1984
Роджер не знает, зачем затеял всё это, возможно, где-то в глубине души ему действительно нравятся все эти женские штучки, и он достаточно мужественен, чтобы это признать, но этот клип — полнейшее безумие. Он хотел разбавить гнетущую обстановку в группе, немного посмеяться, но на Фредди кожаная обтягивающая юбка и чулки, идеально облегающие длинные ноги, Фредди ни черта не похож на девчонку, в конце концов, Роджер ещё не встречал усатых девушек, но отчего-то его бросает в жар, а мысли то и дело сворачивают не в том направлении, Роджер не понимает, что с ним, и это ни хрена не смешно. Впрочем, как и Фреду. Роджера нередко путали с девушкой, что немудрено: этой миловидной, кукольной мордашке могла бы позавидовать любая девчонка. Фредди знает, об этом лице можно слагать поэмы: большие аквамариновые глаза в обрамлении пушистых длинных ресниц, тонкие ровно очерченные губы, целовать которые хочется до помутнения рассудка, улыбка, ясная, как редкие солнечные дни Лондона, и ямочки на щеках, к которым так и тянет прикоснуться пальцами. Фредди хранит каждую фотографию, что удавалось украдкой запечатлеть на бегу или ещё в те давние годы, когда Роджер принадлежал лишь ему, по крайней мере хотелось верить в это. Ему жаль, что сейчас под рукой нет фотоаппарата, потому что Роджер словно воплощение всех порочных грехов и ангел во плоти одновременно. Страсть смешивается с нежностью, и Фредди не знает, чего хочет больше — задрать эту чёртову юбку и закинуть себе на плечи эти волшебные, гладко выбритые ноги или же кричать о своей безграничной, неумирающей любви, падая на колени и умоляя чёртового Тейлора подарить ему хотя бы один-единственный поцелуй. Фредди не может сделать ни того, ни другого, он может только смотреть, сдыхая от чёртовой безысходности, и, может быть, ещё подрочить в душе после того, как всё закончится. Большее ему не позволено, и Фредди за столько лет уже давно смирился с этим. — Роджер, ты выглядишь так хорошо, что я реально могу трахнуть тебя, — смеётся Дэвид под одобрительный гул на съёмочной площадке. Роджер действительно королева этого вечера, впрочем, никто и не сомневался. Выведи его на улицу и представь как Лиззи — люди не заметят подмены, конечно, до того момента, пока эта прекрасная леди не откроет свой рот. — Иди на хуй, Дэвид, эта хрень чертовски неудобная, — усмехается Тейлор и показывает режиссёру фак, демонстративно поправляя свой чёрный кружевной бюстгальтер. — Что за слова, юная леди, нужно вымыть твой рот с мылом? — смеётся Бри и шутливо грозит Роджеру пальцем. — Прошу прощения, Мэгги, я не должна была так выражаться при старших, — отвечает Роджер, кидая в сурового Дики подушкой. Если честно, ему ужасно к лицу этот образ бабушки — Джон тоже иногда любит поворчать. — Что за молодёжь пошла? — изображая старушку, кряхтит Дики под заливистый смех ребят. Фредди смотрит со стороны. Ему бы тоже хотелось веселиться, но он словно чувствует себя ненужным. Иногда его реально посещает мысль, что ребятам было бы куда лучше без него. Роджеру уж точно. — Ладно, хватит дурачиться, за работу! — командует Дэвид, возвращая всех к рабочему состоянию. Правда, полностью настроиться на работу так и не выходит, ребята шутят, периодически срывая дубли и пытаясь втянуть Фредди в эту задушевную шутливую атмосферу. Тот сдержанно улыбается, отвечает на подначивания, а в голове только одна мысль: сорвать с Роджера одежду, оставив только чулки и женское бельё, и нагнуть его на ближайшей поверхности, шепча на ухо пошлости вперемешку с признаниями в любви. Роджер накручивает на палец прядь искусственных волос и улыбается широко, искренне и в то же время развязно, так, что Фредди становится тесно в этой чёртовой кожаной юбке. Ему необходим перерыв. Ребята валятся на диван, смеются и, кажется, даже не замечают, что Фредди сбегает подальше, дабы успокоить своё не к месту разбушевавшееся либидо. Ему просто нужно покурить и хотя бы пару минут подумать о чём-нибудь кроме этого чёртового прекрасного Роджера Тейлора. И у него это почти получается, почти… Пока его личное проклятие не настигает его в импровизированном укрытии. — Таким красавицам опасно уходить слишком далеко в одиночку, — говорит Роджер, и голос у него хрипловатый, словно он специально испытывает нервы Фредди на прочность. — Это ты про себя, Лиззи? — усмехается Фред, стараясь придать себе беззаботный вид и спрятать румянец за прядями парика. В коридоре полумрак, лишь одна тусклая лампочка то и дело мигает, норовя вот-вот погаснуть совсем. Роджер становится ровно напротив, достаёт из пачки сигарету и зажимает фильтр напомаженными губами, отчего Фредди ведёт как после бутылки водки. — Мы разве знакомы, милая? Уверена, я бы не смогла пройти мимо этих длинных ног, — в наигранном удивлении вскидывает брови Роджер. Ему весело, и он пытается хоть немного поднять настроение Фредди, это, конечно, здорово, и Фред благодарен за попытку, вот только веселиться нет никакого желания. Каждая такая шутка в исполнении Роджера принимается за чистую монету, и Фредди никак не может заставить своё израненное сердце реагировать на эти игры адекватно. Впрочем, Роджер улыбается, и сил портить ему настроение у Фредди просто нет. — У нас есть парочка общих знакомых, возможно, они рассказывали тебе обо мне, — поддерживая эту глупую ролевушку, фыркает он. — Точно. Мелина, верно? — говорит Роджер и пытается унять своё не на шутку разбушевавшееся сердце, он не знает, отчего так волнуется, может быть, потому что в последнее время каждый разговор с Фредди — словно ходьба по минному полю: никогда не знаешь, когда оступишься — и конец всему. Даже то, что он принимает его подначивания, — уже чудо, и Роджер готов прыгать от радости, ведь Фредди не отталкивает его. Очень тяжело знать, что человек, которого ты считаешь лучшим другом, вдруг отдаляется от тебя так, что не дотянуться. — Верно, дорогуша. У тебя красивые глаза, — Фредди знает, что Роджер не воспримет его слова всерьёз, а потому говорит то, что действительно хочет сказать. Роджер отчего-то краснеет, он благодарен плохому освещению, ведь кажется, Фредди ничего не замечает. — Не такие красивые, как у тебя, — и Роджер понимает, что вовсе не шутит сейчас, глаза у Фредди действительно волшебные, чёрные и словно бесконечные, как сама Вселенная. — Ты флиртуешь со мной, Лиззи? — усмехается Фред, выпуская в потолок струйку серого дыма. — Может быть, а ты против? — Роджер игриво улыбается и нервно поправляет длинные волосы, он уже и забыл, как это, когда пряди такие длинные и постоянно лезут в лицо. Роджер повторяет себе, что всё это лишь для того, чтобы хоть немного развеселить Фредди, но они стоят вдвоём в тесном коридоре, вокруг ни души и полумрак, и атмосфера стремительно приобретает какой-то странно интимный оттенок. — Разве похоже, что я против? — вопросом на вопрос отвечает Фредди и улыбается своей самой соблазнительной улыбкой, кажется, полностью втягиваясь в идиотскую игру. — Тогда, может быть, сходим куда-нибудь, когда всё это закончится? Фредди не понимает, Роджер говорит серьёзно или всё ещё шутит. Ему не нравится эта резкая смена правил — наивное сердце наполняется надеждой, а Фредди не может себе этого позволить. — Ты приглашаешь меня? — спрашивает он, и голос становится серьёзным, маска трещит по швам, выкидывая на поверхность все настоящие эмоции. — А на что это похоже? — используя методы оппонента, говорит Роджер, а в голове его набатом стучит: «Что ты делаешь, кретин? Что с тобой?» Это больше не игра, Роджер скучает по Фредди, он действительно абсолютно честно хочет просто побыть с ним. — Место выбираю я, — отвечает Фред, и голос его дрожит и рвётся, словно перетянутая струна. Даже если Роджер всего лишь играет с ним, Фредди не хочет, чтобы это заканчивалось. На секунду между ними зависает тишина, но вовсе не напрягающая, скорее уютная и такая необходимая, Фредди не сводит глаз с красивого, словно фарфорового лица, пока кто-то из ассистентов не разрушает эту идиллию. — Роджер, тебя зовёт Дэвид. — Иду, — отзывается Тейлор. Он тушит сигарету, поправляет парик, улыбается и убирает с лица Фредди прядь искусственных волос, проезжаясь пальцами по его щеке так, словно делает это каждый день. — Договорились, — бросает Роджер, прежде чем пройти мимо, призывно виляя бёдрами. Лампочка пару раз мигает и наконец-то тухнет, заставляя Фредди вынырнуть на поверхность. Его потряхивает словно в лихорадке, он ни черта не понимает, что происходит, впрочем, Роджер не знает и сам. — Роджер, — окликает его Фред, прежде чем тот успевает скрыться за поворотом. Роджер так и стоит спиной, не в силах повернуться, потому что лицо пылает, а в голове настоящий хаос из мыслей. — Ты серьёзно всё это сейчас? — Фредди не знает, откуда у него берутся силы спросить это, а потому он уверен, если Роджер сейчас посмеётся и скажет, что всё это лишь шутка, он убьёт себя. — Выбирай место, Фредди, — только и говорит Роджер, прежде чем его шаги стихают в конце коридора. Дрожащими руками Фредди достаёт ещё одну сигарету, он повторяет себе в голове, что это лишь дружеская встреча, что Роджер не имел в виду ничего такого, но предательское сердце стучит словно ненормальное, и ему так хорошо, как не было уже многие годы. Он не может контролировать счастливую улыбку, расползающуюся на лице, у него будет целый вечер с Роджером наедине. Фредди полный кретин, но где-то в душе он с нежностью зовёт этот вечер свиданием. Когда Фредди возвращается на съёмочную площадку, всем кажется, будто его подменили: он весело улыбается, шлёпает Брайана по заднице и смешливо строит глазки притихшему Джону. Но самое главное, его глаза светятся живым, озорным блеском. Фредди теперь очень редко бывает таким. Поэтому съёмки проходят легко и непринуждённо, под общие шутки и дружный смех. Фредди входит в гримёрку уже когда Роджер возвращает себе свой прежний облик, он чувствует себя неловко, все слова застревают в горле, и вымолвить хоть слово кажется непосильной задачей, Роджер, словно чувствуя его замешательство, начинает первый. — Определился? У Роджера расслабленная, солнечная улыбка. Хорошее настроение Фредди словно зарядило его ещё больше, Роджер счастлив, что Фредди снова улыбается, открыто и по-настоящему. — Да, есть одно местечко… — отвечает Фредди и смущённо прячет взгляд за длинными ресницами. — Тогда переодевайся, я подожду тебя, — усмехается Роджер, когда Фред снимает с себя парик. Роджер на самом деле очень скучает по его волосам, ему нравилось, как Фредди смущённо заправлял их за уши или когда он часами укладывал их возле зеркала, Роджер хотел бы, чтобы Фредди снова отпустил волосы, но понимает, что это лишь его тоска по ушедшему прошлому. С волосами или без, Фредди теперь такой далёкий, словно и не было никогда посиделок на кухне с задушевными разговорами, не было одной одежды на двоих и их собственного мира, разделённого пополам. Роджер надеется, что всё ещё можно исправить. Фредди тем временем наклоняется, чтобы стянуть чулок, и у Роджера снова перехватывает дыхание, его опять бросает в жар, и он не может понять, отчего реагирует так странно, может быть, потому что со спины Фредди стройный и грациозный, словно девушка? Чушь! Под чулками отчётливо проступают чёрные густые волосы, и это ни черта не женственно, но, несмотря на это, Роджеру не кажется всё это менее сексуальным, и пора бы начать беспокоиться, вот только ему вдруг абсолютно всё равно. Фредди спиной чувствует этот прожигающий взгляд голубых глаз, и у него по спине бежит стадо мурашек. Возможно, Фредди всего лишь видит то, что хочет видеть, но может же он хоть один вечер позволить себе полетать в облаках? Роджер сглатывает ком в горле и чувствует, что ещё немного — и списать всё на долгое воздержание уже не выйдет, всё становится таким странным, и это, чёрт возьми, его вина, нечего было предлагать этот маскарад. Дэвид появляется в гримёрке неожиданно, так что Фредди с Роджером почти подпрыгивают на месте, словно их застали за чем-то непристойным. — Роджер, тебе звонит Доминик, что-то срочное, — говорит он. Роджер видит, как мгновенно меняется в лице Фредди при упоминании Доминик, и это отзывается тягучей болью в районе сердца. — Дождись меня, — просит он и даже немного расслабляется, когда Фредди слегка улыбается в ответ. Роджер не понимает, с чего Доминик звонит ему во время работы, он даже не представляет, откуда она, чёрт возьми, узнала номер их павильона, и отчего-то он очень зол, он не хочет расстраивать Фредди, только не сейчас, когда тот подпустил к себе так близко. Роджер резко хватает трубку и выдает раздражённое: «Слушаю!» Доминик что-то лепечет в трубку, голос у неё испуганный и, кажется, заплаканный, и Роджер начинает беспокоиться: вдруг случилось что-то плохое? — Ты можешь нормально объяснить, что произошло? — не выдерживает Роджер, возможно, он ведёт себя слишком резко, но всё, о чём он может думать, — Фредди ждёт его. — Я очень плохо себя чувствую, не могу встать, сильно кружится голова и тошнит, прошу тебя, приезжай поскорей. Роджер хочет разбить что-нибудь, вот только вещи в этой комнате не виноваты в грёбаной несправедливости этого мира. Конечно же он не может бросить жену в беде, но это значит, что ему снова нужно отказать Фредди. И он уж точно не будет слушать никаких оправданий. Фредди не нужно ничего говорить, он видит всё по лицу Роджера и снова падает с высоты на самое дно, разбиваясь на части. Это ничего, Фредди привык, боль — это не так страшно, если ты засыпаешь и просыпаешься с ней. — Хорошего вечера, — холодным, пустым голосом бросает Фредди и в пару широких шагов преодолевает расстояние до дверей. — Фредди, постой… — но останавливать уже некого, шаги Фредди раздаются где-то в коридоре, словно вбивая в сердце Роджера ржавые гвозди. Роджеру больно, его словно ломает изнутри, и это новая, абсолютно непонятная ему боль, он совсем не знает, как справиться с ней. Когда он возвращается домой, его встречает абсолютно здоровая Доминик, девушка улыбается и приглашает его к столу, заявляя, что сделала это только потому, что хотела устроить ему сюрприз. Роджер бьёт посуду, кричит так, что его слышит, наверное, вся округа, и разносит полдома в надежде, что ему станет хоть немного легче, только легче не становится, он готов ночевать у Фредди на пороге и просить прощения хоть каждый день, знать бы только, что от этого будет хоть какой-то прок. Роджер теряет Фредди, и самое страшное — он не знает, как это остановить. Он не понимает, что происходит между ними, чувств так много, и все они непонятные, пугающие и словно закрыты на крепкие металлические замки. Роджер виноват, Роджеру страшно, Роджер хочет вернуться в прошлое, чтобы просто положить голову Фредди на колени и чувствовать, как медленно пальцы путаются в его волосах.***
Фредди ведет себя как настоящая девчонка, и это жутко умиляет. Роджер провожает его домой, словно больного, потому что Фредди, похоже, в шоке от услышанного и ни на что не способен. Все, что он смог выдавить из себя на крыше, это: «Ты тоже мне нравишься, Лиззи», а потом ему вроде как стало плохо — Фредди затрясло мелкой дрожью, словно от холода, и Роджер решил увести его с ветра. Он не может понять до конца, откуда такая сильная реакция: Фред выглядит так, словно на него рухнул целый мир и он находится в раю одновременно. Роджер боится позволить себе допустить мысль, что он НАСТОЛЬКО нравится Фредди, потому что это даже в его мечтах нереально! Но тем не менее наглядное и трясущееся доказательство идет рядом с ним, еле волоча ноги, и Роджер с трудом сгружает свое новоприобретенное богатство на диван и со всех сторон укутывает пледом. Он садится рядом, прижимает Фредди к себе и просто ждет, пока тот не перестанет трястись. Спрашивать что-то сейчас бесполезно, как и предлагать чай, так что Роджер просто отдается во власть своих ощущений. Оказывается, прижимать Фредди к себе, зная, что ты ему нравишься как парень, — это совсем не то же самое, что по-дружески. Всё вдруг становится другим, и мир приобретает совершенно иные оттенки, и Фредди в его руках совершенно другой — Роджер впитывает эту новую для него атмосферу притаившегося счастья и подозревает, что еще увидит те стороны личности Фредди, о которых даже не подозревал, находясь в статусе друга, и он уже заранее знает, что они ему понравятся. Лишь бы не испортить всё опять! — Расскажи мне… — вдруг просит Фред, — как ты дошел до такой жизни. То, что Фредди пытается острить, — это хороший знак. Роджер отстраняется и смотрит ему в лицо. Фредди выглядит смешным и милым, его волосы взъерошены как воронье гнездо, ресницы слиплись, а на щеках видны подсохшие дорожки от слёз, нос покраснел и слегка распух, а в миндалевидных глазах такое выражение, словно Фредди впервые увидел его. Ему безумно хочется снова поцеловать Фредди, ему много чего хочется, но тот ждет ответа с самым серьезным выражением на лице, и Роджер не может это проигнорировать. — Помнишь тот случай с Теккером? Ты тогда пошел с ним на свидание. Фредди кивает, он, конечно же, помнит, он помнит всё, что связано с Роджером, а такое уж тем более не забудешь. — Так вот, в тот день, в ту ночь, я понял что ты мне нравишься… — Роджер замолкает, потому что дыхание перехватывает от волнения. И пусть он уже произносил эти слова, но то было в запале, и это было не совсем то, что Роджер хотел сказать изначально. Ему ведь Фредди не просто нравится, а безумно нравится. Роджер любит его, и причем уже давно. Всю свою жизнь, если точнее. Но вывалить всё это за раз вдруг не кажется ему хорошей идеей. Фредди и без того поплохело, и Роджер лишь надеется, что это от счастья. — И ты ничего не говорил мне, — заключает Фредди, вид у него недовольный, но он по-прежнему такой же милый. — А потом ты решил, что сходить на свидание с Люссом Мэрэ — это великолепная идея… — Ага, — поддакивает Роджер. — И я получил за это трепку. Он и сам хотел бы знать, как давно нравится Фредди, но боится спросить, потому что теперь вдруг кажется, что он нравился ему всегда, еще очень и очень давно, когда они жили в семидесятых в одной квартире, тогда Фредди смотрел на него так же, как смотрит сейчас, отчего бегут мурашки по спине и перехватывает дыхание. Но ведь это же невозможно, правда? Роджер заставляет себя выбросить эту абсурдную мысль из головы. Естественно, это невозможно, он выдает желаемое за действительное, подгоняет факты, а это совсем не то, чем ему сейчас стоит заниматься. — Хорошую трепку, дорогуша, — отвечает Фредди и наконец перестает хмуриться, и губ его касается слабая улыбка. — Так это была сцена ревности? — поддевает его Роджер. — Именно, — Фредди улыбается шире, и в глазах его появляется прежний живой блеск, он больше не смотрит на Роджера так, словно у того на башке выросли оленьи рога. — Хочешь, сделаю тебе что-нибудь? — спрашивает Роджер. — Чай, горячий шоколад? Он видит, что Фредди почти пришел в себя, и ему вдруг становится до странного неловко, потому что после таких признаний, как правило, люди целуются и всё остальное, но он почему-то чувствует неуверенность в себе. Он не знает, как подступиться к Фредди, был бы тот девушкой, Роджер давно бы его закадрил, а тут он ступает на новую для себя стезю и теряется. Фредди — не девушка, Фредди — это тот парень, от которого у Роджера сносит крышу, и он предсказуемо трусит. Фред высвобождает руки из пледа и вытирает уже почти сухие щеки. Он чувствует себя так, словно пробежал спринтерский марафон и получил за это в награду крылья за спиной. Ощущение счастья настолько непривычно, что он не может до конца осознать, что это происходит именно с ним, что он действительно нравится Роджеру. Ему периодически кажется, что он просто спит, и если бы не дикий адреналин в крови, который сейчас заставляет его чувствовать себя плохо, Фредди бы точно списал всё на сон. Ему действительно стоит успокоиться, но как тут успокоишься, если рядом сидит Роджер и Фредди сейчас совершенно точно может с полным правом прикасаться к нему так, как захочет? И от осознания этого сердце стучит еще сильнее, так, что Фредди кажется, оно просто не выдержит такого напора и взорвётся, если он немедленно не поцелует свою Лиззи. — Давай лучше начнем с чего-то поинтереснее, — просит Фред, он берет ладонь Роджера в свою и подносит к губам, целуя пальцы. Кто бы знал, как часто он мечтал сделать это, ведь у Роджера такие красивые тонкие пальцы, что, глядя на них, и не скажешь, что они достаточно сильны, чтобы держать барабанные палочки и отбивать дробь часами. Роджер замирает словно статуя, он напряжен — Фредди чувствует это, его зрачки расширены, так что аквамарина почти не видно, а дыхание становится более глубоким и тяжелым, впрочем, как и у Фредди. Он не спускает с Лиззи глаз, выцеловывая каждый палец и поднимаясь поцелуями выше, к крепкому запястью, и чувствует дрожь, пробивающую Роджера, как свою. Тот послушно, словно зачарованный, подается вперед, когда Фредди тянет его на себя, и берет его лицо в ладони, приближая. Фредди хочется разглядеть каждую ресничку, каждый сантиметр на любимом лице, он с наслаждением ловит ртом дыхание Роджера, и этот момент близости перед поцелуем даже лучше, чем сам поцелуй. — Хочешь сделать это со мной? — шепчет Фред ему в губы. У Роджера в голове сразу же проносятся тысячи картинок того, что бы он мог сделать с Фредди. Каким-то шестым чувством или, может, улавливая в голосе Фреда особые нотки, Роджер безошибочно понимает, на что тот намекает, и его словно опускают в горящую лаву — настолько сильный жар охватывает его. Голова идет кругом — вот как сильно он хочет всё, что ему может предложить Фредди. — Хочу, — шепчет он. — Хочу, хочу, хочу, — повторяет он почти с отчаянием. Роджер уже давно хочет, так сильно хочет, что сейчас просто нет сил. Фредди улыбается и целует его, коротко, но нежно. — Тогда пойдем ко мне в постель, — просит он. На ватных ногах Роджер следует за Фредди — тот тянет его за руку в свою спальню, к удобной широкой кровати, и толкает на подушки. Роджер ложится, он волнуется так, что потеют ладони: всю жизнь он благоговел перед Фредди, и теперь, когда он может быть к нему настолько близок, Роджер боится всё испортить в очередной раз. Вдруг он что-то сделает неправильно? Он не может отвести глаз, пока Фред стаскивает с себя футболку и штаны: тот весь шерстяной словно кот, у него красивые худые руки с рельефными венами и чертова фенечка на правом запястье, которую Роджеру немедленно хочется прикусить зубами и потянуть вниз, стаскивая с руки, ощущая губами ладонь и длинные музыкальные пальцы. — Ты такой красивый, — вырывается у него. Фредди смущается от того, что Роджер смотрит на него, хотя они видели друг друга в чем мать родила много раз, будь то переодевания в гримерке или нечаянные столкновения в общей ванной, когда они еще жили вместе в семидесятых. Но это смущение, оно хорошее и заставляет кровь бежать по венам быстрее, посылая по всему телу волны возбуждения и предвкушения. У Фредди крепкий стояк, и он видит, как мило краснеют щеки Роджера, когда он опускает глаза на его член. — Не такой красивый, как ты, — отвечает Фред. Он садится на край кровати рядом с развалившимся на подушках Тейлором и ловко стягивает с него штаны. Роджер возбужден до безобразия, его набухший член с покрасневшей головкой тяжело лежит у него на животе, пачкая кожу блестящей смазкой, картина такая соблазнительная, что Фредди не может удержаться и слизывает каждую капельку, вылизывает всё до последнего, обдавая дыханием чувствительную головку и лишь легко касаясь ее языком. Роджера выгибает сладкой судорогой каждый раз, когда губы Фредди слишком близко от его члена, но тот, похоже, решил извести его. — Да ты издеваешься! — восклицает он. — Просто возьми его в рот! Фредди хрипло смеется, разводит ноги Роджера, задирает их себе на плечи и вылизывает его, начиная с яичек и щелки между двух напряженных половинок и заканчивая членом. Фредди очень старается, чтобы с губ Лиззи срывались самые высокие ноты, поэтому хорошо работает языком. Он старается не слишком шокировать Роджера своим напором на его великолепную задницу, но у того такие соблазнительные половинки, что Фредди мечтает когда-нибудь забраться между ними не только языком и как можно глубже, но, увы, не сейчас. Роджер, не ожидающий такой прыти, совершенно автоматически зажимается и не пускает его, для него это настолько ново, что было бы странно ожидать чего-то другого. — Расслабься, — просит Фред, скидывая ноги Роджера со своих плеч обратно на кровать. Сегодня он не намерен ограничиваться минетом и дрочкой, так что Роджеру придётся подтянуть поясок. — Сучка, — шепчет тот, а глаза его так и горят, и этот взгляд прожигает нутро Фредди острыми стрелами. Роджер невероятно красив и соблазнителен с этими своими растрепанными волосами, красными щеками и задранной чуть ли не до самой шеи футболкой. Он совершенно бесстыдно выставляет себя напоказ, лежит, расставив ноги, и выглядит, как бог разврата. Чертов Роджер Тейлор. Фредди тянется к тумбочке и вытаскивает из нее тюбик со смазкой. Удивление Роджера и сотни вопросов, которые сейчас появляются в его белобрысой голове, чётко написаны на лице. — Откуда это у тебя? — Ты думал, я монах? — спрашивает Фредди, кидая тюбик Тейлору на грудь. Тот берет его, хмурится, и выражение лица меняется, а Фредди понимает, что сказал что-то не так. — Эй, в чем дело? — спрашивает он, потому что Роджер выглядит каким-то поникшим и даже немного ошарашенным. — Я думал, ты ни с кем еще не встречался с тех пор, как мы оказались тут, — говорит он. Конечно, теперь он ясно понимает, что было глупо предполагать, будто Фредди ведет монашеский образ жизни, Роджера и самого колбасило не один раз так, что было невыносимо. Но, видимо, Фредди решил не мучить себя, в отличие от него. Роджер знает, что не имеет права винить Фредди в том, что он не хранил ему верность, но все равно это неприятное открытие. Фредди возмущен, когда догадывается, о чем подумал Роджер, потому что как можно быть таким дураком? Они же жили вместе все время и были друг у друга на виду! Ему немедленно хочется стереть это отчаянное выражение с лица Роджера и как следует отдубасить его по башке тем резиновым дилдо, что лежит на полке, но он ограничивается лишь тем, что кидает орудие любви ему на грудь. — Ты совсем дурочка, Лиззи, да? — ехидно спрашивает Фредди, с удовольствием наблюдая за еще большим шоком на лице Роджера и за тем, как он подскакивает, скидывая с себя игрушку. По крайней мере в глазах его больше не плещется ревность вперемешку с отчаянием, и Фредди рад. — Надеюсь, я не задел твое нежное чувство прекрасного, — говорит он. Роджер несмело берет фаллоимитатор в руку, словно взвешивая, и у него растерянный вид, словно он увидел нечто подобное впервые, зато Фредди находит, что тот смотрится с игрушкой горячо и мило одновременно. — И что, это помогает? — спрашивает Роджер задумчиво, ему на самом деле трудно представить Фредди делающим нечто подобное с собой, но мысли об этом всё равно возбуждают. — Не так, как из плоти и крови, — говорит Фред, поедая Роджера взглядом. Ему безумно хочется почувствовать его в себе вместо этого бездушного куска резины, у него всё сводит внизу живота от предвкушения, и он уже давно готов, так что каждая минута промедления тянется как бесконечность. — Так что если ты не трахнешь меня прямо сейчас, то я трахну тебя. Этой штукой, — грозится Фредди. Роджер немедленно закидывает фаллоимитатор куда-то себе за плечо — он не хочет никакого третьего лишнего в их постели — и на коленях подбирается к Фредди, оглаживает его грудь, с удовольствием ощущая ладонями тонкие, но жесткие волоски, легко кусает его за торчащие напряженные соски. Фредди прошибает током от этой неожиданной ласки, соски — это одно из его самых чувствительных и слабых мест на теле, так что они твердеют, едва Роджер кидает на них свой взгляд. Роджер прижимает его к себе, жмется бедрами к бедрам, почти до боли втираясь своим стояком в его, целует шею, оставляя засосы, вылизывая каждую набухшую жилку на ней, трется щекой о подбородок, с наслаждением ощущая шероховатость от сбритой щетины, и целует в губы, нежно, не спеша. Руки Фредди невесомо скользят по его спине, спускаются на задницу, а пальцы оглаживают ложбинку между двух половинок, и это невероятно приятно. Роджер гладит Фредди так же, он повторяет за ним, потому что сам не знает, как это должно происходить, но похоже, он все делает правильно. Фредди стонет ему в рот и слегка прогибается в спине, словно приглашая действовать смелее. У Роджера перехватывает дыхание от собственной смелости, но он действительно делает это. Он изучает Фредди, чувствуя маленькие волоски даже там. Роджер ласкает Фредди как может, так, как он ласкал бы девушку, кружит пальцами возле входа, слегка надавливает, но там сухо, потому что Фредди — это ни фига не девушка, и Роджер совсем забыл про смазку. Тюбик валяется где-то в дебрях одеяльного хаоса, и у Роджера нет никаких сил искать его прямо сейчас, так что он просто смачивает пальцы слюной. Фредди медленно плавится и умирает. Он отдается ловким рукам барабанщика, утыкается Роджеру в шею и стонет каждый раз, когда его тонкие пальцы проникают глубже. Поза жутко неудобная, и Роджер не достает до его простаты, да и вряд ли вообще знает, где ее искать, тем не менее Фредди и без этого уносит. Ему кажется, он пьянеет, и голова идет кругом, словно он выпил несколько бокалов шампанского и теперь готов как воздушный шарик вознестись к потолку от распирающего его удовольствия. — Роджер, прошу… — шепчет он, вдыхая запах его волос, сил терпеть остается все меньше и меньше. Фредди хочет уже почувствовать Роджера внутри себя, так сильно хочет, что его просто трясет. Он реально умрет, если этого не случится прямо сейчас! Фредди отстраняется, опускается на кровать, подкладывает под живот подушку и сгибает одну ногу в колене, призывно выгибая спину. Поза более чем говорящая. Она просто кричит: «Возьми и трахни меня!» и Роджер на миг замирает, тяжело дыша. Он просто хочет наглядеться, впитать в себя каждую мелочь, запомнить совершенный изгиб стройной спины, огладить взглядом длинные ноги, плавно переходящие в ягодицы, которые призывно открывают взору развратную картину. Колечко мышц слегка расслабленно, кожа вокруг блестит от слюны, а завивающиеся волоски плотно окружают вход, открывая лишь самое малое, и это настолько интимно и притягательно, что у Роджера рот невольно наполняется слюной. В голову приходит мысль, которая раньше ему бы никогда не пришла, но после того, как Фредди ему чуть в задницу языком не залез, он прекрасно понимает, что может тому понравиться, поэтому он наклоняется вперед и пробует Фредди на вкус. В конце концов, он же делал куни, и не раз, так что опыт у него есть. Фредди вздрагивает от прикосновения его языка, охает и бубнит что-то лицом в подушку — насколько Роджер может судить, не на английском, но похожее на ругательства, — однако тембр его дрожащего голоса не оставляет никаких сомнений в том, что ему всё нравится. Роджер старается, выписывает языком кренделя, кружа вокруг входа и проникая внутрь насколько возможно, он в восторге от своей идеи, потому что слышать надрывные всхлипы Фредди — это лучше всякого оргазма. Единственный минус данного действия — это маленькие курчавые волоски, которые окружают анус. Роджер раньше никогда не задумывался, что волосы могут создавать столько проблем, и теперь он прекрасно понимает, почему девушки бреются. Волоски выпадают и периодически оказываются у Роджера во рту, и тому приходится отплевываться, так что примерно на пятом разе он уже чувствует себя верблюдом. — Черт возьми! — хрипло восклицает он, отрываясь. — Фредди, я побрею тебя, честное слово! Фред поворачивает голову на бок и смотрит на него одним глазом, лицо его раскраснелось, и он невероятно блядский сейчас, весь такой затраханный и лохматый, возбужденный до предела, желающий, чтобы его взяли. Нет, желающий, чтобы его взял именно Роджер! — Думаю, я кончу раньше, чем дождусь этого, — говорит он, и Роджера уносит, потому что Фредди всегда умел вовремя и правильно язвить. Он все-таки находит тюбик и склоняется над Фредом, невесомо прижимаясь к его спине, он закрывает глаза, вдыхая запах Фреда с его плеча, словно заправский героинщик. Роджер медлит, потому что горло перехватывает от предстоящей перспективы и голова идет кругом, а сердце колотится так, что он слышит его стук в ушах, ему нужно всего лишь несколько секунд, чтобы привыкнуть к испепеляющему жару, который источает тело Фредди, иначе он просто сгорит как спичка. Однако Фредди не разделяет его чаяний, он требовательно подается назад, толкается задницей, причиняя Роджеру почти что боль, заставляя шипеть и ругаться. И хотеть Фредди еще больше. Чувствительная головка его члена ощущает каждый жесткий волосок, каждую складочку растягивающегося под напором ануса, и Роджер словно погружается в шелковистую и очень тугую ловушку. Фредди сжимает его и так сладко поглощает в себя до самого конца, что у Роджера просто темнеет в глазах от удовольствия, которого он еще ни разу испытывал. Он тяжело дышит куда-то Фредди в ухо, цепляется за него и не может двинуться с места еще пару секунд, нахлынувшее удовольствие парализует его, и он как сквозь вату слышит голос Фредди. Тот снова толкается, почти подкидывает Роджера над собой, выводя из сладкого ступора. Роджер ахает и сам толкается вперед — напористо и до конца, вырывая из Фреда хриплые стоны. Роджер самозабвенно трахает его, прислушиваясь к стонам и меняя амплитуду движений и угол проникновения так, чтобы Фредди больше нравилось. Он плывет на волнах страсти, действуя уже чисто интуитивно, и думать о чем-то совершенно нет сил. Мир вокруг сужается, они словно оказываются в вакууме. Роджер знает, что это верный предвестник оргазма, и лишь надеется, что не кончит слишком рано как неопытная школьница. Он бы хотел первым довести до пика именно Фредди, но Роджер не гуру секса и не может контролировать эти процессы, особенно если его член так туго обхватывает этот невероятный зад. Так что, когда он кончает, сладко изливаясь глубоко во Фредди, первая его мысль после того, как он приходит в себя: он всё испортил. Фредди под ним потный и тяжело дышит, Роджер не может вот так с лёту сказать, кончил тот или нет, но предполагает, что нет. — Прости… — вырывается у него. В этот же миг его сталкивают, и Фред резко переворачивается на спину. — Мне не нравится это твое «прости», — заявляет он хрипло. Его член по прежнему стоит колом, подтверждая опасения Роджера, и тому стыдно за себя вдвойне. Он чувствует, что не может оставить Фредди в таком положении, и на ум приходит только одно, что он мог бы сделать, но Фред отталкивает его руку от своего члена и направляет ее ниже, разводя ноги в стороны. — Вот так, — просит он. Это чертовски смущающе для Роджера — делать такое под пристальным взглядом, но в то же время в сто раз круче, потому что теперь он может видеть выражение лица Фредди, когда сгибает пальцы внутри и, кажется, попадает по нужной точке. Роджер, конечно, слышал о простате, но на себе никогда не испытывал, так что сейчас он может только удивляться, насколько это место, оказывается, чувствительное. Фредди выгибается, пока Роджер трахает его пальцами, и Тейлора снова охватывает жар, потому что никто не сможет остаться равнодушным при виде стонущего Фреда с разметавшимися по подушке волосами. Фредди такой открытый в этот момент, каждый раз, когда стонет или откидывает голову назад, обнажая шею с венками, — всё это для Роджера словно молитва о помощи. Он будто без слов просит сделать еще лучше чем есть, и Роджер каждым своим биением сердца откликается на эту молитву. Он наклоняется и неумело берет член Фредди в рот. По языку расползается соленый терпкий привкус, и Роджеру это удивительно приятно, ведь он принадлежит Фредди, а его, похоже, возбуждает всё, что связано с ним. Он ни фига не понимает в этом деле и никогда не делал минет, так что подозревает, что получается у него отвратительно. Он кашляет каждый раз, едва головка оказывается слишком глубоко в горле, постоянно забывает про зубы, и всё это, вообще-то, чертовски тяжело, но он старается совершенно искренне. Пальцы Фредди лохматят ему волосы, но он не пытается прекратить этот чудовищный минет, лишь тихо охает и шипит — Роджер подозревает, что от боли, когда в очередной раз проезжается зубами по чувствительной коже, — и кончает совершенно неожиданно для Тейлора. Часть спермы попадает ему в рот, а часть — на лицо. Роджер сглатывает и смотрит на Фредди, пытаясь по его виду определить, насколько все плохо. — Иди сюда, милый, — просит Фред устало и тянет его на себя. Он приятно удивлен инициативой Роджера и тем, что тот вообще не испугался их первого раза и не сбежал в самый ответственный момент. Смелость Роджера очаровывает, и Фредди кажется, что сегодня он узнал его по новой и влюбился еще раз. Роджер вытягивается рядом и льнет ближе, блаженно замирая, когда Фред начинает выцеловывать его губы, вылизывая рот и подбородок от собственной спермы. Фредди подчищает за собой как чистоплотный кошара, и Роджеру так приятно, что он не хочет даже шевелиться. — Это было великолепно, Лиззи, — говорит наконец Фредди, слегка отстраняясь и давая их потным телам остыть. Роджер, конечно, сомневается в этом, но не говорит: Фредди хочет сделать ему приятное, так почему он должен противиться? Он легко улыбается, смотрит ему в глаза и глотает «я люблю тебя», готовое сорваться с языка. О своих чувствах хочется кричать на весь мир, чтобы Фредди слышал это отчетливо и громко, но не время. Сердце ёкает, потому что Фред смотрит на него в ответ уже знакомым и совершенно нечитаемым взглядом, и Роджер снова начинает подсчитывать, как давно тот начал ревновать его к случайным знакомым, но, конечно же, это не то, о чем он должен думать прямо сейчас. — Спасибо, Мелина, ты была незабываема, — отвечает Роджер в том же стиле. — А ты хотел бы меня забыть? — спрашивает Фредди, в шутку, конечно, но Роджер чувствует, что там есть и доля правды. — Ни за что! — отвечает он и тыкает Фредди кулаком в плечо. — Как ты мог такое подумать! — Значит, я могу совершенно официально назвать тебя своим парнем? — спрашивает Фред. Ему, как ни странно, всё еще нужны какие-то гарантии и доказательства того, что это всё правда и что Роджер в его постели не растает как сон с первыми утренними лучами солнца. Он хочет, чтобы Роджер принадлежал ему по-настоящему. — Еще бы! Мы встречаемся, Фред! — Роджер рад слышать, что Фредди хочет назвать его своим парнем, и вдруг ощущает себя невероятно счастливым и готовым свернуть горы. У Фредди было столько партнеров в прошлом, что Роджер уверен — ему будет очень сложно всех их переплюнуть, но одно он знает точно: никто из них не любил так, как любит он, все они хотели от него только секса, а он будет дарить ему любовь. Роджер сделает всё, чтобы Фредди полюбил его так же сильно, как он сам любит его. А Фредди смотрит на Роджера и просто боится спугнуть свое счастье. Он не скажет ему о своей больной зависимости ни за что на свете — это может ужаснуть кого угодно. Фред прекрасно понимает, как это будет выглядеть со стороны, ведь какой-то отрезок своей жизни он думал, что его любовь чем-то напоминает смертельную болезнь, он был уверен, что с ним что-то не так, пока просто не смирился и не принял свои неумирающие чувства как данность. Его безответная любовь приносила ему столько горя и боли, что любой нормальный человек давно бы перегорел, но не Фредди. Он, видимо, ненормальный, но не хочет, чтобы Роджер подумал о нем так. Он не смог убежать от себя тогда, не сможет и сейчас, в отличие от Роджера, который волен идти куда захочется, и если это произойдет, Фред уверен, что на сей раз он не выживет.