We can be a family.

POV Ниган. Бежать. Несмотря на боль, на порезы и ушибы. Я должен добраться до дома. Позади я слышу верещание, крики и стоны. Они идут за мной. Я не знаю, кто они и как появились в нашем мире. Но я знаю, что им нужно. Я. Ну, если точнее, мое мясо. О, с каким же наслаждением эти твари пожирают людей, разрывают их на куски. Вечно голодные, эти чудовища чувствуют страх и идут по следу, как свора дворовых собак. Они купаются в крови, облизывают мертвые тела, вгрызаются во внутренности. Съешь больше. Поймай больше. Обрати больше. Легкие сгорают от напряжения, ноги ломит от усталости, но я продолжаю бежать к заветному дому. Своему дому. Влететь по ступеням в коридор. Забаррикадировать проход. Под звучные удары кулаков мертвецов о дверь перебежать в гараж, четко слыша поступь приближающейся старухи с косой под этот неровный ритм. Залезть в машину, найти ключи. Дрожащими руками не с первой попытки попасть ключом зажигания в разъем и дать себе секундную передышку. Я медленно выдыхаю, пытаясь прийти в себя. Рев двигателя слабо, но успокаивает, давая хрупкое ощущение безопасности. «Нужно уехать». — Твержу я себе. — «Пожалеешь себя потом, когда за тобой не будет гнаться толпа зомби». Выхожу из машины, и медленно подхожу к гаражным воротам. Судя по шуму, эти твари уже в доме, а значит, нужно спешить. Хватаюсь руками за цепь и тяну на себя. Сранная железяка застревает в механизме и приходится тратить лишние секунды, чтобы вправить звено в паз. Медленно, со скрипом, ворота раскрываются, привлекая внимание ходячих трупов. «Твою же мать!» За секунду оказываюсь в машине и со всей силы жму педаль газа в пол, молясь всем богам, чтобы машина сумела втиснуться между створками. Скрежет металла о металл, искры вокруг машины мне ясно дают понять, что проскочить-то я проскочу, но о презентабельном виде тачки придется забыть. От этих мыслей я начинаю гоготать, давя газ все сильнее. Наконец, машина с ревом выбирается из западни и я с удовольствием сбиваю парочку мертвецов, кружа по аккуратно стриженной лужайке, как заправский стритрейсер. Гнилые внутренности красивым веером разлетаются по стеклу, под колесами хрустят человеческие кости, а я веселюсь, как ребенок, которому родители разрешили устроить дома хаос. — Ну же! — кричу я, махая рукой приближающимся мертвецам. — Кто следующий? Я вас на паштет пущу, ублюдки вы сранные! И они идут. Кто-то даже ползет в мою сторону, умирая под колесами джипа. Хрипы сменялись верещанием, а я продолжал выворачивать руль, давя все на своем пути. И мне, наконец, становилось все легче. Ненависть опьяняла, давая волю эмоциям, давая волю Нигану. Зомби все наступали и я все-таки вывернул руль на главную дорогу, пока меня не погребли под этой кучей мяса и поехал прочь от дома, на прощание высунув в окно фак. *** Ехать по автостраде из города была самой тупой идеей на свете. Проще было бы сразу выйти из машины и, с мегафоном, устраивать стендап на крыше машины, ожидая, пока тебя сожрут. Автомобили полностью заполонили трассу, и теперь грустно разлагались под лучами догорающего солнца. Ветер тихо перекатывал клочки газет между шинами. Я устало вздохнул и на секунду приложился головой к рулю, прикрыв глаза. По факту я выбежал из родного края с голой жопой. Ни воды, ни еды я не догадался с собой взять, понадеявшись быстро выбраться из города и запастись провизией где-нибудь подальше от скопища мертвецов. Рука медленно прикоснулась к магнитоле, пытаясь поймать радиостанцию, но в ответ был только белый шум. Раньше там говорили о необходимой эвакуации и предлагали помощь выжившим в более населенных городах. Но, видя это море из брошенного металла, закрадывалось сомнение, что вообще кто-нибудь выжил. «Вот же блядство». Заглушаю мотор и медленно выхожу из машины, стараясь не шуметь. По идее, можно было бы переждать ночь в машине, но сейчас я безумно хотел есть, поэтому решил отправиться за провизией к ближайшим автомобилям. В первой машине противного блевотного оттенка сидел забытый мертвец, агрессивно щелкающий челюстями. Он безумно вращал глазами, следя за каждым моим движением, скрюченные пальцы царапали стекло.  — Что, говнюк? Про тебя забыли? — зло сплюнул я, ударив ладонью по двери, заставляя того заверещать. Видимо, от возмущения. — Не бойся, сладкий, я к тебе вернусь, дай только найти, чем раскроить твой гниющий череп… Во второй меня ждал приятный сюрприз — открыв багажник серого седана, я обнаружил туристический рюкзак, в котором лежал моток веревки, фонарик, небольшой нож в чехле, пара бутылок воды и куча банок тушенки. В салоне обнаружилось два трупа с простреленными башками. В руки одного был сжат пистолет, но он оказался бесполезен — в машине не оказалось больше патронов.  — Ну, хотя бы есть, что жрать. — Разочарованно вздохнул я, откинув пистолет на заднее кресло салона. В третьей машине не оказалось ничего полезного, кроме сухих батончиков, пачки сигарет и пожарного топорика. Сам салон был пуст. Закончив обход, я вернулся к первой машине. Все это время мертвяк наблюдал за мной, пытаясь разбить окно машины, чем неимоверно выводил меня из себя.  — Дай помогу… — прорычал я, с силой ударяя ручкой топора по заднему стеклу. Окно лопнуло, обрызгав нежить градом осколков и следом раздался противный ор сирены.  — Блядь, мудила, это все из-за тебя! — рыкнул я, вытаскивая труп через разбитое окно и кидая его на землю. Резко замахиваюсь, топор описывает красивую дугу и врезается в череп мертвеца. Асфальт за секунду заливается багряными каплями. Сигнализация продолжает орать. *** Лежать в багажнике — чертовски неудобно, особенно когда у тебя рост под два метра. Особенно, когда нужно лежать тихонько, как мышенька, пока мимо машины идет толпа нежити, желающей отведать горячей плоти. Да и думать в темноте — не самая лучшая затея, вдруг из подсознания вылезет какое-нибудь потаенное дерьмо, которые ты очень не хочешь знать. Но твой мозг так не считает, тебя глючит и ты проваливаешься в забытье, пытаясь скоротать время. Так и случилось со мной. Я медленно вхожу в больницу. Пустые коридоры, тишина и треск люминесцентных ламп. Меня это не смущает, я прохожу мимо ресепшена и поворачиваю налево, направляясь к лифту. Шаги гулко раздаются по больнице, сокращая мое расстояние до цели. Двери открываются с легким скрипом, и я вхожу в полутемную нишу кабины, нажимая на кнопку верхнего этажа. В ладони мягко шуршит упаковка от букета, что я купил возле парка, даря ощущение тихой радости, что забивает мою тревогу. Время течет нестерпимо медленно, но все-таки раздается знакомый короткий звонок и двери медленно открываются, на секунду ослепляя. Зажмурившись, я делаю шаг вперед и оказываюсь в просторной светлой больничной палате. Мерно пикает кардиомонитор, отбивая такт сердца мужчины, что лежит перебинтованный на железной койке. У изголовья кровати стоит пустая ваза из белой керамики. А напротив кровати сидит мальчик, опустив голову на грудь. Короткие волосы падают на его лицо, скрывая черты, но мне не составляет труда догадаться, что это твой сын. Видимо, он заснул в ожидании твоего пробуждения. Стараясь не шуметь, я подхожу к тумбе и ставлю букет полевых цветов в вазочку, чуть заметно поджав губы. Я не знаю, зачем я пришел к тебе, но чувствую что так нужно, даже если это неправильно. Я должен быть в другом месте, с моей мертвой женой, оплакивать свою утрату. Но это потом, ведь сейчас, поддавшись порыву, я здесь, смотрю на твое нахмуренное лицо, пытаясь успокоить собственный учащенный пульс. Шаг навстречу к кровати, стараюсь не разбудить парня. Наклоняюсь к твоему лицу. Ты еле заметно дергаешься, пытаясь открыть глаза, но еще слишком слаб и поэтому ты просто лежишь.  — Рик, я надеюсь, ты жив. Надеюсь, ты выберешься. — Шепчу я, прикрыв глаза. Теплое солнце ласково гладит кожу, даря ощущение тепла.  — Так значит, вот каков твой выбор. — Слышу я до боли знакомый голос и оборачиваюсь. Позади спящего мальчика стоит она. Моя Люсиль. В белом легком сарафане с растрепанными кудрями. Под глазами подтеки от туши, но лицо пустое, как у куклы. Она протягивает мне руку, словно прося о помощи, моля быть с ней, но почему-то я не могу, все тело оцепенело. Я просто молча стоял и смотрел на ее острые скулы, чуть вздернутый нос и голубые глаза, что безжизненно укоряли меня, поддернутые пленкой.  — Ты не любишь его. И меня тоже. Ты никого не любишь, кроме себя, Ниган. И его ждет тоже самое, что и меня. — Произносит она с чуть заметной улыбкой и печалью. –Ты чудовище и ты убиваешь, все, к чему прикоснешься. Прямо, как я сейчас. В одно мгновение ее лицо изменилось, как в кривом зеркале. С лица медленно отслаивается кожа, оголяя кость. Губы исказились в звериный оскал, словно она была животным, жаждущим крови.  — Кто здесь? — раздался детский голос. Это проснулся мальчик. За секунду моя жена оказалась возле него и вцепилась зубами в детскую нежную шею. Из раны хлестанула кровь, попадая на отца, и комнату пронзил крик боли и ужаса. Люсиль, моя невинная Люсиль рвала бедного ребенка зубами и ногтями, вгрызаясь в плоть, купаясь в крови и безумно смеясь. Упав на пол вместе с телом, она оторвалась от паренька и набросилась на Рика. Я ничего не мог поделать. Застыв, я молча наблюдал, как мой ангел пожирает у меня на глазах Рика, рвет его лицо на куски, словно дичь, что поймал зверь. Я не мог отвести взгляда. Я не мог его защитить. Я просто стоял и смотрел, как из него вытекают последние крупицы жизни, а с губ срывается предсмертный хрип, когда моя жена прогрызает ему сонную артерию. За несколько минут светлая и тихая гавань превратилась в место казни. Медленно я оседаю на колени перед этим монументом безумия и прячу лицо в руках, пытаясь спасти свой мозг от сумасшествия.  — Тш-ш-ш… — до моей ладони дотрагивается влажная рука и отодвигает ее в сторону, обнажая миру мой страх. — Ниган, не бойся себя. Ты такое же чудовище, как и все мы. Она закрывает мои губы своими, вовлекая в кровавый поцелуй. И я просыпаюсь, чувствуя на губах вкус металла и соли. В щель от приоткрытого багажника пробиваются лучи солнца, а значит, я пережил эту ночь. Но вот засыпать все же не стоило.