Откуда растут руки

Уроки всегда усваиваются из рук вон плохо, когда ученик отвлекается на сторонние дела. Если раньше Тацит заглядывал в вырез платья, когда Горза из-за жары распускала шнуровку, или на мускулистое бедро, когда она по той же причине подтыкала подол, то теперь восхищённо распахивал голубые, когда она заговаривала с ним, а то и краснел — отнюдь не из-за шедшего от горна жара. Юнца сводила с ума похоть, а по девкам он за всё время, которое жил в Подкаменной крепости, так и не сходил. Мот гро-Багол не просто делился, а возмущался, что Тацит намозолил ему глаз, но он вынужден терпеть присутствие того из уважения к старшей сестре, настойчиво предлагая той поселить своего ученика у себя. Видимо, придётся так и сделать, решила Горза и опустила гудевшие после трудного дня ноги, когда дверь открылась. Во всяком случае первое время, пока в Таците кипит страсть, как выразился однажды он сам, а точнее, пока его яйца переполнены, и он готов бегать на кухню и выпрашивать у поваров ужин. Запахло тушеной со специями свининой, и рот Горзы наполнился слюной. Мясо она страсть как любила, поэтому заторопилась к столу и приняла миску. — Себе почему не взял? — уточнила она, жуя. Дури вроде этикета она не понабралась и не видела ничего зазорного в том, чтобы одновременно есть и разговаривать. Тратить время на болтовню и дожидаться, пока мясо, над которым похлопотал как пить дать Антон Виран — может, он и уроженец Предела, но готовил прекрасно — остынет. Тацит опустил глаза — ну ни дать ни взять юная влюблённая аристократка-имперка, а не пытавшийся освоить отнимавшее немало сил кузнечное ремесло ученик. — Слишком много специй, — признался он. — У меня от таких блюд изжога. Горза взглянула на его ладонь, широкую и грубую. Плохо, ой, плохо получалось у Тацита играть неженку! — Бери вилку, — приказала она, пододвигая к нему стакан со столовыми приборами и тарелку. — И больше не смей дурить голову. Жрать эль с Мотом и закусывать солониной больной желудок тебе не помешал. — Я… — проблеял Тацит, отшатнувшись. Ну ни дать ни взять барашек! Его волосы, отмытые от сажи и завившиеся, напомнили овечью шерсть. — Если завтра свалишься без сил, я тебя сброшу в реку, чтобы пришёл в себя! — Горза не стала напоминать ученику, насколько тот бездарен и откуда выросли у него руки. Тот и так это усвоил. Угроза помогла. Взяв вилку, Тацит нанизал кусок мяса и надкусил. Ел он жадно, что неудивительно — поработал он сегодня, Горза сказала бы, если бы не безнадёжно испорченная подкова, на славу, и его желудок не вернул пряную пищу. Ясно, солгал! Как пить дать не смог допроситься вторую порцию у Рондаха или Войды… …и отдал блюдо своей наставнице, а не сожрал сам. Как кузнец Тацит ковался туго, а вот науку ухаживать за понравившейся женщиной он освоил. Да только не учёл, что Горза гра-Багол — не его соотечественница-имперка, а орчанка, не выносившая, когда перед её носом трясли гузкой. Если дать волю Тациту, он в следующий раз обдерёт полянку, чтобы преподнести ей сраный букетик. Горза не видела смысла в бесполезных подарках и предпочитала ничего не получать. Цветы она любила, когда, лёжа на земле, вдыхала их аромат, живой и насыщенный, а не тот, который они источали, погибая без корней. Значит, пора прекратить эти брачные игрища прямо сейчас, а для этого — либо прогнать ученика, либо… Горза усмехнулась и, прожевав, облизала один за другим клыки, после, придвинув стул к окаменевшему от неожиданности ученику, потребовала: — Ну-ка поцелуй меня! — В-вы… с-серьёзно?! — Тацит отшатнулся и моргнул. Этого и следовало ожидать… — Я хоть раз шутила? — Горза бессильно закрыла глаза. Следовало ожидать, что Тацит окажется таким же, как и остальные желавшие попробовать орчанку в постели, но ссавшие в штаны при виде клыков и потому — уворачивавшиеся от поцелуев. Тем лучше: глядишь, он поумерит пыл и начнёт либо справляться руками, которые только и годились на то, чтобы держать в них собственный конец, либо уйдёт… Горза едва успела подумать о том, что ей будет не хватать ученика, сберегавшего её время и готового принести всё, что она потребует — от воды в кузню до ужина в её комнатушку в Подкаменной крепости. Она от неожиданности вздрогнула, когда Тацит резко прильнул к ней и, притянув её к себе за плечи с такой силой, что льняная рубашка затрещала, припал к губам. Застоявшаяся страсть побудила его терзать губы Горзы и приоткрыть свои, впуская язык. Та почувствовала его сердцебиение, и оценила, насколько крепки объятия. Силы в Таците Саллустии предостаточно, даром что как кузнец он полный бездарь… Он смело углубил поцелуй, придвинувшись ближе, и Горза опустила ладонь на его пах, легонько сжав. Напрасно, ой, напрасно она это сделала. Знала ведь, предполагала, что́ ощутит, но не предполагала, что Тацит отстранится от неё и, закусив губу, подавит стон. Его лицо раскраснелось, точно он только что раздувал мехами горн. Он опустил голову. — Восемь, я только… — пытаясь отдышаться, проговорил он, — надел свежее бельё. Несомненно, это то, что следовало проговорить после экстаза. Его волновало не то, что он, как отрок после пошлого сна, кончил прямо в штаны, а перепачканное исподнее. — Постираешь, невелика наука! — Горза сложила руки на груди и уставилась на начавшее светлеть лицо ученика. — Ни разу не трахался, что ли? — Трахался! — Тацит закусил губу и зажал ладони между коленями. — Я не хотел… Простите меня, я не ожидал, что получится так. Даже в первый раз у меня всё получилось! — Брось. Мне подробности твоих постельных подвигов неинтересны, — оборвала его Горза. Поднявшись, она одёрнула края измятой рубашки. — Сиди, я принесу твои вещи. Покинув спальню, она бессильно прислонилась к двери. Настолько никудышнего любовника, который кончил, даже не сунув член в лоно, у неё ещё не было. «Хоть бы в чём-то ты, Тацит, был хорош — либо в кузнечном ремесле, либо в постели», — мысленно упрекнула она ученика.