Волк на пороге

Ричард прячется от него в маленьком гастрономе, но выбирает самый неподходящий для этого магазин; в центре помещения стоят уставленные стеклом полки, и он, разумеется, сходу в них влетает. Бутылки разлетаются по полу с невозможным грохотом, и Ричард понимает, что это конец. Он найдет его. Несмотря на все усилия и быструю перевязку в полевых условиях, плащ тяжелеет и набухает от крови. Этот хренов девиант здорово его приложил. Не будь он из линейки нянек, то, может быть, прибил бы на месте, а так пуля всего-навсего вошла куда-то в живот. Всего-навсего. Ричард проверяет, сколько патронов осталось в обойме. Меньше, чем ему бы хотелось, но придется работать, с чем есть. И потом, у него есть запасной план. Не такой надежный, как швейцарские часы, но лучше, чем ничего. На нетвердых ногах Ричард тащится в самый дальний конец гастронома, зная, что след из красных капель выдаст его все равно — рану от шальной и почти пролетевшей мимо пули, что задела левую руку, банально не было времени хоть как-то обработать. Он разбивает витрину, до самого верха усыпанную разнообразными колбасами, чтобы можно было перестреливаться, не отвлекаясь на стекло, и садится за ней. Это лучшее место из возможных, отсюда одинаково хорошо просматриваются оба выхода. Его взбудораженный мозг запоздало напоминает о том, что рядом с местом кассира может быть припрятан какой-нибудь нелегально приобретенный револьвер, но возвращаться уже поздно. Ричард слышит шаги. Маркус уже внутри. — Вы поразительно живучи, агент Перкинс. Ричард пытается понять, как упустил момент, когда Маркус зашел в гастроном, но теперь это не имеет значения. Момент упущен. Осталось только надеяться на последнее средство. Именно поэтому Ричард вслепую трижды стреляет в темноту зала. Что-то снова бьется, рассыпается, катится по полу. Маркус смеется. Ричард понимает, что уже почти не чувствует левую руку, что кровью пропитались не только рубашка и пиджак, но и брюки. — Очень хочется жить, да? Всем хочется. Но Ричард знает, что если не умрет здесь и сейчас, в окружении колбас и сыров, но закончив свою миссию, то Маркус "спасет" его, вытащит на ближайшую площадь и вздернет на первом попавшемся столбе. Ричард предпочитает первое. "На своих условиях", да? Очень хочется жить, вот только уже поздно. Еще два выстрела. — Выходит, что я прав, — продолжает говорить сам с собой Маркус. — Сдавайтесь, агент Перкинс. И я обещаю вам, что не стану вас убивать. Теперь настала очередь Ричарда смеяться, но вместо этого он заходится в гнетущем кашле. — Вам нехорошо, агент Перкинс? Маркус с улыбкой смотрит ему прямо в лицо, присев рядом на корточки. Ричард стреляет в самый последний раз и почти не промахивается. Пуля прорезает правое плечо Маркуса насквозь. Этого, конечно, недостаточно, это его не убьет, но секундного замешательства хватает, чтобы Ричард успел сделать свой последний ход в этой нелепой шахматной партии. Он подрывается с места и обхватывает талию Маркуса в цепком захвате, который со стороны можно принять за объятия. Ричард улыбается обескровленными губами. В кармане его пальто две гранаты без чеки.