Крысиными тропами

      Лениво вгрызаясь в сорванное в заброшенных садах яблоко, Чимин слушает разговор Тэхена и крысы и не может понять одного — как друг все еще ее терпит.       Чонгук оказывается на редкость вредным и язвительным. Нет, и у него бывает благосклонное настроение, когда усики от смеха вздрагивают на ветру, а кругленькие глазки щурятся, но это все лишь при благоприятном схождении звезд. То есть, практически никогда.       Тэхен, впрочем, с мужеством и юмором терпит все придирки о затхлой воде, невкусном мясе и запашке пота, смыть с себя который у Кима просто не было возможности, а Чонгуку приходится нюхать, находясь часами за пазухой.       — Можешь хоть сейчас вылезти и ехать верхом на корове, — который раз повторяет Тэхен, — не держу.       — Лучше помойся.       — Наколдуй реку или веску, и я с радостью.       — Это же ты видун, вот и смотри, куда едешь и где река.       — Я лучше позволю тебе и дальше нюхать мой пот, чем тратить Дар на такую ерунду.       Крыса гадко смеется.       — Словно ты его для чего-то полезного используешь.       К полудню третьего дня им все-таки везет. За низкой посадкой виднеются крыши домов, выкрашенных в яркий желтый, и Тэхен понимает, приехали. Коровы довольно блестят глазами, замечая тюки сена вдоль дороги, и с сожалением видун понимает, что животных довольно скоро придется где-нибудь продать. Осень все сильнее набирает обороты, а захватить с собой достаточно еды для животных невозможно.       Охраны у вески не наблюдается, но вместо нее на забор крепко прибита доска с лаконичным «Зтравзтвуйте!».       — Много у вас денег? — интересуется крыс у парней, пока те стараются найти кабачок. Чимин насмешливо спрашивает, откуда бы, но потом сознается, что кое-что все-таки накопил, и добавляет:       — Не то чтобы я собирался это тратить на тебя.       Тэхен его поддерживает, пусть и не серьезно. Чонгука ему жалко, пусть он всего лишь замученная вредная крыса.       — Если вы доставите меня в Пусан, я гарантирую вам сотню золотых.       Тэхен присвистывает и оттягивает ворот рубахи, задумчиво смотря на насупленную мордашку.       — Откуда бы у крысы деньги?       — Не твоего ума дела.       Обедать им приходится пересоленной кашей, но домашняя еда все равно приятно оседает на дне желудка, обещая не беспокоить голодными воплями до вечера. Хозяин заведения требует с них с три короба, но только до тех пор, пока Чонгук не выбирается из-под рубахи Тэхена на стол и не начинает нагло воровать у того кашу.       — К-кхм, — блеет тут же мужчина, — для вас и вашего друга, господин путник, бесплатно.       Напряженно проводив взглядом его исчезающую спину, Тэхен тыкает пальцем в чонгуков бок.       — Зачем ты это сделал?       — Так этому прохвосту и надо. Не ты последний, он на других отыграется.       — С чего ты взял? — с любопытством уточняет жующий Чимин.       — Вижу.       — Как Тэхен?       — Лучше.       Видун удивленно приоткрывет рот и задумывается. А правда ведь, не просто же так путники возили всюду с собой крыс и оберегали их лучше, чем иного породистого жеребеца. Если эти животные видели дороги даже лучше, чем люди…       — Для этого вас путники с собой возят? — наивно интересуется Тэхен. — Вы им помогаете?       Крысюк едко смеется и чуть не давится кашей.       — Ты что же думаешь, после того, что они делают с нами, мы хотим им помогать?       — А зачем же тогда?       — Ох, дурень. Два путника — полпутника, дар гасится в присутствии другого. А вот если один из них заключен в крысу — множится.       Неверяще приподняв брови, Тэхен нагибается к столу и пристально всматривается. Чонгук — самая обычная крыса. Чернявая, с маленькими злыми глазами и лапками — обычная, совсем-совсем.       — Хочешь сказать, что человек?       — Не сейчас, но да.       — Глупости, — перебивает Чонгука Чимин. — Зачем бы добровольно на такое соглашаться?       — А кто сказал, что добровольно?       Со двора слышится наигранно громкий девчачий крик, и в помещение тут же заваливаются двое грузных мужиков с девчонкой лет семнадцати между ними. Чимин неодобрительно поджимает губы, и Тэхен, сидящий спиной ко входу, тоже оборачивается.       — Чего пялитесь? — хмыкает, на удивление, девушка и продолжает шагать вслед за своими «кавалерами», опускающими свои руки по ее телу все ниже. Те, вторя ей, гогочут.       Разворачиваясь к столу, Тэхен заливается румянцем. Ему такие нравы чужды — да, за стенами, пусть и громко, но с супругом, Тэхен представляет, что творится, но вот так, среди бела дня… Чимин, впрочем, выглядит не лучше.       — Ты ж моя нежная фиалка, — смеется крыса, пока взбирается Тэхену на плечо. — Ты, наверное, и с девкой никогда не был?       — А ты всех крыс в округе перепортил?       — Я человек, я же сказал, — вспыхивает тот.       — Тогда, может, превратишься?       — А для чего я, по-твоему, хочу попасть в Пусан? Там должен быть тот, кто знает, как мне вернуться в свое тело обратно.       — А говорил, — цокает языком видун, — чтоб мы не сдохли.       — И это тоже.       В веске они с трудом уговаривают продать им нормальное количество еды и питья, ведь снова притворяться путником Тэхен отказывается. Чимин его, вроде бы, поддерживает, но с грустью смотрит на оказавшийся у них на руках пресный и скудный тормозок. Крысюк не мешает им ходить по домам и тавернам и спит, свернувшись в клубок на любимом месте под одеждой. Смущенно Тэхен ловит себя на мысли, что ему очень уж любопытно, как Чонгук выглядел человеком.       «Наверное, такой же чернявый и усатый, — думает он, — и с длинным-длинным носом. Было бы здорово увидеть!».       Уезжают они к вечеру, недалеко от вески устраиваясь на ночевку. Чимин предлагал переночевать в поселении, но Чонгук был очень уж против.       — Не та дорога.       Тэхену приходилось с ним соглашаться все чаще и чаще. Он чувствует, как все дальше от опасных дорог они оказываются, стоит лишь прислушаться к крысе, но сам вот так быстро и четко не может увидеть дороги.       — Так ты путник? — шепчет Тэхен ночью, когда оказывается не в силах уснуть.       Чонгук забавно проходится по его животу усами и чихает, прежде чем ответить.       — Видун. У путника должна быть крыса. А я сейчас она и есть. Вот ты, да.       — Я? — непроизвольно повышает голос Тэхен. — Но у меня нет крысы и я нигде не учился.       — Технически, ты украл меня — забрал себе, называй, как хочешь. Если бы твой Дар меня не принял, говорить друг с другом мы бы не могли.       — А как же Чимин?       — Меня может слышать каждый, кому ты разрешишь.       Тэхен хмурится. Что-то здесь не сходится.       — Но я не разрешал.       — Но и не запрещал ведь.       Когда Тэхен засыпает, ему снятся дороги. Мелкие и большие, с тысячами исходов, но одна — самая слабая и тонкая — сразу же привлекает его. Он не уверен, что ждет его там и точно ли это верный выбор, но тянется к ней, ступает. Его эфемерное во сне тело стремительно прижимает к земле, останавливает, но Тэхен настойчиво идет вперед, вырывается, пытаясь дойти до цели. И уже не во сне, по-настоящему, его Дар уходит на эту дорогу, выскальзывает из пальцев и, в конце концов, тянет силы даже из Чонгука, пригревшегося на животе, как тянет силы любой путник из своей крысы.       Вот только даже проснувшись и поняв, что во что-то вляпался, Тэхен не находит в себе сил в этом признаться.       Ведь это точно как-то связано с ним.       С Чонгуком.