Нету сил терпеть

      Было около трёх часов ночи, когда СССР проснулся в холодном поту, подорвавшись с кровати как после самого страшного кошмара в его жизни. Хотя, на деле так и было. По крайней мере, ему казалось, что это было кошмаром. Уж слишком. Ярким на эмоции он был. Слишком много раз Союз ощущал смерть на кончике языка, хотя до этого он не помнил, чтобы хотя бы у его предков была подобная ситуация. Они всегда знали, что так или иначе они победят, да и он это знал, но сейчас…        — Пха, ну и бред, — хмыкнул про себя Союз, вытирая со лба оставшиеся капельки пота и думая, что за хрень ему приснилась. Но не успев только очнуться ото сна, он заметил ярко-красное тёплое одеяло, что совершенно не было похоже на его подобие ковра из верблюжьей шерсти. Брови Союза невольно нахмурились, а взгляд резко устремился чуть дальше, чтобы увидеть всю возможную площадь обзора.       Сказать, что в глазах СССР застыл шок — всё равно, что сказать, что на Чернобыльской АЭС случилась небольшая авария, которую ничего не стоило предотвратить. Чёрт, он находился в комнате одного из солдат армии Рейха. Одеяло с узором свастики по центру, народная немецкая резьба на деревянной мебели и стульях, вешалка на двери, на которой красовалась отглаженная немецкая униформа. Первый вопрос: как он сюда попал? Второй вопрос: почему он всё ещё жив?       Тревожные мысли начинали без устали роиться в пустых глазах осиротевшего отца. Зачем он здесь, что немцы планируют делать дальше, когда его убьют и почему он всё ещё жив? Множество раз в голове звучал один и тот же вопрос, стараясь найти ответ на него в судорожном припадке паники.       Тут же встрепенувшись и соскочив с мягкой кровати, Союз мгновенно подбежал к двери, попытавшись открыть её. Конечно же. Ничего не вышло, естественно. Как и ожидалось. Впервые за эти два года он так натурально чувствовал это жгучее чувство в груди, когда нечто сдавленное, такое тяжелое жжёт в груди и не даёт здраво мыслить, затуманивая разум, заставляя холодеть кончики пальцев и вынуждая немо кричать о чём-то, что так успешно игнорируют многие. Настоящая, самая яркая злость, от которой можно было избавиться лишь выместив её на чем или ком-нибудь, пока не дадут таблетку сильного успокоительного. Вся эта скопившаяся за несколько лет ненависть сейчас пылала в Союзе ярким пламенем, вынуждая думать, что следует сделать дальше. Из освещения тут была лишь небольшая лампочка посреди комнатушки и очень маленькое окно, через которое навряд ли СССР сможет протиснуться, как бы тот ни хотел, к тому же, за ним явно было видно полчища охраны, которые точно не промолчат о попытке бегства некогда сильнейшей державы.        — Чёрта с два… ВЫПУСТИТЕ! — выпалил СССР, сильно пнув толстую дубовую дверь, которую от удара ногой достаточно сильно затрясло, но она даже не помялась. Дерево лишь немного прогнулось под ударом, но тут же вернулось в исходное состояние, давая понять, что её нельзя как сорвать с петель, так и выбить замок, что только сильнее угнетало.        — Сучки. — продолжал рычать разъярённый пленник, пытаясь высмотреть какое-либо слабое место в комнате, просто чтобы можно было сбежать. На окно он по-прежнему смотрел в самую последнюю очередь, оставляя этот вариант напоследок. Быть расстрелянным, так и не выбежав из этого места, — явно было отвратной идеей, но чувствовала печёнка, скоро это останется единственным выходом из этой ситуации, что заставляло пылать русского ещё больше.        — ВЫПУСТИТЕ, ТВАРИ! — надрывал голосовые связки «последний выживший», всеми силами давая понять, что он давно проснулся и молчать уж точно не собирается, но тут же его отрезал такой знакомый, тягучий и язвительный голос Третьего Рейха, который, похоже, только недавно появился за дверью.        — Поосторожничал бы ты со словами, Союз. Может, тебя газом травануть? Как я сделал это с Украиной. Она продержалась на удивление долго для такого роста и размера, как у неё, ахаха. А её отчаянные попытки спастись. Мне продолжать, коммунист ты наш? -издевательски давил на больную рану нацист, так и не отходя от запертой двери, не пытаясь её открыть, понимая, что только этого СССР и ждёт, поджидая момент, чтобы её выбить. Так что наиболее рациональным решением будет разговор за дверью.        — Завали своё хлебало, немец! Я не собираюсь слушать тебя, ебаного фашиста, убившего множество жизней! — кажется, Союз даже не собирался успокаиваться, слова Рейха только сильнее его злили, отчего победитель неконтролируемо смеялся в своеобразной форме припадка, не в силах остановиться, продолжая истерично смеяться при каждом новом ударе об дверь.        — Чего ржёшь, паскуда?! Это нихуя не смешно! — включая внутреннее быдло, коммунист продолжал стучать и кричать в дверь. Ему точно уже сорвало башню от злости на немца.        — Успокойся, Союз. Я тогда приврал немного. Беларусь с Казахстаном живы, хотя и находятся явно не в самом лучшем состоянии, знаешь? — решил немного успокоить бунтующего нацист, сам начиная понемногу отходить от очередного приступа смеха, до сих пор засевшего у него в горле, стараясь не сорваться на заикание и своеобразный крик от начинавшейся истерики, но все его старания пропали даром, когда Союз буквально чуть-ли не выбил дверь в порыве гнева.        — ГДЕ ОНИ?! — тут же послышалось на весь коридор здания, от чего Рейх еле сдерживался, чтобы не увалиться на пол, пока просто держась за живот, громко ухохатываясь от столь яркой реакции. Прошло около пятнадцати секунд /посчитайте это время и поймёте, что это достаточно долго/, прежде чем немец смог хоть как-то успокоиться, и немного выровнять дыхание.        — Они в относительной безопасности. Я подумал, что они больше пригодятся, пока будут живы, чтобы ты согласился на кое-что, — широко ухмыляясь произнёс Третий, наконец выровнявшись в спине и привычно заведя руки за спину.        — На какую ещё авантюру ты меня сбагрить хочешь?        — Да так, просто… Будь моим цепным псом, Союз~        — ЧТО ТЫ СКАЗАЛ?! — снова начиная звереть, выкрикнул пленный, вновь ударив бедную дверь. Ещё несколько таких ударов и петли, вероятнее всего, не выдержат. Стоит его успокоить.        — Успокойся, Союз. Всё, что мне от тебя требуется, — твоя армия. Не больше. И ты сам для выполнения кое-каких грязных дел. Твоя жизнь и жизнь твоих «детей» не будет в такой угрозе: тех двоих я отошлю на безопасные территории, где не будет войны и позволю жить среди нас в качестве обычных граждан. Но взамен ты должен всю жизнь посвятить мне и моему предложению. Достаточно выгодно, м? Ты ведь так печёшься о них, не так ли? — дразняще вторил немец, оперевшись спиной о дверь, в ожидании ответа. Союз лишь задумчиво молчал, думая, что можно сейчас сделать. Он явно не хотел подчиняться этому тирану, но и оставлять детей здесь. Разве он может так поступить? В мыслях такого рода Союз провёл всего около минуты, после чего, сквозь стиснутые зубы всё же проговорил: «Хорошо», на что Рейх утвердительно хмыкнул.        — На двери, которую ты так безжалостно бил, висит униформа. Переоденься, тебя выпустят через пол часа, когда ты успокоишься, — после этих слов послышался стук уходящих от двери каблуков, пока Союз вновь опустошенными глазами смотрел на уже немного помятую форму, которую ему предстояло надеть.       Пытка.