Крысиными тропами

      Подгоняемый то ли даром, то ли присущим любому человеку в стрессовых ситуациях страхом, Тэхен все-таки отпускает поводья вороного коня и оборачивается на терпеливо ждущую его решения крысу. Животное все еще выглядит безумно нахально — и как такое может быть, непонятно. Тэхен думает, что доверять этому грызуну ни в коем случае нельзя, вот только то самое видение выбора ему не оставляет.       — Не вешай нос, парень, вероятность, что выживешь больше, чем один к одному, а если будешь меня слушаться, то и того больше.       — И что предлагаешь?       — Сними меня для начала.       Ремни оказываются затянуты на славу. Тэхен ожидаемо трусит, что стоит ему освободить вредного крысеныша, как тот, сверкая своей черной шерсткой, бросит его одного, но это все неоправданное. Лишь взгляда на чужое тело хватает, чтобы понять, как все неладно.       В детстве, когда Тэхена только учили прислуживать в хозяйском доме, один из старых слуг глубоко заболел. Его запах, тяжелый и острый, пропитывал комнату, где он лежал, вещи, волосы. Тэхена отправляли к нему с жидкой похлебкой на курином мясе с травами и компотом. Он осторожно открывал аджосси рот, кормил его, поил, но не задумывался о чем-то. Мало ли, как и чем человек болеет. Потом только, много дней спустя, ему не посчастливилось увидеть пролежни на его боках и бедрах. Огромные, жуткие, они были тем, что так боялся увидеть еще хоть раз мальчик.       — Мамочки, — сглатывает парень, — как это… так?       — Вот так, — раздраженно огрызается крыса. — Давай, как тебя там, суй меня за пазуху, ищи коня или корову и вали из этой деревни.       — А этот конь тебя чем не устраивает?       — Ты еще на спину себе табличку повесь «я украл вашу крысу», бестолочь.       — Во-первых, меня зовут Тэхен, а во-вторых, ты не можешь быть вежливее? Твои разговоры тебя не красят.       — Единственное, что меня не красит — эта шкура.       Крыса все-таки отправляется под рубаху, предварительно заправленную. Облегченно возится, разминает лапки и елозит холодным носом по коже чужого живота. Тэхену не нравится, но он терпит. Выбора у него уже никакого.       Вместо того, чтобы броситься прямиком на поиски коровы (лошадей в их поселении отродясь не видали), Тэхен возвращается в дом. Собрать свои вещи, взять немного еды и воды в дорогу… попрощаться.       Дворовый пес при виде него лениво открывает глаза, принюхивается, чуя крысиный запах, но лаять не лает. Умница. Тэхен расстроено опускает плечи и думает, что скучать будет неимоверно.       До первых петухов еще остается время, но он все-таки торопится. Сгребает пару кофт и немного белья в стащенную из кладовой сумку, кидает туда же завернутую в бумагу брынзу и кусок хлеба, а потом разрешает себе взглянуть на друзей в комнате. По Чимину он будет скучать больше всего. Глупо, но на прощание он его обнимает — боясь и надеясь, что проснется.       До нужного ему сарая Тэхен добирается менее, чем за полчаса. Из-за толпившихся недавно около здания людей, тропинка к нему ясно видна даже в лунном свете, вот только основной проблемы это не меняет. Дверь оказывается под замком.       — Что мне делать? — себе под нос бурчит видун, не дожидаясь ответа.       — А что ты хочешь? — раздается за спиной знакомый голос.       Тэхен дергается и поворачивается, чувствуя дежавю. Только в отличие от первого раза, за его спиной стоит его друг с такой же, как и у него, набитой сумкой.       — Чимин? Что ты… Как ты?       Друг делает шаг вперед и крепко обнимает его.       — Не знаю, куда ты, но я с тобой.       Огромное, сладкое-сладкое облегчение опускается на Тэхена. Его дорогой друг — его практически старший брат, словно почувствовал, не оставил. Разом становится не так страшно. Разом становится хорошо.       — Вы меня сейчас раздавите, идиоты.       Чимин отскакивает от друга, лишь почувствов в области живота движение — жутко, как будто у Тэхена в кишках какой-то монстр, его рубаха прогибается. Младший, правда, удивленным или напуганным не выглядит — воровато озирается и вытаскивает на свет крысу.       — Фу, — опускает уголки губ вниз Чимин, когда разглядывает на животном страшные раны, — зачем она тебе? Заразная, похоже.       — Сам ты заразный, идиот.       — Ч-что?       — И умом, кажется, не блещешь, но это у вас в деревне, видимо, передается воздушно-капельным путем.       Тэхен силится не дать противному крысюку затрещину, вместо этого говоря:       — То-то, я смотрю, ты плохеешь с каждой минутой. Надышался поди.       — Она говорит? — отмирает Чимин. Его глаза светятся от восторга. Чудеса похлеще видений его любимого друга!       — Я, вообще-то, «он».       Тэхен вдруг расплывается в улыбке и подносит крысу поближе к своему лицу, но держа все еще на безопасном расстоянии от носа. Мало ли.       — Нужно же придумать тебе имя! Будешь Чернышом?       — У меня уже есть имя, — презрительно цедит крыса.       — Какое?       — Тебе-то что?       — Не скажешь, буду звать тебя Чернышом.       Крыса презрительно щурит глаза и резко кусает Тэхена за палец. Тот ругается, но чудом не роняет и так потрепанное животное.       — Меня зовут Чон Чонгук.       — Поздно, — раздувает ноздри Тэхен, — теперь ты Черныш.       — Так, значит?       Чимин, до этого молчавший, обеспокоенно смотрит на горизонт.       — Эй вы, двое. Светает.       Все разом затыкаются и с беспокойством смотрят на дверь. Решение предлагает Чонгук, пусть и не без насмешки наставляя парней. Те пыхтят, но замок все-таки сносят, благо он старый и ржавый. Коровы, даже в такое время лениво жующие жвачку, смотрят на них с откровенным безразличием.       — Берите тех, что получше, и сваливаем.       — И какие из них лучше, если все похожи на тебя? — скалится Чимин.       — Тихо, — шипит на них видун, стараясь поднять ближайшую к нему корову. Та на его легкий, нежный пинок не реагирует.       Крысюк, кажется, над ним смеется.       Без седла, но на найденных в сарае тряпках двое друзей и вредная крыса уезжают удивительно далеко. К обеду они уже достигают пшеничных полей, на которых Тэхен за всю свою жизнь бывал лишь однажды.       Чонгук всю дорогу спит, грея видуну живот и не мешая ему рассказывать Чимину свое ночное приключение. Тот пораженно ахает и даже начинает крысюка жалеть — никто не достоин, чтобы с ним так обращались. Тэхен с ним полностью согласен.       Когда они все-таки решаются сделать привал, пусть внутри где-то и скребется мысль, что вот сейчас их хватятся и догонят, Тэхен с облегчением опускает ноги на землю и растирает рукой бедра. Ягодицы сводит также ужасно. Чимин выглядит не лучше, но все-таки оказывается первым, кто достает из сумки их будущий обед.       — Ты что, — смеется Тэхен, — половину кухни утащил? Аджума, наверное, сейчас на тебя так поносит!       — Просто бери и ешь, — наигранно дуется Чимин.       Тэхен вгрызается в булочку, а потом спохватывается.       — Черныш, хочешь кушать?       — Я Чонгук, — сонно ворчит тот. — Хочу.       Аккуратно, стараясь не касаться особо жутких ран, Тэхен достает животное из-под рубахи. Крысюк зябко ежится от осеннего ветра и дыбит шерсть. Тэхен его, к собственному смущению, понимает — с живой грелкой у живота было намного уютнее.       С жутким аппетитом Чонгук набрасывается на предложенный ему кусок сыра, а затем просит воды.       — Ну ты и прожорливый! — цокает языком Чимин. — Еды на тебя не напастись.       — Если тебя кормить не будут, то мне хватит.       — Ладно вам, — примирительно вскидывает ладони вверх видун. — Лучше давайте решим, куда отправимся. В Ильсан?       — Я хочу в Сеул, — мечтательно вздыхает Чимин, перекатывая во рту булочку.       — Мы едем в Пусан.       На Чонгука смотрят, как на врага народа. Оправданно.       Пусан единственный город, бьющий рекорды по пиратским набегам, избегаемый даже путниками. Ничего хорошего там нет — лишь стойкий запах рыбы, разбойники и порченные девки.       Тэхен уже без былой неприязни тянет к крысе руку и ощущает, как набился тощий живот.       — Зачем?       — Затем, что тогда, возможно, мы с вами проживем немного дольше.       — Как-то не верится.       Крысюк презрительно фыркает и стартует по руке Тэхена к плечу, а затем и вовсе ныряет обратно в рубаху, пригреваясь. Чонгуку до веры в него этих двоих дела как-то нет.       Лишь бы продержаться.