кажется, немного разочарован отсутствием интересной реакции. Идут пешком — среди всей компании меч заклинателя есть только у Лань Чжаня. Вэй Цин усаживают на Яблочко, вручив мальчика, Вэй У Сянь же идет на своих четырех — в облике лиса тяжесть близнецов ощущается не так сильно. Время от времени он забирает А-Юаня себе на загривок, и тогда детскому счастью нет предела. — Это первый раз за сто лет, когда я иду куда-то по своей воле, — щурится от искреннего удовольствия божество, увиваясь юлой вокруг Ван Цзи. До городка близ Гу Су они доходят за две недели ходьбы. Лису нравится свобода, которой он безраздельно пользуется, забегая на рисовые поля, обнюхивая речушки и болтая со встречными людьми. Самое интересное происходит на пятый день, когда они натыкаются на целую толпу мертвецов. Вэй Юань дрожит от страха и начинает всхлипывать, цепляясь за черный мех, словно хочет спрятаться в нем. Вэй Ин оборачивается себе за спину и лижет его в затылок, от чего несколько прядок поднимаются и торчат вверх. — А-Юань, не бойся. Я же божество, верно? Мальчик неуверенно кивает, но даже не думает выпускать шерсть из ручек. — Эй, А-Юань, смотри, как я могу, — лис весело улыбается, демонстрируя зубы, а затем идет прямо на нечисть. Мертвые, стоит ему приблизиться, вдруг замирают и начинают пятиться мелкими шажками. Вэй У Сянь подходит — они семенят спиной вперед. Ребенок, завидев такое, весело хохочет, подначивая мертвых бежать быстрее, и лис с удовольствием ему это устраивает, ускоряя шаг. Нежить подвывает и тоже идет быстрее, пока один не наталкивается на другого, а второй — на третьего, и все лютые мертвецы падают, как кости маджонга. Они забавляются с бедными темными тварями еще какое-то время, пока их спутники молчаливо наблюдают за спектаклем — только Яблочко иногда вставляет свое веское слово на ослином языке. Вэй Цин запрокидывает голову и смеется, все же не сдерживая веселье. — Ну, хорошо, малыш, хватит, — Вэй Ин останавливается и назидательно поднимает лапу. — Эти трупы должны вернуться в могилы, чтобы цветам и деревьям было что есть. Нужно вернуть земле то, что принадлежит ей. А-Юань по-детски серьезно сводит брови и важно кивает. Рядом начинает пузыриться грунт, и перед ними показываются длинные тонкие корни — они оплетают не сопротивляющихся лютых мертвецов и затягивают к себе. Когда над землей остаются одни головы, мертвецы уже полностью лишены темной энергии. Вскоре больше ничего в этом месте не напоминает о темных тварях. В городе Цайи Вэй У Сяню нравится абсолютно все. Особенно вдохновленно он вслушивается в местный диалект. — Как они красиво говорят, будто поют, — глаза Вэй Ина горят восторгом. — Лань Чжань, научишь меня? — Хорошо, — заклинатель мимолетно зарывается ладонью в длинный мех. Вэй У Сянь смеется, размахивая хвостом. Кажется, никого из горожан не удивляет огромная лисица — то ли обитание рядом с Гу Су Лань делает людей в сотни раз спокойнее, то ли его принимают за очень большую собаку, это не имеет значения. До ордена рукой подать, но Вэй Ин неожиданно просит остановиться на ночлег. Хоть его спутники и удивляются, но решают согласиться. Постоялый двор такой же, как и в любом другом городе, но почему-то именно здесь стены кажутся Лань Чжаню родными. Божество улыбается, замечая это. Через несколько минут слуги приносят бадью с водой. — Что это? — он удивленно принюхивается к белому пару. — Хочешь, покажу? Конечно же, лис соглашается. С воодушевлением и предвкушением он раздевается, как просит его Ван Цзи, а затем залезает в теплую воду. От удивления на его макушке встают торчком треугольные черные уши. — Как в горячих источниках! — Люди греют воду для мытья, — поясняет Хань Гуан Цзюнь, а затем снимает верхнюю мантию, чтобы не намочить ее, подвязывает себе рукава и принимается омывать черные волосы, смоляной волной рассыпавшиеся по всей бочке. Вэй Ин едва не урчит от удовольствия, подставляясь под руки. От блаженной лисьей улыбки, кажется, даже воздух становится светлее. Лань Чжань наклоняется и осторожно обводит языком выступающий шейный позвонок. — Гэгэ… Тепло окутывает со всех сторон. Свежая постель кажется райским облаком, в котором можно нежиться вечность — раньше молодой заклинатель не замечал за собой подобных желаний. Но когда к его груди жмется довольное божество, а за теплой кожей под его ладонью ворочаются два лисенка, не хочется думать ни о чем, кроме благодарности небесам за бесценный подарок. — Лань Чжань. — М-м. У Сянь приподнимает веки, размышляет о чем-то своем. — Я, хоть и не самый сильный, но все же бог. Я появляюсь там, где больше всего нужен — это неизбежно. Лань Ван Цзи накрывает его шею ладонью. — Мой. Мне нужнее. Лис искренне смеется, зеркально повторяя его жест. — Возьми три части меня, и я стану навечно твоим, любовь моя. Би Чэнь ложится в ладонь божества. Короткий росчерк — и в руке остается аспидная прядь. Напевая себе под нос, лис плетет из волос тонкую веревочку и несколько раз наматывает ее на запястье Лань Чжаня. — Примешь? — косится лукаво, шепчет в губы, будто ему невыносимо даже крошечное расстояние между их телами. Второй Нефрит кивает — во взгляде ни капли холода, одно благоговение. Без слов, одними этими чувствами он словно говорит: «что бы это ни было, пока это отдано твоими руками, я приму это». Шнурок из волос плавится, склеиваясь волосок к волоску, и срастается с кожей заклинателя черной татуировкой-браслетом, похожим на змейку. Так отдана первая часть лисьего божества. Лань Чжань целомудренно целует его.