Части целого

— Ты поддаешься мне! — А вот и нет! — Точно поддаешься! Опять! — рассерженный царевич хотел уже бросить на землю свой деревянный меч, но вовремя вспомнил, что за ними наблюдал Леонид, а тот совершенно не одобрил бы такой поступок с его стороны. Александр нахмурился и, обиженно скривив губы, ушёл в другой конец двора; он был раздражён, но не хотел, чтобы учитель это видел. Спрятавшись за углом здания, мальчик сел прямо на землю в тени широкой колонны и сердито сложил руки на груди, так и прижимая к себе тренировочное «оружие». С площадки доносились голоса и смех остальных мальчишек, звонкие удары деревянных мечей друг о друга и изредка команды Леонида, но царевичу было все равно — он упрямо делал вид, что не слышит приближающихся суетливых шагов и встревоженного голоса своего друга, окликающего его по имени. — Александр! Александр, ну отзовись! Где ты?! Але… а, вот ты где… Александр! — подбежав к нему, запыхавшийся Гефестион опустился рядом на колени и попытался заглянуть царевичу в глаза, но тот лишь сердито отворачивался и молчал. — Александр, не обижайся! Пожалуйста!.. ну! — Мы же договорились… — наконец, подал голос царевич, повернувшись к другу. — Ты же обещал, что никогда не станешь мне поддаваться, Гефестион! — Прости, пожалуйста, Александр… Я ведь просто боялся, что пораню тебя, мой меч едва не ударил тебя по лицу! — Ну и что же? Отец говорит, что шрамы — признак мужественности. Гефестион на секунду прикусил губу и поднял виноватые голубые глаза. — Все равно. Я не хочу ранить тебя. -упрямо твердил он. — Тем более, ты ведь царевич, и… — Гефестион! Ты мне друг или слуга? Сын Аминтора на мгновение удивленно замолчал, не понимая, к чему Александр задаёт такой вопрос. — Я…друг. Конечно, я твой друг! — Значит, я для тебя не царевич, Гефестион. Если мы друзья, значит, я для тебя Александр, понимаешь? Мы с тобой на равных, и я не хочу, чтобы ты ставил себя ниже меня. — Я понимаю, — хмуро вздохнул Гефестион. — Обещаю, что не буду, но ты пообещай тогда не лезть на рожон без причины! — Обещаю, — улыбнулся царевич и протянул другу раскрытую ладонь. — Мир? — Мир! — Гефестион крепко сжал руку Александра и прислонился лбом к его лбу. Мальчик уже не однажды натыкался на упрямство и импульсивность своего друга, порой они ссорились из-за этого, потому что Гефестион никак не мог избавиться от постоянного чувства ответственности за него, а Леонид намеренно не вмешивался, говоря, что все идет правильным ходом. По словам учителя, лишь время научит Гефестиона не страшиться титула царевича, но сам мальчик не представлял, как это вообще возможно. Александр действительно стал близок ему, и оттого «груз» на плечах ощущался все сильнее. Гефестион не знал, как это назвать, как избавиться, как управлять этим; все, что он мог — просто быть рядом с царевичем, просто дружить так, как сам считал правильным А между тем за их дружбой неусыпно и пристально наблюдала царица, и, стоило хоть малейшему слуху просочиться в коридоры дворца, как она начинала донимать Леонида одним и тем же разговором. Отсутствие царя Филиппа, может, и было ей приятно, но оно же в скором времени могло негативно сказаться на положении ее сына. Даже будучи единственным наследником македонского трона, Александр находился под угрозой, ведь кто мог предугадать мысли и поступки его несносного, импульсивного отца? Олимпиада не строила иллюзий и прекрасно понимала, что рядом с ними, а то и в самом дворце, могут жить еще, как минимум, двое или трое непризнанных сыновей Филиппа, которые самим фактом своего существования строят препятствия для Александра. И, как ни старался кузен переубедить царицу, она очень слабо верила в то, что маленький сын Аминтора сумеет защитить ее царевича.

***

Вечером, когда юным отпрыскам аристократических семей позволялось заняться своими делами и отдохнуть от дневных занятий, Александр, выскользнув из своих комнат, побежал в противоположное крыло дворца, туда, где на время военного похода поселилась семья Аминтора. Это были три смежные комнаты, одна из которых полностью принадлежала Гефестиону — небольшая, вдвое меньше покоев царевича, но гораздо более уютная и живая. Что-то здесь создавало особенную атмосферу, в которой Александр чувствовал себя, как никогда, самим собой. Даже стопки книг, горы исписанных, изрисованных листов, которыми были набиты полки, буквально излучали какое-то тепло, так привлекавшее Александра. Именно поэтому он так часто оказывался здесь еще раньше самого хозяина комнаты и терпеливо ждал в своем излюбленном месте — небольшом уголке между низкой кроватью и персидской ширмой, скрывавшей выход на балкон. В этот вечер Александр, залетев в комнату и, как обычно, не обнаружив владельца, устроился там же, предварительно сбросив туда несколько подушек с кушетки; улегся на ковер и несколько минут просто смотрел в потолок, ни о чем особенном и не думая. Но стоило повернуть голову, как он наткнулся взглядом на какие-то листки, явно кем-то спрятанные под кровать. Любопытство всегда было его слабой стороной, впрочем, он не особо старался удержаться от него. Протянув руку, Александр достал листы и сел на подушку, внимательно разглядывая небольшие, удивительно аккуратные рисунки. Сомневаться в авторстве не приходилось, но царевич все равно был удивлен так неожиданно обнаруженным талантом своего друга. Конечно, со стороны все это — не более, чем рисунки пятилетнего малыша…но взрослых рядом не было, а для впечатлительной натуры царевича и этого было довольно. Гефестион явно потратил на эти рисунки много времени — он изображал колонны у главных дворцовых ворот, фонтан в саду, старое дерево с раздвоенным стволом, в которое когда-то давно попала молния… Забавно, что он об этом ничего не рассказал… — Я знал, что ты уже здесь! Почему ты… — Гефестион зашел в комнату, улыбаясь, но тут же осекся, увидев, что держит в руках Александр. — Как ты нашел их? — Случайно! — улыбнулся царевич, словно не заметив смущения товарища. — Почему ты не говорил, что умеешь так красиво рисовать? — Я…ты просто не спрашивал…и я не думал, что ты найдешь это… Александр хитро сверкнул глазами и чуть подвинулся, молчаливо приглашая друга сесть рядом. Щеки Гефестиона и до того уже были ярко-розовыми, а теперь и вовсе покраснели, как розы в дворцовом саду. — Мне они нравятся! У меня не получается так рисовать, матушка говорит, не хватает терпения… — Александр, ничуть не смущаясь и не замечая смущения Гефестиона, снова и снова просматривал особенно понравившиеся изображения, остальные раскладывал аккуратным веером на ковре перед ними. Гефестион, конечно, не стал бы противиться Александру, потому что глубоко в душе ему было приятно, что друг так высоко оценил то, что он прятал от всего мира. Это был еще один шаг царевича, сблизивший их сильнее; на какой-то миг даже показалось, что, разглядывая эти рисунки, Александр разглядывает то, что скрыто даже от глаз самого Гефестиона, то, что разглядел Леонид, когда сделал свой выбор. — Сегодня утром… — неуверенно начал мальчик. — Прости, что я так обиделся на тебя…я понял, что это было глупо. Гефестион был удивлен, но изо всех сил старался не показать этого, потому что в те редкие моменты, когда Александр был именно ТАКИМ, он просто не мог винить его ни в чем. — Я тебя понимаю, — улыбнувшись, он взял царевича за руку и крепко пожал, как делали их отцы. — Я ведь и правда поддался тебе… но мы ведь уже договорились, что больше не будем ссориться из-за такого. — Не будем, — согласился Александр, вручая кипу рисунков автору. Гефестион убрал листы под кровать и, последовав примеру друга, удобно улегся рядом с ним на ковре. — Знаешь, а ты победил бы меня утром… — задумчиво произнес Александр, вглядываясь в потолок. — Если бы не поддался, я бы упал, и победа была бы за тобой. Это было легко… — Александр, я не хотел! Я же сказал, что поддался, потому что мог поранить тебя. — Значит, ты готов проиграть, чтобы я был цел? — Александр не смог бы объяснить, почему задает эти вопросы. Взрослые увидели бы в них глубокий подтекст, какие-то скрытые мотивы, но ребенку все это было чуждо. Он спрашивал о том, что его волновало. Он спрашивал, потому что его удивила мысль, пришедшая в голову, и он хотел знать, какой ответ на его слова был бы правильным. — Даже если бы это был настоящий бой? — Конечно… — Почему? — Не знаю. — Гефестион повернул голову и столкнулся с веселым, вопрошающим взглядом карих глаз. — Мне бы хотелось, чтобы побеждать могли мы вместе. Потому что я бы не смог радоваться…это не была бы хорошая победа, если бы ты поранился. Мне не нравится побеждать тебя, — честно признался Гефестион, снова заливаясь румянцем. — Я больше радуюсь, когда побеждаем мы вдвоем. Против кого угодно. — Я тоже. Удовлетворенный ответом, Александр подвинулся ближе и взял Гефестиона за руку, сжимая в знак поддержки, как делал его отец. В этот момент он чувствовал именно то, о чем только что спросил — их общую победу.