Волк на пороге

Коннор возвращается домой в тот же день. Он выглядит как раньше, за исключением разве что небольшой линии-трещинки в месте ровно под линией волос. В месте, куда попала пуля. — Центральный процессор оказался не поврежден, а то, что осталось — это простой косметический дефект, Хэнк, — терпеливо объясняет Коннор в ответ на немой вопрос. — Я в порядке. Он ведет себя как раньше. Без всяких исключений. Хэнк все равно продолжает беспокоиться. Несмотря на все знания, которыми его безостановочно пичкает Коннор, ему трудно свыкнуться с мыслью о том, что тело андроида можно восстановить за очень короткий промежуток времени. Если бы человек попал в кому — идеальная аналогия “аварийного режима”, — как это произошло с Коннором, то он бы пролежал в больнице еще долго. Коннора же отправили домой уже через пять часов после того, как он поступил к ним. Три часа комы, два часа диагностики и все. — Чудеса техники, — улыбается Коннор. — Пора бы тебе уже привыкнуть, Хэнк. Хэнк пытается изо всех сил. Коннор, впрочем, позволяет ему выплеснуть свои страхи с помощью чрезмерной заботы. Весь следующий после выписки день Хэнк оберегает его от всех реальных и мнимых угроз на планете: просит у него самого раз в несколько часов присылать на почту данные о системах (хотя и понимает от силы двадцать процентов без помощи Википедии), просит у коллег давать им простые дела вроде вандализма, не позволяет взять даже самого легкого пакета... “Никакого секса” тоже в общем-то входит в список угроз, но Коннор привычно настойчив и Хэнк сдается. “В конце концов, — решает он. — Если что-то действительно было бы не так, оно бы уже проявилось, разве нет?” Хэнк и сам рад все забыть. Шальная пуля, Коннор, падающий на асфальт, разрастающаяся лужа тириума, техники, ожидание, осознание, что все может кончиться прямо сейчас, паника — эти образы весь день были заперты в его голове. Коннор улыбается и расстегивает пуговицы на рубашке Хэнка, увлекая его в поцелуй. — Расслабься, — говорит он. — Я поведу. На самом деле он ведет почти всегда, и Хэнк ничего не имеет против. Он ослабляет галстук Коннора и отвечает: — Все, что захочешь. Я готов. Они раздеваются. По дороге к кровати Хэнк спотыкается о собственные ботинки и громко ругается, а Коннор только смеется, крепко сжимая его за талию и не позволяя упасть. Какое-то время они просто лежат на серых в ромбик простынях, прижимаясь друг к другу, запоминая друг друга. Потом Коннор как обычно тянется за смазкой и вдруг замирает. В полутьме комнаты видно, что диод на его виске горит желтым. — Коннор? — обеспокоенно зовет Хэнк. — Ты в порядке? Коннор вместо ответа только хватает его за запястья и вдавливает их в матрас. Это больно хотя бы потому, что он стал сильнее после последнего масштабного обновления компонентов. — Да что не так? — Хэнк невольно дергается, пытаясь оттолкнуть Коннора от себя коленом, хотя догадывается, что у него ничего не получится. — Коннор, очнись! Он почти кричит это ему в лицо, захлебываясь во вновь разгоревшемся страхе. Хэнк боится не за себя, эта странная перемена пугает его совсем по другой причине. Может быть, пуля все-таки нанесла больше вреда, чем предполагалось? Может быть, что-то ускользнуло от внимания техников? Может быть, Коннор умирает прямо сейчас? — Коннор! — в отчаянии выкрикивает Хэнк и, не придумав ничего лучше, с размаху бьет его ногой. — Ты сказал, — шепчет Коннор едва слышно. — “Все, что захочешь”. Диод желтый. Хэнка душит паника. Он замирает, и Коннор пользуется этим секундным помутнением, входит в него одним жестким толчком. Хэнк вскрикивает больше от неожиданности, чем от боли. Коннор никогда так не делал, никогда не был грубым, если Хэнк сам его об этом не просил, и подобная перемена просто невозможна, не случайна. Хэнк думает, что где-то ошибся, не понимая, что в происходящем нет его вины. Ритм Коннора не однороден и лишен какого-то смысла, один его толчок может быть быстрым и глубоким, а три следующих — медленными, но незначительными. Хэнк пытается сбросить его с себя, искренне пытается, особенно когда понимает, что низ ягодиц щекочет далеко не пот, но Коннор как хренова каменная стена. — Хватит, — хрипит он. — Пожалуйста! — Ты обещал, — повторяет Коннор. — “Все, что захочешь”. — Да чего ты хочешь?! Коннор останавливается. Диод желтый — красный — и снова желтый. Коннор возобновляет свои странные толчки, и с каждым новым опускается все ниже и ниже, пока его губы не начинают елозить по ключице. Хэнк чувствует простое прикосновение зубов, почти неощутимое сквозь боль порванной задницы и до зажатых будто в клещах запястьях, а потом слышит громкий хруст. Коннор неестественно широко распахивает челюсти, а потом резко смыкает их на коже Хэнка и дергает головой в сторону. Коннор сильнее Хэнка. Кожа рвется. — Ты обещал, — бормочет Коннор, не слыша воплей Хэнка и не осознавая, что именно держит во рту. — “Все, что захочешь”. Зубы работают по неправильной программе и молотят по куску плоти в такт непрекращающимся толчкам, размалывая кожу на кусочки. Чуть позже, заливая измученный анус Хэнка искусственной спермой, Коннор делает глотательное движение. Его системы расшифровывают полученную информацию, анализируют ее и неправильно каталогизируют в “Лучшие воспоминания”. Хэнк продолжает кричать и истекать кровью.