Сон накануне зимы

      …Ярко светило солнце, от реки за небольшим холмом веяло прохладой, ветерок играл с высокими травами, качал верхушки деревьев. Владимир лежал на расстеленном на земле сюртуке, согнув ногу в колене и положив на нее руку, жевал травинку и наблюдал за Аней, которая недалеко собирала цветы и тихо пела какую-то песню. Она сегодня была чудо как хороша: в простом светлом платье, с забранными в легкую прическу волосами, с венком на голове и слабым румянцем на щеках. Она неслышно двигалась по лугу, держа в руках уже большой букет из полевых цветов и каких-то пышных трав с огромными пушистыми головками. Сегодня они решили пойти погулять к реке, но Анне так понравился этот луг, что они решили провести утро здесь, в тишине и покое.       Анна подошла ближе, Владимир подвинулся, освобождая место на ткани для нее, и смотрел, как она опускается на землю, поджимает под себя ножки, раскладывая на земле собранные цветы, начиная плести венок, украшая его длинными стеблями соцветий. Владимир молча наблюдал за ней, разглядывал ее лицо, шею, чуть виднеющуюся в вырезе платья грудь, туфельки, выглядывающие из-под юбки, маленькие тонкие пальчики, споро вплетающие в рисунок венка разные цветы. Он до сих пор, даже по прошествии уже трех месяцев после их свадьбы, не верил, что Анна тут, рядом, что она его жена, принадлежащая ему и душой, и телом, что она никуда не убежит, что каждое божье утро она будет с ним. И каждую ночь она будет рядом, тихо постанывая и закусывая губу от его нескромных прикосновений и его любви. Любуясь своей работой, Анна склонила голову набок и, повернув голову к Владимиру, с улыбкой надела ему венок. Он выплюнул травинку изо рта, сдвинул венок на затылок, улыбнулся и тихо прошептал:       - Как же я люблю тебя, Аня!       Анна покраснела, опустила глаза и улыбнулась. Владимир подвинулся ближе, обхватил ее плечи рукой и медленно притянул ее к себе, укладывая на землю. Они целовались нежно и трепетно, не переходя границы страсти, рука Владимира гладила ее тело, ощущая отсутствие корсета, что его несказанно возбуждало и будило самые нескромные желания. Он отстранился и посмотрел ей в лицо. Как он боялся первой ночи с Анной! Боялся ее боли, ее бывших обид, их непонимания, своих демонов из прошлого, но она одним движением своей маленькой прохладной ладошки по его обнаженной груди и своими поцелуями развеяла все страхи и породила в нем бездну нежности, уверенности в себе и в своем правильном выборе. Их ночи были и нежными, и страстными, они любили друг друга так сильно и пронзительно, будто боялись, что кто-то из них может пропасть, исчезнуть, раствориться! И как один будет без другого - представить было невозможно…       Пальчики спящей Анны закопошились в широкой ладони Владимира, она улыбнулась во сне, почувствовав, как он нежно сжал ее руку, поглаживая запястье, и опять провалилась в сладкий сон.       …Владимир провел рукой по контуру ее тела, медленно поднимая вверх платье, поглаживая стройную ножку. Его губы добрались до нежной кожи на груди, покрывая ее мелкими быстрыми поцелуями вдоль границы ткани платья. Анна выгибала спинку, постанывая и обнимая его за плечи, но вдруг отстранилась, почувствовав его бессовестные пальцы на своем бедре выше подвязки чулок:       - Нет, Володя, не надо, - прошептала она, - не здесь, прошу тебя.       - Почему, Анечка? - не прерывая поцелуев, прошептал он. - Тебе больно или неприятно?       - Ты же знаешь, что не-е-ет, - протяжно простонала она, приподнимаясь и потянувшись за его рукой, соединяя несмелый отказ и полученное наслаждение.       - Что же тогда, маленькая моя? - шептал Владимир, продолжая целовать и ласкать ее.       Анна сопротивлялась из последних сил. Ей казалось, что их взаимные ласки, их поцелуи здесь, под открытым небом, на виду у этой лазурной высоты, белых облаков, на глазах у Господа, а не в темноте супружеской спальной были чересчур бесстыдны, дерзки и непростительны. Но сопротивляться долго Владимиру она не могла, не умела и не хотела. С первой их ночи он лепил, творил и создавал из нее свою, только ему предназначенную женщину, которая прощала, позволяла ему все, везде и всегда. Она не думала, что близость с ним разбудит в сдержанной, воспитанной и порой холодной барышне, какой ее создал дядюшка, океан страсти, несдержанности и любви. Он действительно теперь был ее хозяином и повелителем. Анна стонала, металась по расстеленной на земле ткани, сжимала ткань его рубашки, царапая его спину и плечи, принимая всего его и отдавая взамен всю себя. Они летели над этими травами, этой рекой к синему небу с облаками, взрываясь сотнями солнц и в который раз благодаря Создателя за любовь, что выпала им после всего испытанного ими…       Анна сладко застонала, сжала кулачок. Владимир проснулся и медленно открыл глаза, чувствуя, как дрожат руки, как напряжен живот и ноги, как подрагивает от желания его плоть. Его сон! Чудесный сон. А ведь именно в тот день Анна, пришедшая в себя после их близости, еще в мятом и бесстыдно поднятом платье со спущенным лифом, разметавшаяся и прекрасная, шепотом ему сказала, что она носит под сердцем его дитя. Что за дни наступили потом! Она становилась все красивее, все желаннее, ее тело, тонкое и хрупкое, наполнялось изнутри каким-то волшебным светом, ее взгляд изменился и манил, обещая сладость и негу, грудь наливалась и становилась еще желаннее, она даже двигаться стала по иному - мягко, тягуче, подобно тихой реке. Но стоило Владимиру дотронуться до нее, как из этой покойной и тихой заводи взлетали к небесам волны страсти.       Потом она изменилась, старалась не показывать ему, что ей иногда нехорошо, что по утрам ее мучила тошнота. Иногда он заставал ее за ширмой с мокрой губкой в руках, вытирающей лицо и шею. К концу лета Анна все больше стала лежать, старалась не подходит близко к кухне, хотя раньше проводила много времени у Варвары, а однажды возле конюшен ей стало плохо и она упала в обморок. Владимир вздрогнул при воспоминании об этом. Бледная, с почти синими губами, часто дышащая, с капельками пота над губой она лежала на постели, не двигаясь и не приходя в сознание, пока привезенный доктором Штерном флакончик с какой-то сильно пахнущей жидкостью не сотворил чудо и не вернул его Анну обратно. Он заставил себя смирять свое ненасытное желание, возникающее у него при мыслях о ней, он научился находиться рядом с ней, не дотрагиваясь.       Постепенно ей становилось лучше, и им даже разрешили быть вместе. Их первая ночь после долгой разлуки была волшебной. Ее стоны, дрожь ее маленького тела возле него, ее ножки на его бедрах, их общее наслаждение и его радость от ощущения движения его отпрыска в ее теле…       Малыш оттолкнул его руку от Аниного живота, утверждая свое главенство, и Владимир понял, что характер у этой еще не родившейся крошки будет непростым. Анна смеялась над этой его мыслью и повторяла, что ничуть в этом не сомневалась, зная характер его отца! А потом была эта поездка, что чуть не стоила Владимиру любви всей его жизни - его Анечки. И их не родившегося малыша.       Анна потянулась во сне, повернулась на спину, волосы ее разметались по подушке в виде солнечных лучей, по ее губам блуждала лукавая улыбка. Она медленно двигала головой, как будто подставляла свою шею под его поцелуи, Владимир воспользовался этим безмолвным предложением и прижался губами к ее шее. Анна застонала и открыла глаза. Они смотрели друг другу в лицо и молчали. Им не нужны слова, они поняли все безмолвно - они навсегда вместе, рядом, их жизнь не представлялась с другим или другой. Они были созданы и рождены друг для друга. И это была истина их бытия.