Shameless

Лана вылезла из повозки, волоча за собой набитую вещами сумку и лютню, обернулась к воротам Солитьюда и едва не пустила слезу — настолько прекрасное будущее её ожидало в стенах столицы. Далеко не каждому предложат пост в коллегии бардов, да ещё и с проживанием: её бывший наставник перед уходом на покой оставил прекрасные рекомендации, а значит, возлагал на Лану большие надежды. Сначала она заглянула в коллегию и познакомилась с мастером Виармо — утончённым и преданным своему делу альтмером. Он устроил для неё небольшую экскурсию и ввёл в курс дел: — Мы активно поддерживаем огонь просвещения среди молодёжи, если у их родителей есть деньги, конечно, — тактично уточнил он, намекая, что ученики могут быть требовательными и даже проблемными. — Скайрим — родина великих устных и письменных произведений, и наш долг — сохранять их для будущих поколений. Из этих стен, дорогая моя, выходят не только барды, но и писари, поэты, писатели, мастера ораторского искусства. Дети учатся читать и писать именно здесь, на утренних занятиях. Честно говоря, я хотел бы поручить такой молодой и милой девушке, как вы, работу с юными талантами. Расписание получите завтра, а пока отдохните, устройтесь в новом доме. Вы начинаете новую жизнь! Лана почти ничего не говорила и только кивала, забрала ключи и снова оказалась на улице, где повсюду благоухали прекрасные цветы, люди улыбались, а с площади доносилось пение. В выделенном ей доме давно никто не жил — мебель была перевёрнута, углы заросли паутиной, — однако Лана не собиралась унывать. После долгой поездки она радовалась активной работе, а в небольшом подвале, где остался запас дров, нашлись также швабра и совок. Где-то через час Лану перепугал настойчивый стук в дверь, но поскольку гостей она не ждала, то замерла на месте, прислушиваясь к мощному, совершенно не музыкальному басу: — Гесфур, открывай давай! Это Хьенрик! Мужчина был настойчив и не собирался уходить. Перехватив швабру, как меч, Лана резко отперла дверь и встретилась взглядом с нарушителем спокойствия. Однако тот озадаченно смотрел в ответ. — Вы не Гесфур, — заключил он, а затем равнодушно пожал плечами. — Он мне заплатил за работу авансом, чтобы я привёл в порядок его дом к приезду нового жильца, но если вы уже справляетесь самостоятельно… — Нет, погодите! — Лана вспомнила о перевёрнутой мебели и поняла, что помощь ей действительно не помешает. — Проходите. Прошу прощения, меня не предупредили. Хьенрик зашёл как к себе домой, огляделся, закатал рукава и, не ответив, принялся за работу. Наконец у Ланы нашлось время, чтобы разжечь очаг и прогреть дом, а потом она вовсе обленилась, присела на край письменного стола и засмотрелась на широкую спину Хьенрика, представила, какие мышцы скрывает простецкая рабочая одежда. Она видела нордов и покрупнее, однако и с мускулами бывает перебор. Что-то было в нём — грубое, да, но простецкое. Лана достала подаренную подругами бутылку вина, протёрла единственную пару глиняных стаканов и кокетливо попросила Хьенрика помочь с пробкой. Сначала он будто не понял, что обращались к нему, и взглянул на неё как-то задумчиво, затем не без усилия потянул пробку и отдал бутылку обратно. Руки у него и правда были сильными, привычными к труду. После первых глотков вина Лана начала представлять, как бы ещё пустить их в дело. — А вы со мной не выпьете? Отвлекитесь, отметим переезд. — Почему бы и нет, — кивнул Хьенрик, взял из её рук стакан, соприкоснувшись пальцами, но, вопреки ожиданиям, не выпил залпом, а цедил потихоньку, наслаждаясь вкусом. — Имперцы знают толк в вине — этого у них не отнять. — А бретонцы?.. — Ценим маленькие радости, — Лана улыбнулась, и Хьенрик ей наконец ответил — немного скованно, но с интересом. Он уже не торопился отработать свой аванс и сбежать. Лана раньше никогда не вешалась на первого встречного, но Виармо правду говорил о новой жизни — в городе, где её никто не знал. После стольких перемен хотелось добавить остроты вечеру перед первым рабочим днём, чего-то лёгкого и без обязательств, и секс с молодым, широкоплечим нордом, которого точно Кинарет принесла в помощь на попутном ветре, был отличным способом расслабиться. Вино добавило небывалой доселе уверенности — словно подруги знали, что пригодится. Лана начала расшнуровывать платье под жадным взглядом Хьенрика и направилась в спальню, кокетливо покачивая бёдрами; он последовал за ней, однако продолжал наблюдать и не лез, словно сомневался в том, что происходит. Воспитанность и сдержанность редко встречались вместе в характере нордов, и Хьенрик — грубый, на первый взгляд, трудяга — удивил этими качествами. Платье упало под ноги; от холода соски тут же окаменели до боли. Хьенрик наконец-то приблизился, склонился и припал губами к её груди. Лана всегда комплексовала из-за объёма и старалась выбирать платья с корсетом, но сейчас, в плену ласк, перестала зажиматься. Руки, о которых она мечтала весь вечер, наконец избавили её от остатков одежды; пальцы оказались нежными, без мозолей. Лана мягко вырвалась из объятий, села на край застеленной тяжёлым пологом кровати и призывно раздвинула ноги. С лица Хьенрика исчезла забавная растерянность, уступив место примитивным, варварским чувствам, которых так ждала Лана от норда, а когда он стянул с себя рубашку, ждать его стало невмоготу — сама потянулась к штанам дрожащими руками. Хьенрик прижал её своим весом и развёл ноги шире; он тоже прерывисто дышал и торопился, поэтому лишь с третьей попытки смог справиться со скользким от соков входом, но когда проник с размаху, воскликнул: — Боги! Лана вся сжалась; Хьенрик зажмурился, дал ей немного времени, чтобы привыкнуть к себе, а затем сразу начал двигаться в быстром темпе, прижался носом к её шее и вдохнул со стоном. Несколько раз он выскальзывал и ругался, пытаясь вернуться обратно; Лана помогала, изнывала и помогала себе руками, чтобы точно дойти до сладкой развязки. Хьенрик следил за её пальцами, снова ругался и наращивал темп, двигался рвано, но Лане понравилась эта чистая страсть, огонь безумия в его глазах. Наконец Хьенрик вздрогнул и резко насадил Лану на себя, до упора, и излился внутрь. Всего несколько движений отправили и её к звёздам. Пока она приходила в себя и лежала на пологе голой, разгорячённой и всё ещё раскрытой, Хьенрик подобрал вещи и скрылся в соседней комнате. Через пару минут она услышала хлопок закрывающейся двери и откинулась обратно, не желая вставать. Позже, когда Лана выпила нужное зелье, которое всегда на подобный случай носила в сумке, привела себя в порядок и надела чистую сорочку, она убрала осушенный до дна стакан и без лишних сожалений пошла спать. Утром Лана чувствовала себя отдохнувшей; быстро перекусив почерствевшей булочкой, она взяла лютню и чуть ли не вприпрыжку отправилась в коллегию. Милая барышня — помощница преподавателей — выдала лист с расписанием и сообщила, что мастер Виармо уже ждёт в южной зале. Здание коллегии было выложено из мрачно-чёрного камня, словно обожжённого, однако разноцветные витражи и высокие, почти в человеческий рост, окна пропускали много света, из-за чего создавалась сказочная атмосфера. Лана не ожидала увидеть такую красоту в столице Скайрима — впрочем, за неполных два дня она успела сделать множество новых открытий. Зал для чтений был небольшим, с кафедрой по центру и скамьями перед ней. Мастер Виармо передал Лане книги к сегодняшнему уроку и пояснил, чего ждёт от неё. Тема не объявлялась заранее умышленно — чтобы проверить знания и, конечно, находчивость преподавателя. Впрочем, Лана не испугалась: о поэмах Второй Эры она могла говорить часами, а ещё обожала перекладывать их на музыку собственного сочинения. Вскоре в зал прошли ученики — не угловатые подростки, но ещё и не взрослые, судя по их гоготу и разговорам. В основном это были норды, однако Лана сразу приметила одну альтмерку с надменным выражением лица, точно антипод лучезарного Виармо, а затем она встретилась со знакомым взглядом и тут же оцепенела от ужаса. Хьенрик тоже встал столбом в проходе, чем вызвал негодование товарищей. Он быстро мотнул головой, опустил взгляд и поплёлся в последний ряд, чтобы скрыться, но Лана-то знала, что он там. Мир поплыл перед глазами: её точно уволят с позором в первый же день, а наставника хватит удар. К счастью, мастер Виармо не мог читать мысли, поэтому понял её неправильно: — Ох, вы, наверное, ожидали увидеть детей. Эти молодые люди — практически выпускники. Не волнуйтесь, пусть они уже могут где-то дать нам с вами фору, однако лень осталась их злейшим врагом. Когда все собрались, Виармо представил Лану как преподавателя-практиканта, много шутил, пустился в философские речи о месте культуры в столь шаткое и противоречивое время, затем, словно вспомнив, зачем пришёл сюда, наконец дал ей слово и присел на скамью к ученикам. Урок прошёл как в тумане. Лана не хотела, но всё равно поднимала взгляд в поисках Хьенрика, гадала, кусая губы, смеялся ли он над ней, хвалился ли перед друзьями, что завалил молодую учительницу? Тот сидел особняком, якобы погрузившись в чтение, но когда поднял голову, Лана вздрогнула — с тем же взглядом вчера вечером он раздвигал ей ноги и наслаждался тем, как она извивалась под ним. Несмотря на кошмарное положение, она чувствовала жар между ног и предательскую влагу. Виармо остался доволен занятием — или же пожалел её на первый раз — и увёл Лану дальше, чтобы показать комнату для отдыха преподавателей и познакомить с остальными коллегами. Чтобы продемонстрировать свои способности, Лана осталась в коллегии до глубокого вечера. К счастью, без Хьенрика уроки пошли бодрее, Виармо остался в восторге, однако следующим утром они увидятся снова. Лана выпила холодного чая и решила расслабиться по-старинке, без приключений: устроившись на софе в куче маленьких подушек, она прильнула к лютне, своей верной подруге, и погрузилась в музыку. Затем, немного осмелев, она начала тихо напевать, прикрыв глаза. На блаженной волне мелодии не было проблем; Лана говорила себе, что скоро Хьенрик выпустится, найдёт работу — где-нибудь подальше — и насовсем из её жизни сгинет. Однако ближе к концу песни Лана обнаружила в дверях ожидающего Хьенрика и чуть не выронила инструмент. — Прости, не хотел напугать. Ты потрясающе играешь. Она хотела огрызнуться, с каких это пор ученики так фамильярно общаются с преподавателем, но вместо этого спросила: — Сколько тебе лет? — Давай не будем об этом, — уклонился Хьенрик, но для Ланы не было ответа красноречивей. Она тихо взвыла, чем испугала его: словно натренированный пёс, он в два шага оказался рядом и заглянул в глаза с такой тоской, что сердце сжалось. Хотя больше хотелось плакать по своей несостоявшейся карьере. — Меня уволят, если кто-то узнает, ты же понимаешь? — Я… не хочу этого. Поверь! Я… — не найдя слов, Хьенрик взял её за руку, крепко сжал и поднёс к губам. Картинка сложилась воедино. То, что Лана приняла за воспитанность, оказалось робостью, а неспособность держать себя под контролем — отсутствием опыта. Перед ней оказался обычный юноша — заикающийся от испуга и влюблённый по уши в женщину, которая по дурости предложила себя в погоне за сомнительным опытом. Тем временем Хьенрик, продолжая глядеть на неё с обожанием, задрал край платья, погладил лодыжку и повёл выше, потихоньку, как вор, пробирался к бедру. Лана выгнулась, открыла рот, чтобы остановить его, — любой задержавшийся преподаватель мог зайти, — однако Хьенрик прижал палец к губам, призывая молчать. — Всегда мечтал кое-что сделать, — прошептал он и подтянул её за бёдра ближе к себе, а сам встал на колени между расставленными ногами. Настал черёд Ланы завороженно наблюдать. — Если прикажешь остановиться, я подчинюсь. Поначалу, пока Лана зажималась и озиралась на двери, ощущения казались странными, но потом, когда Хьенрик освоился, его язык и губы начали творить неописуемое — почти то же, чем Лана себя стимулировала, но куда горячее — и быстро довели её до края. Ноги конвульсивно сжали его голову, лоно будто прорвало соками; Лане пришлось прикусить собственные пальцы, чтобы не закричать. Хьенрик продолжал вылизывать её, то с нежностью, то будто пробуя на вкус, и проводил через каждую сладостную волну. Потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. Вспотевшая и словно выпотрошенная, Лана заключила его лицо в ладони, поцеловала, слизывая влагу с раскрасневшихся губ, и поняла, что в момент слабости готова позволить этому хитрецу всё, что теперь было недопустимо. Она отстранилась, скрестила ноги и спросила: — С кем ты… как ты этому научился? — Ни с кем. Ещё вчера утром я был девственником, — Хьенрик, и без того красный и смущённый, прокашлялся и добавил: — Ну, нашёл кое-что в библиотеке коллегии — какой-то справочник, выпущенный в Доминионе: дурость по большей части, но советы интересные. Вот уж неловкий эпитет для будущего писаря — Лана усмехнулась и погладила его по влажной щеке. — Тогда будем считать, что материалом ты владеешь, но не думай превзойти учителя. Ах да, лениться я тоже не позволю. Вернуть назад содеянное они уже не могли — да и Хьенрик вряд ли бы захотел, — но почему-то Лана была полна оптимизма.