Дядя

— Он сейчас находится в очень тяжелом состоянии, пожалуйста, будьте с ним помягче. — лечащий врач обращался к высокому мужчине лет тридцати двух. Они шли по слабо освещенному коридору хирургического отделения направляясь в палату. — Я понял, благодарю. — в голосе слышалось беспокойство и какая-то раздражительность.       Заправив за ухо выбивающуюся прядь красных волос, мужчина отдернул пиджак и бросил взгляд на циферблат дорогих ручных часов. Дойдя до палаты врач еще немного подождал возле дверей, наблюдая за тем, как с виду сильный и уверенный в себе человек боится дотронутся до дверной ручки. Конечно, любому будет не по себе. — Пожалуйста, помните, о чем я говорил и постарайтесь первое время не травмировать мальчика, ему тяжело пришлось. — врач по-отцовски похлопал его по спине. — Мне не нужно повторять дважды, открывайте уже. — раздраженно ответил мужчина, вновь заправив непослушную прядь. — Да, конечно, проходите. — пожилой доктор дернул дверную ручку, и быстро прошел внутрь, посетитель за ним.       На белой постели лежал мальчик, лет четырнадцати. Пепельные волосы, непослушно разметались по подушке, а бледная кожа, почти сливалась с белизной больничных простыней. Его левая рука была в гипсе, а правая… Правая вовсе отсутствовала, по самый локоть. Ребенок спал, откинувшись на подушке, изредка подергиваясь. — Смотри, кто к тебе пришел? Ты рад, Ибараки? — услышав заботливый голос врача, Ибараки разлепил опухшие веки и обратил свой взгляд к нему, потом на человека рядом.       Пребывая в полудреме, он не сразу понял, кто решил его навестить. Еще какое-то время, мальчик всматривался в угрюмое лицо гостя. Осознав кто перед ним, пациент словно расцвел. — Дядя Шу! Дядя, это ты. Я так рад тебя видеть! — мальчишка подорвался на кровати, прыгая на месте и пытаясь дотянуться травмированными конечностями до любимого родственника.       После злополучной аварии у него никого не осталось, кроме дяди, живущего в Токио. Ребенок так и пролежал в отделении две недели, на реабилитации.       Родственник тем временем стоял возле кровати, не в силах что-либо сказать. Он посмотрел на Ибараки и с грубостью в голосе спросил: — Ты ведь понимаешь, что Кейко умерла? — мальчик вздрогнул, опустив глаза и голову вниз. — Господин Шутэн, я же говорил Вам! — возмущенно возразил лечащий врач. — Не учите меня разговорам с племянником. — не отрывая своего взгляда от мальчика, мужчина продолжил. — Надеюсь ты также понимаешь, что та авария произошла из-за твоего тупого папаши-американца, который к счастью сдох. Ты не дождешься от меня сказок, про кругосветное путешествие, они умерли и не вернутся никогда. Ты достаточно сильный чтобы принять это?       Лицо ребенка покраснело, всхлипнув он молча уставился на загипсованную руку. Подняв голову, Ибараки посмотрел на своего родственника, с трудом сдерживая слезы, которые уже ручьем текли по маленьким щекам. — Да, я понимаю, что мамы и папы больше нет. Понял еще раньше, чем ты приехал.       Шутэн ничего не ответил, а лишь молча подошел к племяннику и заботливо вытер влажные дорожки с лица, осторожно обнимая. Зарывшись лицом в красных волосах, которые красиво струились в непослушной прическе, Ибараки позволил себе громко и отчаянно разреветься. Дядя не стал его ругать, а лишь ласково наглаживал по спине. Они просидели так пол часа, переживая внутреннюю бурю, словно она длилась целую вечность. Слова в этой ситуации были не нужны, они лишние.       С трудом оторвавшись от хрупкого создания, мужчина откинул непослушную челку, с лица Ибараки и улыбнувшись продолжил: — Когда снимут это, — мужчина кивнул на загипсованную руку — поедем ко мне, ты согласен? — Прямо в Токио? — изумленно уточнил племянник. — Да, прямо туда. Так ты согласен жить со своим дядей? — Конечно согласен… Дядя Шу, дурак. — ребенок отвернул голову, показывая своему будущему опекуну великую обиду. — Хорошо, тогда подождем еще четыре дня, как снимут гипс. — колыхнув копну непослушных белых волос, и встав с кровати он обратился к доктору. — Я пока займусь документами об опекунстве, а Вы пожалуйста сообщите, когда Ибараки снимут гипс. — Господин Шутэн, а как же протезирование? — от этих слов мужчина взорвался, мгновенно прибив лечащего врача к стенке, сильно сжимая горло. — Вы смеетесь надо мной, протезирование? Не вы ли по своей тупости отрезали ребенку руку, когда её возможно было спасти? — крепкие пальцы медленно сжимали горло, поднимая тело все выше над землей. — Может быть мне стоит что-нибудь оторвать Вам? Например — голову, это весьма справедливо не находите? — провинившийся вздулся словно жаба.       Трепыхаясь и мыча врач жалостливо умолял отпустить себя, мучаясь от нехватки воздуха. Мужчина разжал твердую хватку, роняя ублюдка на пол. — Ибараки будет протезироваться в моей стране, я не позволю больше его калечить. А вы … — Шутэн выразительно посмотрел, пригвождая несчастного к больничному кафелю. — ждите повестки в суд. Насколько я помню, в этом штате предусмотрена смертная казнь за врачебную халатность. — закончив, мужчина вышел из палаты, тепло улыбнувшись племяннику.