2013
Фредди счастливо улыбается и кружит возле зеркала из стороны в сторону, отчего белая, воздушная туника красиво развевается, а после волнами оплетает стройное тело. Фредди до того счастлив, что своей солнечной улыбкой освещает весь пасмурный и дождливый Лондон вплоть до самой неприметной улочки. Роджер пытается быть серьёзным, но это нихрена не возможно, когда Фредди смотрит так, весело сверкая чёрными глазами, и кокетливо хлопает длинными ресницами. — Это ведь свадебное платье, Фредди? — полувопросительно фыркает он, пряча улыбку за газетой, которая, впрочем, уже давно потеряла для него всякий интерес. — Было. Оно было свадебным платьем, но теперь это моя волшебная туника, посмотри, какая она лёгкая и воздушная, Роджер, как безе, — восторженно говорит Фред и словно летучая мышь расправляет свои руки, больше похожие сейчас на белые крылья ангела. — Смотри не упорхни, королева, — усмехается Роджер и с самым умным видом переворачивает бумажную страницу. Фредди, словно кот, мягкой поступью крадётся ближе и, хитро улыбаясь, пытается поймать взгляд голубых глаз. — Тебе ведь нравится, я знаю, — самодовольно бросает он. Роджер всеми силами сдерживает свою глупую улыбку и хмурит брови, до того усердно, что самому смешно. — И с чего ты это взял? — Ты уже полчаса читаешь газету вверх тормашками, — смеётся Фредди и отбирает у Роджера несчастный клочок бумаги, отбрасывая его в сторону. Роджер чувствует, что краснеет, ему даже себе стыдно признаться, что всё это время он откровенно пялился на Фредди, не в силах оторвать глаз. По правде сказать, этот странный прикид Фредди к лицу, ему вообще идёт белое, да и чёрное тоже, впрочем, Роджер не может придумать ничего, что смотрелось бы на Фредди плохо. И это странно, но до того волнительно и хорошо, что по спине бежит табун мурашек и кровь приливает к лицу. — Давай же, дорогуша, скажи, что я прекрасен, — продолжает веселиться Фредди и как будто в подтверждение своих слов кружится вокруг себя, задевая Роджера мягкой, шёлковой тканью. — Где твоя скромность, Фред? — усмехается Тейлор. — Просто признай очевидное, — отвечает тот и снова как будто затягивает Роджера в черноту своих бездонных глаз. — Если скажу, отстанешь? — наигранно небрежно говорит Роджер. Фредди в ответ только кивает, отчего растрёпанные пряди волос падают ему на лицо. — Тебе очень идёт, Фредди, ты прекрасен, — Роджер говорит это серьёзно, без шуток, и отчего-то эти слова кажутся чуть ли не самыми важными в его жизни, потому что Фредди смотрит на него блестящими, широко открытыми глазами, и в этом взгляде столько всего, что Роджер тонет. Он хочет подойти ближе, попробовать на ощупь воздушный шелк, хочет убрать с красивого лица лохматые пряди волос… Роджер не знает, откуда в нём всё это, почему его сердце стучит как сумасшедшее, он почти встаёт с кресла, загипнотизированный до дрожи родным и желанным голосом, который зовёт его по имени. — Роджер, иди ко мне, — просит Фред, и он готов идти за ним хоть на край света, куда попросит, лишь бы только он и дальше продолжал так улыбаться и смотреть этими своими невозможными глазами. Роджер почти подходит ближе, прежде чем громкий звук чего-то разбитого отвлекает его всего на секунду, но когда он поворачивается — Фредди уже нет. У Роджера панически сжимается горло, так, что сложно вздохнуть, и начинает зверски болеть голова. Звук повторяется снова. — Фредди, — зовёт он, но внезапно яркий свет лампочки из коридора до боли бьёт по глазам, и Роджера выкидывает из забвения в реальность словно мощной волной — на берег. Он наконец-то делает вдох и утыкается помутневшим взглядом в белый потолок, пытаясь отдышаться. Роджер вытирает мокрое от слёз лицо ладонями и душит в себе позорный порыв разрыдаться как девчонка. В конце концов, сколько можно, неужели в нём ещё остались эти чёртовы слёзы? За столько лет он уже должен был привыкнуть просыпаться вот так, возвращаться в эту грёбаную реальность, раз за разом понимая, его желание не сбылось и он всё ещё жив. Он с трудом усаживается на диване, там же, где и отрубился, накачавшись алкоголем, и тяжёлым взглядом осматривает весь тот хаос, что творится вокруг. Он быстро понимает, что скинул со стола пустые бутылки пока спал, и именно этот шум вернул его в реальность. Роджер ненавидит себя за это, хотя он ненавидит себя за всё, даже за то, что всё ещё существует. Он тянется к полупустой бутылке виски, отпивает прямо из горла и морщится, чувствуя неприятный привкус во рту. Роджер пытается вспомнить, какого чёрта он так нажрался, но вместо воспоминаний — чёрное полотно, а перед глазами еще стоит светлый и такой убийственно прекрасный образ Фредди. Роджер бы отдал всё что угодно, лишь бы вернуться в тот замечательный день или хотя бы в свой сон — ему хватило бы и этого. Вместо этого он тут, в своем доме, если это место можно назвать домом. В комнате совершенно нежилая атмосфера, воздух затхлый и пыльный. Лампочка под потолком не горит, Роджер уже и счет потерял, как долго, и комнату освещает свет в коридоре или в ванной, и это, наверное, к лучшему, потому что он совсем не хочет видеть, сколько пустых бутылок тут накопилось за последние несколько дней… недель… месяцев? Черт знает, он не следит за временем, ему некуда спешить, некуда идти, единственный человек, который еще заставляет его вставать с этого чертового дивана хоть иногда, — это Бри. Роджер двигает обутой в ботинок ногой по полу и слышит шорох битого стекла под подошвой. Он одет в костюм, сейчас изрядно помятый и, похоже, облеванный, но все же костюм. Он не может вспомнить, во что был одет в прошлый раз, но делает вывод, что ходил куда-то с Брайаном. Но вот куда и когда? Отчего-то это смутно кажется ему важным, поэтому он напрягает память. Он не может вспомнить ничего ровно до того момента, пока не нащупывает в своём кармане неприметный пузырёк с одной капсулой, после чего воспоминания наваливаются словно снежная лавина, одно за другим, вызывая приступ очередной головной боли и тошноты. Он вспоминает, как нажрался в каком-то баре и Брайан привёз его домой, и что собирался идти за добавкой после того, как Мэй заботливо уложил его в кровать, и ещё он теперь прекрасно помнит, как на пороге его дома стояла та женщина, которую он не хотел бы видеть никогда в своей жизни. Мэри Остин, виновница дерьма всей его жизни, виновница гибели Фредди. Предательница. Роджер бы с радостью выкинул чёртову Мэри Остин за дверь, когда она открыла свой грязный рот и начала что-то говорить о Фредди. Роджер хотел бы заткнуть ее любыми способами, он ненавидел ее так, как никогда еще никого не ненавидел, кроме Пола Прентара. Но правда в том, что у него просто не было на это сил, и он смотрел на нее слезящимися от отчаяния глазами, не имея возможности что-то сделать с ее присутствием в своем доме. Да он даже стоять прямо не мог, поэтому просто вернулся на свой любимый диван, опираясь о стену, в надежде, что она уйдет сама, когда поймет, что с ним бесполезно разговаривать. Но эта сучка не ушла, и Роджер громко ругался, оскорблял ее самыми ужасными словами и высказал ей все свои претензии, пока она готовила на кухне кофе, а потом насильно вливала ему в рот. Хотя, может, это был и не кофе, а какой-нибудь энергетик, потому что Роджер слишком быстро пришел в себя настолько, чтобы хотя бы понимать, что она говорит. Впрочем, Роджер до сих пор сомневается, что это были не галлюцинации. Возможно, очередное его видение? Он криво усмехался ей в лицо, пока она несла несусветную чушь, он-то не верил ни слову, потому что давно понял, что ей верить нельзя. Предавший один раз предаст и второй, уверен он, хотя совершенно не помнит, что за предательство совершила Остин, но ему и не надо. Достаточно и того, что он ненавидит ее и готов выцарапать ей глаза, вцепиться в лицо когтями, как это делал Фредди с ним когда-то. Мысли о Фредди снова причиняют боль, Фредди, Фредди — везде он, и Роджеру некуда деваться от его назойливых темных глаз, которые мерещатся в каждом темном углу. От этого взгляда у него мурашки по всему телу и желание забраться под одеяло как маленькому. Фредди слишком много, он тонет в нем и захлебывается. Роджеру и без того тяжело, а тут еще Остин плетет небылицы о рае, где они с Фредди будут вместе, стоит лишь подписать контракт и выпить чудесную таблетку, а Роджер невольно слушает, хоть и не верит. Мэри рассказывает складно, так, что он может себе все прекрасно представить, вот только это не приносит радости или облегчения — лишь очередную боль. Роджер смеется, когда подписывает этот контракт, хотя это смех сквозь слезы, смеяться по-настоящему он уже давно разучился. Дрожащей рукой он криво выводит на ярком экране свое имя — свой билет в будущее с Фредди. Но он все еще не верит. Он прекрасно знает, кто такая Мэри Остин и из чего состоит ее нутро, так что он уверен, что всё дело деньгах, однако ее слова так сильно задевают его измученную душу, что руки сами тянутся подписать волшебный контракт. Роджер чувствует себя марионеткой, и сказки о Фредди делают его еще более бессильным и беспомощным перед реальностью, чем он уже есть. Она сует ему в карман этот пузырек и просит выпить капсулу, когда он будет готов, и исчезает из дома, будто и не было ее. Будто она была лишь очередной галлюцинацией. Роджер какое-то время лежит и смотрит в потолок, где яркое пятно, подсвеченное уличным фонарем, выхватывает часть белой потрескавшейся штукатурки. Ему кажется, что это пятно — словно волшебный тоннель в то выдуманное будущее, о котором она говорила. Роджер не может выбросить это из головы, как ни старается, потому что сказка слишком хороша, слишком заманчива, настолько заманчива, что его сердце не выдерживает и болит так сильно, что Роджеру кажется — он сейчас умрет. Стоит только представить, что это могло бы быть правдой. Если бы это было правдой… Он пьет снова, как можно больше, чтобы забыться, стереть из памяти слова этой сучки, слова, которые никогда не будут правдой и которые режут его на куски, каждое слово как удар ножом, и Роджер снова ненавидит ее и хочет выцарапать ей глаза. Вот только ее нет, а была ли? На половине второй бутылки ему становится все равно. И вот сейчас он сидит и смотрит на капсулу у себя на ладони. Он не знает, что это, но предполагает, что яд или убойная наркота, от которой он откинет копыта. После того, как он подписал контракт, который даже не прочитал, он больше никому не нужен, это совершенно очевидно. Роджер взрослый мальчик, он не верит в сказки, он вообще больше не верит ни во что, но дай отчаявшемуся надежду, пусть даже глупую и неосуществимую, он схватится за неё, даже если сам будет понимать, какой это, в сущности, бред. А еще Роджер помнит, как однажды Фредди спросил его, готов ли он поверить в сказку, если это значит, что они снова смогут быть вместе? Роджер не изменил своего мнения, он готов поверить во что угодно и идти с Фредди хоть в самое пекло, не задумываясь ни на минуту. И вот теперь, смотря на эту чертову капсулу, Роджер пытается понять, что если он просто сошёл с ума в своём отчаянном желании увидеть Фреда? Роджер пьёт ещё, потому что ему страшно, настолько страшно, что руки дрожат уже не от алкоголя, а перед глазами стоит образ Фредди в той белой, воздушной тунике, и слова Мэри звучат в голове: «Выпей её, когда будешь готов». Двадцать лет ада — достаточно ли этого, чтобы отдать долг своим близким? Потому что больше Роджер не хочет, он просто устал. Можно притворяться живым сколько угодно, но факты вещь упрямая, он уже давно умер и он сходит с ума от того, что ему приходится таскать своё мёртвое, разлагающееся тело по этой земле грёбаных двадцать лет. У него было двадцать самых лучших лет в его жизни, и в отместку он получил двадцать лет страданий, так, может быть, достаточно? Что если Фредди и правда ждёт его где-то там, а Роджер сидит тут, не в силах принять одно-единственное верное решение? Готов ли он? Определенно нет. Он жутко трусливый человек, который цепляется за жизнь, даже если она — дерьмо, и он может часами уговаривать себя пожить еще чуть-чуть, потому что «Брайан без него не справится», потому что «Бри будет тяжело одному». Вот только правда в том, что у него просто не хватает духу взять и покончить с этим. Роджер никогда не будет готов, он будет трусить до последнего, так стоит ли тянуть с этим еще? Роджер уверен, что капсула, которую дала ему Мэри, подействует отменно — вряд ли расчетливая сучка могла ошибиться в таком важном деле, но все равно встает и на ватных ногах идёт к аптечке, не выпуская из рук полупустую бутылку. Он помнит, что там где-то должен быть пузырек со снотворным, которое выписал ему доктор около полугода назад, правда, Роджер никогда им не пользовался, так как походы к врачам и психологам, на которые вытаскивал его Бри время от времени, не давали своих результатов и Роджер по-прежнему считает, что самое лучшее снотворное — это алкоголь. Тогда он злился на Брайана, а теперь рад, ведь таблетки пришлись как нельзя кстати. Он не хочет ничего чувствовать, поэтому предпочитает спать, когда это произойдет. Его сердце колотится так, что он почти трезвеет. Руки потеют, и пальцы противно скользят по гладкому пузырьку, пока он открывает крышку. Методично, одну за одной, он вытряхивает таблетки из пузырька, так что в итоге они все помещаются в ладонь. Он долго рассматривает кругляши, которые оборвут его жизнь, стоит только выпить их. На миг он безумно хочет отступить, положить таблетки на место и продолжить жить, как жил, ведь это правильно? Ведь он сильный, он справится? И Фредди бы хотел, чтобы он справился, Фредди бы точно хотел, чтобы он жил… Его трясет, и слезы льются из глаз потоком, он так слаб и чувствует себя полнейшим ничтожеством, трусливым и совершенно ни на что не годным. Он не может жить, и у него не хватает духу умереть — разве он достоин называться человеком? Да он просто слизняк, не способный принять решение, слизняк, который цепляется за ненужную жизнь, утопающий в болоте собственного горя и утаскивающий за собой всех, кто хоть чуть-чуть еще его любит. Роджер вспоминает усталое лицо Брайана и его тусклый взгляд. Каждый раз, глядя в эти глаза, он чувствует себя виноватым. Он помнит, как смотрели на него его дети, когда их мать разрешила им встретиться в первый раз за много лет. Роджер просто сбежал тогда, чувствуя жгучий стыд за себя. Никому из них он не нужен, зачем обманывать себя… Он обуза. Роджер боится передумать, когда давится таблетками и яростно запивает их виски прямо из горла. Внутри все сжимается от ужаса и неверия, что он делает это, а ноги подгибаются, и он просто оседает на пол там, где стоял. Во рту отвратительный горький привкус, и он пьет и пьет, не останавливаясь, пока бутылка не пустеет. Роджер никогда не интересовался способами самоубийства, и он вообще-то нихрена не знает, насколько мучительным будет это дерьмо, но, похоже, таблетки или алкоголь начинают действовать — и ему становится все равно. Он закидывает в рот капсулу, которую дала ему Мэри, и просто ложится на пол, закрывая глаза. Он чертовски устал, и этот заход за таблетками вытянул из него последние силы. Роджер не ждёт, что по ту сторону он действительно увидит Фредди, они ведь всего лишь горстка космической пыли, и Роджер даже не надеется, что где-то там, среди звёзд, Фредди ждёт его, он просто хочет, чтобы боль прекратилась. Совсем скоро от него останется только тлен да фотографии на память, в это сложно поверить, ведь жизнь такая прилипчивая штука. Роджер вспоминает тот замечательный сон, приснившийся ему сегодня, и улыбается вымученной улыбкой, по щекам снова текут слезы, ведь совсем скоро он лишится и этого — видеть Фредди во сне. Совсем скоро он совершенно безвозвратно потеряет себя, а вместе с собой и его. — Забирайте его, — вдруг слышит он голос Мэри, далекий и глухой, словно Роджера поместили в яму. Слезящиеся глаза ничего толком не могут разглядеть, лишь размытый белокурый силуэт мелькает в поле зрения на секунду, а потом его поднимают и кладут на что-то мягкое, невесомое. Голова поворачивается на бок, пока его перекладывают, и он видит тени каких-то людей вокруг, они суетятся, и их тихие голоса отдаются в его черепной коробке эхом. «Сука», — хочет сказать Роджер, но голос не слушается его, впрочем, как руки и ноги. Отрава действует очень быстро и качественно — Роджера парализует. — Где дубликат? Бросайте и уходим, пока он не приехал! Сознание очень быстро ускользает, и Роджер уже не понимает, где явь, а где — его галлюцинации, когда видит, как двое в белом кидают на то место, где он только что лежал, чье-то тело. Оно с глухим стуком падает на пол, и Роджеру кажется, что тот чувак до странности похож на него самого. Он пытается вглядеться сквозь слезы в происходящее, но его голову поворачивают и кладут прямо, а потом фиксируют чем-то. Запоздалая паника охватывает его, когда потолок над ним разверзается черным туннелем. Туда словно затягивает, и Роджер ничего не может с этим поделать. Последнее, о чем он думает, прежде чем потерять сознание, что, возможно, именно так и выглядит смерть.Две минуты спустя
Брайан останавливается у знакомой двери и долго топчется на пороге, не решаясь войти. Ему чертовски стыдно за себя, но семейные дела настолько вымотали его, что он только ближе к обеду вспоминает, что сегодня двадцать четвёртое ноября — день смерти Фредди. Он звонит Роджеру несколько раз, но тот не берёт трубку, впрочем, Брайан почти уверен, что Тейлор либо ещё не протрезвел после вчерашнего, либо уже снова напился, но на сердце болезненно тянет, и он едет к Роджеру сразу же, как только появляется возможность. Вокруг совсем тихо и темно, время уже десять вечера и Брайан рад, что у него есть ключ от дома. Он входит в большой, холодный холл и морщится от стойкого запаха сигарет и алкогольного дурмана, витающего в спертом воздухе. Этот метафорический холод словно пронизывает его до костей, дом выглядит так, будто хозяин тут вовсе не живёт, лишь мусор и несколько старых фоток из семидесятых дают ощущения принадлежности этого жилища хоть кому-то. В любимой комнате Роджера ничего непривычного, все та же куча пустых бутылок и грязь повсюду, и сам хозяин во главе этого хаоса, развалившийся прямо на полу и раскинувший руки. Всё вполне как должно быть, кроме одного: несмотря на то, что в комнате полумрак, Бри тут же замечает белый пузырек, валяющийся рядом с пустой бутылкой, и в этот самый момент Брайана пробирает страхом до самых костей. Он пытается глотать спёртый воздух, пытается унять дрожь, но всё без толку, он вдруг понимает, что уже видел эту картинку не один раз в своих кошмарных снах, он знал, с самого начала знал, что именно так всё и закончится. Дрожащими руками он хватает чужую совсем холодную ладонь и пытается нащупать пульс. Мысль о том, что он виноват, не покидает его ни на секунду, ведь это он подложил Роджеру эти таблетки и он должен был догадаться, что это опасно, но не догадался… или не хотел догадываться? — Ну же, Роджер! Какого хрена? Как ты мог?! — рычит он, падает на колени и пытается растрясти мужчину. Но тот не реагирует, его тело совершенно холодное и безжизненное, словно тряпичная кукла. Он хватает Роджера за запястье и пытается нащупать пульс, и ему кажется, что он чувствует движение под кожей, но у него самого сердце бьется так, что он не уверен, чей это пульс — его или Роджера. Он знает, что каждая секунда промедления смерти подобна, возможно, Роджер еще не умер, может быть, он в коме или типа того — Бри плохо разбирается в этом — поэтому он дрожащими руками вытаскивает из кармана телефон. Время словно замирает в один момент, а после Брайан весь как будто превращается в один сплошной комок натянутых до предела нервов, ему кажется, что он слышит, как где-то в доме тикают часы, отсчитывая такие драгоценные секунды жизни его лучшего друга, но отчего-то Брайан не может пошевелиться. На самом деле Роджер умер уже давно, двадцать четвертого ноября 1991 года, и все эти годы Брайан заставлял его изо дня в день тянуть болезненное существование. Он уверял себя, что это ради Роджера, но сейчас прекрасно понимает, что просто боялся остаться один. Он просто чертов эгоист. Роджер больше не смеялся с того дня, он был молчалив и словно равнодушен ко всему. Брайан помнит, как каждый раз, укладывая пьяного друга в кровать, он слышал обречённое «пожалуйста», и только сейчас он в полной мере осознает, о чём в действительности Роджер просил. Он ничего не делает, потому что это «пожалуйста» — словно контрольный в голову. Он сжимает в руках телефон так, что тот трещит, и поднимается с пола, чувствуя, как дрожат ноги, а по щеке скатывается одна-единственная скупая слеза. — Надеюсь, ты встретишь там его и он задаст тебе хорошую трёпку, — хрипло бросает Мэй и широкими шагами покидает чужой дом — практически убегает. Брайан словно в тумане, и лишь отъезжая от дома Роджера несколько миль, он понимает, что натворил. Он сворачивает на обочину и ревет словно подросток, пока небо на горизонте не начинает светлеть. Он еще не знает, что патологоанатом запишет причиной смерти алкогольное отравление. Еще не знает, что с пеной у рта будет носиться по всем инстанциям, требуя повторных анализов, ведь он точно уверен, что Роджер умер, наевшись таблеток. Еще не знает, что тело Роджера кремируют раньше, чем он успеет добиться хоть чего-нибудь. Единственное, что он знает на данным момент — он будет проклинать себя всю оставшуюся жизнь, что не попытался спасти. Брайан выходит из машины, поднимает голову к небу, наблюдая, как гаснут звезды, и достаёт из кармана телефон, набирая короткое смс на давно забытый номер. «Дики, Роджера больше нет».***
Фиона безжалостно будит их в 9:00 утра, сообщая, что через час им нужно быть в корпорации. Роджер все-таки задремал на пять минут и сейчас чувствует себя совершенно разбитым. Ему не поможет даже кофе — уверен он, тем не менее, чмокает сонного Фредди в макушку и встает с постели. Пока Фредди принимает душ, Роджер сидит на кухне и пытается сгрести мысли в кучу. Он печатает кофе и завтрак, но когда ты сонный и неуклюжий, время бежит как сумасшедшее так, что не угнаться. Фредди появляется на кухне десять минут спустя, и Роджер невольно пялится на него, пока тот пьет кофе, отвечает невпопад и не может им налюбоваться. Он все еще не может поверить, что заслуживает любви Фредди и что Фредди на самом деле любит его. Любил всю жизнь… В результате, когда до выхода остается пять минут, он вдруг обнаруживает, что не одет, еще не съел свой завтрак и выпил только полкружки. После той чертовой передачи ехать в корпорацию страшно, но оба понимают, что это неизбежно. Никто из них не говорит об этом, но в напряженном молчании между ними, пока машина организации везет их по адресу, четко слышатся все невысказанные сомнения. Толку говорить об этом нет, и Роджер просто берет Фредди за руку, легко улыбаясь кончиками губ, словно говоря: «Пока мы вместе — все в порядке». — Я рада, что вы приехали вовремя, — говорит Вайнона, появляясь перед ними, и Фредди с Роджером лишь отвечают ей недоверчивыми взглядами. Вайнона, судя по всему, прекрасно осведомлена об их настрое, поэтому, не дожидаясь ответа, просит следовать за стрелками и пропадает. Они ступают на движущуюся дорожку вместе, все еще не расцепляя рук, словно не сговариваясь, они ко всему здесь настроены настороженно и недружелюбно и понимают, что не отпустят друг друга ни за что на свете, пока находятся в стенах этого здания. Фредди уверен, что Вайнона, да и всё руководство корпорации, если таковое существует, уже в курсе о передаче, но он не знает, как это может сказаться на существовании группы Queen. Конечно, можно утешать себя мыслями, что Джим не такой дурак, чтобы ставить их под удар, чтобы поставить под удар его, Фредди, но в глубине души, Меркьюри понимает, что Джим Хаттон не задумываясь пожертвовал бы всем ради своего дела и ради своей идеи — даже им. И что по сути он ничем не отличается от всех тех сопровождающих, что были с ними всю жизнь. Джим Хаттон такой же циничный фанатик, способный перешагнуть через любого ради своей идеи и своих убеждений. Их просят зайти в небольшую комнатку, где стоят два дивана и два столика, отгороженные друг от друга полупрозрачными перегородками. На каждом столике по планшету и большой кружке дымящегося кофе с печеньками. — Какая щедрость, — язвит Роджер, хотя у него сводит живот при виде печенья. Он не ел со вчерашнего вечера, не спал всю ночь и сейчас чувствует себя просто развалюхой. — Так зачем мы здесь? — спрашивает Фредди. — Вы тут, чтобы учиться, — отвечает Хокенс, появляясь перед ними во всем своем великолепии. У Роджера почти вырывается тоскливый вздох, когда он видит его. Учеба — это последнее, о чем он сейчас может думать. — Мы перлись сюда ни свет ни заря, чтобы учиться? — удивляется он. — Отныне учиться вы будете тут, каждое утро в 10:00 утра я буду ждать вас, — заявляет Хокенс, и в голосе его слышны нотки триумфа. — Я думал, мы пришли сюда отбывать наказание, — говорит Фредди. — По мне так это и есть самое настоящее наказание, — бурчит Роджер, понимая, что теперь от занятий никак не отвертеться. Они садятся каждый на свой диван, все еще не веря, что их и правда вызвали сюда только для этого. Вторая порция кофе как нельзя кстати, и Роджер через полчаса более менее оживает и в состоянии хоть что-то запомнить. Они делают перерыв на полчаса где-то в середине дня, и Роджер бессовестно засыпает на своем диване, пока Фредди сидит рядом и поглощает еду. Он не будит его, лишь забирает из ослабевших пальцев вилку и кладет на стол. Роджер выглядит жутко уставшим с самого утра, Фредди видит, что он не спал всю ночь, и даже догадывается почему. Он не спрашивает, смотрел ли Роджер ту передачу, потому что боится ответа, хотя и знает его заранее. Несложно догадаться, что что-то в отношении к нему Роджера изменилось, и он еще не может понять, в худшую или в лучшую сторону. Роджер шифруется очень успешно, но все равно Фредди успевает словить на себе парочку пробирающих до костей взглядов, пока они собираются в корпорацию. Все так усложнилось всего из-за одной чертовой передачи, вышедшей накануне, и Фредди страшно, насколько хрупки их отношения, если нераскрытые тайны так легко могут нарушить их покой. Он не понимает, почему корпорация не пресекла то, что происходило вчера, ведь их практически очернили перед всем миром. — Почему корпорация позволила Джиму Хаттону говорить? — спрашивает он неожиданно для самого себя, Вайноны тут нет, но он точно знает, что она всегда на связи и слышит. — Странный вопрос, — отвечает Вайнона прямо у него в голове, отчего-то избегая громкой связи. — Что, по-твоему, я должна была сделать? — Арестовать его? — предполагает Фредди. — Я не полиция, чтобы его арестовывать. Если информация Хаттона будет клеветой, корпорация подаст на него в суд и вытрясет всю душу. — Если? — цепляется Фредди. — То есть пока всё, что он сказал — чистая правда?! — Пока у корпорации нет поводов обвинять его в клевете. Фредди на самом деле поражен тем, с каким пофигизмом Вайнона относится к происходящему. — Почему ты так спокойна? Ты не боишься, что многие «звезды», которых вы сюда привезли, подадут на вас в суд, узнав, как подло и жестоко вы поступили с ними? — Корпорация действует в рамках закона, Фредди. Циничные методы — лишь необходимая мера в конкретной ситуации. Вряд ли кому-то всерьез удастся нанести корпорации значительный ущерб, обвиняя в бессердечии. — То есть вы считаете себя правыми? — взрывается Фредди, отчего Роджер дергается во сне, и это заставляет Фредди снова сбавить тон. — И все те ужасные вещи, что вы проделали со мной, Роджером и ребятами, — это нормально? Неужели тебе совсем не жаль тех людей? Фредди не понимает, как можно быть такими бессердечными, нет, конечно, Вайнона — искусственный интеллект, и, возможно, у нее нет никаких чувств, но люди, что работают тут, — их Фредди совершенно не может понять. — Фредди, я прекрасно понимаю, что-то, что мы делаем, ужасно и цинично, — отвечает Вайнона. — Но знаешь, что еще более ужасно? Если бы тебя и твоих ребят тут не было. Если бы ваши песни не проигрывались на каждом углу и если бы мир был лишен возможности услышать ваши новые композиции. Сколько вы сможете еще сочинить, имея вечную жизнь и молодость? Только представь, что вы дадите этому миру в скором времени. Я верю, что несколько лет вашей жизни в прошлом стоят того, чтобы получить всё в будущем. Фредди не уверен, что согласен, но стоит ему посмотреть на Роджера, как в сердце больно щемит. Он может решать за себя, орать с пеной у рта, что ему плевать и ему не нравится то, что с ними сделали, но он вдруг понимает: ради того, чтобы быть с Роджером так долго, как еще ни одному человеку не удавалось, он бы согласился на что угодно. — Ваши издевательства над нашими жизнями были бессмысленны. Вам просто было достаточно сказать, что нас ждет вечная жизнь вместе. — Это уже происходило, — отвечает Вайнона. — Что? — не понимает Фредди. — К вам уже приходили, но вы отказали. Нам пришлось возвращаться в прошлое заново и делать всё по-другому. — Я не помню, чтобы к нам приходили. — Когда наши люди вернулись назад во второй раз и поменяли ваши судьбы в худшую сторону, они создали альтернативную реальность, другое развитие событий. Счастливые и пресыщенные друг другом Фредди и Роджер остались в другой реальности, в другой вселенной, которая теперь развивается по совершенно другому сценарию, нежели ваша. Вот почему мы не хотим рисковать лишний раз, создавая новые и новые цепочки событий. — Счастливые и пересыщенные друг другом? — спрашивает Фредди, у него голова идет кругом, значит ли это, что они с Роджером были вместе в другой реальности? — Ты понял, о чем я, — отвечает Вайнона. — Мои люди пришли к вам под конец жизни, но вы к тому моменту прожили долгую и счастливую жизнь вместе и были довольны тем, как сложилась ваша судьба. Вы были пресыщены жизнью и очень стары, настолько стары, что устали жить. У вас уже не было воли к жизни и желания творить, вы доживали свои дни, ваша любовь, похоже, прошла, как и молодость, и осталась только привычка. Невозможно было уговорить вас ничем. — Я не могу поверить в это, — пораженно шепчет Фредди. — Я бы не смог разлюбить его! — События вашей прежней жизни повлияли на ваши отношения, но вы жили вместе шестьдесят пять лет и даже были в браке. Однако ничем хорошим это не закончилось, так как отказав нам, вы, по сути, подписали себе смертный приговор. — Я не верю в это, — шепчет Фредди еще раз. — Я бы не смог разлюбить его. — Разлюбить кого? — слышится вдруг настороженный голос Роджера. Не ожидавший этого Фредди почти подпрыгивает на месте. Он и позабыл, что Вайнону не слышит никто кроме него, жуткое, наверное, было зрелище, когда он разговаривал сам с собой. — С кем ты разговариваешь, Фред? — спрашивает Роджер взволнованно и заинтересованно. — Кого ты не смог бы разлюбить? Фредди и хочет, и не может сказать ему правду. Хотя прекрасно понимает, что все равно скоро Джим Хаттон расскажет обо всем целому миру и во всех подробностях. Наверное, поэтому Вайнона так разоткровенничалась. — Я разговаривал с Вайноной, — говорит он. — У нее сегодня день откровений, — добавляет он, чтобы хоть что-то сказать и избежать прямого вопроса. — Ты не ответил на вопрос, — настаивает Роджер, и в глазах его тревога и ревность. — Может, поговорим об этом дома? — предлагает Фредди. Им действительно нужно поговорить: Роджеру придется признаться наконец, что он досмотрел ту чертову передачу, а Фредди уже должен перестать бояться неизбежного, ведь тайное рано или поздно всегда становится явным. — Совершенно точно, о таких вещах следует говорить дома, — заявляет Хокенс. — Время отдыха истекло.***
Они возвращаются домой лишь после обеда, всю дорогу в машине стоит такая же неловкая тишина, как и по пути в корпорацию. Роджер, погружённый в свои переживания и страхи, не знает, что сказать, все слова кажутся такими незначительными и жалкими, что он просто до жути боится ляпнуть что-нибудь глупое, в своём стиле, и оттолкнуть Фредди. Он ведь обещал не смотреть ту передачу и сейчас чувствует себя так, словно влез Фредди в душу без разрешения. Джим Хаттон поступил подло, когда вынес на всеобщее обозрение все чувства Фредди, но и Роджер ничем не лучше. Сейчас он понимает, что правильней было бы узнать обо всём от Фредди лично, хотя скорей всего легче от этого ему бы не стало. Он всё ещё непроходимый, слепой кретин, не заслуживающий даже части той любви, что испытывает к нему этот прекрасный человек. Фредди понятия не имеет, как много Джим поведал телезрителям. Он лишь надеется, что Роджер не считает его одержимым психом и не поспешит собрать свои вещи, как только они вернутся домой. Слова Вайноны вынимают из него всю душу, ведь если в действительности существовала реальность, где они с Роджером были вместе, значит, у Фредди был шанс на взаимность? Всё то время, пока он подыхал от своей безответной любви, у него был шанс. Что если бы он сделал первый шаг? Если бы он смог пересилить свой страх потерять Роджера и просто сказал всё как есть, тогда им не пришлось бы пережить весь тот ужас, который до сих пор приходит к Роджеру по ночам в кошмарах. Но, конечно же, Фредди хорошо понимает, корпорация не дала бы им шанса, всё было решено за них. Фредди хочется разнести к чертям это чёртово место, но с другой стороны, он смотрит на Роджера, молодого, полного сил и энергии, на их переплетённые в крепкий замок руки и понимает: за свои страдания он получил самую желанную награду, он получил то, о чём мог мечтать только в самых смелых фантазиях, он получил Роджера и целую бесконечную жизнь в его объятиях, возможно ли, что это стоит того? Фредди не задумываясь ответит «да». Он бы умер ещё хоть тысячу раз, если бы знал, что по ту сторону его ждёт Роджер и их возможное, счастливое «вместе», он бы ответил «да» не колеблясь, если бы знал, что страдать будет он один, но правда в том, что Роджеру тоже было больно, и вынести этого Фредди просто не в силах. Его разрывает от противоречивых чувств, и он всё ещё боится выложить Роджеру всю правду, хотя и понимает: Роджер знает и он всё ещё здесь — и это обнадёживает. Они молча заходят в квартиру, и лишь когда за их спинами с тихим шелестом закрывается дверь, Фредди понимает, отступать некуда, рано или поздно это должно было произойти. — Фредди, я… — Роджер прерывается на полуслове, встречаясь взглядом с бездонными чёрными глазами, теперь, после всего услышанного, он видит в них всё, что так долго ускользало от его внимания. Эта щемящая нежность, теперь без примеси тоски и грусти, плещется в родных глазах, и Роджеру больно до ломоты в теле, что он не замечал, ведь никто и никогда не смотрел на него так. Всё слова застревают в горле, и он просто теряется, словно маленький ребёнок в толпе, не в силах чётко объясниться и наконец-то расставить все точки над i. Роджеру непросто, и Фредди его прекрасно понимает, он, в общем-то, даже не злится, что Роджер не сдержал обещания, это и его жизнь тоже, он имеет право знать, и Фредди не должен был просить его от этого права отказаться. Если бы он научился преобладать над своими страхами, Роджеру не пришлось бы узнавать обо всём из чёртовой грязной передачи, но, увы, изменить ничего нельзя, пора раскрывать карты, им давно нужно поговорить начистоту, судя по всему, уже целую жизнь как нужно. — Пойдем присядем, — просит Фред и тянет несопротивляющегося Роджера за собой в гостиную. Он достаёт из бара бутылку виски, которую притащил Дики во время своего прошлого визита, и разливает по стаканам, совсем немного — только чтобы снять напряжение. Роджер даже глазом не ведёт, когда на столик перед ним опускается стакан, он не сводит взгляда с Фреда — это всё, что имеет сейчас для него значение. Фредди тем не менее отпивает глоток и немного морщится — виски далеко не его любимый напиток. Он нервно закусывает губу, пытаясь сформулировать мысль, но Роджер опережает его. Он печально хмурит брови и на одном дыхании выпаливает: — Фредди, я посмотрел передачу, — и замолкает с таким виноватым видом, будто по меньшей мере совершил массовый геноцид. — Я знаю, — отвечает Фред, поднимая уголки губ в слабой, успокаивающей улыбке. Роджер словно перетянутая струна, он до побелевших костяшек сжимает свои острые коленки и как будто пытается слиться с диваном и стать совсем незаметным. — Ты не злишься на меня? — осторожно интересуется он, ведь, если честно, он ожидал от Фредди другой реакции. — Я злюсь на себя, — честно признаётся Фред. — Я трус, мне было слишком страшно, я боялся напугать тебя и разрушить свой шанс на счастье. Фреду тяжело даётся каждое слово, ведь это словно душу нараспашку открывать, а Роджер столько раз делал ему больно, пусть даже не осознавая этого, что Фредди уже по привычке ждет, когда ему в сердце вонзят очередной нож. Но Роджер только непонимающе моргает и выглядит до того трогательным сейчас, что все чувства обостряются до предела. — Но почему? Роджер почти сразу понимает, что вопрос его идиотский, он как обычно тупит, хотя ответы лежат на поверхности. Он неловко опускает глаза в пол. Фредди открыт перед ним словно книга, и Роджеру уже давно пора бы научиться читать его между строк. — Боже, — неверяще шепчет он, а после поднимает свой взгляд в надежде разглядеть в чёрных глазах всё то, что упустил по своей невнимательности, — ты думал, я уйду от тебя? Роджеру не нужен ответ, он видит всё по глазам, и от осознания этого его затапливает бесконечным потоком холодной воды, ему кажется, что он задыхается — он не заслуживает Фредди. — Я бы понял тебя, Роджер, но пережить это, наверное, не смог бы, — Фредди видит, что Роджер хочет что-то сказать, но прерывает его взмахом руки: если сейчас он не скажет всё начистоту, то потом просто не сможет. Чувства, похороненные под грудой несбывшихся надежд и тонн боли, вырываются наружу, словно кровь из открытой глубокой раны, и Фредди больше не в силах всё это контролировать, он просто хочет, чтобы Роджер наконец-то узнал, понял, как сильно и как, чёрт возьми, долго Фредди живёт с этой болью на сердце. — В шестьдесят седьмом Тим притащил меня к вам на репетицию, не знаю, милый, помнишь ли ты этот день, но я вот хорошо его запомнил. Роджер, конечно же, тоже помнит, он помнит, как впервые увидел Фредди, и он не смог бы забыть об этом никогда, но 1967… Этого просто не может быть! Это ведь было так давно! Роджер выглядит до того ошарашенным, что кажется, будто его огрели чем-то тяжёлым по голове. Впрочем, этого Фредди и ожидал. Он вымученно улыбается и уже жалеет, что не налил себе ещё, ведь говорить всё тяжелей. — Не подумай, это не было любовью с первого взгляда или вроде того, я ведь тогда ещё в полной мере не осознавал, что могу любить мужчину, но ты протянул мне руку, улыбнулся этой своей развязной улыбкой и сморозил какую-то абсолютно идиотскую шутку, а я вдруг подумал, что не встречал людей красивее. И это могло бы напугать, но с каждым днём я узнавал тебя всё больше и в один день просто проснулся утром на соседней кровати в нашей маленькой квартире и понял — вот он, он погубит тебя, Фредди, беги! Но бежать мне уже не хотелось, я готов был любить тебя просто так, не требуя ничего взамен, и иногда мне реально казалось, что ты тоже… что, возможно, ты тоже что-то чувствуешь ко мне. У Роджера калейдоскопом проносится перед глазами вся их жизнь, словно выжигая в памяти все их неслучившиеся поцелуи, только сейчас, в этот самый момент Роджер в полной мере осознаёт, как много их было, и он не понимает, за что корпорация обошлась так с ними, почему она отняла у него целую жизнь с Фредди? — Тебе не казалось! Я просто трусливый слепой мудак, но тебе не казалось, всё так и было! — на эмоциях кричит Роджер, у него трясутся руки, а ещё хочется придушить самого себя, ведь больше двадцати лет он заставлял Фредди страдать. Он не понимает, чем заслужил эту любовь, но он обещает себе, что больше никогда и ни за что не сделает Фредди больно. Фред чувствует, как глаза начинает щипать, и первые слёзы стремительно скатываются по щекам. Он давно потерял надежду и убедил себя, что все его догадки были лишь плодом его больной, повёрнутой на Роджере фантазии, и сейчас его мир в очередной раз переворачивают с ног на голову, но Фредди до того хорошо, что даже больно. — Я так хотел поцеловать тебя тогда, в девяностом, — Роджер понимает, это не лучшие воспоминания, те ужасные годы не хотелось бы вспоминать никогда, но один день ярко всплывает в памяти: он тогда действительно хотел поцеловать Фредди. Он не понимал почему, но хотел и был достаточно глуп, чтобы не понять, что Фредди хотел этого не меньше. — Я бы не позволил, — воспоминания словно кошки скребут своими острыми когтями по самому больному, и Фредди прикрывает заплаканные глаза, когда Роджер подаётся ближе и обхватывает его лицо своими ладонями, стирая со щёк мокрые дорожки слёз. — Тогда позволь сейчас, — шепчет он и накрывает его губы своими в нежном робком поцелуе, который стирает всю боль, затягивает глубокие раны на сердце и дарит любовь. Любовь, о которой Фредди давно запретил себе мечтать. Роджер чувствует, как Фредди дрожит в его руках, его и самого трясёт словно в лихорадке, он целует, пытаясь показать ему, как сильно он любит, насколько Фредди дорог и жизненно необходим, ведь, кажется, нет таких слов, способных описать всё то, что мечется в душе Роджера бешеным потоком необузданных чувств. — Прости меня, — шепчет Роджер в перерывах между поцелуями. — Прости, что был таким идиотом. Я не заслуживаю тебя и не стою твоей любви, и если когда-нибудь ты захочешь уйти… Фредди больно кусает Роджера за нижнюю губу, останавливая этот чёртов поток глупостей. — Пришло время прекращать быть идиотом, Роджер. Я люблю тебя уже две жизни подряд и больше никуда не отпущу. Если тебя это пугает, то убегай сейчас или оставайся, но навсегда. Фредди понимает, что он тот ещё кретин, раз боится, что после всего сказанного Роджер ещё может уйти, но в одном Джим прав: на их сердцах и душах слишком много шрамов, которые не затягиваются так быстро, а потому Фредди с облечением выдыхает, когда Роджер снова подаётся ближе и запечатывает его рот горячим влажным поцелуем, явно давая очевидный ответ на все его вопросы. Роджер никуда не денется от Фредди, он сделает всё, чтобы в любимых глазах больше никогда не было той пронзительной, до боли острой тоски и безысходности. Он чувствовал это давно, но теперь наконец-то понимает, что единственное, чего он хочет от жизни, — это делать Фредди счастливым. И это так прекрасно, что больше между ними нет никакой недосказанности. Незакрытый гештальт наконец-то прочно запечатан, они открыты перед друг другом как никогда, и если уж они пожертвовали своим счастьем ради второго шанса, то Фредди планирует всё наверстать. Поцелуи становятся жарче и глубже, руки Роджера быстро залезают Фредди под футболку, поглаживая грудь и жесткие черные волоски, блядской дорожкой спускающиеся вниз живота, и боже, как Роджеру это нравится, до того, что сносит крышу напрочь! Фредди тихонько скулит, когда Роджер спускается поцелуями ниже и чувственно покусывает его острые ключицы. — Пойдём в нашу спальню, — шепчет Фредди, выделяя предпоследнее слово. Ему нравится, как звучит это слово. Теперь они всё делят на двоих, и Фредди хочется повторять это снова и снова. Это их квартира, их кошка и их спальня. Больше никакого одиночества, слёз по ночам и бессонницы, потому что это его Роджер, и сердце отзывается нежностью, доверчиво отправляясь в руки к тому, кому принадлежало всегда. — Фредди, подожди, — шепчет Роджер ему в губы, кто бы знал, с каким трудом он заставил себя остановиться. — У меня же вождение через полчаса… — отчаянью Роджера нет предела. Фредди издает звук, похожий на рычание, и оставляет на его шее засос. — К черту вождение… — просит он, и в его голосе столько чувств, что Роджер готов уступить. Вот только он понимает, что это невозможно, потому что на его почте уже висит письмо от Вайноны с напоминанием. Эта девица совершенно точно следит за ними! — Я приеду через пару часов, дождись меня… — говорит он, млея от легких поцелуев, которыми Фредди осыпает его шею и подбородок. — Мы успеем, — не отстает Фредди, и, черт возьми, совершенно невозможно противиться его обаянию и напору, когда он опрокидывает Роджера на диван. Роджер понимает, что никуда не поедет, если не случится чуда. На самом деле он и не хочет, чтобы оно случалось. Но в этот самый момент в квартире разносится громкое пение Кабалье, и голос Фионы, словно издеваясь, говорит: — Роджер, Джон просит передать, что он ждет тебя за дверью. Через двадцать четыре минуты вам надо быть в ЦОВ! — Скажи, что я только что умер от недоудовлетворения, — просит Роджер, когда Фредди оставляет его и откидывается на спинку дивана. Руки и ноги у Роджера словно ватные, и сейчас он в таком состоянии, что не способен даже до двери дойти, не то чтобы еще что-то. На миг мелькает мысль послать все на хер и продолжить, но он же прекрасно понимает, что им просто не дадут спокойно потрахаться, не оставят в покое. Наконец ему удается сесть, и он чмокает Фредди в щеку. Вид у того не лучше, чем у самого Роджера. — Мне впустить мистера Дикона внутрь или оставить его ждать на пороге? — спрашивает Фиона. — Впусти, — говорит Фредди. — Ты ведь дождешься меня? — спрашивает Роджер и болезненно шипит, поправляя вставший член в тесноватых штанах. Фредди лишь проводит пальцами по его щеке, но ответить не успевает, так как появляется Дики, и он просто убирает руку. — Представляешь, Роджер, каково было мое удивление, когда Вайнона позвонила мне и попросила проследить, чтобы ты посетил урок вождения сегодня. Хотя мы обучаемся вместе теперь, и было бы странно, если бы тебя со мной не было. Чем вы тут таким занимались, что меня просят тебя за ручку водить? Нам вообще-то надо выезжать, — говорит Дики на одном дыхании и замирает в проходе, подозрительно оглядывая покрасневших, злых и лохматых ребят. — Можете не отвечать, — быстро добавляет он, пытаясь не думать о том, что лезет ему в голову с невероятной настойчивостью. Он не хочет ничего придумывать себе, пока эти двое сами ему не скажут. Уже в машине взгляд его настойчиво возвращается к яркому засосу на шее Роджера, и тот, конечно же, замечает это, но упрямо молчит. Он вообще неразговорчив всю дорогу и все два часа уроков. Его показатели в оценках заметно падают, потому что Роджер все время думает о своем обещании. Его страшит близость момента, когда его придется выполнять, но он понимает, что если струсит сейчас, то так и будет трусить все время. Роджеру безумно стыдно: оказывается, у него куча комплексов и страхов, о которых он даже не подозревал, но он все же пересиливает себя, когда на обратном пути домой находит аптеку онлайн и наивно пытается найти в списке продукции клизму, пока наконец услужливый ИИ не открывает ему раздел интим-продукции и не указывает на некие капсулы для анального введения и смазку. Роджер оплачивает заказ, от души надеясь, что больше никогда не придется заходить в этот магазин, и получает на свой домашний адрес код для печати.***
Роджер топчется под дверью почти десять минут, пока волнение огромными волнами накрывает его вновь и вновь, не давая продохнуть, руки то и дело тянутся в карманы в надежде нащупать там спасительную пачку сигарет, но их там, конечно же, нет, и Роджер с уверенностью может заявить: то, что здесь называют сигаретами, даже близко не может заменить такой необходимой дозы никотина, ему бы она сейчас пришлась очень кстати. И всё же справляться приходится собственными силами. Он делает глубокий вдох, закрывает глаза и мысленно рисует в своей голове заученный до мелочей образ Фредди. Это успокаивает. Роджер вообще-то не понимает, чего он боится, ведь это Фредди, и Роджер доверяет ему всецело, больше, чем самому себе. Руки перестают трястись, дыхание приходит в норму лишь минут через десять, и он открывает дверь, ступая на порог их квартиры. В доме пахнет чем-то сладким с лёгкими нотками цитруса, Фредди почти сразу же появляется на пороге, сверкая счастливой, немного смущённой улыбкой. — Чем так пахнет? — спрашивает Роджер, чувствуя, что снова начинает дрожать. На Фредди только лёгкие атласные штаны и тонкая футболка с вырезом, открывающая соблазнительный вид на грудь, покрытую густыми чёрными волосками. Роджера бросает в жар. — Переборщил с ароматическими палочками, — виновато улыбается Фредди и подходит ближе, чтобы оставить на тонких губах быстрый, но чувственный поцелуй. Роджер так и замирает с приоткрытым ртом, на несколько секунд выпадая из реальности. — Эй, милый, так и будешь стоять в коридоре? — хитро улыбается Фредди, щёлкая у него перед носом пальцами. Роджер неловко встряхивает головой, отчего длинные волосы падают на лицо, и ловит полный нежности взгляд чёрных глаз. Этого достаточно, чтобы страх сменился предвкушением. Фредди смотрит на него так, словно Роджер чёртово божество, и Роджер не знает, как объяснить, что это он готов преклонить перед ним колени, потому что за всю свою жизнь он так и не встретил кого-то, кто мог бы сравниться с Фредди хоть в чём-то. Роджер чувствует себя полнейшим придурком, когда понимает, что готов расплакаться от переполняющих его чувств. — Мне нужно в душ, — выпаливает он и мгновенно краснеет, ему кажется, что Фредди знает, чем он там собирается заниматься. — Хорошо, — отвечает тот и окидывает Роджера взволнованным взглядом. Фредди немного не по себе, ведь Роджер выглядит каким-то напряжённым и закрытым. Роджер, конечно же, сразу замечает смену настроения Фредди и быстро скидывает с себя оцепенение. Он мягко улыбается, заправляет Фредди за уши прядки волос и крепко целует в пухлые губы, даря уверенность и набираясь её самому. — Я быстро, — обещает он, с удовольствием подмечая, как действуют на Фреда его поцелуи: тот сразу становится покладистым и мягким, словно большой пушистый кот. Он улыбается и кивает, отпуская Роджера в душ со спокойной душой. Роджер запирает дверь и оглядывается по сторонам словно вор. Он чувствует себя подростком в период полового созревания, потому что краснеет с ног до головы, когда просит Фиону напечатать ему в ванную его покупки, совершённые по пути домой. Только когда весь этот чудо-набор появляется на небольшом ванном столике, Роджер понимает, на что в действительности подписался. К горлу подступает ком, и он едва заставляет себя взять в руки упаковку чёртовых капсул, где яркая голограмма беззастенчиво иллюстрирует, в какое именно место это нужно засовывать. Роджер ещё никогда не чувствовал себя так неловко, даже во время своего первого раза, с женщиной, разумеется. На секунду мелькает мысль отложить всё это на неопределённый срок, но в голове то и дело всплывает взгляд любимых глаз, в которых плещется тоска и пронесённая через года боль с едва заметной, до боли щемящей надеждой — Фредди смотрел на него так всю жизнь, и Роджер понимает, он хочет с ним всего, абсолютно всего, что тот может предложить. В конце концов, он, чёрт возьми, взрослый мужчина, и стесняться такой ерунды просто глупо. Роджер смело берёт в руки неизвестную ему жидкость и с неподдельным интересом изучает инструкцию, прежде чем перейти к подготовке. Уже стоя под душем, Роджер немного расслабляется, он чувствует себя странно, не в силах как-то охарактеризовать все то, что мечется в его голове беспокойными мыслями. Стоит только бросить взгляд на полупустой тюбик смазки, как к лицу приливает жар и ноги становятся ватными. Он всё ещё как будто ощущает свои пальцы там, в том самом месте, к которому не подпустил бы никого, разве что только Фредди. Роджер с некоторой долей шока открывает в себе странное новое чувство, которое заставляет его напряжение расти с каждой минутой. Он хочет почувствовать член Фредди в себе. Он хочет, чтобы тот трахнул его, заставляя кричать похлеще, чем в In The Lap Of The Gods, и даже мысль об этом заводит Роджера до пятен перед глазами. Сейчас он прекрасно осознаёт, что был готов ещё в конце шестидесятых, и не понимает, как мог упускать этот факт в течении всей своей жизни. Он насухо вытирается, накидывает на голое тело халат и смело выходит из душа. Фредди, напряжённый как струна, сидит на кровати, разглядывая город, который медленно погружается в сумерки. Роджера нет уже почти сорок минут, и Фредди начинает беспокоиться, если уж совсем откровенно, то всё это похоже на, что Роджер просто прячется от него, и эта мысль делает физически больно. Фредди уже готов идти объяснять Роджеру очевидную истину: он никогда не потребует у него больше, чем тот сможет предложить. Но как по волшебству его дорогая Лиззи появляется на пороге спальни. Влажные волосы волнистыми завитками падают Роджеру на плечи, а на губах играет лёгкая, немного взволнованная улыбка, когда он видит комнату, которую Фредди так щепетильно украшал. Под потолком красиво переливаются серебристым светлячки, создавая иллюзию звёздного неба, на небольшом столике стоит бутылка вина и лёгкие закуски, кровать застелена красивым, тёмно-бордовым бельём, и в комнате витает приятный сладковато-цитрусовый запах. — Я знаю, это, наверное, глупо, — тихо отзывается Фредди на внимательный взгляд голубых глаз. Фредди понимает, что вся это романтика — немного по-детски, но Фред любит широкие жесты, и все эти романтические штучки кажутся ему чертовски милыми. Он всегда хотел сделать что-то подобное для Роджера, и вряд ли хоть кто-то может представить, насколько он счастлив, что у него появилась такая возможность. — Нет, — на выдохе произносит Роджер и в пару широких шагов преодолевает разделяющее их с Фредди расстояние. — Нет, это совсем не глупо. Мне нравится, очень. Фредди в ответ мягко улыбается и берёт Роджера за руки, усаживая его на кровать ровно напротив себя. Несколько секунд они просто смотрят друг другу в глаза. Роджер тонет в глубине чёрных глаз, он чувствует любовь Фредди каждой клеточкой своего тела, и она кажется ему неземной, неизмеримой по силе и времени. Роджер всё ещё не может поверить, что Фредди с ним, что все те ужасные годы одиночества остались в прошлом, что эти тёплые, сильные руки, теперь всегда будут в его руках. Он сжимает пальцы Фредди, и тот замечает их легкий тремор. — Ты дрожишь, — тихо, словно боясь спугнуть момент, говорит Фред. Роджер только кивает, он ничего не может с собой поделать, волнение никуда не уходит, но теперь оно вдоволь намешано с предвкушением. И это восхитительно. — Роджер, милый, послушай, — Фредди облизывает пересохшие губы и продолжает гипнотизировать Роджера взглядом. — Ты мне ничего не должен, и я не хочу, чтобы ты делал что-то, в чём не уверен. Если честно, Фредди даже не воспринял всерьёз то на эмоциях сказанное обещание, но одного взгляда на Роджера достаточно, чтобы понять: он настроен довольно решительно, хоть и выглядит как перепуганный птенец. — Ещё никогда я не был в чём-то так уверен, как сейчас, — честно признаётся Роджер. Да, ему страшно, ему совсем не по себе и волнение подступает к горлу с каждым новым вздохом, но его любовь к Фредди сильнее любых страхов, теперь Роджер знает это, чувствует и осязает наверняка. — Выпьем? — предлагает Фред, хотя возбуждение уже тугим узлом вяжет внизу живота, ему не нужно много, достаточно даже просто смотреть на свою Лиззи, ведь Фредди к этому привык — смотреть без права касаться. И даже мысль о том, что теперь всё по-другому, заставляет его сердце стучать в груди в ритме presto. — Нет, — коротко отвечает Роджер и резко запечатывает губы Фредди неуклюжим поцелуем, они стукаются зубами, и во рту появляется яркий металлический привкус. Роджер виновато отстраняется — чёртовы нервы, ему до жути страшно всё испортить, но Фредди только мягко улыбается в ответ и притягивает Роджера ближе, привычно вплетая свои пальцы в его волосы. Роджер весь покрывается мурашками и, прикрывая глаза, откидывает голову назад, подставляя шею ласковым, мягким губам. Кожа Роджера словно дорогой шёлк, и Фредди с удовольствием проводит языком по яркому засосу, оставленному им утром. Он ведёт носом вдоль острой ключицы и жадно вдыхает запах Роджера, он не может надышаться им, ему всё мало. Тем не менее Фредди с радостью отзывается, когда Роджер ощутимо тянет его за волосы и накрывает его губы жарким, трепетным поцелуем. Роджер утягивает его за собой на кровать на этот раз, без колебаний позволяя Фредди устроиться сверху, и в блаженстве закатывает глаза, когда Фред проезжается своим пахом по его уже твёрдому члену. Кажется, Лиззи тоже не нужно слишком много, чтобы дойти до точки. Острые коленки Роджера до боли сжимаются на бедрах Фредди, а длинные пальцы обхватывают его шею так, будто-то хотят переломать все позвонки. — Тиши, Лиззи, ты ведь не хочешь меня убить? — шипит Фред с лёгкой полуулыбкой на губах. Роджер прекрасно чувствует, как сильно напряжён каждый мускул в теле, но как справиться с этим, он не понимает. — Эй, милый, посмотри на меня, — просит Фред и приподнимает его голову за подбородок. Роджер до того трогательный, с этим ярким румянцем на щеках и большими, блестящими от возбуждения и страха глазами. — Я скорее умру, чем причиню тебе боль, — шепчет Фредди и нежно ведёт пальцами по алеющей щеке. Эти слова звучали бы очень не к месту, если уж вспоминать всё, что произошло, но Роджера это странным образом успокаивает. И он как-то даже отчаянно целует Фредди, ведь чувств так много, что кажется, нечем дышать. Это почти больно — цепляться друг в друга так крепко, но Роджер такой открытый, искренний, горячий, словно раскалённая лава, так отчаянно хватающийся за Фредди — предел всех возможных и невозможных фантазий. Он выгибается дугой и бесстыдно скрещивает ноги у Фредди за спиной, когда тот словно кот вылизывает его грудь, спускаясь ниже. Его бросает в дрожь, когда он понимает, что под халатом нет ничего. Он медленно развязывает ремень и разводит полы халата в стороны, на несколько секунд просто залипая на стройном угловатом теле. — Лиззи, дорогая, ты точно уверена? — с придыханием спрашивает Фред, взглядом останавливаясь на твёрдом члене Роджера, с соблазнительной капелькой смазки на головке. Если Роджер хочет остановиться, лучше бы ему сделать это сейчас. — Подождём ещё двадцать лет? — язвительно отзывается тот. Фредди усмехается: что же, если его Лиззи уже язвит, значит, в обморок от страха падать точно не станет. — Плохая девочка, — фыркает Фред и с громким стоном втягивает в рот розовый сосок. У Роджера пальцы на ногах поджимаются, и он мычит что-то невразумительное, пытаясь стянуть с Фреда абсолютно никому не нужную сейчас футболку. Фредди поддаётся, и та улетает куда-то на пол. Он спускается дорожкой поцелуев ниже, горячо дышит на покрасневшую от прилива крови головку и, по-дьявольски усмехаясь, поднимается чуть выше, поочередно целуя выпирающие тазовые косточки. Роджер раздражённо шипит и больно тянет Фредди за волосы, направляя его голову к своему изнывающему без внимания члену. Фредди неуклюже стягивает с себя штаны прямо ногами. Роджер такой нетерпеливый, немного дерзкий и наглый, именно такой, каким он его полюбил, и Фред ловит какой-то неземной приход, когда медленно берёт его член в рот до основания и с причмокиванием выпускает обратно, облизывая по всей длине. Роджер скулит своим охренительным фальцетом и цепляется Фредди в волосы до того сильно, что кажется, прямо сейчас вырвет их с корнем. Фред с трудом протягивает руку, чтобы дотянуться до смазки, и, не отвлекаясь от процесса, выдавливает её себе на пальцы. Он снова заглатывает глубже и на пробу пробирается пальцем между ягодиц, обводя указательным пальцем колечко ануса, впервые не чувствуя сопротивления. Роджер весь плавится в его руках словно воск, и Фредди с замиранием сердца надавливает на сфинктер, чувствуя, как палец свободно проникает внутрь на пару фаланг, Роджер внутри горячий и странно влажный. И только в этот момент до Фредди доходит. Он выпускает член изо рта и поднимает на краснеющего, лохматого Роджера хитрый взгляд. Роджер неловко мечется взглядом по комнате, и щёки его алеют ещё пуще прежнего. — Так вот почему ты пропал в ванной почти на час? — усмехается Фред. — Заткни… — пытается сказать тот, но захлебывается собственным вздохом, потому что Фредди нагло вводит палец до самого конца, а за ним и второй, с наслаждением чувствуя, как плотно сжимается вокруг него Роджер, не ожидавший такого. — Что ты говоришь? — фыркает Фред, лаская Роджера изнутри, без труда нащупывая бугорок простаты. Роджер не переставая дрожит и тяжело дышит от каждого движения его пальцев в себе, его глаза широко распахнуты и с удивлением смотрят в потолок невидящим взглядом, а рот беззвучно открывается. Для него это действительно неожиданность — то, как реагирует его организм на прикосновения там, и все эти волшебные точки, которые нашел Фредди, практически мгновенно заставляют его неметь и таять. Фредди целует его приоткрытые губы, чувствуя, как Роджер начинает легко подаваться навстречу его рукам, и добавляет третий палец — и с губ Роджера наконец-то срывается стон. Он скулит и стонет, закусывая уже истерзанную нижнюю губу, и сам двигает своей соблазнительной задницей навстречу, отчего у Фредди в голове взрываются фейерверки — ему так часто снились подобные сны, но реальность, она совершенно другая, никакая фантазия не могла бы нарисовать такого. Роджер до того развратный и трогательно милый одновременно, что Фредди разрывается от противоречивости чувств. Хочется затрахать Лиззи до потери сознания, а потом долго-долго целовать искусанные губы и шептать слова любви. — Я сейчас, не могу больше, — чувственно шепчет Роджер, когда в нём оказывается уже четыре пальца. — Нет уж, дорогуша, так дело не пойдёт, — прерывисто отзывается Фредди, он мягко оглаживает Роджера изнутри и вынимает пальцы. Роджер разочарованно стонет, пока Фредди поднимается выше и закрывает его рот горячим поцелуем. — Помоги мне, — просит он и вкладывает Роджеру в руки тюбик смазки. — Да ты издеваешься? — немного нервно бросает Роджер, он почти в бессознательном состоянии и единственное, чего он хочет, это чтобы Фредди-чёртов-Меркьюри наконец-то трахнул его. Фредди в ответ только многозначительно приподнимает бровь, давая понять: сегодня они играют по его правилам, и Роджер, конечно, сдаётся. Он выдавливает себе на руку смазку, обхватывая напряжённый член Фредди, ведёт вверх и вниз, чувствуя, как гладко тот скользит в руке. Роджер не сводит глаз с Фредди, впитывая в себя яркие эмоции, проступающие на его лице: тот закрывает глаза и тяжело дышит приоткрытым ртом. Роджер проводит языком по выпирающим передним зубам, которых так стеснялся Фредди и которые так нравятся Роджеру, и снова целует его. Фредди готов кончить прямо сейчас, но это не то, что ему нужно, он обязан узнать, каково это — сделать Роджера полностью своим. Он немного отстраняется и мягко разводит стройные, длинные ноги Роджера в стороны, открывая себе восхитительный вид на сжавшееся колечко мышц. Роджер снова чувствует, как на него накатывает паника и всё тело покрывается мурашками от холода. Ведь пальцы — это одно, а вот этот огромный детородный орган перед ним — совсем другое. Фредди нежно оглаживает внутреннюю сторону его бедра и смотрит на Роджера так, словно тот какое-то божество. Этот взгляд пробирает до костей, Роджер не знает, чем заслужил его после всего, что он сделал, но Фредди продолжает смотреть на него с таким благоговением, будто Роджер безгрешный, непорочный ангел. — Я люблю тебя, — выпаливает он слишком неожиданно для себя. Роджер понимает, что его любовь не сравнится с любовью Фредди, но меньшее, что он может сделать — это любить его взамен так сильно, как может, и уж точно не стесняться этого. Фредди же весь словно загорается изнутри от этих слов, и глаза его блестят так ярко, словно самые прекрасные звёзды. — Я тоже, Роджер. Больше жизни, — серьёзно отвечает Фред и замирает, не в силах пошевелиться. Роджер неловко ёрзает на простынях и успокаивается, ему становится хорошо, потому что это Фредди и с ним просто не может быть по-другому. Какого чёрта он вообще переживал? — Так мы будем трахаться или как? — фыркает он несколько секунд спустя. Фредди в ответ пару раз удивлённо моргает, а потом счастливо, расслабленно смеётся. — Как скажешь, Лиззи, — тянет он и медленно входит в такое желанное тело. Но член — это нихрена не пальцы, потому что он гораздо длиннее, у Роджера чувство, будто его на части рвут раскалённым железом, и он до крови закусывает губу, пытаясь справиться с болью. Фредди мгновенно замирает и немного сдает назад, давая время привыкнуть. Он знает, как это бывает в первый раз, поэтому держит себя в руках, не желая неосторожным и резким движением причинить лишнюю боль. Больше, чем получить собственное удовольствие, он хочет доставить его Роджеру, ведь это его первый раз, и он просто обязан быть прекрасным для него. — Расслабься, милый, не зажимайся так, — шепчет прерывисто Фред, оставляя на любимом лице короткие поцелуи. С него градом течет пот, только ему известно, скольких усилий ему стоит держаться и не двигаться. — Легко сказать, — шикает Роджер довольно-таки агрессивно. — Будет очень хорошо, я обещаю, — улыбается Фредди и сжимает пальцами член Роджера, отвлекая его от неприятных ощущений. Роджер фокусируется на длинных, ласковых пальцах и кивает, давая разрешение продолжать. Фредди проникает медленно, мелкими толчками, постоянно сдавая назад, раскачиваясь как на качелях, не спеша увеличивая амплитуду движений и неподвижно замирая каждый раз, когда Роджер беспокойно морщит свой нос. Каждое такое движение словно пытка и райское наслаждение одновременно. Фредди почти молится всем богам, когда наконец входит до самого упора, ему невероятно хочется нарастить темп, но все, что он себе позволяет, это снова немного сдать назад и заново толкнуться вперед, более резко, чем до этого. Роджер изгибается под ним от неожиданности, и его ноги сильнее сжимаются на бедрах Фредди, а в глазах загорается какой-то дикий огонек. Ему понравилось — понимает Фред и снова раз за разом заставляет Роджера выгибаться дугой, потому что боль — это ничто по сравнению с тем удовольствием, что накрывает его огромной волной. Фредди перестаёт соображать — он весь один сплошной натянутый нерв, Роджер под ним тяжело дышит, опаляя горячим дыханием ухо, его ноги, запрокинутые Фредди на поясницу, то и дело соскальзывают вниз от пота, но Роджер упрямо сжимает их крепче, как будто пытаясь быть ещё ближе, стать одним целым. — Фре-е-едди, — протяжным, сиплым голосом стонет он и царапает спину короткими ногтями. — Да, милый, я с тобой, — тяжело дыша, отзывается Фредди. Они сталкиваются зубами, и Роджер снова стонет, идеально, тонко и высоко. Он весь теряется в ощущениях и словно выпадает из реальности, он хочет Фредди ближе, сильней и больше, хотя больше уже, кажется, невозможно. Фредди целует губы, солёные от слёз, и чьи это слезы, невозможно разобрать, возможно, это он рыдает от счастья. — Давай, Лиззи, давай же, — рычит Фред, надраивая член Роджера в ритме с резкими размашистыми толчками. Роджер кончает, его подкидывает на кровати, и он кричит так, что, наверное, будь они в своей старой квартире, их бы слышала вся улица. Фредди срывается вслед за ним, изливаясь глубоко внутрь желанного тела. Роджер весь трясётся под ним и постанывает, продолжая толкаться бёдрами в такт, пока его не перестаёт бить в оргазме. Фредди расползается по его груди бесформенной лужицей и лежит так, не в силах пошевелиться. Его переполняет необъятное счастье и приятная до дрожи в коленках усталость. Роджер приходит в себя, только когда Фредди осторожно выходит из него и устраивается рядом, закинув ногу ему поверх бёдер, с восхищением заглядывая в глаза. — Ты в порядке? — несмело спрашивает он и, когда Роджер растягивает губы в блаженной улыбке и запускает пальцы ему в волосы, чувствует облегчение. — О да, я в порядке, — отвечает Роджер и тихо хихикает, когда Фредди чмокает его куда-то под мышку, — сейчас бы сигарету. — Нам их теперь долго не видать, — отвечает Фред, лениво поглаживая Роджера по животу. Роджер вздыхает и тянет печальное «угу». — Ты знаешь, что самое забавное, я чертовски хочу жрать, — задумчиво произносит он, снова заставляя Фредди смеяться. — Ну, смотри, как тебе со мной повезло, я весьма предусмотрительный, — усмехается Фред и кидает взгляд в сторону накрытого стола. Роджер активно кивает и небрежно стирает сперму с живота своим халатом, скидывая его на пол к другой одежде. — Ты у меня вообще самый лучший, — отвечает он, отчего Фредди забавно краснеет и улыбается в поцелуй, который Роджер оставляет на его губах. — Давай, тащи всё это сюда. И вино не забудь. — Эй, дорогуша, ты ведь не думаешь, что я теперь буду тебе прислуживать? — шутливо фыркает Фред, с трудом дотягиваясь до еды и переставляя тарелки на кровать. — Ну, это мы ещё обсудим, — хитро стреляя глазами, отвечает Роджер и запихивает себе в рот почти целый сэндвич. Фредди не может отвести взгляда от своей прекрасной Лиззи. Роджер что-то бубнит с набитым ртом, отчего крошки летят в разные стороны, и заправляет за уши лохматые волосы, а после залпом опустошает стакан вина. Фредди хочет запечатлеть в своей памяти этот момент навечно. Но потом он вспоминает, что теперь таких дней и ночей у него будет столько, сколько он пожелает, и никто больше не посмеет отнять у него его счастье. — Никому тебя не отдам, — на эмоциях шепчет он, зажимая Роджера в крепких объятиях. Роджер смешливо фыркает, слизывает с пальцев соус и чмокает Фредди в макушку. — Попробуй теперь избавься от меня, — усмехается он.